Неправильная омега

Что, если?.. Можно прожить немало скучных дней, похожих, как некрасивые близнецы, друг на друга. А потом наступает такой, когда человек задумывается о будущем и задает себе этот вопрос. День, когда приходит время подумать о возможностях. Реджина отдает себе отчет, что за последние несколько дней они с Эммой поднялись еще на пару пролетов лестницы, ведущей в неизвестность, и нуждается в осмыслении того, что между ними теперь установилось, того, что в редкие минуты честности с собой она называет «отношениями». Что, если омега, поцеловав ее, хотела сказать что-то большее, чем просто поднять ставки в их близости? Что, если она начала воспринимать Реджину не только как большую мурчащую таблетку, не как осознанно выбранное наименьшее зло для усмирения гормонов, не просто как удачного партнера для постельных забав, а… Додумывать эту мысль было очень страшно. Реджина сложила в чемодан вещи и теперь вертит в руках коробку с контрацептивами. Вовсе необязательно брать их с собой; даже в случае спонтанного приключения в большом городе ей не составит никакого труда быстро раздобыть их, чтобы использовать по назначению. Вопрос о том, брать или не брать презервативы в командировку, был скорее символическим, и именно поиск ответа на него привел мадам мэр к размышлениям о возможностях. Миллс вспоминает мягкость Эмминых губ и их напор, быстро сменившийся лаской, и, неосознанно улыбаясь, касается рта кончиками пальцев. Они целовались, о Господи, сегодня они поцеловались! После грубых животных случек, после того, как они перепробовали столько поз, после взаимных оральных ласк, наконец, после того, как они отказались от резинок и Реджина несколько раз кончила в омегу, у них все же случился первый поцелуй. И он был одновременно диким, нежным, страстным, утешающим — как вся противоречивая история их знакомства. Мадам мэр догадывается, что для нее самой эти отношения давно пересекли границу дружеской поддержки и взаимовыгодного траха, но что это все означало для Свон? Рано утром Реджине предстоит покинуть Сторибрук, и времени на разговор уже не оставалось. Впрочем, даже если бы оно и было, трудно вообразить, каким бы получился их диалог. Реджина мысленно прикидывает фразы для его начала, и все они кажутся ей ужасно пошлыми и напыщенными, в духе семейного девиза Прекрасных «Я всегда найду тебя». И это ведь еще учитывая, что, начиная перебирать возможности, она сознательно вынесла за скобки возлюбленного Эммы. Киллиан Джонс был самым жалким и подлым альфой, какого только можно представить, но все же именно он стал тем, кому Спасительница отдала свое сердце. Именно он сумел одомашнить непокорную омегу. Ему она прощала измены и оставалась рядом. Из-за расставания с ним Свон была настолько безутешна, что даже позабыла о собственном здоровье. Его она ждала, при каждом удобном случае устремляясь на причал, словно афинский царь Эгей, высматривая на горизонте знакомый парус. Размышления приводят Реджину в мрачное настроение. Что, если… Что, если Спасительница захочет чего-то серьезного со Злой Королевой? Хм… Даже заданный вопрос звучит в голове издевательски и насмешливо, и мадам мэр трет виски, стараясь избавиться от появившейся боли. Все это было невозможным по доброй сотне причин. У нее не было ни одного шанса начать с Эммой Свон что-то осмысленное. И уж точно не было ни малейшей возможности, что омега разрешит ей почесать зубы о свою шею. Реджина открывает коробку, достает оттуда два синих квадратика; подумав, прихватывает еще два и укладывает их в сумку. Защита пригодится, когда она окажется в клубе. Утро выдается суматошным; поцеловав сына, Реджина укладывает вещи в багажник автомобиля и отправляется к городской черте. По мере того как «мерседес» оставляет милю за милей, застрявшие в голове мысли о белокуром шерифе понемногу покидают ее. Мадам мэр пытается сосредоточиться на предстоящих задачах и преуспевает. Когда в Портленде они встречаются с Джейн Тилби, их разговор получается деловым, профессиональным и коротким. Сенатор откровенно рассказывает о развернувшейся подковерной борьбе, о результатах опросов общественного мнения и перспективах, а также обещает познакомить Реджину с наиболее значимыми фигурами демократической партии в их штате. — Вы стали моей правой рукой, Реджина, — с улыбкой признает Тилби, — и многие мои однопартийцы уже видели вас на встречах с избирателями; настало время сделать это более официально. Последующие три дня проходят для Реджины примерно одинаково: она знакомится с новыми людьми — преимущественно альфами, а также их помощниками, изредка — супругами. По схожей схеме идут и переговоры. Некоторые встречи проходят с глазу на глаз, но на тех, где Реджина присутствует, Тилби сулит собеседникам ответную поддержку, однако в большинстве случаев старается избегать конкретных обещаний; также Джейн с плохо скрытой гордостью демонстрирует результаты опросов общественного мнения в городах, в которых она уже выступала, хотя демократы, безусловно, и сами знают статистические выкладки. Ранее Стентон дважды пытался убедить коллег выдвинуть его на пост сенатора, но проигрывал праймериз со значительным отрывом, однако Тилби признает, что политический вес конкурента за последние два года существенно вырос, и готовится к соперничеству с полной самоотдачей. Это импонирует Реджине, которая и в должности мэра, и будучи Злой Королевой, выполняла свои обязанности с истинным перфекционизмом. Хотя Реджина мало участвует в ведущихся разговорах, имея богатый опыт дворцовых интриг, она старается быть полезной сенатору в оценке собеседников; ей приятно, что Джейн каждый раз внимательно выслушивает ее и, как правило, соглашается. Только однажды они крупно поспорили, когда Реджина, скромно улыбавшаяся всю встречу с Уиллсом (омега несколько сроков избирался депутатом в Палату представителей и считался влиятельным демократом из старой политической династии), после его ухода категорично заявила: — Этот парень продался Грину. Джейн только посмеялась над ее доводами, основанными преимущественно на «бегающих глазках» и «нездоровом румянце» Уиллса, а потом, когда Реджина стала настаивать, даже рассердилась. — Да ладно, Реджина! «Так всегда выглядят заговорщики»? Это, полагаете, достойный аргумент, чтобы начать проверку? Реджина уклончиво пожала плечом. Уиллс действительно выглядел, как типичный заговорщик, но едва ли стоило упоминать об имеющемся у нее богатом опыте наблюдений за подобными типами. Раздраженно фыркнув, властная альфа все же сказала помощнику «по особым поручениям» негласно проверить Уиллса, и уже через несколько часов выясняется, что финансовые дела семьи депутата сильно пошатнулись из-за тайного алкоголизма его супруга и их общего порочного пристрастия к азартным играм; и Тилби уже задумчиво почесывает подбородок, по-другому осмысляя состоявшийся с Уиллсом разговор об организации партийных сборов, и с новым уважением смотрит на Реджину. — Послушайте, Джейн, — отмахнувшись от комплиментов, произносит сторибрукский мэр, — ведь то, что мы сейчас видим, далеко не единичный случай. Знаете, когда-то Генри уговорил меня посмотреть с ним несколько фильмов ужасов, и я четко уяснила одну закономерность: бесполезно бороться с плодами зла — будь это жуткие пришельцы или ядовитые пауки; всегда нужно найти его источник, главную порождающую их сущность, и уничтожить ее. — Интересно, — замечает внимательно слушающая ее Тилби, — я, кажется, понимаю вашу мысль. — Да, — воодушевленно продолжает Реджина, — и ведь нам известен этот источник: его зовут Гай Грин, и он стал таким популярным не только из-за назревшей у бет неудовлетворенности своим положением; все эти плакаты, митинги, даже эта такса Терри, Господи прости, выглядят, как хорошо поставленный спектакль. — И? — нарушает наступившую паузу сенатор. — …И это весьма дорогостоящая постановка. Если мы сможем найти тех, кто финансирует движение Грина, поразим чудовище в самое сердце. — Да, — улыбается Джейн Тилби. — Я действительно впечатлена. — Правда? — гордится собой Реджина. — Конечно. Наши аналитики пришли к тем же умозаключениям. — О, — смущается Миллс. Куда ее понесло? Эта страна очень отличается от Зачарованного леса, главным образом, скоростями. Конечно, умные головы в «партии альф» давно сделали такие очевидные наблюдения. — Проблема в том, Реджина, — задумчиво продолжает Тилби, — что эти денежные потоки крайне трудно проследить. Мы прибегаем… к разным методам. Но все же мистер Грин и источник богатства организованного им движения по-прежнему остаются неуловимы. Миллс с пониманием кивает. Дело было даже не в тайне пожертвований; Реджина не строила иллюзий о чистоплотности способов, к которым прибегали, раскапывая скрытое русло денежных вливаний в антиальфовый проект. Просто кто-то был хитрее и по-прежнему опережал их на несколько ходов. — Что, если неофициально побеседовать с республиканцами? — предлагает Реджина. — У них наверняка те же самые проблемы: подкуп членов партии, саботаж, борьба за голоса с беспартийными кандидатами, поддерживаемыми Грином… — И это уже сделано. И делается. Мы сейчас в постоянном контакте, — говорит сенатор. — Обстановка у нас еще ничего, а вот Нью-Йорк и несколько западных штатов, если бы выборы проводили сегодня… — Ого, — понимает недосказанное Реджина. — Получается, СМИ пока удается контролировать? — Отчасти, — пожимает плечами сенатор. — Грин и его сторонники действуют очень разумно, — подумав, признает Реджина. — Они концентрируют усилия на самых населенных штатах, от которых избирают большее количество депутатов Конгресса, и сенаторы от которых наиболее влиятельны… Она бросает извиняющийся взгляд на Джейн; сенатор, усмехнувшись, замечает: — Они недооценивают маленькие штаты. — И они недооценивают один маленький сельский штат, — уточняет Реджина. — И одного из его сенаторов, — приосанившись, добавляет Джейн. — И советников этого сенатора, — вторит с ухмылкой Реджина. — Они недооценивают Мэн! — одновременно заключают альфы и начинают хохотать. — Ах, если бы другие наши демократы были похожи на вас, Реджина! — искренне восклицает сенатор. — Тогда Грин был бы не страшен нам, даже будь он арабским шейхом, а его такса — инопланетянином. Сторибрукский мэр улыбается, а Тилби продолжает: — Мои супруга и дочь накануне вернулись из Нью-Йорка. Приходите сегодня к нам на ужин, Реджина? — С удовольствием, — искренне отвечает та. После разговора Реджина звонит Генри. С восторгом неофита сын нагружает ее грудой технических терминов, рассказывая о починенном мотоцикле Бута, а потом намекает, что на семейном обеде в выходные ее будет ждать сюрприз. — Я, кстати, думаю, тебе даже не придется запекать утку, — говорит подросток. — Мы с ма сами все приготовим! — Какие вы стали самостоятельные, — удивляется Реджина. — Огромный прогресс для людей, у которых в быстром наборе под единицей — пиццерия. — Ага! И это все потому, что ты здорово вдохновляешь маму, — замечает Генри. — Правда? — помедлив, спрашивает Реджина. — Почему ты так думаешь? — Разве не помнишь, как ты сказала Эмме, что вкусно готовить может научиться каждый, если приложит усилия? Как раз после этого мама наконец-то поверила в себя и стала совершенствовать кулинарные навыки. Вчера к нам заходила бабушка и просто нахвалиться не могла ее творожным суфле! — Очень хорошо, — одобряет Реджина. — А как у тебя дела, мам? — Все в порядке. Сегодня ужинаю с семьей Тилби. — Передавай привет им всем! — Непременно, — обещает Реджина. — Знаешь, сынок, еще только среда, а я… так соскучилась. — Я тоже, мам. Но ведь до выходных осталось не так много дней. Потом, ты же сегодня повеселишься, да? — Да, дорогой. Ох… не слушай меня, что-то я расклеилась, — вздыхает Реджина. Как бы ей хотелось сейчас быть рядом, обнять сына, потрепать его непослушные вихры… Скомканно попрощавшись, Реджина какое-то время посвящает пассивному отдыху, потом начинает собираться на ужин. Темно-серый брючный костюм и неизменные шпильки, гладкая белая блузка. Чтобы вид не был таким официальным, она расстегивает две верхние пуговицы. Дорога занимает минут пятнадцать, и все это время Миллс думает о матери своего сына. Они каждый день обменивались сообщениями, но исключительно по делу: Эмма регулярно отчитывалась о состоянии правопорядка на вверенной ей территории, а также заверяла, что Генри накормлен, здоров и не очень утомлен на своей работе. В переписке трудно уловить интонацию, и Реджина, получив очередное прохладное сообщение, начинала думать, что тот поцелуй лишь привиделся ей. Может, из-за того, что эта командировочная неделя проходит более размеренно, или по какой-то иной причине, ей очень не хватает Свон. И дело было даже не в сексе. После той вакханалии, которую они устроили перед отъездом, Реджина пока не испытывает желания покрыть омегу. Но она не отказалась бы, если Эмма обняла ее, как она это делала, когда они засыпали вместе, или просто шла рядом во время прогулки и, может, взяла бы ее за руку, или… И Реджина снова ловит себя на том, что касается кончиками пальцев своих губ. Она помнит каждое мгновение поцелуя, который подарила ей Эмма. И ей хочется получить и отдать омеге много таких поцелуев. Все это слишком напоминает сентиментальное дерьмо, от которого каждый раз зарекалась Реджина, оказавшись с разбитым сердцем. Но тщетно. Она уязвима. Эмма и Генри. Ради любого из них она сейчас готова на все. Как ни иронично, это «все» сейчас включает в себя пойти и трахнуть течную омегу, чтобы не искушаться больше нежной шеей Эммы Свон. Реджина решила больше не откладывать этот насущный вопрос и отправиться в клуб сразу после ужина у сенатора. Она уже положила презервативы во внутренний карман жакета, хотя и чувствовала себя очень погано при этом. Дружелюбный прием, оказанный ей в доме сенатора, заставляет Реджину отвлечься от грустных мыслей. Хизер обстоятельно рассказывает о своем времяпрепровождении в Нью-Йорке и о столкновениях митингующих сторонников Грина с «силовиками», Джейн иронизирует над своими страданиями, пока ее «девочек» не было рядом, а Саманта флегматично ест стейк и односложно отвечает, когда матери пытаются вовлечь ее в разговор, однако к середине вечера и она заметно оживляется и даже начинает реагировать на реплики сторибрукского мэра, так что за столом в какой-то момент становится шумно и весело. Хизер решает устроить шоколадное фондю и уходит на кухню; Джейн вызывается помочь супруге. — Миловаться пошли, — снисходительно глядя в сторону закрывшейся за матерями двери, комментирует Сэм. — Хм, — смущенно улыбается Реджина, не зная, как реагировать на это замечание. — Двадцать лет вместе, но мама Джейн после каждого, даже недолгого, расставания с мамой Хизер превращается в Тарзана, — пожимает плечами омега. — Тебя… не задевает это? — осторожно уточняет Миллс, никак не реагируя на каламбур. — Как это может задеть? Мои родители влюблены друг в друга, и… это же здорово. Просто в такие минуты я думаю, будем ли мы с Кевином так относиться друг к другу хотя бы через десять лет? В голосе девушки слышится большое сомнение. Тихо вздохнув, она продолжает: — Что, если он найдет себе кого-то другого? Привлекательнее, моложе… Я не смогу никогда быть до конца уверенной в нем, потому что моя природа не будет воздействовать на него так, как могла бы влиять на альфу… — Вы любите друг друга? — спрашивает Реджина. — Да, — кивает Сэм. — Настоящая любовь может преодолеть все, — заверяет ее Миллс. Улыбнувшись, девушка мечтательно говорит: — Иногда я думаю, как было бы здорово, если бы люди жили без животных половых инстинктов… Можете такое представить? — Хм… думаю, да, — кивает Реджина. — Помню, я читала одну книжку Лема. Про астронавта, который вернулся из полета; на Земле за время его отсутствия прошли сотни лет, и общество изменилось настолько, что он никак не мог привыкнуть. Люди из этого будущего изобрели процедуру, которая лишала их агрессии… как уж она называлась… — Бетризация, — подсказывает Миллс. — Точно! — радуется Сэм, и ее большие серые глаза сияют. — Вы тоже читали? — Я многое читала у Лема. Описанная им утопия, в которой жили бетризованные люди, показалась мне очень любопытной. — А Оруэлла вы любите? А Брэдбери? Миллс улыбается ее энтузиазму и по-настоящему увлекается разговором. Страстью к чтению девушка напоминает Реджине сына, а сомнением своей омега-сущностью, которое было, скорее всего, проявлением юношеского максимализма, Сэм очень походит на Свон. Когда чуть растрепанные сенатор с супругой возвращаются с невразумительным рассказом, как они искали, но так и не нашли фондюшницу, Реджина и Саманта лишь переглядываются с улыбкой, как хорошие друзья. После этого Хизер просит дочь помочь ей заварить чай, а Джейн предлагает гостье прогуляться по саду. — Сколько сортов роз! И самого разного цвета! Невероятно! — восхищается Реджина. — Это жена занимается, хотя у нас есть и приходящий садовник, который помогает поддерживать участок в порядке, — говорит Джейн. — Вам очень повезло с супругой, — искренне признает Реджина. — Да. Знаете, а ведь нас с Хизер свели родители. Мне было немного за тридцать, и я была намерена оставить работу адвокатом и всерьез заняться политикой, начав с самого низа. Статус семейного человека значительно ускорил развитие моей карьеры. — Прагматичный подход, — оценивает ее слова Реджина. — Но для вас он хорошо сработал, так? — Не мог не сработать, — улыбается Джейн. — Я счастлива каждую минуту брака. А когда Хизер подарила мне Сэм, стала счастлива вдвойне. — Здорово, я очень рада за вас и вашу супругу, — произносит Миллс. Она представляет Эмму в таких же, как у Хизер, сережках с бриллиантами, повзрослевшую, но все такую же притягательную, с меткой Реджины на шее; в их доме гости, они шумят и веселятся за столом, а мадам мэр, улучив момент, под надуманным предлогом уводит омегу на кухню и, прикрыв дверь, страстно целует, а потом заворачивает подол серо-жемчужного платья Свон, подсаживает ее на столешницу, расстегивает ширинку своих брюк и… — Вы очень впечатлили моих коллег, Реджина, — произносит сенатор. — А? — Половина тех, с кем мы встретились за эти три дня, спросили, почему вы никогда не баллотировались в депутаты штата. Другие не спросили, скорее всего, лишь из-за собственных политических амбиций. Партия могла бы уже в этом году поддержать вас. Неплохо для новичка, а? — Но моя задача ведь совсем в другом, — удивленно замечает Миллс, — помочь с голосами на выборах в Сенат. — И вы хорошо с ней справляетесь, — говорит Тилби. — Но посмотрите на ситуацию более широко: вы альфа, воспитываете приемного ребенка с самого его рождения, причем, что сейчас очень актуально, бету. У вас прекрасный дар убеждения и яркая харизма. Вы хороший оратор, Реджина, и можете быть и дипломатичны, и, наоборот, угрожающи в своей риторике. У вас великолепная память на цифры, замечательный аналитический ум, сильная интуиция, а еще вы умеете отменно держать удар. Такой набор качеств можно найти далеко не у каждого губернатора или конгрессмена. Почему же вы решили, что быть мэром крошечного закрытого городка — это ваш предел? — Хм, — задумывается над ответом Реджина. — Я вижу в вас задатки государственного деятеля, который может сделать для американской нации немало хорошего, — с торжественностью в голосе произносит Джейн, и Реджине не требуется дар Свон, чтобы понять: сенатор верила в каждое сказанное слово. — Я никогда не планировала переезжать куда-то из Сторибрука, — осторожно замечает Реджина. — И, может, это было заблуждением? — улыбается Джейн. — Из вас можно сделать настоящую политическую звезду, которых так мало сейчас у демократов. Видели последнюю схватку моих нью-йоркских коллег с Грином? Он просто размазал их по стенке в прайм-тайм на Эн-Би-Си! — Это была удручающая картина, — признает Миллс. — Реджина, — очень серьезно продолжает Джейн, — еще вы должны знать, что неофициальная партийная проверка в отношении вас закончена. — Вот как? — неопределенно отзывается Миллс. — Не самая веселая штука, и обычно я предпочитаю не обсуждать такое, — дергает плечом сенатор. — Впрочем, мне приятно сообщить, что ваша биография подтверждена по каждому пункту. Родители-юристы, гарвардское образование, трагическая потеря супруга-мэра, трудное решение стать главой города, победа в тяжелой предвыборной гонке, усыновление маленького сироты-беты, — все это впечатляет! «Что впечатляет по-настоящему, так это умение Темного запудрить мозги и отвести глаза проверяющим даже через городскую границу», — думает Миллс. — И все же кое-что я считаю крайне важным обсудить с вами, Реджина, — серьезно произносит Джейн. — Что же? — Ваше… хм… одиночество. Они подходят к беседке, увитой плющом; сенатор жестом предлагает гостье присесть и располагается рядом. Реджина решает пока промолчать, поскольку прямой вопрос задан не был; поняв это, Джейн Тилби вздыхает и мягким, едва ли не извиняющимся тоном, продолжает: — Вы сказали, что у вас нет серьезных отношений, Реджина. Но то небольшое наблюдение, которое было предпринято в отношении вас, заставляет усомниться в этом. — Наблюдение? — настораживается Миллс. — В рамках все той же проверки, — морщится сенатор. — Когда вы в прошлый раз посещали Портленд. Реджина молчит, крепко сжав челюсть. Каким-то образом ее потрахушки с белокурым шерифом стали известны демократам штата Мэн. Плохо. Вполне возможно, их будут обсуждать в семье сенатора. А Сэм и Генри теперь общаются в социальных сетях, и кто знает, вдруг эта информация станет… — Только не подумайте, Реджина, будто я упрекаю вас в том, что вы солгали мне или что скрываете отношения с омегой из вашего города, — спешит оговориться Джейн. — Просто понятие «личная жизнь политика» — это ведь оксюморон. Стоит политику выйти на свет, и все его действия начинают рассматриваться конкурентами, СМИ и избирателями через лупу. «Я не собираюсь становиться политиком где-то еще, кроме Сторибрука», — хочет возразить Реджина, но не успевает, потому что Джейн понимающе кладет свою ладонь на ее запястье и немного сжимает. Этот дружеский жест в сочетании с улыбкой показывает, что сенатор не осуждает тайную связь одинокой альфы, и все-таки Реджине не по себе. Что навело следящих за ней людей на мысль, что ее встречи с шерифом — что-то большее, чем просто удовлетворение либидо? И были ли они на самом деле чем-то большим? — Хм, мне очень неловко говорить об этом, Реджина, — вздыхает Тилби. — Просто хочу для себя понять что-то. Ваши отношения с этим человеком… на самом ли деле серьезны? Реджина бледнеет. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос. — Знаете, когда наблюдатель показал фотографии, хм… все еще оставались сомнения. Хотя на них и вы, и омега выглядели очень счастливыми, — задумчиво продолжает сенатор. — Но также мы узнали, что вы провели вместе ночь в отеле «Леонардо», а потом, когда вы были в Нью-Йорке, я своими ушами услышала, каким теплым и заботливым стал ваш голос, когда вы общались по телефону. «Но ведь в Нью-Йорке я говорила с Эммой по телефону только вечером из отеля?» — удивляется Реджина. Беспринципность проверки делает ее все более сердитой. Получается, когда они с сыном отдыхали в номере, кто-то записывал их разговоры? И сенатор тоже слышала эти записи… — Пожалуйста, не хмурьтесь так, Реджина, ведь это вышло случайно, — быстро проговаривает Джейн, заботливо глядя на нее. — Просто мы с Генри шли рядом, когда ваш омега, мистер Хоппер, вам позвонил, помните? «Арчи?» — удивляется про себя Реджина. — И, ради Бога, — покраснев, продолжает сенатор, — вы же не подумали, что эти фотографии были сделаны в какой-то компрометирующей ситуации?.. Я покажу их вам сейчас, чтобы вы не думали о нас, как о чудовищах! Тилби достает из внутреннего кармана жакета три маленьких снимка, и Реджина еле сдерживает усмешку, потому что, хотя на первой фотографии они с Арчи одинаково зачарованно нюхают распускающиеся бутоны в Розарии, на второй — дурачатся, делая селфи, а на третьей Сверчок галантно ведет ее, утомленную прогулкой на шпильках, под руку, но все же не она и не Арчи выглядят по-настоящему мило, а сторибрукский шериф, везде присутствующая на заднем плане: зевая во весь рот, пока ее спутники наслаждаются цветочными ароматами, с унылой и скучающей физиономией изучая циферблат часов, когда они делают селфи, наконец, задумчиво таращась куда-то вниз, когда бредет немного поодаль по дороге из Розария. «Омежка моя хорошая, как же я по тебе соскучилась», — думает вдруг Миллс с не уместной моменту нежностью. И в эту минуту Реджина вдруг понимает, что откладывала каждый вечер посещение клуба вовсе не из-за того, что устала или не было настроения. Нет, дело было не в этом. После того, что она испытала с Эммой, Реджина не нуждалась просто в доступном сексе с любой текущей омегой; раньше этого было достаточно, но теперь — нет. Теперь ей нужна была только Свон, и эта потребность была неумолимо сильной, и сейчас, в этот миг и час Реджина решает, что лучше склеит свои зубы смолой, чтобы в случайном порыве не укусить Свон, чем пойдет в клуб в тщетной попытке обхитрить свое спятившее либидо с другими. Осознав, что пауза в разговоре затянулась и Джейн настороженно смотрит на нее, Миллс произносит: — Арчи — мой друг, — и вспоминает, что на ипподроме говорила то же самое. — Гм, — с явным неудобством морщится сенатор. — Но вы… в коридорах «Леонардо» нет камер, однако нам точно известно, что мистер Хоппер не ночевал у себя в номере. Извините. «Мы с ним поменялись. Он боится верхних этажей», — мгновенно вспоминаются альфе слова Эммы. Теперь картинка окончательно складывается. Неясно как (подкупив горничную?), «наблюдатели» выяснили, что постель в соседнем, забронированном на имя Арчи Хоппера, номере, осталась заправленной. Те же люди (лучше не представлять, как они копались в мусоре) узнали, что ночью у нее был секс. Нетрудно было сложить один и два. Реджина вздыхает. — Что вы хотите услышать от меня, Джейн? Я одинока. И… у меня случаются связи. Арчи Хоппер действительно мой хороший друг. Я не солгала вам ни в чем. — Извините, — повторяет Джейн и снова осторожно сжимает запястье Реджины. — И я вам верю. Понимаю, как неприятен вам этот разговор, потому что имела очень похожий со своей матерью альфой, когда мне исполнилось тридцать. Но знаете, теперь я вспоминаю его исключительно с чувством благодарности. Она не отчитывала и не осуждала меня за случайные связи (а я тогда тоже частенько спала и с незнакомцами, и со своими друзьями-омегами, если они были к тому расположены). Но мама заставила меня задуматься. Реджина, я прошу то же самое сделать вас. Вы молоды, амбициозны и чертовски перспективны. Серьезные отношения с достойной вас омегой… вы хоть понимаете, чего вы сможете тогда достичь? Помедлив, Реджина кивает, из уважения к сенатору решив избежать спора. Разговор привел ее мысли в такое любопытное место, что теперь все, чего она хотела, это остаться одной и как следует все обдумать. Были ли альтернативные способы заглушить желание пометить омегу? Кажется, в одном из источников упоминались поцелуи, хотя и с оговоркой, что этот вариант не очень надежен. Ничего, ведь тот факт, что Эмма поцеловала ее первой, развязывает ей руки (точнее было бы сказать, губы), и, значит, она сможет целовать омегу хоть каждый день! Так, возможно, и удастся дотянуть до течки, а потом… — Кажется, я действительно заставила вас задуматься, Реджина, — произносит внимательно наблюдавшая за ней альфа. — Хм… Да, Джейн, определенно, — соглашается сторибрукский мэр. — Вернемся в дом, — предлагает Тилби. — Наверное, жасминовый чай как раз успел завариться. Надеюсь, вы не на диете? Мои девочки потратили немало времени, чтобы испечь торт. — Я очень люблю домашнюю выпечку, хотя не часто позволяю себе ею побаловаться, — признает Реджина. Они возвращаются в столовую. Украшенный глазурью торт — уже на столе, как и большой керамический чайник. Хизер разливает по чашкам чай, а Сэм режет и раздает торт. Между ними чувствуется напряженность, и Реджина думает, что пока они с сенатором гуляли по саду, омеги могли о чем-то поспорить. Намеренно не замечая насупленных бровей Саманты, Миллс возносит щедрые похвалы вкусовым качествам торта и интересуется его рецептом, а также восхищается разнообразием цветущих в саду роз. Хизер сдержанно отвечает на комплименты, а потом удивленно замечает: — Вот уж не думала, Реджина, что цветоводство и кулинария входят в число ваших любимых занятий! Моя супруга великолепна во многих вещах, но от сада и кухни обычно держится подальше. Джейн кивает в подтверждение и посылает жене ласковую ухмылку. — Я знаю, что эти увлечения считаются не очень-то альфовыми, — спокойно отвечает Реджина, — но розы — моя давняя страсть, а приготовление домашней еды стало моим излюбленным занятием после того, как я усыновила Генри. — Разве это не предрассудки — делить увлечения на альфовые и омежьи? — чуть ворчливо говорит Сэм. — Все относительно, — кивает дочери сенатор. — К примеру, я страстно люблю скачки, а твоя бабушка-альфа сходила с ума от рыбной ловли, но я не нахожу ничего странного, что ты унаследовала от нас эти увлечения, дочь. — Генри тоже любит удить рыбу, — говорит Миллс. — Я знаю, — улыбается Сэм. — Его фотографии из похода — красноречивое тому свидетельство. Общий разговор снова становится непринужденным, но уже поздно, и Реджина понимает, что пора откланяться. Сэм тоже заявляет, что отправится к себе, и, услышав, что ее машина в ремонте, Реджина галантно предлагает довезти ее до дома. Родители не возражают, и вскоре «мерседес» отъезжает от особняка сенатора, увозя с собой Реджину, Саманту и два огромных куска торта для каждой. — Ты давно живешь отдельно, Сэм? — интересуется Реджина. — Несколько месяцев. Мамы согласились, что это добавит мне самостоятельности. — У тебя замечательные матери, — задумчиво произносит Миллс. — Да… хотя им все еще не нравится, что я встречаюсь с Кевином. Сверните на перекрестке, пожалуйста. — Точно? Навигатор показывает, что надо ехать прямо еще полторы мили… — Я соскучилась по Кевину. Останусь сегодня у него. На следующем светофоре надо будет повернуть направо, там его дом. — Понятно, — кивает Реджина. Она сворачивает на боковую улицу и останавливает автомобиль в указанном девушкой месте. Омега вежливо благодарит ее, выпархивая на улицу. Двор многоквартирного дома, к которому направилась Сэм, не впечатляет Миллс: фонари светят тускло, у торца здания о чем-то громко спорит шумная компания подростков. Реджина внимательно наблюдает, как, цокая каблуками, омега с упакованным куском торта в руках пересекает двор, и запоздало открывает дверь, чтобы предложить Саманте проводить ее. Но девушка уже останавливается рядом с парадной, и Реджина возвращается на место, решив подождать несколько минут на случай, если парня Сэм не окажется дома. Когда она уже тянется рукой к зажиганию, Сэм действительно выбегает из подъезда. Омега со всех ног несется к другой стороне дома, едва не сбивая с ног проходящую по двору женщину; Миллс провожает девушку изумленным взглядом и выходит из автомобиля, чтобы окликнуть или даже догнать ее, но Сэм уже достигает проезжей части и отчаянно машет рукой такси, так что Реджине остается бессильно наблюдать, как желтый автомобиль увозит девушку прочь. Сразу решив, что она не оставит Саманту в непонятной ситуации, Реджина возвращается в «мерседес» и, развернувшись, выезжает на дорогу и прибавляет скорость, чтобы догнать такси. Ей почти удается это сделать, пока водитель преследуемого автомобиля не проезжает на «розовый», и Реджине остается только скрипеть зубами и пережидать на перекрестке, когда иссякнет поперечный поток. Местность за перекрестком оказывается очень знакомой, и Реджина мрачнеет, догадываясь, куда устремилась дочь сенатора. Проехав мимо отеля, украшенного розовой неоновой птицей, Реджина замечает впереди такси, хотя у нее и нет никакой уверенности, что это именно тот экипаж, в котором скрылась Саманта; интуиция, однако, подсказывает, что она движется в верном направлении, так что теперь остается только не отставать. Из боковой улицы, подрезав «мерседес», лихо выруливают два автомобиля, но Реджина все же видит за ними, как такси останавливается у хорошо знакомого ей клуба; Сэм выпрыгивает из машины и, что-то прокричав водителю, бежит к входу. Что она задумала? Миллс понимает лишь, что ей надо поторопиться, и это как раз не получается: улица слишком узкая, чтобы оставить «мерседес» на обочине, а вклинившиеся впереди автомобили, как назло, замерли, впрочем, судя по всему, не по своей вине, а из-за таксиста. Реджина видит, как полноватый мужчина в тюрбане решительно идет к клубу, но, получив категоричный отказ охраны, останавливается и делает неприличные жесты руками, должные, видимо, продемонстрировать, что он думает о величине пенисов приходящих в женский клуб альф. Наконец, водители впереди находят способ объехать брошенный посреди дороги автомобиль, едва не вжимаясь в стену стоящего напротив клуба дома; это дает Реджине пространство, чтобы проехать еще немного и свернуть на соседнюю улицу, где она и бросает криво поставленный «мерседес». Когда Миллс оказывается возле клуба, разгневанный таксист все еще стоит там, и Реджина с удивлением узнает в нем того, кто вез ее из «Фламинго» в «Леонардо» после первой ночи, проведенной рядом с Эммой, того, кто вручил ей листовку с перечеркнутой физиономией Грина. Но сегодня на одутловатом лице альфы отсутствуют любые признаки снисходительности, и его волосатые руки сжаты в массивные кулаки. — Разве я не прав? — громко спрашивает мужчина у спешащих мимо пешеходов. — Если нет у тебя денег, то на то ты и омега, чтобы всегда быть готовой расплатиться передком! — Вам не заплатили за поездку? — решает задержаться на минутку Реджина. — Да! — косясь на нее подозрительным, со смутным узнаванием, взором, подтверждает таксист. Реджина надеялась очень быстро вывести Сэм из клуба, поэтому было бы очень хорошо, если бы разъяренный альфа к тому времени уже уехал бы. Без лишних разговоров Реджина достает из кармана сто долларов и протягивает мужчине. — О, так это твоя малышка? — ухмыляется таксист, быстро пряча деньги за пазуху. — Поругались что ли? Реджина тяжело вздыхает и пытается выдавить из себя улыбку, но повеселевший альфа, кажется, удовлетворен сделанными самостоятельно выводами, так что, похабно подмигнув в сторону клуба и присвистнув, садится в свой автомобиль и уезжает прочь. «Малышка», — невольно повторяет про себя Миллс, останавливаясь у входа, чтобы заплатить. Какая муха укусила эту малышку? Оказавшись внутри, Реджина старается перейти на поверхностное дыхание. Слишком много течных омег, слишком темно, слишком дымно и шумно. Какая ирония, что вечер идет по первоначально задуманному сценарию, в котором Реджина думала посетить клуб, но только вот цель ее нахождения здесь совсем иная, чем планировалось днем. Она оглядывается по сторонам, потому что Сэм слишком симпатична, чтобы так быстро пройти через танцпол во второй зал, даже если он был ее целью; наверняка не одна альфа захочет позубоскалить с юной омежкой и, возможно, предложить ей что-то еще. Пальцы Реджины бессильно сжимаются, и она проходит сквозь толпу, игнорируя прикосновения к собственной спине и заднице, при каждой вспышке лазеров лихорадочно обыскивая танцпол глазами. Людское месиво вокруг хаотично движется, гоу-гоу омеги отплясывают что-то новомодное, и впервые в ее душу прокрадывается страх, что она может не успеть, что предположительно расстроенная или, по крайней мере, взбудораженная Сэм может натворить глупостей. Реджина решает исходить из худших предположений и продирается сквозь толпу к туалетам. Бинго. Русоволосая девушка стоит у стены, прижавшись к ней спиной и низко опустив голову, и сразу две очень взрослые альфы, сильно похожие друг на друга (с короткими спортивными стрижками, коренастые, с непропорционально широким тазом) похотливо нашептывают что-то омежке на ухо. Одна из них, темноволосая, с кривым носом, начинает откровенно тереться выпуклостью брюк о бедро Сэм; Реджина делает два шага вперед, окончательно выпутываясь из людского течения, и замирает напротив, оценивая ситуацию. Саманта, подняв голову, смотрит прямо на Реджину; глаза омеги большие и блестящие.