Неправильная омега

Как же приятно просыпаться от поцелуев. С Даниэлем у нее такой возможности не было, Король, к счастью, не имел подобной привычки, Грэму она не разрешала оставаться до утра, а с Робином все было настолько сложно, что каждый поцелуй приносил обоим больше боли, чем радости. И только когда было прожито так много лет, Реджина все же познала, каково это. Сквозь утреннюю дремоту, после нескольких часов сна в объятиях укрощенной тигрицы, Реджина проснулась в номере «Леонардо» от легких поцелуев. Эмма водила губами по ее щекам, что-то невнятно бормоча, целовала подбородок, затем губы… — Доброе утро, — хрипло произнесла Реджина, стряхивая с себя сон. — Доброе… — прошептала омега и поцеловала ее за ушком. Реджина открыла глаза, и ее губы растянулись в улыбку, зеркально отражая очень веселую Свон. — Могу я называть тебя Кудряшкой? — игриво поинтересовалась Эмма. — Что? А, я же вчера так и не посушила волосы… — досадливо поморщилась Реджина. — Выглядишь потрясающе, — заметила Свон, — может, пора сменить имидж? — Не думаю. Мэру города несолидно отзываться на прозвище «Кудряшка», — поджала губы Миллс. — Какая серьезная альфа, скажите, пожалуйста, — поддразнила Эмма. Зеленые глаза, налюбовавшись лохматой шевелюрой, опустились ниже, губы потянулись следом, к груди. — Эмма, у нас совсем нет времени, — с грустью заметила Миллс. — Совсем-совсем? — Увы. Реджина вздохнула, но тут же усмехнулась от того, как надулась Эмма. — У меня встреча с Джейн, а потом с Томасом Смитом. Надеюсь, сегодня мы окончательно утрясем все разногласия по инвестиционному договору, — пояснила альфа. — Мне тоже пора, — признала Эмма. — Надо подежурить в участке и успеть приготовить ужин для Генри. Наш пацан всегда такой голодный после работы в автосервисе! — Он все еще растет, — кивнула Миллс. — Ну что, встаем? Эмма застенчиво взглянула на нее; правильно поняв, Реджина соединила их губы, и они целовались несколько минут, хотя и старались не заходить слишком далеко в ласках. Именно об этом поцелуе вспоминает сейчас Реджина, нанося макияж. Она вернулась в Сторибрук накануне и потратила вечер на обсуждение рабочих вопросов со своим заместителем; сегодня должен состояться запланированный ужин с Генри и Пэйдж в доме Свон, однако до вечера надо еще уладить пару вопросов, и никак не получится увидеть омегу раньше. Прошло всего два дня после того, как они целовались, проснувшись утром в гостинице, но, с другой стороны… прошло целых два дня с их последнего поцелуя! Реджина грустно усмехается своему отражению. Она снова позволила себе привязаться. И к кому? К гормонально нестабильной омеге, к тому же страдающей от разрыва с любимым человеком. Вздохнув, Реджина приказывает себе не драматизировать. Все, кроме Вселенной, конечно: чашка кофе, лето, свободное место в шкафу, даже собственная жизнь. Почему же отношения должны быть иными? Какое-то время Эмма будет делать ее ночи светлее. А потом Реджина снова останется одна. Хозяйка особняка берет клатч, ключи и идет в гараж за «мерседесом». Дверь открывает Дэвид; Нил, едва увидев гостью, громко вопит приветствие и без всякой стеснительности бежит обниматься. Реджина понимает, что тоже соскучилась, когда позволяет маленьким ручонкам обхватить себя за шею, и целует малыша в щеку. Была ли Эмма в его возрасте такой же открытой? Наверное, да. По крайней мере, пока предательство взрослых не стало для нее нормой. После того как Нил гордо продемонстрировал ей свои последние достижения в живописи и лепке, они договариваются с Прекрасными, что Дэвид погуляет с сыном в парке, а потом его сменит Реджина. Когда мужчины уходят, на лице Снежки появляется озабоченное выражение. — Поговорим? — Для этого я здесь, — кивает Реджина. — Хотя твой чай действительно очень вкусный, — добавляет она заслуженный комплимент хозяйке дома. Снежка слабо улыбается и присаживается за стол, тоже делая глоток из своей чашки. — Реджина, я… не знаю, что происходит, — неуверенно начинает она. — Конечно, этот мир очень отличается от того, который мы знали прежде. Но… не в том, что касается человеческих чувств. Ненависть, любовь, ревность — они здесь точно такие же, какие люди испытывали и в Зачарованном Лесу, правда ведь? — Да. — И… учитывая это все, я действительно не понимаю, что делает Дороти, — морщится Снежка. — Ремонт наверху закончили? — Еще три дня назад. Теперь Руби снова там, и… я, конечно, не была, но Август очень громко рассказывал… В общем… ох… ну, там вся эта позолота и стразы… и… сияющие зеркала, и споты… словно… словно… — В борделе, — заканчивает за нее Миллс. Снежка лишь вздыхает. — А что Руби? — спрашивает мадам мэр. — Счастлива. На губах Снежки появляется слабая улыбка. — И Дороти, кажется, тоже. — Может, она сделала лоботомию? — предполагает Реджина. — Или… не знаю даже. — Вот и я не знаю. Ничегошеньки не знаю. И Бабушка в той же растерянности, и так же, как и мы все, решила к ним не соваться. — Это правильно. Мы можем только наблюдать со стороны, — говорит Реджина, — и надеяться, что это не кончится, как в прошлый раз… — Или хуже, — мрачно произносит Снежка. Женщины молча допивают чай. На лицо Снежки постепенно возвращается теплая улыбка. — Мы всегда будем рядом с Руби. И позаботимся о ней. Она очень хороший человек. И Дороти тоже понимает и ценит это. Потом… они ведь так влюблены. А чего не сделаешь ради любви, правда? — Да, — глухо подтверждает Реджина. Ее взгляд затуманивается, когда она вспоминает тех, кого любила. — Ладно, — неуклюже завершает беседу Снежка. — Спасибо, что пришла, Реджина. Мне стало легче после нашего разговора. Реджина задумчиво кивает. — Генри рассказал, что вы ужинаете сегодня у Эммы и Пэйдж тоже там будет, — с вопросительной интонацией говорит Снежка, когда гостья готова уже встать и проститься. — Все верно. Эмма, — мадам мэр не может удержаться от ласковой усмешки, произнеся это имя, — готовит ужин, а Генри ей помогает. Встал сегодня ни свет ни заря и умчался туда. — Он хочет впечатлить свою девушку, а еще очень переживает, как все это понравится тебе, — улыбается Белоснежка. — Думаю, ему не о чем беспокоиться, — произносит Реджина. — Ну, мне пора. Мы погуляем с Нилом, пообедаем в кафе, а еще зайдем к Кэтрин и Фреду посмотреть на их кролика. — Спасибо, что уделяешь Нилу время, Реджина, — сияет Снежка. — Он так привязался к тебе! — А еще спасибо мне, что вы будете с Прекрасным одни… — Миллс задумывается, — по меньшей мере часа три. Снежка краснеет и хихикает, потом пытается что-то сказать, но смущенно останавливается. Однако когда гостья уже подходит к двери, все же решается: — Знаешь, Реджина, когда мы сегодня говорили про чувства… Все-таки есть и что-то еще в этом мире, чего не было в прошлом. То, что происходит между мной и Дэвидом… — И слышать об этом не желаю, — с нескрываемой брезгливостью морщится мадам мэр. — Да я же не о подробностях! — отмахивается Снежка. — Знаю, кого-то это деление на альф и омег обрекло на страдания, как Руби, например. Но мы с Дэвидом… наша любовь, наша связь стала здесь гораздо глубже и… более страстной, чего скрывать. — У вас истинная любовь. И одно сердце на двоих, — равнодушно пожимает плечом Миллс. Однако Снежка упрямится: — Когда-нибудь ты поймешь, Реджина… Огонек, разгорающийся сейчас в светлых глазах, хорошо знаком альфе: останься она здесь еще на минуту, и ей будет прочитана лекция о полноте счастья с таким достойным омегой, как Арчи Хоппер, по воздуху поплывут сердечки, а за окном певуче защебечут птички. — Нил уже заждался меня! — выпаливает мадам мэр и откровенно сбегает. Снежка умудренно качает головой ей вслед. Однажды упрямая альфа устанет бегать от своего счастья, и тогда весь город погуляет на свадебном торжестве мэра. А организацию этого праздника они с Кэтрин возьмут на себя. Реджина проводит с Нилом целых четыре часа. Малыш Прекрасных подвижный, зато совсем не капризный и к тому же любознательный; очень интересно водиться с ним, хотя Нил задает слишком много вопросов, как и его племянник когда-то. После того, как Дэвид, искренне поблагодарив за помощь с сыном, забирает Нила, Реджина отправляется в лавку Голда. Темный инициировал эту встречу сам и был очень настойчив. Мадам мэр не знает о предмете разговора, но голос старого черта по телефону звучал тревожно, и она не смогла проигнорировать его приглашение. — Реджина, — без предисловий начинает Голд, — я долго думал о том, что ты рассказала мне о своем воспоминании. О том нападении на город, после которого у тебя начались проблемы с магией. Мадам мэр скрещивает руки на груди. К чему он клонит? — После того мы основательно укрепили городскую границу, — продолжает рассказывать Голд известные ей вещи, — а потом наложили усиленные заклинания отвода глаз и отраженного взгляда. — Да. — Так вот, — выходит Темный из-за своей конторки, — в четверг я проснулся очень рано и вышел в сад, чтобы срезать розы для моей супруги, — невозмутимо продолжает Голд, — и сразу почувствовал это. — Что именно? — Граница снова истончилась. В том же самом месте. Тебя не было в городе, и шерифа, как ни странно, я тоже не застал дома. В общем, я в одиночку устранил разрыв, но за ним теперь постоянно нужно присматривать. Реджина озадаченно кивает. — У меня появились мысли, как решить проблему окончательно, но для этого мне придется отлучиться на несколько недель, возможно, на месяц, — говорит Голд. — Пока меня не будет, ты как создатель города, даже с барахлящей магией, сможешь защитить Сторибрук. — Разве это не задача Спасителя? — И ее тоже, — соглашается Темный. — Я и хотел тебя попросить, чтобы вы пока не покидали город одновременно. «Сколько он на самом деле знает?» — думает Реджина, а вслух произносит: — Разумеется. Потом, не так много времени осталось до возвращения Зелины… Голд хмурится и твердо говорит: — Я все равно предпочел бы, чтобы в Сторибруке оставалась Спасительница или ты. — Ладно, — пожимает плечами Реджина. — И не пускай в город чужаков, — добавляет Голд. — Ну, это уж точно невозможно, — возмущается Реджина. — Мы подписали со Смитом договор, и его инженеры уже послезавтра будут здесь. — Они приняли условия об особом режиме работы? — настораживается Темный. — Да, хотя Том и посмотрел на меня как на сумасшедшую, — ворчит Реджина. — Он сказал, что даже в Пентагоне нет таких требований по безопасности. В любом случае мы обо всем договорились: его люди будут работать здесь только в светлое время суток и всегда в сопровождении гномов или Свон и Дэвида. Потом, это ненадолго: после утверждения проекта все работы будут проводиться бригадой Лероя и другими местными подрядчиками, а люди Смита будут лишь приезжать на инспектирование и обучение. — Хорошо, — кивает Голд. — Пока мы не выяснили, в чем угроза, придется быть осторожнее. Визит к старому антиквару оставил после себя неприятный осадок, и Реджина радуется, что на сегодня у нее запланирован очередной сеанс с Арчи. Кротко улыбаясь, психолог выслушивает тирады мадам мэр по поводу бесящей Белоснежки и параноика Голда, а потом спрашивает, не хотелось ли ей вспомнить былое и шарахнуть раздражающих людишек огненным шаром. Ненадолго задумавшись, Реджина с предельной честностью отвечает: — Нет… мне и в голову это не пришло. — А теперь я прочитаю тебе запись, сделанную мною ровно год назад, — интригующе говорит Арчи. Он достает пухлую тетрадь и, открыв ее примерно на середине, зачитывает: — Реджина Миллс достигла определенных успехов по сдерживанию агрессии. Во время семейного обеда с Прекрасными пациентке удалось три раза успешно побороть желание метнуть в них огненный шар. Четвертый был все же запущен, но быстро нейтрализован; пострадала только штукатурка на стене. — Нилу это понравилось даже, — обиженно замечает Реджина, — и потом, Генри с нами в тот день не обедал, вот я и… — Ты помнишь, почему запустила тогда огненный шар? — Снежка ляпнула… что-то наподобие того, будто зеленый цвет куда приятнее фиолетового, — вспоминает Реджина. — В общем, я взбеленилась из-за какой-то ерунды, — удивляется она, — хотя уже обещала Генри ограничить магию. — Думаю, скоро тебе не понадобятся визиты ко мне, Реджина, — улыбается Сверчок. — Правда? — Ты полностью социализировалась, — кивает психолог. — Разве что решишь проработать старые проблемы. Потери, обиды — здесь я вижу небольшое поле для работы. — Небольшое? — Ты ведь уже справилась со всем этим, Реджина, — говорит Арчи. — Ты примирилась. Основательная терапия тебе не нужна. Собственно, если у тебя есть человек, с которым ты сможешь время от времени обсуждать свои проблемы, этого вполне достаточно. — Я могу о многом поговорить с Кэтрин, Эммой и… даже со Снежкой, — признает мадам мэр. — И еще со мной, — добавляет весело Арчи. — Необязательно как с психологом. — Да. Я… недавно сказала в разговоре с другими людьми, что ты мой друг, Арчи. — Так оно и есть, — заверяет Сверчок. Реджина не скрывает широкую улыбку, выходя из офиса доктора Хоппера. Проживая день за днем, не всегда замечаешь перемены. Арчи помог ей увидеть прогресс. Не пройдя и пары шагов, она встречает Руби и Дороти. Парочка кажется ей также очень довольной жизнью. — Мы идем в кинотеатр, — поздоровавшись, хвастается сияющая Руби. — На мюзикл, — добавляет Дороти, закатывая глаза. — Здорово! — одобряет мадам мэр. — Генри говорил мне, что пошел на него только после уговоров Пэйдж, но потом и ему самому очень понравилось. — Вот видишь! — игриво дергает Руби свою возлюбленную за рукав. — Я же ни слова против не сказала… Реджина с улыбкой наблюдает, как, продолжая шутливые препирательства, парочка продолжает двигаться в сторону кинотеатра. Они выглядели счастливыми. И, значит, все остальное было неважно. Потом мадам мэр задумывается, могли бы они с Эммой сходить вместе в кино. Возможно, на какой-нибудь мультик вместе с Нилом? Но не так, как Руби с Дороти, нет, определенно, не так… Оказавшись дома, Реджина пару часов отдыхает, потом созванивается с Генри, чтобы уточнить, к которому часу подъехать и нужна ли ее помощь. Сын солидно заявляет, что они с Эммой справляются сами. До оговоренного времени Реджина убирает дом, а потом тщательно выбирает наряд. Сегодня их первый официальный ужин с девушкой Генри. Надо выглядеть соответствующе. К тому же там будет Эмма… Но нет, разумеется, она мерит третье платье исключительно ради Генри и Пэйдж. Ей почти удается убедить себя в этом, когда она выбирает наряд, изначально одобренный Генри: чуть легкомысленное платье в крупный горох, сдержанность которому придает черно-белая гамма. Паркуя «мерседес» возле дома Свон, Реджина замечает идущую по дорожке девушку в белом коротком платье. Пэйдж немного краснеет, здороваясь, и они вместе стучат в дверь. — Вы как раз вовремя! — сияет Генри и, схватив мать и любимую девушку за руки, тащит их в дом. — Ма, они пришли, включай! — кричит он в сторону гостиной. Реджина не успевает ничего сказать, как дом наполняют звуки «La Vie En Rose» в исполнении Эдит Пиаф и навстречу выходит улыбающаяся Эмма в классических черных «лодочках», кремовой блузке с зауженными рукавами и юбке колоколом с широким ремнем. Ее светлые волосы забраны в узел на затылке, и мадам мэр, кинув быстрый взгляд на свое платье в горошек, на намотанный вокруг горла Генри, несмотря на жару, шарф, на уложенные в «бабетту» волосы Пэйдж, начинает, наконец, понимать… И, если у нее и оставались какие-то сомнения, их развеивает сын, когда, хитро подмигнув, выключает освещение в холле, и при этом отчетливо становится видна переливающаяся разноцветными огнями гирлянда, приколотая к стене в форме Эйфелевой башни. — Bonsoir, — с чуть вопросительной интонацией произносит Реджина. — Bonsoir! — старательно копируя акцент, отвечает Эмма. — Salut! — улыбается во весь рот Генри. — Мы с ма решили устроить сегодня французский вечер! Как помнишь, мам, когда-то у нас был японский? Реджина кивает, с любовью глядя на сына. — Так вот почему ты сказал, что мне очень пойдет образ этой… Бардо, — запоздало понимает Пэйдж. — Кстати, вам очень подходит диоровский нью-лук, мисс… то есть мадемуазель Свон, — одобряет Реджина. — Вы тоже выглядите великолепно, мадам мэр. Пойдемте к столу? Они располагаются в столовой, и Реджина не перестает изумляться. Сколько сил Эмма и Генри потратили на этот вечер? Должно быть, много, учитывая, что на столе появляются, сменяя друг друга, рататуй, утиный паштет, салат нисуаз и картофельный гратен с беконом, и Реджина, пробуя от каждого блюда понемногу, все же не может опознать кухню «У Бабушки». Ей нравится и еда, и саунд-лист, состоящий из песен Шарля Азнавура, Дассена, Мирей Матье и все той же Пиаф. Собравшиеся стараются выдержать французский стиль до конца: сильно картавят и говорят «merci», передавая друг другу блюда, и, главное, им удается поймать легкомысленное, необременительное настроение, благодаря которому ужин вместо формального знакомства с родителями с первых же минут превращается в праздник, где никто не сидит, скромно или опасливо потупив глаза, но где все много шутят, и беззлобно подкалывают друг друга, и то и дело смеются, и где все очень искренни. Вина за столом нет, но они все равно чокаются фужерами с сиропом и то и дело произносят тосты с пожеланиями собравшимся. На десерт Эмма выносит вишневый киш, предлагает чай и кофе. Генри настаивает, чтобы они были последовательными теме Франции даже при выборе настольной игры, и раскладывает поле для игры в «Гуся», и все кидают по очереди кости, понемногу втягиваясь и начиная всерьез бороться, кто быстрее окажется в «гусином саду». Наконец, вечер завершается. Они с Эммой накануне обсудили парой смс-ок, как лучше поступить, ведь Генри просил оставить Пйэдж с ночевкой, но так и не пришли к окончательному решению. И теперь, когда Реджина чувствует себя такой счастливой, она вдруг понимает. Мадам мэр отзывает Эмму в сторону и, пошептавшись, подходит к сыну. — Правда? — хлопает он глазами, не в силах поверить услышанному. — И ма тоже не против? — Мэру и шерифу всегда есть, что обсудить, — заявляет, подойдя, Эмма. — Потом, я ночевала у вас и раньше, так что угловая спальня вроде как не чужая мне. Но… ты уверен, что отец Пэйдж разрешил? — Да, мамы! — торопливо заверяет их Генри. — Мы можем, если хотите, позвонить сейчас ему, я включу громкую связь… — Это лишнее, — решает Реджина. — Просто, Генри… помни о чем мы говорили, хорошо? Будьте осторожны. — И еще будьте… где-нибудь, кроме моей кровати, — тихо, но зловеще добавляет Свон. — Мамы! — стонет Генри, зажмуривая глаза и закрывая ладонями вмиг загоревшиеся щеки. — Я что-то пропустила? — не забывая красиво грассировать, осведомляется вернувшаяся из уборной Пэйдж. — И все-таки я волнуюсь за них, — говорит Свон, когда они с Реджиной прибывают в «мерседесе» на Миффлин-стрит. — Им скоро пятнадцать, — вздыхает мадам мэр, — и не думаю, что еще год или два что-то изменят. — Мы все равно будем переживать, да, — со вздохом соглашается Эмма. Она выходит из автомобиля и с интересом осматривается, и Реджина вспоминает, что прежде шериф не попадала в особняк через гараж. — Прошу, — улыбается мадам мэр и кивает в сторону двери. Они решают переодеться во что-то более удобное и посмотреть французскую комедию, чтобы, как Реджина заметила, «аутентично завершить этот идеальный вечер а-ля франсэ». Их выбор падает на «Восемь женщин» Франсуа Озона, и, хотя они садятся на диван на некотором расстоянии друг от друга, к середине фильма Реджина оказывается в крепких объятиях шерифа, прижимаясь спиной к омеге так, что чувствует каждое колебание ее грудной клетки. Обе заливисто хохочут, когда героиня Катрин Денев раскалывает бутылку о голову матери и закатывает ее в инвалидном кресле «успокоиться» в шкаф под шокированным взглядом сестры; оказывается, этот грубоватый эпизод у обеих является любимым, хотя Эмма робко заикается, что еще ей нравится Фанни Ардан и ее эффектные перемены черного и красного, на что Реджина сухо замечает, что горничная в исполнении Эммануэль Беар не менее симпатична. Дамы на экране продолжают искать выход из засыпанного снегом дома; Свон целует ее волосы, а Реджина вдруг нажимает «паузу» на пульте и разворачивается к Эмме. Сильные руки, облаченные сейчас в мягкую толстовку, ослабляют хватку, опускаются ниже, на талию альфы. — Эмма, — произносит Миллс, — это был невероятный вечер. То, что вы с Генри устроили… это было чудесно. — Я просто вспомнила о нашем вечере в «венском кафе», помнишь, как мы сидели тогда, в номере, в Бостоне? Еще дождь пошел… Обе, как по команде, оборачиваются к окну, за которым раздается легкий шум. — Дождь, — почему-то шепотом говорит Реджина. — Наверное, решил стать нашей фишкой, — шутит Эмма. — Значит… тебе все понравилось? Даже десерт? Я готовила его в тренировочных целях три раза, и всегда получалось не очень; мне кажется, даже сегодня… — Эмма, — перебивает ее с улыбкой альфа, — десерт был великолепен. Хотя я люблю более простое. — Что? — напрягается Эмма. — Безе. — Безе? — непонимающе смотрит на ее ухмылку Свон. — Baiser, — бархатно шепчет Реджина, — переводится как «поцелуй», «целовать» и… Губы Эммы впиваются в ее рот; они обмениваются нежными быстрыми поцелуями. — И?.. — спрашивает потом Эмма. — Ты не договорила…. Реджина выпутывается из объятий омеги и встает с дивана, сразу протягивая Эмме руку. — Ты все еще настаиваешь, что кроватка в угловой гостевой спальне соскучилась по тебе? — Не шути так, — осуждающе качает головой Свон и, принимая предложенную помощь, тоже встает. — Тогда пойдем, дорогая… Мы должны правильно закончить этот вечер, и это означает, что ты должна продемонстрировать мне и «французский поцелуй», и «французскую любовь»… Эта ночь отличается от других; она не менее страстная, чем былые, но появляется много простого, домашнего взаимодействия, когда они принимают душ, чистят зубы и вместе готовятся к постели. Эмма без колебаний соглашается лечь в «шестьдесят девять», и губы обеих ласковы и игривы, а потом Миллс устраивается сверху и вставляет отросток в истекающую влагой щелку омеги, многозначительно прокомментировав, что это тоже «baiser», и Эмма со смешком замечает, что это, наверное, неоригинальный рецепт, потому что оригинальный не предполагает крема, который, как она подозревает, в финале трапезы выдавится ей на живот, и тогда Реджина шепотом просит позволения кончить внутрь, чтобы не так явно «нарушать рецептуру», и омега, поломавшись для вида, соглашается. У обеих кружится голова, словно от катания на парижской карусели, и Реджину впечатляет лингвистическая подготовка шерифа, когда, извиваясь под ее тяжестью, она многократно стонет в такт ударам члена «oui» и «encore», но все это меркнет по сравнению с тем словом, которое выкрикивает Эмма, когда кончает, потому что это ее, пусть и укороченное, имя, что повторяется голосом Свон бесконечно сладко в ушах альфы: «Р-редж… Реджи!» И, позволяя убаюкать себя довольными поглаживаниями, Реджина осознает, что вне зависимости от того, что с ними будет происходить дальше, того, что за следующим поворотом уготовит жизнь, и какова будет расплата за этот идеальный вечер, оно того стоит. Строчки песни «парижского воробышка»продолжают крутиться в ее голове, даже когда мадам мэр засыпает: Non! Rien de rien… Non! Je ne regrette rien… Car ma vie, car mes joies Aujourd'hui, ça commence avec toi!