Неправильная омега

— Реджина, ну, хватит, — бормочет Эмма. Она сдвигается на постели, чтобы обнять закутавшуюся в одеяло альфу, но та намеренно отсаживается дальше, обиженно при этом сопя. — Господи, Реджина, — вздыхает Свон, — ну не делай ты из этого трагедию! — А я и не делаю, — бурчит одеяло. — Угу, я вижу, — скептически замечает омега. Реджина молчит; Свон приподнимается на матрасе и все-таки решительно обнимает упрямицу со спины, игнорируя ее слабые попытки высвободиться из сильных рук шерифа. — Я… со мной никогда такого не было, — пристыженно признается альфа. — Все нормально, — утешает ее Эмма. — Мы же не были вместе… сколько? Четыре дня? — Пять, — поправляет Миллс. — Твоим родителям вздумалось устроить семейный вечер перед нашим с Генри отъездом, и у нас не получилось уединиться. — Да, верно, — припоминает шериф. — Вот видишь! — Но раньше я занималась сексом не чаще раза в неделю, и у меня все равно не было такого, чтобы я… Реджина двигает плечами, снова пытаясь выпутаться из объятия омеги, но Свон держит крепко. — И что? Теперь твой организм привык к другому, — урезонивает она смятенную альфу. — Реджина, все же нормально… — Нормально? Я кончила, едва в тебя вставив, и ты называешь это нормальным?! — возмущается мадам мэр. — Хм… ну… ты была несколько быстрой на этот раз, — лукаво замечает Свон. — Смеешься надо мной, — горько вздыхает Реджина. — Не-ет, ну, нет же, — продолжает мягко увещевать ее Эмма. Она обвивает Реджину ногами и укладывает голову ей на плечо, ластясь. Принимая внимание омеги, Реджина начинает понемногу успокаиваться. — А помнишь, как ты набросилась на меня у яблони? Шипела, как сотня рассерженных кошек! — вспоминает вдруг Свон с улыбкой в голосе. — Ты и сама тогда шипела! — замечает Реджина. — И то, что ты учинила с моим деревом… Почему мы сейчас про это говорим? — Просто любопытно… Я имею в виду, посмотри на нас, Реджина, и вспомни, какими мы были раньше? Вечно ругались, спорили и не выносили друг друга! — Хм… Ну, — неохотно произносит Миллс, — если вспоминать о том эпизоде, у меня тогда… встал. — Что? Эмма от растерянности снимает руки с талии Реджины; альфа поводит плечом, позволяя одеялу сползти по спине, и садится к любовнице вполоборота. — Ты была такой… не знаю даже, как объяснить… яростной? бесящей? — медленно говорит Реджина. — И пока я бежала к тебе с намерением поколотить, то отросток… это вышло непроизвольно… — Я ничего не заметила, — признается Свон. — Все мои мысли были о том, чтобы не показать собственную слабину, чтобы отыграть роль мстительницы до конца и проучить такую нахальную, такую самоуверенную альфу. — И меня возбудило это, — честно отвечает Реджина. — Я не могла понять, как омега может быть такой дерзкой, вместо того, чтобы демонстрировать подчинение… но… черт, именно это меня и заводило. И потом мы подрались, ты ушла, а я вызвала Грэма и… трахнула его дважды в тот вечер. — Офигеть, — только и может сказать Свон. — Не знаю даже, что бы я стала делать, если бы заметила твое возбуждение! Я была уверена, что ты не чувствуешь ничего, кроме злобы и ненависти ко мне, в то время как сама постоянно была на грани того, чтобы наброситься на тебя, и… совсем не для драки. Она вдруг громко фыркает и начинает смеяться. Реджина, непонимающе посмотрев на нее, через несколько секунд присоединяется к смеху. — Значит, я могла бы чпокнуть тебя еще тогда? — самодовольно спрашивает Миллс. — Не исключено, что в процессе я расцарапала бы тебе лицо, — честно отвечает Эмма, — но… да, думаю, я не смогла бы тебе отказать. Мое тело… черт, что бы я ни воображала о себе, эта проклятая омежья сущность… хоть я и была на таблетках, но ты дико властная, и рядом с тобой их эффект заметно ослабевал, и я отчаивалась и злилась, потому что наши отношения были сплошным кошмаром, но мой тупой организм словно ничего не замечал и… Тон Эммы становится все более мрачным; когда она умолкает, настает черед Реджины успокоить расстроенную девушку; она приближается к омеге и трется носом в изгиб сладко пахнущей шеи, а потом со вздохом говорит: — Не надо, не считай это слабостью, дорогая. И… я всегда считала тебя очень привлекательной, Эмма. Хотя это все равно хреновая отмазка для оправдания того, что я сегодня облажалась, словно только что инициированная альфа! — Если подумать, — не сразу отвечает Свон, — твоя альфа-сущность еще очень юна. Ведь в Зачарованном Лесу ты была бетой, а годы Проклятия ничего не меняли в твоей физиологии, даже несмотря на появившийся опыт. С точки зрения анатомии, ты все еще альфа-подросток. — Думаешь? — хмурится Реджина. В рассуждениях Свон есть логика, но все же это не отменяет того факта, что ни с Грэмом, ни с Руби, ни с омежками, цепляемыми в клубах, она никогда не кончала так быстро, как сегодня с Эммой. И все же она благодарна шерифу за то, как она отреагировала на ее сегодняшнюю скорострельность; найденные Эммой слова были именно теми, которые смогли успокоить и подбодрить потерявшую запал альфу. Реджина благодарно трется щекой о плечо Свон и удовлетворенно вздыхает, когда сильные руки шерифа снова оказываются на ее талии и притягивают к себе. Ни с кем прежде, даже с Даниэлем, Реджина не чувствовала себя такой защищенной, как в кольце объятий Эммы. — Спасибо, — тихо бормочет Реджина. — И, знаешь, может, все случилось так быстро, потому что… я просто… очень соскучилась по тебе, Эмма. — Хм, видела я, как ты скучала, — с теплой насмешкой отвечает Свон, очевидно, подразумевая многочисленные фото и сообщения из Техаса, отправленные Генри в семейный чат. — Мне бы очень хотелось, чтобы ты тоже была с нами, — замечает Реджина. — Правда? И… ты позвала бы меня на ранчо сенатора, если бы не запрет Голда одновременно покидать город? — Не знаю, — честно отвечает Реджина. — Однажды… у нас с Джейн был этот разговор, и я сказала, что одинока. И… мы ведь скрываем. Может, и не позвала бы. Но я очень, очень бы этого хотела. Эмма хмыкает, но, кажется, не обижается. Она тянет альфу к изголовью, укладывается спиной на кровать и ждет, когда Реджина поудобнее устроится на ее груди. — Расскажи, что тебе там больше всего понравилось? — спрашивает омега. — Само место, — без раздумий отвечает Реджина. — Этот дом из светлого дерева, с широкой балюстрадой и небольшим мезонином, откуда, попивая мохито, так здорово наблюдать за закатом, а днем — прятаться от зноя; широкие зеленые поля, отменная конюшня — местные ковбои знают толк в лошадях, и Тайсон просто красавчик; изгиб широко разлившейся Колорадо на горизонте; сосновый лес милях в пяти от ранчо — светлый и приятно пахнущий хвоей, с пружинящим под ногами ковром из нападавших игл… А еще там есть озера, куда Генри с Самантой и Джейн рано утром ездили на рыбалку, ты ведь видела фотографии их улова? — Угу. — Это очень спокойное и приятное место, хотя в штате так и бурлит жизнь; семья Хизер владеет несколькими химическими заводами, хотя делами заправляет муж ее сестры, альфа, ведь и Хизер, и ее сестра Энн — омеги и не захотели тратить много времени на управление семейной компанией. Энн с мужем приезжали из Остина на полдня повидаться с родней, и это просто удивительно, как Хизер и Энн похожи друг на друга, хотя и не близнецы. Эммины губы раздвигаются в легкой улыбке, пока она слушает размеренный рассказ альфы. Она тоже скучала, пока сына и Реджины не было в городе, и лежать сейчас вот так, в полумраке спальни мадам мэр, обнимая ее, слушая глубокий бархатный голос, казалось гораздо важнее, чем получить ускользнувший оргазм. — Еще мне пришлось пережить неловкий момент, когда управляющий ранчо, Диего, заговорил со мной по-испански, предполагая, что я знаю этот язык, — продолжает мадам мэр. — А потом даже упрекнул, что мы с Генри не знаем «язык предков», после чего научил нас нескольким фразам, хотя твой ужасный сын больше всего почему-то заинтересовался испанскими ругательствами. — Ну, конечно, — ворчливо замечает Свон, — если Генри ругается или пробует алкоголь и курево, он сразу становится «моим сыном». Так как твои успехи в испанском, чика? Реджина лишь закатывает глаза, и омега смеется. — Генри еще упомянул, ты совершила там какой-то подвиг? — мягко интересуется она. — А… ну… это даже забавно, как иногда повторяется история. Сэм решила показать нам с Генри тот сосновый лес и оседлала Тайсона. Он очень норовистый, и, видимо, отвык от нее, ну и… не сочти это высказывание за дискриминационное, но, кажется, лошади, тем более жеребцы, действительно более послушны со всадниками-альфами. Тайсон сразу понес, не разбирая дороги, к оврагу, и мне на бедняжке Мэг пришлось здорово постараться, чтобы нагнать их и, перехватив поводья, осадить коня. Он, конечно, встал на дыбы, и хотя Сэм держалась крепко, все же пришлось подхватить ее, чтобы она не упала; Генри догнал нас через несколько минут и как раз увидел эту, по его словам, впечатляющую картину спасения юной принцессы… — усмехается под конец рассказа Реджина. — Эй, это я принцесса! — возмущается Свон. — А вовсе не какая-то мажорная девица, которую тебе приходится выручать то из лап похотливых альф, то из-под копыт коня… — Если хочешь, могу предложить тебе конную прогулку, — растерянно отвечает на это Реджина, — а насчет остального, так ты сама была рада тогда оказаться в лапах похотливой альфы, — ехидно добавляет она. Эмма шутливо стукает ее кулаком в плечо. Реджина прижимает ее весом к матрасу и шлепает по бедру, после чего они начинают возиться в постели, как раззадорившиеся щенята, игриво сражаясь, пока отросток, стыдливо прячущийся в теле альфы после фиаско, не высовывает наружу любопытную мордочку, что не остается не замеченным Свон. — Реджина, что-то теплое и влажное тычется мне в ногу, — капризно, как, по ее мнению, должна разговаривать настоящая принцесса, замечает омега. — Что бы это могло быть? — наигранно озадачивается Миллс, при этом энергично елозя по бедру Эммы. Отросток, приободрившись, крепнет и растет, и Эмма, театрально вздохнув, позволяет своей руке скользнуть между их телами к горячему члену альфы. Реджина блаженно улыбается, почувствовав на стволе пальчики Эммы. Только бы снова не кончить слишком рано! Желание соединиться с омегой становится все сильнее, и она нетерпеливо рычит, когда Свон сжимает ладонь. — Какая грозная альфа, — насмешничает шериф. Это становится последней каплей. Снова сердито зарычав, Миллс кладет руку поверх Эмминых пальцев и решительно отводит их в сторону, а потом устремляется полностью выросшим членом к промежности омеги. Свон закусывает губу, когда отросток касается ее лепестков, едва пробуя выступивший на них нектар. — Можно? — уточняет на всякий случай Реджина, растеряв всю свирепость при виде сдающейся, слабеющей на глазах Эммы. — Д-да, вставляй, — запинаясь, сразу отвечает Свон, — я так хочу тебя, Реджина… Эмма тихо стонет, когда отросток медленно пробирается внутрь и альфа ложится на нее, нетерпеливо начиная фрикции. Неважно, сколько это продлится и кончит ли она; с каждым разом их соединение становилось для Эммы более эмоциональным, чем физическим актом близости. Двигаясь в ней, Миллс теперь обычно целовала ее лицо, или шею, или грудь, и Эмма целовала в ответ тоже; их пальцы скользили по телам или переплетались, глаза наслаждались происходящим так же, как и гениталии, и не было больше стыда, не было отчуждения, и их связь не казалось больше ошибкой, случайностью, насмешкой судьбы. «Мы становимся ближе», — сказала Свон в Портленде, и это было действительно так, и сердце Реджины учащенно бьется, когда омега особенно громко стонет и сжимает бедра; продолжая двигаться в ее сжимающемся влагалище, альфа откровенно любуется, про себя изумляясь, как прекрасна кончающая женщина под ней. Подсматривая из-под ресниц (Эмма все еще немного смущается, показывая такую свою уязвимость), Реджина видит, как рот омеги искривляется в судорожном вздохе, и капелька пота показывается в ямке над верхней губой, а ее грудная клетка устремляется вверх и тут же опадает, и затем маска высшей умиротворенности накрывает ее черты. — Эмма, — благоговейно шепчет альфа, — Эм-ма… Ритм потерян, и влечение немного отступает, сменяясь нежностью и инстинктивной потребностью заботиться об омеге, но потом глаза Эммы распахиваются, светясь насыщенным кобальтовым оттенком, и они с Реджиной глубоко целуются, по очереди посасывая друг другу язык и беря в полон то верхнюю, то нижнюю губу партнерши; Миллс возобновляет движения бедрами, дополнительно возбуждаясь от влажных хлюпающих звуков и мимолетного воспоминания о том, что Эмма, кроме собственной влаги, полна и ее семенем после первого, такого преждевременного оргазма Реджины. Снова возникает чесотка в зубах, смотреть на шею Свон тяжело, так что Реджина упирается на локоть и переводит взгляд ниже, бесцеремонно любуясь чередой соединений своего альфа-органа с вагиной омеги; свободная рука Миллс мнет грудь Эммы, что, судя по ее участившемуся дыханию, находит у последней полное одобрение. «Подумать только, я могла бы вот так трахнуть Свон еще тогда, разъяренную и прекрасную в своей мести, рядом с валяющейся бензопилой и покромсанной яблоней», — думает Реджина, и эта мысль привела бы ее к оргазму, если бы не случившийся ранее фальстарт. Омега же тихо постанывает и сильнее сжимает руками ягодицы Миллс, прижимая к себе пах альфы как можно ближе. «Дьявол, какая же она сладкая, какая нереально притягательная, — бессвязно думает Реджина, продолжая вколачивать член между широко раскинутых ног омеги. — Моя. Не отдам. Никому. Не отдам. Моя!» Реджина не осознает, как агрессивно порыкивает, трахая омежку все быстрее, и замедляется, только когда понимает, что Эмма что-то неразборчиво тихо мычит, а ее влагалище снова становится тесным, как у девочки. Второй оргазм ее омеги возвращает Миллс чувство привычной уверенности, и теперь она движется небрежно, размашисто, позволяя отростку трахать Свон с той интенсивностью, как ему вздумается. С вернувшейся на прежнюю высоту самооценкой становится проще усмирить желание пометить омегу; Эмма и так никуда от нее не денется, она и так будет позволять альфе иметь ее в любую выпавшую удачно минуту, потому что, черт побери, она, Реджина, хороша! Словно в подтверждение этим мыслям, омега тихо поскуливает под ней, хотя и не отстраняется от грубо долбящего ее члена, налитого кровью, горячего и твердого, предоставляя альфе полную свободу действий с небывалой послушностью. — Я… кончу в тебя, — отрывисто бросает Миллс, продолжая комплекс отжиманий на теле омеги под аккомпанемент сочных звуков их звериного совокупления. — Да, сделай это, — выдыхает Свон, хотя реплика альфы звучала не как вопрос, а, скорее, как предупреждение. Отросток начинает содрогаться перед безотлагательным теперь извержением; лицо Миллс искажает гримаса, как всегда перед оргазмом, и она смущенно отворачивается, чувствуя внимательный взгляд омеги на своем лице, но та не позволяет: перенеся ладони с бедер к взлохмаченной темной шевелюре, Эмма притягивает голову альфы к себе, целует подбородок, а потом смотрит на искривленные мощным оргазмом черты, не скрывая своего наслаждения этим зрелищем. — А-а, черт, Эм-ма, — стонет альфа, ощущая, как теплая струя бьет гейзером глубоко внутри омежьей пещерки. Реджина немного отстраняется, потом снова двигается взад и вперед в вагине Свон, накачивая ее своей спермой, под довольное умиротворенное урчание омеги. Снова хочется прикусить белую шейку; вместо этого альфа жадно приникает ртом к губам Свон и требовательно лижет их, чтобы раскрылись. Эмма охотно отвечает, и они целуются, пока последние судороги Миллс не прекращаются и она не распластывается, довольная своей победой, поверх тела омеги. Отросток, как это частенько у них бывало, остается в Эмме, не показывая пока желания вернуться в привычный дом; шериф не возражает: ей нравится эта близость с альфой, когда, достигнув оргазма, Реджина не торопится в душ или по своим делам, а остается рядом, деля с ней минуты неги, ласково поглаживая, или мурча, или целуя за ушком. С каждым разом Эмме все больше нравится оказываться снизу, чувствовать на себе вес тела альфы, хоть и не большой, но все же ощутимый, нравится быть наполненной ее семенем; в такие моменты ей кажется, что быть омегой — это не так ужасно, как она считала прежде, всю свою жизнь, что, может быть, Снежка действительно не лукавила, когда говорила, что родившиеся бетами женщины никогда не познают такого счастья, как могут ощутить омеги в объятиях нужного, подходящего альфы. Кажется, Реджина погружается в дремоту на несколько минут; Эмма продолжает поглаживать утомленную любовницу, улыбаясь тихому бессознательному мурлыканью. Ну, как альфа может быть такой милой, только что животно оттрахав ее? — Который час? — встрепенувшись, спрашивает Миллс. — Половина седьмого, — посмотрев на часы, сообщает Эмма. — Генри должен прийти минут через сорок… — Не думаю. Он слишком соскучился по Пэйдж, — говорит Свон. — Возможно… Но… не стоит рисковать. Реджина сползает на бок, дожидается, когда Эмма обнимет ее, и укладывает голову ей на плечо в привычном уже ритуале. — Надо помыться, — замечает через какое-то время Миллс. — Пойдем, — соглашается шериф. Они приподнимаются с постели, и омега сердито шипит, заметив мутный белый ручеек на своем бедре; видимо, часть семени оказалась близко у входа, и, поскольку его было сегодня слишком много, вязкая жидкость, подчиняясь закону тяготения, теперь выливается из переполненного ею влагалища. — Миллс, только полюбуйся, твой огромный член раздолбал меня, как… как шалаву! — обиженно восклицает Эмма и ойкает, сделав пару шагов. — А еще мне больно ходить! — Глупости, — отмахивается Реджина. — Отросток всяко меньше, чем голова Генри, которого, как я помню, вы, утонченная принцесса, произвели на свет. — Все шутки шутишь?! — продолжает возмущаться Свон. — К родам организм готовится, между прочим, даже кости расходятся… и прочее. — К встрече с моим органом твое тело тоже было готово, — терпеливо возражает Реджина. — Смазки было не меньше, чем в течку. Омега продолжает молчать, сокрушенно рассматривая опухшие половые губы и испачканные бедра. — Ну, хорошо, — вздыхает Реджина и, обхватив Эммино запястье, машет их соединенными руками, вызывая ворох фиолетовых искр. Свон недоуменно смотрит вниз, где картина ничуть не изменилась к лучшему, а потом вдруг чувствует необыкновенную легкость в теле, и теплые руки подхватывают ее. — Что ты делаешь? — расплывается она в довольной улыбке, но альфа отвечает не словами. Бережно обняв, она несет невесомую почти омегу в ванную и заботится о ней, тщательно омывая ее шею, лопатки, грудь и, наконец, промежность и бедра. Сегодня она действительно переусердствовала, и омега оказалась так перепачкана, что Реджине приходится скрывать гордую ухмылку, пока она отмывает оттраханную принцессу. — Так, значит, у меня «огромный член»? — напрашиваясь на повторение комплимента и даже не думая скрывать это, переспрашивает Миллс у омеги, наскоро ополоснувшись сама. — Он… ну, не то что бы я видела слишком много экземпляров… — Не скромничайте, Ваше Высочество, — подбадривает ее Реджина. — Те несколько бет, с которыми я спала, и Крюк… — неуверенно произносит Эмма, — у некоторых из них были члены такой же длины, как у тебя… м-м, если совсем честно, был один парень, афроамериканец, у которого был длиннее… но… все-таки, по-моему, даже его член не был таким толстым. Это большая откровенность, чем та, на которую Реджина рассчитывала, хотя имя «Крюк» что-то болезненно царапает внутри, когда Эмма произносит его. Она молча смывает с тела омеги остатки пены, а потом заворачивает ее в полотенце, словно маленького Генри. Омега беспрекословно позволяет ей это. Одеваясь, Реджина мысленно прикидывает, что заклинание продержится еще минут десять, и, подождав, когда Эмма облачится в объемный махровый халат, целует ее в лоб и, снова подхватив на руки, несет обратно в спальню, где лежит их наспех скинутая одежда. — Мм, — благодарно мычит омега, прижимаясь, — давай посидим еще вместе… только не на постели. Согласно кивнув, Реджина садится на стоящий в углу диван, позволяя невесомой пока Эмме устроиться на своих коленях. Свон тянется к ней губами, и они целуются. Реджина понимает, что они целуются уже очень долго, только когда к омеге возвращается вес, и тихо стонет от переполняющего ее удовольствия. Кто бы мог подумать, что ей будет так комфортно в объятиях шерифа Свон? Эмма возится под ней, смещаясь, и теперь уже мадам мэр оказывается на коленях белокурой омеги; они продолжают целоваться, пока снизу не раздается какой-то шум. Женщины обмениваются паническими взглядами, после чего Реджина, опомнившись, запитывается от Свон, как от батарейки, и применяет чары; они оказываются на кухне, в своей повседневной одежде, и это оказывается очень своевременно, потому что как раз срабатывает таймер духовки с совсем позабытой хозяйкой особняка курицей. — Мамы? Вы где? — раздается голос Генри. — Иди, встреть сына, — негромко приказывает Реджина, устремляясь к духовому шкафу, — и пусть он поможет накрыть на стол. — Ладно, — кивает омега. Она делает пару шагов к двери, но потом возвращается и, усмехнувшись в ответ на недоумевающий взгляд Миллс, коротко чмокает ее в губы. — Мне было хорошо с тобой, альфа, — шепчет она Реджине. Подмигнув, Эмма идет к сыну, а мадам мэр тщетно пытается успокоить дыхание. От эмоций, затопивших ее по самую макушку в этот вечер, руки дрожат, так что извлечение золотистой курочки из духовки становится непростой задачей. К счастью, Генри ничего не замечает. За ужином он рассказывает матерям о фильме, который они смотрели с Пэйдж, и о планах Майка оттюнинговать школьный автобус. — В бюджете предусмотрены средства на его техобслуживание и ремонт, — замечает на это Реджина, — но даже не думай, что город оплатит тюнинг, маленький лоббист. — Я и не думал! — отмахивается Генри. — Майк с Ником организовали сбор средств. Он выжидательно смотрит на матерей. — По-моему, классная идея, — говорит Свон. — Я готова пожертвовать десятку. — Мам! — упрекает ее Генри. — Ладно, двадцатку, — вздыхает шериф и лезет в карман. — Я выделю больше, но при условии, что мне покажут проект, — ставит условие Реджина. — Все-таки это городское имущество; что, если вы вздумаете его «украсить» аэрографией с порномоделями или чем похуже? — Мам, ну ты чего! — укоризненно качает головой Генри. — Мы просто поставим дополнительный свет и хорошую аудиосистему. Кстати, чуть не забыл: Майк организует новый поход в следующие выходные. Может, вы тоже присоединитесь? У бабушки с дедушкой есть палатка… — М-м, — задумывается Свон, вопросительно поглядев на Реджину. — Ни за что! — отнюдь не наигранно вздрогнув, отказывается хозяйка дома. — Я до сих пор удивляюсь, как ты выманил нас в тот кошмарный поход прошлым летом. — По-моему, было неплохо, — замечает Эмма. — Ты считаешь так потому, что вы с Крюком умотали с утра пораньше, — упрямо качает головой Реджина. — И все эти хлопотные сборы и поиск дров для подготовки обеда, и мытье котлов, и укусы москитов в лесу достались не тебе. — Мам, ты же сама тогда пошла в лес на поиски каких-то странных сказочных цветов, — ухмыляется Генри. — На болото! А так никто бы тебя не покусал. Реджина лишь упрямо качает головой в отрицании, а Эмма пожимает плечами, прошептав: — Извини, пацан, может, лет через пять… — Я все слышу, — недовольно замечает Реджина. — И не думаю, что через пять лет в этом вопросе что-то изменится. — Ну ладно, — примирительно замечает сын. — Мы можем вместо этого устроить как-нибудь семейный пикник на берегу озера. И я сам подготовлю закуски, игры и придумаю, чем занять моего дядю. Получив от матерей деньги, Генри поспешно благодарит их за ужин и уходит звонить Нику. Оставшись одни, женщины обмениваются долгими взглядами. — Он… такой взрослый стал, — высказывает Эмма общую мысль. — Я… поверить не могу, что это случилось так быстро, — глухо говорит Реджина и опускает голову. Мысли об одиночестве, успешно отгоняемые ею в последние месяцы, неожиданно атакуют сейчас, заставляя ощущать боль в груди. — Эй, пока он все еще школьник, — мягко говорит Свон. — И даже став взрослым, он не забудет про нас, Реджина. Генри хороший сын. Омега кладет руку на плечо Реджины и ласково гладит. — Ты права, — соглашается хозяйка дома. — Эмма, а давай завтра пообедаем вместе в кафе? — предлагает вдруг она. — С Генри? — хмурится непонимающе шериф. — Разве он не будет занят в мастерской? Они с ребятами обычно заказывают на вынос. — Нет. Просто… с тобой. Если хочешь. — Хочу, — сразу соглашается Свон. — С удовольствием встречусь завтра с тобой за ланчем, альфа. «Альфа». Каждый раз, когда Эмма так ее называла, в глубине грудной клетки Реджины разливалось какое-то теплое, уютное чувство, потому что этими словами шериф признавала и закрепляла то, что происходило между ними в последний месяц, то, что переставало восприниматься как паскудная ловушка природы, то, что, возможно, не было таким уж бессмысленно-животным и, как знать, могло даже стать началом чего-то постоянного, долгого, настоящего? Реджина смотрит, не отрываясь, в зеленые глаза, надеясь рассмотреть в их непостижимой глубине отражение своих мыслей.