Неправильная омега

Позднее, когда Реджина будет думать о цепочке событий, которые ее к этому привели, то первым звеном назовет то самое утро. Оно не было бы каким-то особенным, если бы шерифу не вздумалось зайти к ней по дороге на работу. Приемная пуста — Реджина как раз дает поручения секретарю, так что Свон беспрепятственно проходит в кабинет и замирает на пороге, неодобрительно сверкнув глазами на склонившуюся над столом девушку в коротком черном платье. — Эмма? — поднимает Реджина голову от вороха бумаг. — Шериф, — кивает секретарь, оставаясь все в той же склоненной над столом мэра позе, с выставленными напоказ прелестями. — Доброе утро, — покусывая губы, произносит Свон. — Мелани, не оставите нас на минутку? Дождавшись разрешающего кивка Реджины, светловолосая девушка выпархивает из кабинета, провожаемая сумрачным взглядом шерифа. — Мелани ведь бета? — зачем-то уточняет Свон очевидную вещь. — Да, — рассеянно подтверждает Реджина и выходит из-за стола. — Ты что-то хотела, Эмма? — Лишь пожелать тебе хорошего дня. И предупредить, что могу опоздать в особняк на семейный ужин, потому что буду вместе с подрядчиком проверять в школе новую систему безопасности, — говорит шериф. — Ты могла бы позвонить, — недоуменно замечает мадам мэр. — По телефону я не смогла бы сделать это, — снисходительно улыбается Свон и, положив ладони на талию альфы, притягивает ее к себе и целует в губы. Реджина охотно вовлекается в поцелуй, лаская пальцами затылок и шею Эммы. — Как это круто, — шепчет омега, когда их губы разъединяются. — Никак не могу привыкнуть к твоим поцелуям. Ты офигенно хороша в этом, мадам мэр… Реджина может ответить только счастливой улыбкой. Порыв Эммы очень льстит ее самолюбию; крылышки надежды ощутимо трепещут за спиной. На прошлой неделе они несколько раз обедали вместе в кафе, хотя к ним постоянно присоединялась Снежка с Нилом, а иногда и Дэвид; также как-то вечером они вдвоем водили младшего Чарминга на прогулку. А вот улучить момент, чтобы побыть наедине и заняться сексом, им никак не удавалось. Наверное, поэтому сейчас близость омеги выманивает отросток из норки.  — Эмма, — с ласковым упреком говорит мадам мэр, — ты тоже хорошо целуешься, но не стоит начинать того, что мы не можем закончить. Свон, слегка покраснев, отодвигается. — Извини. И, похоже, до выходных ничего не получится, — с досадой произносит она. — Мама сейчас в отпуске, и, кажется, ни дня не может обойтись без визитов к тебе и ко мне. И Лерой снова буйствует. А еще по вечерам, пока стоит плохая погода, дома допоздна сидят Генри и Пэйдж… — Еще два дня, — уговаривая скорее себя, чем Свон, произносит Реджина. — Еще два дня, — со вздохом повторяет Эмма и опускает взгляд. Женщины какое-то время молчат, а потом Свон внезапно спрашивает: — Так, значит, Мелани нравятся альфы, да? — С чего ты взяла? — удивляется Реджина и возвращается за свой стол. — Напротив, когда за ней упорно ухаживал Кейн — всю зиму, насколько я помню, Мел так и осталась холодна к бедняге. — Хм… А как ты думаешь, альфа может всерьез увлечься бетой? — Конечно, может, — подтверждает Миллс. — Это ведь происходило на моих глазах. Потом, ты же видела Мел? Она очень обаятельная девушка и может увлечь кого угодно и без феромонов. — Да, это так, — сухо подтверждает шериф. — Ладно, увидимся на семейном ужине. Вечером хозяйка особняка просит гостей извинить ее и выходит из комнаты, чтобы ответить на телефонный звонок. После своего спасения Саманта бесконечно благодарила ее, в особенности за то, что Реджина согласилась не рассказывать родителям юной омеги об этом эпизоде; они убедили сохранять молчание и Генри. Эта тайна объединила их троих; Генри и Сэм стали чаще общаться в сети, а Реджине девушка предпочитала звонить, поскольку сторибрукский мэр редко появлялась он-лайн. Так и сегодня; Реджина подходит к окошку в своем кабинете и внимательно слушает, как девушка взволновано делится своими колебаниями из-за предстоящей поездки с Кевином на музыкальный фестиваль в Чикаго. Хотя омега и жила отдельно от родителей, но все же подсознательно продолжала искать их одобрения, и Миллс каждый раз ощущала, как расстраивает девушку непринятие матерями ее отношений с бетой. — Это твоя жизнь, Сэм, — выслушав омегу, говорит мадам мэр. — Твои мамы желают тебе всего самого хорошего, но только ты сама можешь знать, что лучше для тебя. Если ты хочешь поехать с Кевином, то просто поезжай. В трубке явственно слышится вздох девушки. — Сэм? Что-то еще случилось? — мягко спрашивает Реджина. — Ты в порядке? — Я… Реджина, просто… понимаешь… Когда мы с Кевином начали встречаться, мне было пятнадцать, и он был… моим первым во всем. И теперь, когда мне исполнилось девятнадцать, я стала много думать… наверное, это прозвучит глупо… — Скажи, — подбадривает ее Реджина. — Я уже не тот бунтующий пятнадцатилетний тинэйджер, — говорит Сэм и вздыхает. — Ты еще целый год будешь тинэйджером, — мягко ее поддразнивает Реджина. — Да, — со смешком подтверждает Сэм, — но все-таки, кажется, мой бунт против родителей уже позади, и теперь… я стала чаще задумываться о том, что мои матери могут оказаться… правы? — Что ты имеешь в виду? Ты сейчас думаешь, что полюбила Кевина, только чтобы насолить своим матерям? — Вроде того, — застенчиво подтверждает девушка. — Он хороший, нам нравятся похожие вещи, и… он заботливый, но что, если этого мало? Что, если я обманываю и себя, и его? Мы еще так молоды… Может, закончив образование, мы найдем работу в разных местах, будем видеть много других людей, сравнивать… Рядом со мной могут оказаться заинтересованные альфы, и… — Подожди-ка, Сэм, — просит ее удивленная Миллc, — Кевин что, сделал тебе предложение? — Нет! Это было бы смешно, ведь нам всего по девятнадцать. Но, с другой стороны, если мы продолжим отношения, то они должны нас к этому привести… ведь если это ни к чему не приведет, то значит, мы просто тратим время друг друга на пустое! — Саманта, — терпеливо говорит Реджина, — если этот бета делает тебя счастливой, то чем бы ни кончился ваш нынешний этап отношений — браком, разрывом, переходом к дружбе, все равно нельзя считать это чем-то незначительным. Иногда первая любовь остается с людьми на всю жизнь, иногда — нет, но она все равно сохраняется в душе как что-то прекрасное и очень дорогое для нас. — Да, наверное… И все же… я даже не уверена теперь, что хочу ехать на этот музыкальный фестиваль. Потому что предвижу, как недовольно посмотрят на меня мамы, и… не уверена, что оно того стоит. Но ведь Кевин… он замечательный. Он так старался, чтобы мне понравился и устроенный им день моего рождения, и подарок. Мы с Кевином встречаемся еще со школы, и он передумал поступать в UCLA и остался в Портленде, чтобы учиться вместе со мной. Я думала, что тоже влюблена в него… И вот, теперь я вдруг стала сомневаться? Как же кошмарно я себя чувствую от этого, Реджина! — Нет, Сэм. Просто, похоже, ты немного запуталась, — говорит Миллс. — Да, — соглашается девушка. — Я перестала быть так уверена в себе, в нас. Если раньше я была готова сражаться со всем миром ради моих отношений с Кевином, то теперь… даже поджатые губы мамы Хизер заставят меня сомневаться в необходимости этой поездки в Чикаго с ним. — У каждого из нас наступает момент, когда мы переоцениваем события нашей жизни, Сэм, — задумчиво произносит Реджина. — И не так просто разобраться с этим самостоятельно. Даже когда мы становимся старше. Может, тебе обратиться за консультацией? — Ты имеешь в виду, посетить психолога? — негодует Саманта. — Серьезно? Как все эти скучающие дамочки в сериалах? — Сэм, подожди! — удивленно перебивает ее Реджина. — Психологи — это не шаманы и не фокусники; это такая же специальность, как быть учителем или управленцем. Они способны помочь нам, когда мы запутались, когда не знаем сами, чего хотим; психолог поможет осознать тебе твои желания, только и всего. — Спасибо, — уже мягче, но все еще с иронией говорит девушка, — но я знаю, что говорю, Реджина, потому что ходила к психологу в старшей школе по настоянию мамы Хизер, и это было ужасно! Я была такой стеснительной, а она бесконечно пытала меня вопросами о сексуальной жизни, в то время как я была еще девственницей и мы с Кевином едва начали целоваться. — В любой профессии есть классные специалисты и те, кто плохо справляется с работой, — возражает Реджина. — Тебе не повезло с тем психологом, и мне жаль. Но это означает лишь, что сейчас при выборе специалиста надо проявить особую осмотрительность, потому что он сможет помочь тебе только тогда, когда ты будешь полностью ему доверять. — Звучит так, словно ты сама ходила к психологу, — проницательно замечает Сэм. — Да. Целый год, — без колебаний признает Реджина. — И только теперь, когда все позади, я осознала, какой большой путь проделала. Из человека, который был достоин только презрения и ненависти, я стала той, кого могут принять другие люди и, главное, кого я сама могу принять. — Что ты такое говоришь? — изумленно перебивает ее Сэм, и Реджина явственно представляет, как ее темно-русые брови устремляются друг к другу и становятся «домиком». — Разве ты не видела свое отражение в зеркале, Реджина? И разве не знаешь, как прекрасна твоя душа? Ни один психолог, даже получающий миллионные гонорары, не смог бы сделать такого. Ведь разве может, пусть даже самый замечательный, специалист сотворить… совершенство? Реджина невольно переводит взгляд в зеркало. Темные глаза и густые волосы, которые она выпрямила, как и всегда, утром, красная помада, заметный шрам над верхней губой, сидящий как влитой темно-синий брючный костюм, шпильки и белая блузка. Мэр Миллс. Ее можно назвать физически привлекательной, и в прошлом она беззастенчиво пользовалась своей яркой, манящей южной внешностью, чтобы манипулировать людьми, а теперь, после сеансов с Арчи, и ее характер можно назвать сносным, но… — Ты считаешь меня совершенством? — недоверчиво переспрашивает Реджина. Слышно, как омега усмехается в трубку. — Ради Бога, Реджина, а ты что, не считаешь? Тогда твой психолог плохо поработал с самооценкой. Я даже с открытыми глазами ясно вижу сейчас, как красиво ты гарцевала на Мег — я и подумать раньше не могла, что эта кобыла способна на такие кунштюки и особенно на такую скорость, как твои руки уберегли меня от падения, как ты посадила меня рядом с собой в седло и успокоила всего парой слов, как согласилась не тревожить моих мам этой историей… и раньше, когда, властная и решительная, ты пришла и не дала мне наделать глупостей в портлендском клубе. И еще: то, какая ты внимательная с Генри и при том какая невыразимо крутая на всех этих партийных сборищах рядом с мамой Джейн… И твой убийственный юмор, и сногсшибательная красота и харизма, и интеллект, и благородство, и… все это делает тебя подлинным совершенством, Реджина, — почти торжественно заключает девушка. Миллс закрывает глаза, стараясь осознать услышанное. Сэм была эмоциональной, как большинство омег; Реджина ясно помнит, как громко стучало ее сердечко, когда она втащила соскальзывающую с крупа коня девушку в собственное седло. Саманта положила тогда голову ей на плечо, едва не утыкаясь в шею альфы, что в другой ситуации выглядело бы неприлично, ведь зона шеи, как и область за ушами, особенно сильно источала феромоны, однако в тот момент это пришлось даже кстати, потому что с помощью своего природного запаха ей удалось быстро успокоить испуганную омежку, и вскоре они вместе с подоспевшим Генри даже смогли посмеяться над едва не случившейся трагедией. Да, Сэм была эмоциональной, но еще и очень искренней, и в сказанных ею словах звучала вовсе не лесть, которую Реджина в былые годы привыкла равнодушно выслушивать от придворных, а истинное восхищение. — Спасибо, Сэм, — благодарит она после нескольких секунд молчания. — Хотя я все еще прикладываю усилия, чтобы быть тем человеком, которым могу показаться… За моими плечами много поступков, которыми я не горжусь. — Как и у любого из нас. Знаешь, Реджина, я… сделаю это, — неуверенно обещает Сэм. — Я обращусь к психологу, — тверже продолжает она, — только сначала хорошо изучу его квалификацию и отзывы пациентов. — Ты очень храбрая, Сэм, — хвалит ее Реджина. — Когда ты разберешься в себе, станешь гораздо счастливее, вот увидишь. — И я тебе верю, Реджина, — с улыбкой в голосе произносит Сэм. — Должна верить. Раз уж я совершенство, — усмехается Миллс. — Ха-ха. Ой, мы уже так долго болтаем… И ведь я совсем забыла, что сегодня у вас гости! Передавай Генри привет, ладно? — Передам, дорогая. Ну что, до свидания? — Пока, Реджина! И… спасибо тебе. Убирая телефон в карман, Реджина чувствует, что ее губы поднимаются в легкой улыбке. Ей нравилось разговаривать с младшей Тилби: омега откровенна с ней, и потому, наверное, Реджина чувствует себя нужной, ведь девушка обсуждала с ней то, о чем не хотела или стеснялась говорить со своими матерями. Как знать, может, если бы они с Зелиной не были разлучены и росли вместе, то Реджина обрела бы в лице сестры такого же советчика и старшего друга, каким она сама становилась сейчас для Сэм? Заслышав шум, Реджина оборачивается от окна, и улыбка покидает ее, когда она замечает в таких родных зеленых глазах насмешку и холод. — Это была Сэм, — поясняет Миллс. — Понятно. И она считает тебя совершенством. Реджина удивленно поднимает бровь и немного краснеет. — К сожалению, я не могу рассказать о своих преступлениях времен Злой Королевы, дабы убедить ее в ошибочности такого суждения, — отвечает она, внутренне наглухо затягиваясь в броню. Реджина могла понять, что Свон неприятно, как люди, которым повезло не знать ее в былые годы и не страдать от ее коварства, восхищались ею, ведь в судьбе самой Эммы она сыграла роковую роль, и, какие бы комплименты не получала теперь Реджина от непосвященных, это навсегда останется с нею: убийства, интриги, развязанная война за трон и то кошмарное обстоятельство, что по ее вине маленькая принцесса выросла на чужбине сиротой.  — О, нет, — со скользкой улыбкой возражает Эмма. — Она оказалась весьма точна в формулировке. И это еще учитывая, что она не знакома с твоими уникальными достоинствами… которыми ты так щедро одарена. Или я ошибаюсь? Скажи, Реджина, дочка сенатора уже пыталась залезть к тебе в трусы? — Что? — вытаращивает глаза мадам мэр. — Эмма, да что с тобой? Она моложе меня на двадцать лет! — Ты хотела сказать, на пятьдесят, — поджав губы, поправляет омега. — Что? — только и может пропыхтеть Миллс, все еще изумленно глядя на шерифа. — Ты вот серьезно сейчас? Сэм просто… да я ей как старшая сестра, понятно? — Угу, — буркает омега, — а я тогда индийский раджа. — Ты вовсе не раджа, а шериф Сторибрука и принцесса Зачарованного Леса, — хмурится в непонимании Реджина. — Эмма, у тебя что, температура? — Я в порядке, — отрезает омега. — А вот твои гости просят чая и печенек. Генри сказал, что ты испекла гору кексов, но мы не смогли их найти. — Они в шкафу. Пошли, — собирается Реджина. Тем вечером она продолжает кидать на омегу изучающие взгляды. Не могла же Эмма всерьез предположить, что Сэм увлечена ею? Что, возможно, между ними что-то могло быть? Одно лишь это допущение словно сковывает ее плечи, и Реджина вздрагивает, когда Свон поднимает на нее глаза, и альфу, как морской водой, обдает холодной зеленью. Позже, когда Реджина будет анализировать, что с нею произошло, она задним числом поймет, что в тот вечер второе звено цепи событий, весомо звякнув, присоединилось к первому. И все же оба эти эпизода остались ерундовыми, если бы не события следующего утра. Накануне, проводив гостей и убрав посуду, Реджина пишет шерифу приглашение позавтракать вместе «У Бабушки» и облегченно выдыхает, получив от Свон лаконичное «ОК». Мадам мэр бронирует на всякий случай столик для их завтрака и решает, что странная реакция Свон на ее разговор с Самантой вызвана тем, что Эмма давно не получала внимание от нее как от альфы. Отменив в электронном календаре утреннее совещание, Миллс решает не ждать выходных, а пригласить после завтрака шерифа в мэрию и хорошенечко полечить своим членом, вытрахав напрочь из омеги глупые мысли. Однако утром все происходит не совсем так, как она планирует. Оказавшись в кафе на несколько минут раньше назначенного времени, Реджина думает сделать заказ для себя и вечно опаздывающего шерифа, но ее охватывает дежавю при виде хмурой Бабушки с телефоном в руках, замеревшей посередине пустого зала. — Все хорошо? — спрашивает Реджина, поздоровавшись. — Не очень, — расстроенно отвечает Бабушка. — Дороти уехала по каким-то делам в Портленд, а Виктор, хотя и собирался, почему-то не смог прийти, и Руби там… — Она одна? — зачем-то спрашивает Миллс. — Да. И ей сейчас очень плохо. Она… так страдает, Реджина. Я знаю, что ты деликатничаешь и держишься в стороне с тех пор, как Дороти вернулась, — неуверенно продолжает Бабушка, — да только что же теперь поделать? С сомнением посмотрев на молчаливого мэра, женщина тихо продолжает: — Руби не покрыта, Реджина. И ни один альфа не забредет сюда до обеда, потому что все уже привыкли к тому, что ночь и утро — это их с Дороти время… Ты можешь помочь? — Да, — не раздумывая, говорит Миллс. Каждое брошенное хозяйкой кафе слово будто толкает ее в грудь. Как же плохо должно быть сейчас Руби, если Бабушка, позабыв о ненависти к Злой Королеве, умоляет покрыть ее внучку? Реджина кивает приободрившейся женщине и идет к лестнице. На верхних ступеньках ноздри альфы наполняет сильный аромат возбуждения Волчицы, и отросток оттопыривает ткань узкой юбки, радуясь долгожданной оказии трахнуть течную омежку. Из-за двери слышится тихое хныканье, и Реджина явственно вспоминает, как в такой же ситуации голая официантка исступленно терлась безволосой промежностью о столбик своей вульгарной кровати в отчаянной попытке хоть как-то унять нестерпимый зуд. Тяжело переведя дыхание, Миллс закрывает глаза и сосредотачивается. Она не склонна к самообману и отчетливо понимает, что, войди она в комнату, у нее останутся разве что считанные секунды для того, чтобы натянуть презерватив, прежде чем голодная омега набросится на ее член. Реджина осознает, как велика ее потребность заняться сексом с омегой, находящейся в течке, с омегой, от которой ее отделяет лишь тонкая дверь. Ей также явственны и последствия того, что она собирается сделать. Для надежности уперевшись плечом о косяк, Реджина понимает, что стоит поторопиться, поскольку волчий нос омеги, кажется, уже учуял альфу, и ее поскуливание становится сейчас более глубоким и призывным. Колдовать, не видя объект чар, всегда сложнее; кроме того, Реджина не была в комнате после ремонта и не уверена, что кровать оставлена на том же месте, да и была ли Волчица сейчас в кровати? Приходится направлять магическую энергию вслепую, ведь даже заглянуть в комнату было для Реджины сейчас невозможным. Чтобы Руби точно попала под чары, приходится задействовать много сил, наполняя ими все пространство за дверью, так что применение несложного заклинания заставляет Реджину задыхаться и едва ли не стонать от боли. Она закусывает губу, мысленно повторяя строки заклинания, и продолжает посылать поток магии даже после того, как все звуки за дверью стихают. После Реджина отирает капли пота с висков и на подгибающихся дрожащих ногах спускается по лестнице, тяжело опираясь о перила. Ужасно ломит правую бровь; значит, приступ сильнейшей мигрени уже начинается. Одно хорошо: от эрекции не остается и следа, ведь все ее органы сейчас еле функционируют. Бабушка с надеждой всматривается в ее побледневшее лицо и подходит к подножью лестницы. — Я… помогла ей заснуть глубоким сном, — отрывисто говорит Реджина. — Она проснется не раньше обеда и все это время не будет испытывать никакого дискомфорта. — Дороти должна вернуться как раз к обеду, — говорит Бабушка, признательно глядя на альфу. Раздается легкий стук, и мадам мэр переводит взгляд на дверь. На пороге показывается шериф, но, завидев Бабушку и Реджину на нижней ступеньке лестнице, проходить в кафе не торопится. — Спасибо, Реджина, — продолжает Бабушка. — Спасибо, что помогала… и помогаешь Руби. Глядя поверх ее седой головы в сузившиеся глаза Свон, Реджина пробует улыбнуться шерифу. Мигрень усиливается, и висок едва ли не взрывается от приступа боли, когда белокурая омега, так и не пройдя за порог, поворачивается и с силой хлопает за собой дверью. Хозяйка кафе, от неожиданности дернувшись, удивленно осматривается по сторонам. — Должно быть, ветер, — хрипло говорит Реджина. — Я неплотно прикрыла дверь, извини. Сойдя, наконец, с проклятой лестницы, Миллс понимает, что не может сделать и шагу. — Так что, сделаешь мне свой первоклассный кофе? — откашлявшись, спрашивает она. — Конечно, сейчас, — тепло улыбается женщина. — Садись за свой столик, Реджина. Альфа грузно опускается на стул и достает телефон. Свон не отвечает на звонок, и она с досадой опускает голову в ладони. Что Эмма подумала о ней? Омега не выносит предательство и ложь, и вот, когда еще так мало времени прошло с того вечера, когда Реджина пообещала ей не заниматься сексом с другими, она увидела альфу спускающейся от Руби… Миллс звонит снова. Теперь телефон блондинки выключен. «Замечательно, — уныло думает мэр. — У меня после применения магии нет сил ни на работу пойти, ни домой, а единственный человек, который мог бы помочь, сейчас ненавидит меня». Ну почему в последние несколько дней словно черт приносит Свон именно в тот момент, когда Реджина оказывалась в ситуации, которая могла показаться двусмысленной?! Если бы Голд был в городе, Реджина заподозрила бы его в мстительных кознях, которые хромой антиквар изредка продолжал мелочно подстраивать ей даже после того, как они зарыли топор войны. «Надо поскорее все объяснить Эмме, иначе она со своими нестабильными гормонами Бог знает что может напридумывать», — с тревогой думает мадам мэр. И все же сначала ей надо как-то помочь себе. Реджина благодарно кивает Бабушке, когда та приносит чашку черного кофе и пончик, и чувствует, что ее голова плывет, словно перед обмороком. Поспешно сделав глоток обжигающего горло напитка, она со вздохом достает телефон. Может, позвонить Снежке? Но та сейчас, наверное, занята с Нилом… Генри? Он уже на полпути в гараж Майка. Да и не стоит волновать сына своим жутким состоянием. Может, попросить о помощи Кэтрин? Или… «Арчи!» — вспоминает с облегчением она. Арчи ее друг. И его офис неподалеку, значит, если он сейчас не очень занят… Миллс звонит Сверчку. Тот не скрывает удивления и тревоги, услышав ее тихий болезненный голос, и сразу соглашается прийти в кафе. Когда психолог появляется на пороге, Реджина допивает вторую чашку, но все еще не чувствует себя достаточно бодрой, чтобы подняться из-за стола. — Я не очень хорошо себя чувствую, Арчи, — признается Реджина. — Ты не мог бы проводить меня… в особняк… или, ненадолго, к себе в офис? — Конечно, — сразу соглашается Сверчок и с сочувствием смотрит на ее бледные щеки. — Давай, пойдем, Реджина, до меня отсюда всего пара шагов. Уверен, ты оценишь мягкость нового дивана, который я купил в кабинет, — вполголоса добавляет он и подмигивает. Реджина понимает, что друг пытается подбодрить ее, и не сдерживает легкой ухмылки. Прежнему дивану за время их сеансов пришлось услышать много мрачных откровений бывшей Злой Королевы. Символично, что Арчи решил сменить напитанную темной аурой мебель. Оперевшись о локоть друга, Реджина медленно покидает кафе, дружелюбно помахав рукой улыбающейся Бабушке. — Вот, ложись. Может, воды? — участливо предлагает свою помощь Сверчок, введя ее в свой офис. — Это ведь приступ мигрени, верно? Давай я схожу в аптеку за таблетками? Тебя тошнит? Может… — Спасибо, Арчи. Мне надо просто полежать немного. Таблетки мне не помогают. Но в холодильнике на такой случай припасена хорошая микстура. Я отдохну немного и пойду домой. — Ну да, — иронично соглашается омега, но не спорит. Он выходит в соседнюю комнату и возвращается с тонким клетчатым пледом. — Постарайся подремать, — просит Арчи, бережно укрывая бывшую пациентку. Реджина послушно закрывает глаза. Это все ерунда и пройдет… хотя, может, Голд был прав, когда призывал ее поскорее разобраться с ее магическим недомоганием? Нет, глупости… Магия не может покинуть ее, надо просто подождать, и все пройдет… Мадам мэр еще слышит, как Арчи осторожно опускает жалюзи, очевидно, помня о светобоязни, которая охватывает ее при мигрени, а потоми незаметно проваливается в тяжелый сон. Ее будит чей-то громкий голос и ответ Арчи: «Тише, она сейчас спит…» Голова все еще сильно болит, и Реджина не торопится открыть глаза, чувствуя себя внезапно беспомощной и слабой. Кто-то подходит к дивану и останавливается рядом, а потом чьи-то холодные пальцы касаются ее плеча. Реджине удается разлепить веки, и сквозь узкие щелочки рассмотреть худые ноги в синих джинсах. «Эмма!» — от этого понимания сердце начинает биться быстрее, и удается шире распахнуть глаза. — Эм-ма, — шепчет она. — Что с тобой? — сухо спрашивает шериф. — Ты заболела? Тебе точно поможет это мутное зелье? — Я знал, что у Эммы есть ключ от особняка, поэтому позвонил в участок и попросил ее привезти твое лекарство, — поясняет Арчи. Свон держится отстраненно, и все же в ее глазах можно увидеть беспокойство. А также вопросы. Омега внимательно рассматривает бледное лицо Реджины, и ее брови хмурятся, когда она убеждается, насколько болезненно выглядит мэр. — Реджина, ты можешь сесть? Надо выпить лекарство, — говорит Сверчок. — Подожди-ка, Арчи, — произносит вдруг Свон. — Можешь дать нам несколько минут? Хоппер показывает рукой, что будет в соседней комнате, и оставляет их наедине. Переступив с ноги на ногу, шериф нерешительно присаживается на краешек дивана. — Что случилось? — еле слышно, но не теряя суровости, спрашивает она. — Ты… колдовала, так? — Да, — вздыхает Миллс. Эмма выжидающе молчит, и Реджина продолжает: — Надо было помочь Руби… Это простое сонное заклинание, но у меня оно потребовало всех сил. Я не могла… зайти в комнату и применить его точечно. Мадам мэр сильно краснеет и виновато опускает глаза. Проклятая физиология. Может быть, у Реджины и были шансы сдержаться самой и справиться с отчаянно желающей альфу Руби, да только, к чему лукавить, совсем призрачные. — Ты… не спала с ней? — нерешительно уточняет Свон. — Нет! — вскидывает на нее глаза Реджина. — Эмма, я никогда бы… я же обещала тебе… ты единственная, с кем… Эмоциональный всплеск оставляет ее совсем без сил, и темноволосая голова валится обратно на подушку. — У тебя все же есть этот чертов комплекс героя, — рассеянно говорит Эмма, но тонкая морщинка, появившаяся было между бровями, наконец-то разглаживается. Рука омеги мягко ложится на лоб Реджины, и альфе приходится удерживать стон удовольствия, которое вызывает легкое касание холодных пальцев. Эмма пристально смотрит в карие глаза, и ощущение холодка от ее пальцев усиливается; не проходит и половины минуты, как мадам мэр с изумлением понимает, что мигрень бесследно прошла, а сама она полна сил и кипучей, словно после приема стимуляторов, энергии. — Твоя светлая магия… — с уважением произносит Миллс. — Значит, тебе лучше? — спрашивает Эмма. — И намного! Да я сейчас смогу пробежать марафон! Альфа привстает с дивана, принимая предложенную Эммой руку. — Спасибо, что не отказалась помочь, — произносит Миллс, становясь рядом с шерифом. — Реджина, ну, как сейчас твоя голова? — спрашивает вернувшийся на шум Сверчок. — Больше не болит, — обернувшись к психологу, говорит Реджина. — И микстура на сегодня отменяется, потому что Эмма излечила меня магией. — Замечательно, — радуется Арчи. — Очень хорошо, что ты выздоровела. Еще раз поблагодарив друга за помощь, Реджина покидает его офис. Свон следует за ней. Патрульный автомобиль припаркован у тротуара, и Эмма кивком приглашает Реджину внутрь. Мадам мэр ожидает, что Эмма подбросит ее на работу или в особняк, но, пока она думает, куда лучше попросить ее подвезти, автомобиль сворачивает к порту и останавливается у дома Свон. — Зайдем ненадолго, — твердо заявляет Эмма в ответ на вопросительный взгляд альфы. — Ладно, — соглашается Миллс. Она сильно благодарна Эмме: несмотря ни на что, омега отозвалась на просьбу Арчи и не отказала в помощи женщине, на которую злилась, а потом и вовсе исцелила ее. Глубоко в душе Реджина подозревает, что не смогла бы повести себя в предложенных обстоятельствах так же благородно, как Эмма. Ведь Эмма Свон была такой хорошей во всем. Если бы Сэм Тилби была знакома со сторибрукским шерифом, ей и в голову бы не пришло назвать совершенством Реджину. Следуя за омегой в дом, мадам мэр не отрывает взгляда от покачивающихся при ходьбе бедер Свон и вдруг понимает, какой подарок получит от нее омега в следующий раз. Эмма проходит в гостиную, где снова начинает хмуриться, и Реджина выбирает молчать, потому что застывшее на лице омеги упрямое выражение кажется ей серьезным предупреждением. — Итак, — говорит Свон, когда они садятся рядом на диван, — расскажи толком, что произошло в кафе? Мадам мэр, вздохнув, подробно описывает утреннюю сценку, свои ощущения после применения магии и то, как Арчи помог ей. Эмма, неодобрительно покачав головой, замечает: — И стоит ли так заботиться о здоровье и отказываться от жареного сыра, если твоя же собственная магия может когда-нибудь убить тебя? Нам надо разобраться, что произошло с твоим волшебством, Реджина. Нельзя и дальше откладывать этот вопрос. — Да все само пройдет, — небрежно машет рукой Миллс, но цепкие пальцы шерифа перехватывают ее за запястье. — После поговорим, — угрожающе спокойно говорит омега. — А пока… Она отпускает руку Миллс и кладет свою ладонь на пах альфы. — Значит, ты хотела помочь Руби? — вкрадчиво спрашивает шериф. — Не так! — паникует Реджина. — Если не веришь мне, можешь спросить у Бабушки! И потом, у меня не бывает этой жуткой мигрени после секса, тебе ли не знать? — Да, — кивает Свон, — и все же… Рука шерифа ныряет под юбку Реджины и, легко проскользнув между бедрами, касается тонкой ткани ее трусиков. — Надо бы проверить, — замечает Эмма. — Он тебя сейчас боится, — возражает Миллс, — и может не выйти… Альфа стыдливо пытается отстраниться от настойчивых скользящих движений пальцев, но Свон не позволяет, и, вопреки сказанному хозяйкой, очень скоро отросток выныривает из пухлых складок, так что Эмме остается немного помочь ему: задрать юбку Реджины, не обращая внимание на ее шипение, и сдвинуть вбок полоску трусов, чтобы орган альфы послушно лег в теплую ладонь позвавшей его омеги. Придирчиво осмотрев отросток, Эмма начинает двигать рукой по всей его длине, то закрывая тонкой кожицей, то полностью оголяя головку, и самодовольно улыбается, когда Реджина начинает постанывать от удовольствия. Внезапно Эмма убирает руку, встает с дивана, и Миллс чувствует радостное предвкушение, ведь шериф расстегивает ремень и начинает снимать с себя джинсы. Решив потратить предоставленное время с толком, Реджина избавляется от юбки и трусов. — Остальное тоже снимай, — решает Свон и стягивает с себя футболку и бюстгальтер. Реджина все еще возится с пуговицами блузки, и, нетерпеливо вздохнув, шериф помогает ей, а потом расстегивает и лифчик, нарочно не обращая внимания на тычущий в бедро член альфы. Теперь, когда обе обнажены, на губах омеги появляется хищная ухмылка. Эмма медленно наступает, понуждая альфу пятиться к дивану, а потом толкает ее на сиденье и сразу седлает сверху. Реджина тянется к груди омеги, но Эмма шлепает ее по рукам, угрожающе рыкнув. Она сама заправляет в себя член и немного ерзает, прежде чем начать движения. Решив оставить сегодня ведущую роль за сердитой омегой, Реджина покорно позволяет ей насаживаться с удобной скоростью и шумно вздыхает, когда Свон в какой-то момент полностью опускается на член и, оставаясь в такой позиции, сильно мнет грудь Реджины. — Мне нравятся твои сиськи, — шепчет Эмма. — Они такие классные! Хотя, блин, это все еще непривычно: трахаться с тем, у кого есть сиськи… Она покрывает грудь альфы влажными поцелуями, а потом возобновляет движения на члене. Реджина, не сумев совладать с собой, снова тянется ладонями к мельтешащей перед лицом груди омеги, но снова получает по рукам. — Напомни-ка мне, Реджина, — говорит шериф, продолжая насаживаться на отросток, — кто из нас двоих Спасительница? Каждое из произнесенных Эммой слов совпадает с медленным опусканием на бедра Реджины, так что альфа, засмотревшись на грудь Свон, не сразу понимает, что девушка ждет ответа. — Т-ты, Эмма, конечно, ты, — резко отвечает она, когда ловит выжидательный взгляд зеленых глаз. — Верно, — соглашается Свон, — я Спасительница. Тогда какого… черта… ты пытаешься всех спасти?! Злость, переполнявшая омегу с самого утра, наконец, находит выход, и она двигается на органе альфы со все большей яростью, позволяя их телам соединяться с пошлыми звучными шлепками. «Такой же она была тогда, возле моей искромсанной яблони», — думает Реджина, стараясь не смотреть на шею Эммы. Ее ладони крепко хватаются за бедра Свон, и альфа часто подается навстречу тесной влажной теплоте, в то время как ее руки помогают омеге увеличить амплитуду и частоту движений на твердом, как мраморный столб, члене. — Ты животное, — скулит омега. Она ощущает внутри себя большой орган альфы, который, словно перфоратор, мощно и неумолимо работает в ее дырочке, безжалостно расширяя под свой размер. — Ты просто кобель, Миллс! — стонет Эмма. Это звучит настолько пошло, что Реджина теряет последние остатки контроля. Беспомощно проскулив, она внезапно начинает заполнять разгневанную омежку своей жидкостью. Эмма сразу понимает, что к чему, и начинает двигаться чаще, стараясь догнать альфу на самом финише. Обе громко стонут, кончая, а потом, прохрипев: «К дьяволу, Миллс, ты только моя…», — омега вонзает белоснежные зубы глубоко в шею Реджины, и комнату оглашает громкий обиженный вопль помеченной альфы.