Неправильная омега

Проснувшись утром, Реджина готовит завтрак себе и сыну, мыслями то и дело возвращаясь к событиям предыдущего дня: к вчерашнему утру с Эммой и, особенно, к вечеру с ней. Инициировав секс, Реджина убедилась в согласии омеги и далее старалась держаться вульгарно и грубо, выполняя рекомендации врача. И все-таки даже сейчас ее продолжают мучить сомнения, не сделала ли она только хуже? Реджина сознательно выбрала оральный секс, чтобы удерживать зубы омеги подальше от своей шеи; это позволило заговорить внутреннего зверя и не было для них с Эммой чем-то новым. Стараясь следовать совету Стивенса о грубости и отдаваясь своим желаниям, вначале Реджина действовала напористо и пробовала задвигать член глубже, чем они с Эммой практиковали раньше, — она касалась горла Свон, да только вот Эмма давилась, потому что никогда прежде, очевидно, не имела подобного опыта; член едва успевал тронуть глотку, как омега начинала захлебываться, а когда по ее щекам потекли слезы, Реджина словно раздвоилась: внутренняя альфа, униженная покушением омеги на власть, настаивала продолжить и наслаждалась и слезами Свон, и ее беспомощным бульканьем, в то время как сама Реджина хотела бы стереть поцелуями ее слезы и овладеть омегой иначе, без всякой жестокости. И тогда она вынула и велела Эмме лизать, потом снова трахала, но уже не возвращаясь на глубину, и… и теперь Реджину гложут сомнения. Была ли она достаточно строга и требовательна с омегой, как советовал Стивенс? Да, она фиксировала голову омеги в жестком захвате и кончила ей в рот, и все же… Что, если Эмма почувствовала ее уступку? Что, если, осмыслив произошедшее, Свон теперь понимает, какой мягкотелой и слабой была Реджина? Напряженные размышления не способствуют приготовлению качественной еды: Генри имеет дерзость даже заявить, что запеканка выходит гораздо вкуснее у второй его матери, а то месиво, что он видит сейчас на своей тарелке, хуже отработанного машинного масла. В итоге они завтракают хлопьями с молоком и непритворно дуются друг на друга почти все утро. Рабочее утро Реджины оказывается богатым на хлопоты: она полностью переписывает речь сенатора для выступления в шелтерах для омег (предыдущий автор текста кажется ей нечистым на руку, а его идея расхваливать перед пострадавшими от партнеров-абьюзеров омегами новые действенные блокаторы — неприкрытой рекламой), посылает переписанный вариант речи начальнику штаба сенатора, посещает строительную площадку, на которой под присмотром Дэвида работают люди Смита, проводит в мэрии совещание с финансовым и социальным блоком о распределении инвестиций, направленных в Сторибрук фондом Хизер Тилби, а также звонит Лерою и пытается аккуратно выяснить, почему гном снова взялся за старое. Мотивы последнего своего поступка Реджина не может себе объяснить: заботилась ли она о здоровье лучшего городского строителя? желала ли устранить возможную помеху на пути своего вечернего досуга с шерифом? Как бы то ни было, голос Лероя в трубке кажется ей почти трезвым, но удручающе мрачным; гном резко отказывается, когда она предлагает ему организовать встречу с доктором Хоппером. Реджина встречается с Кэтрин за ланчем «У Бабушки» и, не сдержавшись, делится с подругой досадой, вызванной диалогом с упрямым гномом. Кэтрин предполагает, что Лерой снова тоскует об утерянной любви, и Реджина начинает было спорить, но осекается. Долгие годы боль от потери Даниэля не покидала ее сердца: ни свершившаяся месть, ни течение лет не помогали унять тоску по загубленной юной любви. Только когда в ее жизни появился Генри, стало чуть легче. И лишь совсем недавно она перестала видеть сны, в которых мать сжимала сердце ее возлюбленного, превращая в пепел. — О чем задумалась? — спрашивает наблюдавшая за подругой Кэтрин. — О том, что ты можешь оказаться права насчет Лероя, — задумчиво говорит Реджина. Она поднимает глаза и только сейчас замечает, что ее визави бледна и стала заметно стройнее со времени, когда они встречались в последний раз. — Что насчет тебя, Кэтрин? — стараясь скрыть беспокойство, спрашивает мадам мэр. — У тебя все в порядке? Все эти хлопоты с управлением парком и частные заказы — ты не слишком перенапрягаешь себя? Кэтрин на мгновение удивленно поднимает брови, потом невесело смеется. — Извини… Просто никак не могу привыкнуть, что ты стала такой… внимательной к другим людям, Реджина. Эмпатия? — подмигивает она. — Иногда я думаю, без этого приобретения мне жилось куда проще, — ворчит Реджина, — но потом… потом понимаю, что это была не полноценная жизнь. Арчи оказался прав. — Послушать тебя, так Арчи всегда прав, — улыбается блондинка. — Ваш заказ, дамы, — прерывает их Дороти, выгружая с подноса салаты и напитки. Реджина благодарит альфу, ненадолго задерживаясь на ней взглядом. Внешне приветливая и улыбчивая, она, как Реджине сейчас кажется, тоже сильно похудела со времени возвращения в Сторибрук, и мадам мэр делает себе заметку аккуратно расспросить Бабушку об отношениях находящихся под ее крылом влюбленных девушек. Но это потом. Пока надо выяснить, что происходит с Кэтрин. Она устремляет пристальный взгляд на подругу, и та сразу давится кусочком куриного мяса. — Твои смертоносные глаза, Реджина! — упрекает Кэтрин. — Не старайся уйти от темы; я не отстану, — предупреждает Миллс. — Я уж поняла, — тяжело вздыхает Кэтрин. — Ладно, ладно… Уф… Я действительно вся издергалась в последнее время, Реджина. Это из-за Фредерика. Она делает глоток лимонада из стакана, а Реджина недоуменно вздергивает бровь. — Разве у вас с Фредом не идеальная семья? Вы… ругаетесь? — В последнее время — да. И часто, — признает Кэтрин. — Он… есть какая-то причина ваших размолвок? — Угу, — мрачно кивает Кэтрин. — Ты ведь знаешь Фреда, Реджина. Он же всегда такой… и занимается с ребятишками спортом, даже начал вести бесплатный кружок в парковой зоне, и завел этого ушастого ненавистника «Jimmy Choo»… А в последнее время Фредерик и вовсе перестал намекать и прямо заговорил о том, что нам пора обзавестись ребенком. — Ребенком? А ты… — А я не готова, — бессознательно комкая салфетку, тихо произносит Кэтрин. — В том, прежнем, нашем мире женщина могла назвать себя счастливицей, если муж обеспечен и не сильно колотит ее. Мне повезло куда больше: я родилась в богатой семье, мой супруг — принц, который уважает и любит меня. Но в этом мире… ох, в этом мире у женщины столько возможностей! — восклицает она. — Я действительно наслаждаюсь семейной жизнью с Фредом: мне нравится возвращаться вечером домой, есть приготовленный им ужин, сидеть рядышком на диване и гладить Роджера, даже если этот пушистый гаденыш сгрыз уже вторые мои любимые босоножки… Но… мне ведь и нравится эта спокойная рутина именно потому, что весь день я, словно мотор, не останавливаясь, занимаюсь делами: проверяю дела в цветочном магазине, созваниваюсь с поставщиками, объезжаю улицы и осматриваю палисадники, за которыми ухаживают мои садовники, обдумываю, как лучше использовать территорию городского парка, сочиняю сценарии праздников, провожу мероприятия… Я живу этим, Реджина! Я нашла себя, свою страсть в бизнесе, как мой отец — в деньгах. А ребенок, — ее голос пресекается, — ребенок… он ведь все изменит… Выговорившись, Кэтрин отодвигает от себя даже наполовину не опустошенную тарелку, а Реджина задумчиво говорит: — Знаешь, иногда мне странно, что в этом мире ты не переродилась в альфу. — Я тоже иногда думаю об этом, — ворчливо отвечает Кэтрин. — Насколько бы все было проще, если бы я была альфой, а Фредерик — омегой. Он бы рожал детишек и сидел с ними дома, а я… конечно, я бы тоже занималась нашими детьми, но… не так много, как общество ожидает от матери-беты. — Ты вообще не хочешь детей? Что именно ты ответила Фреду? — пытается понять Миллс. — Сказала, что ему придется подождать, — хмурится Кэтрин. — А он спросил, сколько именно. Но я не знаю, Реджина! Я действительно не знаю… Может, я захочу ребенка скоро, а может, нет. Меня слишком пугает то, как изменится моя жизнь. — Да, это сложно, — кивает мадам мэр. — Я понимаю тебя. Хотя и твоего мужа тоже понимаю. Вам нелегко сейчас. — Да, — устало вздыхает Кэтрин. — Он, должно быть, считает меня эгоисткой, зацикленной на деньгах, думает, что я превратилась в истинную дочь своего отца. А я… а мне кажется, что это Фред эгоистичен, ведь это не ему придется девять месяцев таскать тяжелый живот, а потом… ох, мне и подумать страшно, что начнется потом. — А вы не обсуждали, кто будет ухаживать за ребенком? Сейчас все больше мужчин считают возможным на время оставить работу и посвятить время воспитанию своей маленькой плоти и крови… — осторожно замечает Миллс. — К тому же дополнительно можно воспользоваться услугами няни. — Мы обычно успеваем разругаться до того, как разговор доходит до этой темы. И нет, не думаю, что Фред такой. Он ведь обычный бета-мужчина. Не женщина и не омега. Едва ли он понимает, что его ждет… Едва ли он… — Все это такие условности, Кэтрин, — качает головой Реджина. — Почему бы тебе не задать Фреду прямой вопрос о том, какими именно он видит ваши роли в воспитании ребенка? Его ответ может стать для тебя сюрпризом. — Может быть, когда в следующий раз он заведет эту тему, я и спрошу, — говорит Кэтрин. — Знаешь, а ведь мне давно хотелось с кем-то обсудить все это… — задумчиво добавляет она. — Но я и не думала, что ты поймешь мои страхи, ведь ты совсем другая: усыновила и вырастила Генри, несмотря на то, что ты альфа и… была одинока. — О, я очень долго не могла решиться на это, так что прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, — говорит Реджина. — В таком случае, за эмпатию? — слабо усмехается Кэтрин и салютует подруге лимонадом. — За эмпатию, — повторяет Реджина и отпивает свой морс. Вкус напитка кажется ей непривычным, и она останавливается, не допив и до середины стакана. Видимо, Бабушка не оставляет попыток улучшить меню, но в данном случае ее расчет, к сожалению, не оправдался. Кэтрин просит счет и достает кошелек (они с Реджиной платят по очереди, когда обедают вместе), а мадам мэр внезапно чувствует головокружение. Оно сразу проходит, но потом ее тело так же неожиданно наполняет жар. Миллс беспомощно смотрит на Кэтрин, невозмутимо ожидающую сдачи; щеки подруги по-прежнему бледны. Что же такое творится с нею самой? Реджина старается вдыхать воздух чаще и расстегивает еще одну пуговку блузки. Температурный всплеск понемногу утихает, но теперь тело альфы охватывает новая напасть: отросток, мирно дремавший в глубине тела со вчерашнего вечера, вдруг вырывается наружу и, как копье, вонзается изнутри в ткань ее юбки. Цепенея от ужаса, она мысленно уговаривает непокорную часть тела вернуться в привычное сонное состояние, но не достигает успеха. Реджина потирает горящие щеки рукой и осторожно осматривается: в обеденный час немало посетителей сидят за столиками, и Август спускается со второго этажа, судя по его довольной физиономии, после отличного траха с Волчицей. — Кэтти, мне нехорошо, — беспомощно произносит Миллс. — Реджина? Что-то болит? — настораживается бета. — Не болит, но… Ты можешь отвезти меня домой? — Конечно, — с готовностью встает со своего места Кэтрин. — Подожди, — останавливает ее Реджина. — Дай мне, пожалуйста, свой портфель. Кэтрин невозмутимо выполняет ее просьбу, и мадам мэр, прикрыв эрекцию кожаным темно-бордовым портфелем подруги, спешит к выходу. Едва усевшись в автомобиль, она пишет шерифу лаконичное сообщение: «Ты где?» — и сразу получает ответ: «У Арчи. Кто-то выбил окно ((». — Кэтрин, я передумала. Отвези меня к Арчи, — просит мадам мэр. — Ладно, — соглашается подруга и трогает с места. — Ты думаешь, он поможет тебе справиться с этой штукой? — Э-э? — Ради Бога, Реджина, — хихикает Кэтрин, — я прекрасно понимаю, что с тобой сейчас происходит: мой портфельчик уже спасал Фредерика, когда он оказался в такой же ситуации. Мы тогда сидели в ресторане, и я решила подшутить над Фредом и попросила принести мне сырой банан, а потом очень медленно стала есть его, а мой муженек смотрел на меня, пока не побагровел и… — Фу, не продолжай, умоляю, — брезгливо морщится Миллс, но все же предпочитает оставить дважды скомпрометированный портфель на своих коленях. — Вот мы и приехали, — констатирует Кэтрин. — Пешком было бы быстрее, хотя, учитывая обстоятельства… — Спасибо, — суховато благодарит мадам мэр, но потом чувствует потребность объясниться. — Понимаешь… Арчи… он… хм… в общем, он помогает мне справиться… с моей агрессией и… с разными неожиданными проявлениями организма… учит контролировать себя. — Хорошо, — улыбается Кэтрин. — Я рада, что у тебя стало больше друзей, Реджина. — Да… Ну, я пойду, — говорит мадам мэр и суетливо меняет портфель на собственный клатч, — Спасибо, Кэтрин! Вечно спешащая бизнесвумен сразу срывается с места, а мадам мэр спохватывается, что на улице не видно ни «жука», ни патрульной машины. Что, если Эмма уже отсюда уехала? Сквозь разбитое окно доносится звонкий голос шерифа, и, откинув сомнения, Реджина едва ли не бегом устремляется внутрь, при этом продолжая прижимать стояк миниатюрным клатчем. — Арчи, Эмма, привет! — Здравствуй, Реджина, какой сюрприз! — радуется Сверчок. — Что-то случилось? Ты выглядишь взволнованной… — Мне срочно нужна помощь Эммы! — выпаливает Миллс, стараясь непринужденно удерживать клатч в середине тела, словно это обычное его место. — Но мы тут только начали, — произносит шериф, обводя альфу растерянным взглядом. — Это безотлагательно, — отрезает мадам мэр. — Арчи, извини. Свободной рукой Миллс обхватывает запястье омеги и шепчет заклинание. Через долю секунды фиолетовый дым рассеивается, и Эмма, осмотревшись, недоуменно спрашивает: — Реджина, зачем ты перенесла нас в лофт? — Черт! — восклицает Миллс. — Я просто подумала, когда накладывала заклинание, что ко мне Снежка хотела зайти… но, правда, только вечером. Кстати, где все сейчас? — Папа в участке, а Снежка в это время всегда… — …Гуляет с Нилом в парке, — договаривает Реджина. — Но что такого безотлагательного случилось, что мы оказались в спальне моих родителей? — продолжает недоумевать Свон. — Вот что, — рявкает Миллс, бросая клатч на прикроватную тумбочку. — О! Омега вытаращивает глаза, заметив, как сильно топорщится впереди ткань юбки альфы. — Реджина, ты… — Раздевайся, — велит альфа и, рыча, начинает срывать с себя юбку. — Прямо здесь? — еще сопротивляется шериф, все же расстегивая ремень в джинсах. — На кровати моих родителей? Серьезно? Реджина снова нетерпеливо рычит. Она уже скинула с себя юбку и трусы, расстегнула нижние пуговицы блузки; отросток, темно-пурпурный и трепещущий, оказывается выставлен напоказ. Омега облизывает пересохшие губы, потому что зрелище полуголой мадам мэр с возбужденным членом и в чулках (на улице все еще сохраняется не свойственная июлю прохлада) действует на нее сокрушительно. — Эмма, мне надо побыстрее вставить в тебя эту штуку, — признается Реджина. — Стаскивай уже скорее эти убогие штаны! Свон начинает спускать по бедрам джинсы, мадам мэр решает помочь, и жар ее ладоней опаляет бедра омеги, делая беззащитной и слабой. Эмма не сопротивляется, когда альфа сдергивает с родительской кровати покрывало и бросает ее на простыни, сразу накрывая своим горячим телом. Миллс берет ее безвольную руку и показательно сжимает вокруг своего члена. Пальцы Реджины, тем временем, начинают тереть внешние складки омеги, продвигаясь к входу. Она хотела бы уже начать движения во влагалище Свон, но слишком сильна в ней память о собственной оскорбленной женственности, когда Король, не церемонясь, вводил в нее член едва ли не насухую, причиняя унижение и боль. Эмма не заслуживает такого. Никто не заслуживает такого. Реджина скулит, потому что Свон, ритмично работающая ладонью по всей длине члена, очень хороша, а еще потому, что, потрогав пальцами вход омеги, она обнаруживает там влагу, и это значит, что Эмма скоро будет готова принять ее, что она хочет секса с ней, с Реджиной Миллс, что через какую-то минуту отросток будет трахать эту сладкую пряную щелку, а потом наполнит ее своим семенем. Альфу мало заботит место; она трахнула бы сейчас Эмму даже на полу тролльей пещеры или на городской площади, не то что в кровати Снежки. Единственное, что сейчас важно, это удовлетворить сжигающее изнутри желание и взять омегу. Она плохо помнит наставления врача (кажется, ей надо быть грубой и думать только о своем желании?), она вообще плохо соображает, словно вся кровь, что циркулировала по венам, сейчас сосредоточилась на дарованном Проклятием предмете, жаждущем поскорее нырнуть в омежью впадину. Миллс убирает пальцы Эммы с члена и, пристально глядя в туманные зеленые глаза, строго спрашивает: — Хочешь меня? — Да, — сразу отвечает Свон. — Перевернись на живот. Омега послушно передвигается на матрасе, пока Реджина энергично трет отросток, мысленно умоляя его подождать еще немного. Эмма, наконец, устраивается: прижимает свои руки и голову к матрасу, а согнутые в коленях ноги разводит в стороны, поднимая попку вверх так, что ее истекающая влагой промежность становится очень удобной для входа. Реджина не может подавить мечтательный вздох. Собранные в скромный хвостик волосы Эммы и серая невзрачная рубашка, все еще застегнутая на все пуговицы, создают яркий контраст с выставленной бесстыдно вверх голой задницей и бледными мускулистыми ногами. На самой Миллс по-прежнему надеты чулки; какими бы удобными они ни были, сейчас она предпочла бы оказаться без одежды, но Реджина не в силах больше ждать и остается в них, а еще в бюстгальтере и расстегнутой блузке, когда подводит отросток к лону омеги и, после пары пробных движений, врывается в ее влагалище и начинает яростно трахать. Эмма сразу же громко стонет, и это сладко, и внутренний зверь Реджины высвобождается и добавляет энергии и силы ее движениям. Эта омега — ее. Она принимает Реджину, она сдается под ее натиском, она позволяет трахать себя, даже когда движения альфы порывисты и резки. Миллс вспоминает почему-то, как Эмма называла ее животным, сравнивала с жеребцом и кобелем. И вот она действительно имеет ее, как кобель, двигая поясницей с сумасшедшей скоростью, вдалбливаясь в омегу на родительской постели под ее громкие вскрики и стоны. Реджина быстро приходит к разрядке, но не прекращает движения, ей даже не требуется передышка, чтобы отросток снова окреп и вернулся к полной боеготовности. Но хочется больше: хочется целовать Эмму, тискать ее грудь и гладить ключицы. — Ляг на спину, — отрывисто приказывает она и вытаскивает член. Эмма быстро меняет позицию, но скорость не помогает уберечь постельное белье от пятен жидкости, вытекающей из ее лона. Реджина довольно ухмыляется, когда Свон оказывается распростерта перед ней с широко раздвинутыми ногами и хорошо заметными следами ее недавнего присутствия меж ними. Альфа накрывает Эмму своим телом, и отросток без труда находит свой путь. Когда омега чувствует, как в ее тело вновь врывается и начинает, судорожно дергаясь, вколачиваться горячий член Миллс, то не удерживает громкого всхлипа. Эмма не знает, какой бес вселился в ее любовницу, почему она вдруг оказалась такой возбужденной, но поощрительно стонет и с готовностью двигает навстречу отростку бедрами, позволив себе позабыть на время, где именно они учиняют разврат. Важными сейчас кажутся горящие откровенной похотью глаза Реджины, устремленные в ее собственные, и руки ее, безбожно сминающие рубашку омеги в желании добраться до груди, и смачные шлепки от соединения тел, когда член глубоко ныряет внутрь, а прочее все — кажется не важным. Альфа на ней, в ней, ее не сдерживаемая, животная ярость и страсть, с которой она покрывает омегу, — страсть, не испытанная прежде Эммой ни с одним из ее прежних любовников, погружают Свон в полубессознательное состояние, какое бывало с ней прежде лишь в течку, и она не может более контролировать ни своих громких стонов, ни поощрительных ругательных словечек, которые сами собой вылетают изо рта, так что альфа, взревев, затыкает ее грубым поцелуем и все скорее двигает тазом, снова и снова врываясь в ее лоно. Эмма как раз испытывает оргазм, когда отросток Реджины оказывается готов к новому семяизвержению; преодолевая внутренние судороги во влагалище Свон, этот непобедимо работающий поршень успешно справляется со своей миссией и впрыскивает, подобно шприцу, мутно-белое лекарство в глубину омеги. Лишь в этот момент альфа отстраняется от горячего рта Эммы, и сама хрипло стонет, ощущая, как в омегу вливается вторая порция семени. Кончив, Реджина сразу вытаскивает член и, соскользнув с омеги, падает на спину. Все ее тело покрыто потом, а чулки, казавшиеся такими удобными и гладкими с утра, сейчас неприятно колются и пережимают бедра. Но внутреннее победное ощущение заслоняет собой эти мелкие неудобства. Реджина довольна омегой и собой, и ее зверь доволен тоже, что и выражает глухим коротким мурлыканьем. И если что-то способно сделать Реджину еще более удовлетворенной и счастливой, так это… — Эмма, обними меня, — шепчет она. Свон тут же обвивает альфу руками и ногами, и близость ее губ к шее уже почти не пугает, нет. Реджина поворачивает голову и внимательно рассматривает расслабленное, с закрытыми сейчас глазами, лицо Эммы, с заметными бисеринами пота на носу и висках. «Моя, моя омежка», — с нежностью думает Миллс, и эта мысль не вызывает у нее сейчас никакого диссонанса. Страхи, одолевающие ее все утро, отлетели куда-то далеко-далеко. Зеленые глаза приоткрываются только через несколько минут, сначала моргают, а потом комично вытаращиваются. — Реджина, — жалобным тоном произносит Свон, — мне не пригрезилось это? Ты… ты трахнула меня на кровати Снежки и Дэвида? Дважды? Миллс обводит комнату глазами, словно и сама успела позабыть, где застигла их страсть. Она едва не вздрагивает от брезгливости, да только омега, кажется, шокирована куда сильнее местом их случки, так что, зло хохотнув, Реджина медленно произносит: — А я полагала, дорогая, ты перестала называть своих родителей по именам? Шериф, к ее удовольствию, зажмуривает глаза и сильно краснеет, что-то неразборчиво мыча сквозь зубы. Погладив омегу в утешение по голове, Реджина мягко говорит: — Ладно, все хорошо, их ведь здесь нет. И… как бы ни было приятно отдыхать, наверное, пора вернуться к делам? Да и Снежка скоро придет… — Угу, — сразу реагирует Свон и отодвигается. Взор обеих оказывается невольно прикован к открывшемуся пространству постели: простыня сильно скомкана и помята, а также щедро покрыта следами их преступления. Эмма проверяет рукой свою промежность и не сдерживает разочарованный вздох, обнаружив там в обилии сперму альфы. Реджина с интересом ждет, последует ли за этим упрек, но омега сдерживается, ограничившись лишь коротким взглядом в ее сторону. — Надо прибрать здесь все, — решает Эмма и встает. — Давай, — соглашается Миллс. Свон взмахивает запястьем, но картина не меняется: обе по-прежнему полуголые и потные, кровать — истерзана и запачкана. — Попробуй еще. Постарайся лучше концентрировать внимание, — инструктирует Реджина. Эмма пытается, но снова и снова терпит неудачу. — Реджина, — умоляет, наконец, она, — ты можешь помочь? Надо бы сделать это поскорее… — Паникуешь? — беспечно заложив руки за голову, уточняет Миллс. — Нет, с чего бы? — со злой иронией говорит омега. — Это ведь не меня только что трахнули в доме родителей, на их постели, и не мои мама и брат того и гляди вернутся с прогулки и обнаружат меня с альфой без штанов и лужу спермы на кровати… так с чего же мне паниковать?! — Не тебя? А кого тогда трахнули в доме родителей? — деланно удивляется мадам мэр. — И, попрошу заметить, это только ты без штанов, а на мне надеты чулки. Эмма лишь жалобно стонет; находящаяся в смятении омега одновременно забавляет и умиляет Реджину, в голове даже мелькает мысль, что перенестись в лофт оказалось в итоге не так и плохо. Она думает так ровно до того момента, как внизу щелкает замок и дом наполняет звонкий голосок Нила. В мгновение ока альфа спрыгивает с кровати, обхватывает за запястье Свон и машет их соединенными руками. Убедившись, что постель безупречно чиста, машет еще раз: теперь поверхность кровати снова целомудренно застлана покрывалом, а они с Эммой полностью одеты, и клатч снова зажат в руке мадам мэр. В третий, финальный раз, Реджина колдует, когда по лестнице уже топочут детские ножки; лицо Свон оказывается изысканного зеленого оттенка, так что Сверчок, в офис которого они переносятся, участливо спрашивает: — Эмма, тебе нехорошо? — Мисс Свон до сих пор неважно справляется с магическими перемещениями, — церемонно отвечает за нее Реджина. — Арчи, мой вопрос решен, так что возвращаю шерифа в полное твое распоряжение. — Спасибо, — усмехается Сверчок и, как Реджине кажется, подмигивает ей. Она пристально смотрит в его глаза, но мужчина выглядит теперь вполне серьезным. — Ладно, — медленно проговаривает Миллс. — Прогуляюсь, пожалуй, до мэрии пешком. Арчи, Эмма, пока. Омеги вежливо прощаются с ней, и мадам мэр выходит на улицу. По дороге она задумывается о причине своего внезапного приступа похоти и чувствует смутное подозрение. Странный вкус морса. Рассказ Кейна о возбуждающих коктейлях в кафе. Что, если их ингредиенты каким-то образом попали в кастрюлю с безобидным напитком? Мысль Реджины работает дальше, и она корит себя, что обратила мало внимания на рассказ своего чиновника-альфы. Ну почему, услышав о том, что в кафе используют напитки с сомнительной рецептурой, она сразу не попросила исследовать их? Мадам мэр извлекает из клатча телефон и звонит Бабушке. — Здравствуй, Евгения. Со мной приключилась неприятная штука после посещения кафе… Да, я знаю, что на кухне используются только свежие продукты. И все-таки я настаиваю, чтобы сегодняшний морс не подавался другим клиентам… Спасибо. Затем Реджина сразу набирает Вейлу. После обмена дежурными приветствиями она говорит: — Виктор, есть два неотложных вопроса. Первый: медосмотр сотрудников участка. В городе небезопасно, и я должна быть уверена, что участок шерифа укомплектован здоровыми людьми. Я прошу, чтобы ты лично провел исследование их образцов крови, включая полный биохимический анализ. Второй вопрос: надо изучить состав новых коктейлей в меню «У Бабушки». Тех самых коктейлей, Виктор, думаю, понимаешь, каких… — Ты что, смеешься, Реджина? — ворчливо отвечает Вейл. — С каких пор, по-твоему, я превратился в лаборанта и должен лично исследовать кровь твоей родни? Абсолютно здоровых людей не бывает, и в случае, если вы опять разругались и ты надеешься выкинуть их из участка по причине повышенного холестерина или пониженного гемоглобина и так далее, то я точно не стану тебе в этом помогать, да и к тому же… — Они мне не родня! — взвизгивает, забывшись, Реджина. — И мы не ругались! Я имею в виду лишь то, что сказала. — Но почему ты настаиваешь, чтобы эти простые анализы сделал я лично? Мои лаборанты… — Ради Бога, Вейл, все твои лаборанты были мышами в карете-тыкве у Золушки! — Ладно, — устало вздыхает Виктор. — Сделаю сам эти чертовы бесполезные анализы, пусть шериф и помощник приходят завтра утром, натощак… А коктейли-то тебе чем не угодили? — холодно интересуется он. — В них явно содержатся какие-то стимуляторы. Вдруг эти коктейли опасны? — честно отвечает Реджина. Вейл хмыкает и замечает: — Кажется, они содержат растительные экстракты? Судя по цене, это может быть корень женьшеня или… А, впрочем, ладно, мне несложно отлить немного в пробирку и изучить состав. — Спасибо, Виктор, — искренно благодарит Миллс. — Пока не за что, — сухо отвечает главврач. — Кхм… я… должен признать, ты хороший администратор, Реджина, и то оборудование, которые мы закупим в клинику благодаря деньгам из фонда Тилби… Реджина понимает, что, если бы умел, Франкенштейн хотел бы сейчас поблагодарить ее, и принимает его слова и готовность помочь как выражение благодарности. Оказавшись на работе, мадам мэр пишет распоряжение Эмме и Дэвиду явиться утром голодными в больницу для медосмотра и окунается в пучину совещаний. Она выныривает из нее лишь к вечеру, отвлеченная звонком курьера. Расписавшись в получении заказа, Миллс выпроваживает лопоухого паренька с щедрыми чаевыми и проверяет содержимое коробки, а после звонит шерифу. — Напомни-ка, Генри ведь сегодня ночует у тебя? — Да. Я приготовила голубцы с рисом и овощной салат. Так что никакой пиццы, если ты об этом, — гордо заявляет Свон. — Это прекрасно, — одобряет Реджина, — но я о другом вообще-то. Приходи вечером ко мне домой для занятий магией. — Для занятий?.. — сомневается шериф. — Мы ведь уже… тренировались сегодня. — И не очень-то успешно, — замечает Миллс. — Предупреди Снежку, чтобы не мешала нашим… занятиям. — Подожди, — останавливает ее Свон. — Реджина… — Просто доверься мне и приходи, ладно? — мягко просит мадам мэр. — Воспользуйся своим ключом. — Дело не в моем предполагаемом недоверии, Реджина, — вздыхает Свон.— Ты что, забыла, что мы хотели вместе проверить то поврежденное место на городской границе? Реджина молчит, потому что она и вправду успела забыть об этой договоренности. — Ты уже закончила с делами? Тогда давай встретимся на границе через полчаса, — предлагает шериф. — После того, как все осмотрим, нам должно хватить времени… хм… отдохнуть и подготовиться. А в семь часов я буду у тебя. Реджина соглашается, и через полчаса женщины встречаются у городской черты, на том месте, где было когда-то обнаружено повреждение. — Тут сильно чувствуется магия, — задумчиво произносит Свон. — Но сама черта пока стоит крепко. Реджина согласно кивает. — Здесь много чар: твоих, моих, Зелины, Голда, — говорит она. — Мы все работали над этим фрагментом границы. — И все-таки есть в этом месте что-то необычное, — хмурится шериф, — но я никак не могу уловить, что именно. Они вдвоем пристально рассматривают кромку леса, потом обходят местность плечом к плечу. — Мне не хватает опыта и знаний понять, что именно здесь не так, — признает Эмма. — И, самое плохое, мы не можем выяснить, почему ты страдаешь от использования магии. — Не страдаю, если ты рядом, — поправляет ее Реджина. — Конечно, я вовсе не против быть рядом с тобой почаще, — с игривой улыбкой говорит Эмма, — но… — посерьезнев, продолжает она, — что ты скажешь, если я предложу обратиться за помощью к Голубой Фее? — Нет, — сразу отрезает Реджина. — Но, послушай… — Нет. И — нам пора. Эмма обводит мрачным взглядом подлесок, плавно переходящий дальше в густую дубраву, и мадам мэр, недовольно нахмурившую брови, и понимает, что убедить эту упрямицу будет непросто. — Ладно, — сдержанно говорит шериф. — Я буду патрулировать здесь не реже раза в день. Надеюсь, Голд вскоре вернется, и тогда… — Да, тогда и удастся все выяснить, — соглашается Миллс. Они разъезжаются, подтвердив договоренность о встрече. По дороге домой Эмма звонит Снежке и предупреждает, что сегодня ей предстоит строгая муштра в доме Реджины. Мать, сильно встревоженная рассказом Генри об обуглившемся ковре, не скрывает радости, что Реджина взяла «магическое шефство над тобой, милая», и Эмма думает, как же хорошо, что их разговор происходит по телефону, ведь на ее лице сейчас расплывается чудовищная ухмылка, а глаза невольно закатываются вверх. Дома шериф долго решает, что надеть, но на улице начинается дождь, и она останавливается на проверенном варианте: джинсы, футболка, куртка. Когда, допустив опоздание всего в пару минут, Эмма заходит в особняк, то вместо Реджины обнаруживает в холле средних размеров картонную коробку с лежащей поверх нее запиской. «Надень это», — написано на ней четким почерком мадам мэр. Сглотнув, омега почему-то настороженно озирается по сторонам и снимает с коробки крышку.