Неправильная омега

Реджина посещает строительную площадку, слушая пояснения своего заместителя и внимательно наблюдая за творящейся вокруг суетой. — Спроектированный район остается малоэтажным, но из-за обнаруженных в грунте провалов нам пришлось укреплять фундамент и забивать более длинные, чем предусмотрено первоначальной сметой, сваи, — дополняет рассказ чиновника руководитель стройки. Мужчина-бета коренаст и смугл, с кудрявящейся бородкой; его зовут, как и основного инвестора, — Смит, но являются ли они родственниками, мадам мэр не знает. — Мне передавали, — кивает она в ответ. — Я признательна, что дополнительные расходы подрядчик без лишних споров взял на себя. — Это был наш просчет при изысканиях, — пожимает плечами Смит. — И хороший урок лично для меня: больше не подпишусь ни под одним проектом, сначала не изучив территорию своими глазами. Реджина интересуется: — Как вы довольны сторибрукскими специалистами? — Мне очень понравилось работать с бригадой вот тех малорослых ребят, — невежливо показывает пальцем Смит на рычащих строительной техникой гномов. — Их бригадир — настоящий профи, особенно когда не мучится похмельем. Реджина кидает взгляд на раздающего команды Лероя и, встретившись с ним глазами, поднимает в приветствии руку. Снежка сдержала обещание и переговорила со старинным другом; хорошо, что душеспасительная беседа возымела эффект, пусть даже и временный. — Раз вы вошли в график, то, как я понимаю, через пару недель ваши работники покинут площадку и будут появляться только для контроля приемки отдельных этапов? — спрашивает она. — Да, — подтверждает Смит. — Мне рассказали об инцидентах, когда ребята разбредались со стройки в обеденный перерыв по городку… Признаться, поначалу мы все не очень серьезно восприняли запрет, потому что Сторибрук не выглядит ни таинственно, ни секретно. Но… Мужчина мнется, и Реджина понимает, что, должно быть, Дэвид и Эмма не подбирали выражений, возвращая «заблудившихся» чужаков на их место работы. — Правила есть правила, — смягчая слова улыбкой, замечает Миллс. — Город закрыт для приезжих, и я как мэр буду признательна, если в оставшиеся дни ваши сотрудники сосредоточатся на своих задачах. Что касается организации питания, то, если людям не нравится предложенное меню, можно легко осуществить доставку блюд из любого городского кафе. — Разумеется, — соглашается Смит. По его неопределенной усмешке Реджина понимает, что работавших на проекте альф манили к «Бабушке» совсем не ароматы вкусной кухни, а кое-что другое. — Как бы то ни было, — тушуется мужчина под строгим взором темных глаз, — теперь, когда я убедился в компетенции местных рабочих, то скоро смогу с легким сердцем перевести моих людей на следующий объект. Побеседовав еще немного с подрядчиком, Лероем и осмотрев возведенные стены изнутри, Реджина вместе с заместителем возвращается в мэрию. Ей нравится, как еще недавно существовавший только на бумаге новый район становится реальностью, и по дороге альфа представляет, как в небольших уютных домах поселятся семьи, как игровые площадки и детский сад заполнятся галдящими детьми, а в павильонах, отведенных под коммерческую недвижимость, Кэтрин или кто-то такой же предприимчивый откроет новый магазинчик, тренажерный зал, салон красоты… Рассчитанный на определенное количество жителей, после падения проклятия Сторибрук становился тесен; только в прошлом году родилось двадцать пять детей, а тридцать жителей города вступили в брак, и почти все они вынуждены были жить с кем-то из родителей. В своей последней избирательной кампании Реджина твердо обещала решить жилищный кризис и ради выполнения этой задачи неоднократно выезжала в Портленд и Бостон в поисках инвестора. И у нее получилось. Томас Смит, а потом Хизер Тилби и еще двое бизнесменов из круга сенатора не только пожелали участвовать в развитии странного закрытого городка, но и щедро подписывали чеки на переоснащение городской библиотеки и клиники. Вспомнив об этом, Реджина приказывает водителю свернуть к больнице. Она и так слишком давно откладывала разговор с Вейлом. Предупредив, что вернется на работу самостоятельно, Реджина покидает автомобиль. Она нисколько не оказывается удивлена, когда в приемной ей сообщают, что Вейл в лаборатории. Кабинет оказывается заперт. Постучав, Реджина громко зовет врача по имени и просит открыть. За дверью долгое время слышится возня и позвякивание склянок, после чего Вейл наконец-то удосуживается открыть дверь и высунуть в проем свое надменное, с вечно красными глазами, лицо. — Мадам мэр? Что вам угодно? Церемонный тон плохо вяжется с потрепанным видом мужчины, и, стараясь не морщиться от неприятного запаха, идущего изнутри (смесь спирта с чем-то невообразимо едким), Реджина настойчиво просит: — Виктор, нам необходимо переговорить. Где мы можем это сделать? Мужчина, ничего не ответив, снова скрывается за дверью, но уже через несколько секунд выныривает обратно и, закрыв лабораторию на ключ, произносит: — Полагаю, мы можем обсудить все в моем кабинете. Подождав, пока Вейл устроится за столом, Реджина опускается в кресло для посетителей. Она не торопится начинать разговор, пристально разглядывая собеседника. Вейл всегда выглядел неряшливо, но в последнее время особенно запустил себя: подбородок щетинится островками не сбритых волосков, воротничок рубашки засален, как и манжеты, торчащие из-под белоснежного (и то — заслуга технического персонала больницы) халата. «Постричь бы его. И отмыть как следует», — мрачно думает Реджина, заметив, что едкий спиртовой запах впитался и в стены кабинета главного врача. Поерзав на кресле, Вейл тем временем сам начинает разговор: — Совсем забыл сообщить, Реджина: на днях я сделал анализ одного из новых коктейлей, подаваемых в кафе. В составе нет ничего специфического — только пряности, сок и вода. Реджина удивленно приподнимает брови, вспоминая, как сначала ощутила жар, а потом отросток, стремительно вырвавшись из тела, едва не порвал ее трусики. Неужели существовали пряности с подобным эффектом? Ей не доводилось слышать о таковых. Или, может, причина ее возбуждения была в чем-то другом? Она ведь даже не заказывала коктейль, а пила морс, в который, как она подумала, могли попасть компоненты для возбуждающих коктейлей… — Значит, никаких запрещенных или стимулирующих веществ? Ничего странного? — решает уточнить Реджина. — Странное в этих коктейлях только одно, — криво усмехается Вейл и, дождавшись вопросительного взгляда, продолжает, — их цена. Они по составу простые, как компот, но стоят в пять раз дороже. А, впрочем, и это тоже не странно, — задумавшись, бормочет он. — Что ты имеешь в виду? — А? Нет, ничего, — рассеянно отвечает Вейл. — Если их покупают, то почему бы и нет? — лениво пожимает он плечом. Они недолго молчат, потом Вейл вопросительно поднимает бровь. — Ты хотела поговорить о чем-то еще? — Да. — Я слушаю, — буркает доктор и складывает ладони пирамидкой. — Виктор, — решает начать издалека мадам мэр, — мы все когда-то были чужими в этом мире. Но один лишь ты пришел сюда не из Зачарованного Леса. И… в каком-то смысле, ты более одинок, чем остальные. — К чему ты клонишь? — недовольно перебивает ее Вейл. — К слову, если вспомнить о моем трагическом одиночестве, то когда-то у меня был брат… — Да. И мне жаль, — вздыхает Реджина. — Мне правда очень жаль, что ты потерял своего брата. Но теперь… дело ведь в другом? Ты снова сидишь ночами на работе, как тогда, после падения Проклятия, снова запираешься в лаборатории и пьешь!.. — Не пью, — упрямо качает головой Вейл. — Ты не напиваешься и не буянишь, как Лерой в свои запойные недели, — соглашается Реджина, — но и здоровым твой образ жизни назвать нельзя. Скажи, это из-за Руби? Точнее, из-за Дороти и Руби? Вейл, еще сильнее нахмурившись, скрещивает руки на груди и отводит взгляд в сторону, всем своим видом показывая, что не намерен продолжать беседу. Мадам мэр, вздохнув, понижает голос и все-таки продолжает: — Виктор, я знаю, что ты неравнодушен к Руби, ведь она действительно замечательная… и очень несчастная. По крайней мере, была раньше, пока не вернулась Дороти и не приняла ее такой, какая она есть. Если это не истинная любовь, тогда что же это? А вбивать клин между истинно влюбленными — это заведомо обреченное дело, уж я-то знаю. — Ты забыла ввернуть в свою речь слово «надежда», — флегматично замечает Вейл. — Что? — Дружба со Снежкой не проходит даром: ты теперь говоришь ее фразами, Реджина, — усмехается Вейл и, достав из ящика плоскую фляжку, демонстративно откручивает крышку и делает глоток. — Но не трудись. Я даже не понимаю, о чем ты говоришь. Мне… совершенно все равно. — Виктор, — укоризненно качает головой Реджина, — возьми, наконец, себя в руки. Ведь ты альфа. И мужчина. И очень талантливый врач! — Талантливый, — фыркает Вейл, — да уж… Под неодобрительным взглядом мэра он снова отхлебывает из фляжки, потом завинчивает крышку, убирает в стол и трет усталые глаза. — Да, талантливый, — настаивает Реджина. — Все это не имеет смысла, — раздраженно замечает Вейл. — Зачем ты затеяла этот разговор, Реджина? — Твое право — не верить мне, но я могу понять, что ты чувствуешь. Я теряла любимых. И… ты можешь отрицать, только я все равно вижу, как тебе больно, Виктор, — продолжает мягко увещевать Реджина. Внезапно Вейл вскакивает со своего места, быстро обегает стол и останавливается в шаге от Реджины, нависая над ней своим худым нескладным телом и вынуждая ее смотреть снизу вверх. — Больно? — хрипит он с горечью. — Да, мне больно… А кому бы не было? Ты знаешь, что Руби была беременна? К тому времени Дороти уехала, и Руби была так растеряна… Но потом… А я… у меня как раз тогда же случилась неприятность с презервативом… Я уговаривал ее, но Руби… она уже все решила. И я не уверен, — взвывает он, — я до сих пор не знаю, кого я выскабливал из нее, Реджина, вот этими моими талантливыми руками, я правда не знаю: ублюдка Дороти Гейл или своего собственного?! После этого признания Вейл, словно потухнув, возвращается к своему креслу и обессиленно плюхается в него. — Виктор, я не знала, — только и может произнести Реджина, сочувственно глядя в его заблестевшие глаза. — И вот теперь истинная любовь Руби Лукас вернулась к ней, такая понимающая и заботливая, — горько усмехается Вейл, — и все счастливы: и Бабушка, и Гейл, и Руби, и даже мы, альфы-неудачники… Все счастливы, — тихо повторяет он, и гримаса отвращения застывает на его лице. Реджина не находит слов и потирает лоб, избегая смотреть на Вейла. Как бы ни тяжела была ее собственная жизнь, она не хотела бы поменяться судьбами с любым из этой троицы. — Мне жаль, Виктор, — тихо говорит она, наконец. — Мне очень жаль. — Это все? — сухо спрашивает Вейл, возвращаясь к свойственному ему саркастическому тону. — Почти, — говорит Реджина, поднимаясь с места. — Я хотела только еще сообщить, что поставщик сумел ускорить поставку оборудования для больницы и лаборатории. Постарайся послезавтра выглядеть… чуть более презентабельно, ладно? Я подписала разрешение на въезд сотруднику, который произведет установку и наладку, и, учитывая, сколько это все стоит, тебе следует лично участвовать в приемке. — Я надену фрак, — обещает Вейл. Такой, циничный и грубоватый, он все же устраивает мадам мэр куда больше, чем тот отчаявшийся человек, каким Виктор предстал перед нею несколько минут назад, поэтому, проигнорировав и эту его дерзость, Реджина просто кивает, прежде чем проститься и уйти. Оказавшись на работе, Реджина на какое-то время снова вовлекается в рутину, но раздражение не покидает ее, так что, выгнав всех из своего кабинета и отменив следующее совещание, мадам мэр находит в сети свежие соревнования по выездке и минут сорок кряду наблюдает за грациозными движениями оседланных наездниками благородных животных. Как и всегда, это созерцание успокаивает ее, и она отвлекается, только получив сообщение от своей девушки. Эмма. Реджина старалась не думать о ней весь день, гнала любые мысли, чтобы не впасть в отчаяние, ведь омега, несомненно, заметила накануне, как Реджина пялилась на ее шею, хотя Свон ничем и не показала этого, и Реджина не знает, было ли то продиктовано желанием Эммы подумать, как вести себя с альфой дальше, или же намерением расстаться тихо, без лишних ссор и выяснений. Что же в сообщении? Может быть, Эмма отменяет их сегодняшний ужин с Генри и Пэйдж? Может быть, она пишет, что бросает Реджину? Или, может… Осознав, что она близка к панике, мадам мэр резко проводит по экрану и открывает сообщение. «Какое вино принести?» — гласит надпись под фотографией, на которой Спасительница Сторибрука в достойной роденовского Мыслителя задумчивости стоит посреди винного магазинчика. «Лучше белое, сухое», — поспешно отвечает Реджина. Кажется, Свон все-таки ничего не заметила вчера… Уф, отлично. В следующем сообщении Эмма подмигивает. «Как я понимаю, у нас сегодня на ужин рыба или морепродукты. Обожаю, как ты готовишь эти штучки!». Реджина фотографирует свое улыбающееся лицо и посылает Свон с припиской «Довольно мило с твоей стороны похвалить мою стряпню, дорогая». И в этом утверждении Реджина искренна. Она понимала, что, полюбив готовить, приобрела не очень-то свойственное альфам качество, но давным-давно приняла его в себе. И все же каждый раз, когда Эмма восхищается приготовленными ею блюдами, для Реджины это оказывается более, чем просто комплиментом; нет, это становится знаком того, что шериф тоже принимает ее — со всем набором черт, даже не очень альфовых. На ужин, кроме лазаньи, действительно запланирован салат из морепродуктов, и Реджина решает пораньше разделаться с рабочими вопросами и поехать домой, чтобы без спешки все приготовить. Она выключает трансляцию конных соревнований, проводит отложенное совещание, а потом еще одно, и в запланированное время уезжает в особняк. Тем временем шериф все еще находится в участке и, высунув от избытка старания язык, вбивает данные в систему. Неделя началась бурно, и Эмма по опыту знает, что лучше сразу фиксировать сведения о правонарушениях, чем в конце недели морщить лоб и перебирать заново ворох протоколов. Победить свойственную ей привычку откладывать дела на потом, как ни странно, помогли занятия магией с Реджиной; омеге стало гораздо проще концентрироваться на работе, даже рутинной и скучной, да и делаться она стала гораздо быстрее, оставляя Эмме время на другие, более интересные занятия и размышления. Чаще всего мысли Свон вращались вокруг ее сына и девушки. Получится ли у них стать настоящей семьей? Как отреагируют родители, когда узнают? Иногда Эмме кажется, что Снежка уже о чем-то догадывается. Например, сегодня, когда Эмма накладывала защитные заклинания в лофте (вынужденная профилактика новых покушений Нила на светлые стены родительской спальни), Снежка, кажется, излишне пристально рассматривала ее, а потом заметила, что Эмма выглядит гораздо счастливее, чем раньше, а еще минут через пять сказала что-то одобрительное о Реджине. Было ли это просто совпадением? И неужели Эмма действительно настолько сейчас светилась радостью, что даже не очень наблюдательная Белоснежка увидела это в ней? Как бы то ни было, Эмма сейчас действительно счастлива. И, по большей части, благодаря своей альфе. Вбив оставшиеся данные, Эмма выключает компьютер и идет к «жуку». — Мой хороший, — говорит она автомобилю и гладит его по гладкому желтому боку. (Чтобы избежать сплетен, Реджина переместила утром автомобиль вместе с Эммой к ее дому, а со снятием защитного заклинания омега справилась сама, после чего старый верный друг перестал быть невидимкой). Свон укладывает вино в корзину в багажнике и смотрит на часы. Если она прямо сейчас отправится в особняк, то успеет как раз к оговоренному времени. Но все же она предпочитает чуть-чуть задержаться и заезжает по дороге в еще один магазинчик, и только потом оказывается на пороге особняка. Дверь открывает сама хозяйка. Для сегодняшнего визита Эмма выбрала подаренное Реджиной платье-сафари, и, судя по радостному блеску в глазах альфы, не ошиблась. — Это тебе, — войдя, протягивает Свон бутылку вина и букет белых гербер. — Я знаю, что ты предпочитаешь лилии, но… — О, — перебивает ее бормотание хозяйка дома, — они чудесны! Спасибо, дорогая. Реджина клюет шерифа в щечку и добавляет: — Забавно, но я тоже решила подарить тебе сегодня цветы. — Правда? — радостно удивляется Свон. Вместо ответа Реджина показывает на стоящие в холле алые розы. «Не слишком ли пошло?» — мелькает у нее запоздалое сомнение. — Мне очень нравится, спасибо, — довольно замечает Эмма и целует альфу. Поцелуй затягивается, но обе вспоминают о Генри и Пэйдж, которые вот-вот должны оказаться на пороге, и ставят принесенные Эммой цветы в воду, а розы магически отправляют к ней домой, после чего откупоривают вино и накрывают на стол. Реджина все еще немного нервничает и часто посматривает на омегу, хотя подаренные герберы кажутся хорошим знаком. Шериф держится так же свободно, как и обычно, и Миллс решает, что Свон не заметила или не придала значения собственническому взгляду альфы после их последнего секса. Они устраиваются в столовой и разминаются аперитивом, пока ждут сына с девушкой, и Эмма рассказывает, что поиски Голда в имеющихся в ее распоряжении базах пока не дали результата, и что она теперь тоже склонна поверить в нахождение Темного за пределами этого мира. Реджина лишь задумчиво кивает в ответ. Потом, немного стесняясь, Эмма просит у хозяйки дома учебник магии на эльфийском, когда-то решительно отвергнутый ею, и эльфийско-английский словарь; растерянно поморгав, Реджина вызывает из склепа и вручает шерифу пару увесистых томов. Генри и Пэйдж, появившись, избавляют Эмму от расспросов удивленной альфы, и шериф особенно радостно приветствует их, предлагая сразу усесться за стол. — Никогда не пробовала лазанью вкуснее, чем эта! — искренне восклицает Пэйдж, а Генри и Эмма синхронно угукают. Во время ужина и чаепития все не закрывая рта болтают; Пэйдж предлагает устроить как-нибудь тематический вечер в шотландском стиле, против чего категорически восстает Генри, никак не желающий наряжаться в килт. Эмма предлагает им решить спор в игре в приставку, пока матери убирают со стола, и Пэйдж, к радости и облегчению Генри, проигрывает. — Можем вместо шотландского провести ирландский вечер. Зеленый камзол, башмаки и чулки! — подмигивает Свон девушке. — И танцевать джигу? — внезапно оказывается заинтересован Генри. — Будет весело! А мы можем позвать Нила и дедушку с бабушкой? — Почему бы и нет… — сдержанно соглашается Реджина. — Круто! — заключает Генри. Затем подросток рассказывает, как он провел время с Дэвидом и Нилом на конюшне и как они гуляли с Пэйдж в парке. — Теперь там стало так здорово, что и за целый день не надоест, — замечает Генри. — Да, — соглашается Пэйдж, — в парке очень круто, особенно в зоне… — Где роллердром! — выпаливает Генри. — И где ребята собираются, чтобы почитать рэп! — И где велодорожка, — добавляет Свон. — Я хотела сказать, что мне нравится набережная у озера и само озеро с лодками, — надувается от того, что ее перебили, Пэйдж. — Э-э, ну, то есть, — пытается исправиться Генри, — там много классных мест, и как же здорово, мам, что ты все это затеяла! К этому мнению Пэйдж и Эмма не могут не присоединиться, и Реджина принимает похвалу. Она действительно старалась улучшить городскую среду; возможно, это и не искупит двадцать восемь лет Проклятия, но все же… Когда Реджина подает десерт — приготовленный накануне прославленный торт со сливочным кремом, Эмме приходится сдерживаться, чтобы не стонать от удовольствия. На ее физиономии разлито такое блаженство, что сотрапезники, подталкивая друг друга локтями, втихаря незло посмеиваются над шерифом. — Мне пора, — после чаепития с сожалением произносит Пэйдж. Она благодарит Реджину за приглашение и ужин; Генри обувается, чтобы проводить девушку домой, и захватывает Понго на прогулку. — Ты молодец, мам, — шепчет он перед уходом Эмме, показывая глазами на букет. — Я никогда раньше не видел маму такой счастливой. И, кстати, я совсем не против, если ты… если останешься переночевать у мамы. Я не маленький и понимаю, что вам нужно…. ну, провести время наедине, — опустив глаза, добавляет он. — Ух, пацан… — Эмма волнуется так сильно, что краснеет даже шеей. Реджина упомянула перед ужином, что Генри определенно в курсе, но это впервые, когда сын демонстрирует Эмме осведомленность об интимном характере отношений матерей, и омега одновременно смущена и обрадована его словами. После ухода Генри и Пэйдж Эмма загоняет «жука» в гараж, и парочка устраивается на бэкъярде, попивая принесенное Эммой вино. Вскоре Реджине звонит Сэм, и минут десять уходит на разговор с дочерью сенатора. Девушка рассказывает о Кевине и о последнем визите к психологу, а также вскользь упоминает о ссоре с Хизер. Реджина подбадривает Сэм и делится с ней одной из многочисленных историй своего противостояния с матерью, значительно смягчив детали. Эмма не особо прислушивается к разговору, но ее тонкие брови почему-то стремятся к переносице. Заметив это, Реджина закругляет диалог с Самантой. Допив вино, они с Эммой возвращаются в дом и сразу поднимаются наверх. — Нет, — резко качает головой шериф, когда хозяйка дома предлагает ей занять гостевую спальню. — Передумала? Не останешься? — расстраивается Реджина. — Останусь. Но… не здесь, — приближая рот к ее уху, соблазнительно шепчет шериф. — Эмма! — пытается остановить Миллс игриво настроенную девушку. Но сильные руки уже скользят под блузку, а губы целуют шею и бормочут: — Генри сказал мне, что не против… И ты ведь знаешь, что я прекрасно справляюсь с шумоподавляющим заклинанием… Что плохого в том, что я хочу спать в постели своей альфы? Все еще не привыкшая к тому, как Эмма ее называет, Реджина томно вздыхает в объятиях своей девушки, а потом сама тянет ее за руку дальше по коридору, к спальне, и, распахивая туда дверь, тихо предупреждает: — Будь по-твоему, только не думай, что я сразу дам тебе заснуть, Эм-ма… Омега восхищенно улыбается от того, как растягивает мадам мэр слоги ее имени; коварная предвкушающая усмешка, скользнувшая по пухлым, много раз уже целованным губам, заставляет Эмму ощутить короткий сладкий укол в промежности. — Хм-м, на это я и надеюсь, — стараясь оставаться в образе соблазнительницы, отвечает Свон, и они оказываются внутри. — Сначала в душ, — распоряжается Миллс. Она уже изрядно заведена поддразниваниями Эммы и перестала думать о возможном отказе, ведь омега сама захотела остаться на ночь в ее постели. О, да, Эмма действительно хотела Реджину, нуждалась в ней и признавала это! Стараясь не показывать волнение, мадам мэр открывает шкаф и показывает Эмме на средний ящик. — Я сложила твое белье и пижаму сюда. Полотенца и купальные халаты, как всегда, в шкафу в ванной. В стирке еще несколько твоих вещей, так что, наверное, я выделю тебе несколько вешалок вот здесь, справа. Тебе подходят мои средства для умывания? Можешь принести свои: в ванной я тоже выделила тебе полку. — Офигенное совпадение, — посмеивается Свон. — Я как раз разобрала вчера постиранные вещи и тоже выделила тебе место в своем шкафу. — Хм… Это нормально, наверное? Мы часто ночуем друг у друга и… вообще, — осторожно замечает Реджина. Она искоса посматривает на Эмму, стараясь оценить, не запаникует ли омега из-за новых очевидных признаков их сближения. — Все нормально, — развеивает ее сомнения шериф. — Это приятно, что ты подумала обо мне и выделила место для вещей, Реджина. Мне… очень нравится быть твоей девушкой! Последние слова Эмма выпаливает скороговоркой и скрывается в ванной, оставляя альфу стоять столбом с глупой счастливой улыбкой на лице. Однако даже охватившая Реджину эйфория не отвлекает ее от того, чтобы проконтролировать наложение вернувшейся из душа Эммой оглушающего заклинания, прежде чем оказаться в постели и предаться страстным занятиям любовью. Реджина мягко мурлычет в полусне на плече Свон после оргазма, когда снизу доносится шум из-за возвращения Генри и далматинца. Посетив кухню, подросток поднимается наверх и, коротко стукнув в дверь спальни, сообщает: — Мамы, я вернулся. Спокойной ночи? — Спокойной ночи, Генри, — нестройно отвечают Эмма с Реджиной. — Хм… Мамы? Спокойной ночи? — повторяет Генри. — Вы там? Потом, видимо, что-то смекнув, добавляет: — Ой, ладно, ничего не хочу знать! Я ушел спать! Пока! — Заклинание, — сонно бормочет Реджина. — Работает, — хмыкает Свон. — Мы слышим Генри, а он нас нет. Может, еще разок? — Эмма… — недовольно бурчит альфа, но, почувствовав шаловливые пальцы на своем паху, неожиданно выпускает отросток наружу. — Видишь, он хочет! — гордится Эмма. — Он всегда хочет… когда ты рядом, — выдает полусонный мозг Реджины. Свон ничего не отвечает. Она аккуратно переворачивает обнаженную альфу на спину, садится сверху, помогает члену проникнуть внутрь, где все еще так влажно от недавней эякуляции Миллс и от новой волны возбуждения, и мягко покачивается на крепком стояке, работая поясницей и бедрами, словно альфа была ее новым излюбленным тренажером. — Эмма, как хорошо, ах, — стонет Реджина и, поддерживая омегу за бедра, движется ей навстречу, гладко скользя внутри упоительной теплоты и влаги. — Я сейчас… — сквозь стиснутые зубы шипит Свон, — давай же, быстрее, Редж! И альфа подчиняется, ускоряя движения членом и опасаясь только того, что может кончить раньше Эммы. Сквозь опущенные ресницы она любуется красотой скачущей на ее члене девушки: растрепавшимися золотистыми локонами, большими серо-зелеными глазами, которые сейчас подернуты поволокой похоти, распухшим, ярким от поцелуев ртом, аккуратной грудью, подпрыгивающей в такт их синхронным все ускоряющимся движениям. Эмма касается своей груди и стонет: — Редж! Еще, хочу еще… Потом омега переносит руки на грудь Реджины и сминает ее своими ладонями, ощутимо теребя затвердевшие соски. — Эмма… — только и может прохрипеть альфа, ощущая, как отросток, словно поставив себе целью взять какой-то неведомый рекорд, повинуется движениям их чресел и бессчетно, упруго и полно заполняет своим присутствием влагалище омеги. Свон громко стонет, кончая с именем своей альфы на губах, а Миллс, окончательно стряхнув с себя сон, переворачивает ее на спину и, бесцеремонно задрав ноги Эммы к потолку, снова соединяет их интимные органы и трахает омежку в том же бешеном темпе, неосознанно при этом рыча. Руки Эммы ласково обвивают ее покрытые испариной плечи, и Реджина опускает голову и сосет грудь Свон. Она немного снижает темп и теперь вводит член постепенно углубляющимися толчками, и отросток исследует впадину омеги, как ныряльщик в поиске драгоценного жемчуга. Затем Реджина поднимает ноги Свон еще выше и меняет угол, чтобы теснее касаться членом ее передней стенки, где расположена особенно сладкая точка, и отросток старательно натирает ее, то выныривая, то снова погружаясь внутрь, и Эмма вдруг недоверчиво ахает от внезапно разлившегося по телу нового оргазма, подаренного ей альфой. Только тогда позволяет себе Миллс сосредоточиться на достижении собственного удовлетворения. Кончить хочется просто жутко, и дело не только в физиологическом желании, но и в одолевшей Реджину в последнее время мании (наедине с собой она называет это именно так) наполнить свою омегу семенем, выплеснуть в нее столько, сколько в ней есть, и альфа жарко и грубо орудует членом, приходя, наконец, к финалу. У Миллс не остается сил даже полюбоваться на результат своих трудов; кончив, она укладывается рядом с Эммой, сразу забываясь. Будильник мадам мэр, как кажется обеим, звенит непозволительно рано. «Как же сладко просыпаться в твоих объятиях, милая Эмма», — думает Реджина, принимая первый за сегодня поцелуй Свон. — Может, ну ее, эту работу? Так не хочется уходить из твоей постели, — вздыхает Эмма и крепко обвивает альфу руками. — Ненасытная! — шутливо ужасается Реджина. — Эмма, ну отпусти… Мне тоже не хочется вставать, но надо приготовить завтрак Генри. И на работу идти тоже придется. Эмма недовольно что-то ворчит под нос, но все же встает с матраса и бредет в душ. Установленная в ванной мадам мэр двойная раковина наконец-то обретает практический смысл, и они одновременно умываются и чистят зубы, находя, что эта утренняя рутина очень естественна и удобна обеим. Пока омега принимает душ, Реджина убирает постель, а потом, когда в душ идет альфа, Эмма спускается вниз, кормит Понго и готовит омлет. «И мы будем когда-нибудь жить вот так? Неужели любое мое утро может стать таким?» — задумывается Реджина, входя на кухню и обнаруживая на столе готовый завтрак. Генри громко желает матерям доброго утра, и Реджина торопится сварить себе кофе, а Эмме и сыну — какао, а потом тоже усаживается за стол. Генри то и дело бросает на них любопытные взгляды, и, поборов смущение, Эмма произносит: — Мы рады, как ты отреагировал на то, что мы с твоей мамой встречаемся, Генри. — Если бы кое-кто меня послушал, — решает напомнить подросток, — это случилось бы несколько лет назад. И я бы успел привыкнуть к тому, как вы все время пялитесь друг на друга! — с наигранным возмущением добавляет он. — Мы вовсе не пялимся! — возражает Эмма. — Да, мы делаем это, — спокойно признает альфа. — А ты разве не пялишься на Пэйдж, хотя вы уже год вместе? — Ну, наверное, да, — побежденно хихикает Генри. — А давно вы начали встречаться? — любопытничает он. — В начале лета, — посомневавшись, отвечает Реджина. Эмма кивает в подтверждение. — Значит, я быстро вас расколол, — самодовольно замечает Генри. — И вы… ну, — замялся он, — теперь съедетесь или… Реджина смятенно молчит, и отвечать приходится Эмме: — Наверное, это слишком быстро, Генри. «Слишком быстро? Пожалуй…» — с сожалением мысленно соглашается Реджина и говорит вслух: — Мы не хотим торопиться, Генри, потому что у нас обеих были отношения, в которых мы поспешили, и это не сработало. А Эмма… Она поворачивается к замеревшей омеге и, мягко улыбнувшись, обращается уже к ней: — Мне очень хочется, чтобы у нас все получилось, дорогая. — Мне тоже, Реджина, — взволнованно отвечает Эмма. — Пацан, а ну, отвернись, потому что сейчас я буду крайне несдержанно целовать твою маму! Показательно фыркнув, Генри подхватывает со стола тарелку с недоеденным омлетом и выбегает из комнаты. Эмма садится на колени альфы, и они на несколько минут выпадают из реальности, глубоко целуясь. «Мы вместе, и мое будущее связано с тобой», — остается пока непроизнесенной вслух общая на двоих мысль. Позднее, когда Эмма собирается ехать к себе переодеться, а Реджина цепляет поводок к ошейнику Понго с намерением вывести его на прогулку, Генри свешивается через перила и кричит со второго этажа: — Мам! Ты должна кое-что сделать, прежде чем уйти! Обещай, что будешь беречь маму? — Обещаю, — с одинаковой твердостью одновременно отвечают его матери и изумленно смотрят друг на друга. Судя по довольным смешкам наверху, никакого другого ответа Генри и не ждал.