Неправильная омега

Попрощавшись с Эммой до вечера, Реджина убирает дом, встречается в кафе со Снежкой и Бель (библиотекарь горячо благодарит ее за хорошие вести о муже), играет с Нилом, потом возвращается домой, готовит ужин Генри и собирает еду в корзинку для пикника. Место, куда мадам мэр решила пригласить Эмму, когда-то показал ей Робин, и Реджина некоторое время размышляет, не станет ли пикник оскорблением памяти погибшего возлюбленного, и решает, что нет, не станет. Робин всегда, даже когда вернулась Мэриан и стали известны трагичные детали их общего жестокого прошлого, убеждал Реджину, что она заслуживает счастья, и ценой своей жизни доказал, что это были не просто слова; значит, он не был бы возмущен тем, что Реджина собирается показать их место девушке, которая делает ее счастливой. Она заезжает за омегой в шесть. Вечер очень теплый, но на дворе август, и Реджина, беззастенчиво налюбовавшись ногами шерифа в шортах, все же просит ее переодеться в джинсы и захватить свитер. По лесной дороге они быстро добираются до нужного поворота, после чего мадам мэр предупреждает, что около мили придется пройти пешком. Для сегодняшней прогулки Реджина выбрала темную блузку и — удачное решение — серые брюки из жесткой ткани, к которой, как она вскоре убеждается, нипочем не удается прицепиться «собачкам» — семенам растений. Тропка, вьющаяся между камней и деревьев, еле приметна, и Реджина останавливается, чтобы достать фонарик и проверить его заряд: возвращаться придется в темноте. Эмма при ходьбе держится руками за лямки рюкзака, иногда дергая за них, и с детским любопытством крутит головой по сторонам, заставляя метаться завязанные в конский хвост светлые волосы. В этой части леса преобладают хвойные породы деревьев, но много и пышно разросшегося кустарника, в густых ветках которого птицы любят свивать гнезда. Им встречается немало серебристых паутинок — еще одна черта клонящегося к закату лета, и несколько раз приходится перешагивать через журчащий студеной водой ручей. Вскоре тропа приобретает уклон, и омега решительно забирает у Реджины корзинку и несет ее сама; несколько раз шериф просит подождать и спускается по крутому склону первой, подавая потом руку Реджине. Мадам мэр задумывается, но не может вспомнить, был ли столь же галантен с ней Робин, а потом приказывает себе перестать сравнивать. Тропа делает поворот, и до ушей путников доносится легкий рокот. — Мы почти на месте, — хрипло произносит Реджина и откашливается. Невольно ей вспоминается последний раз, когда они были здесь с Робином. Он был так ласков и нежен с Реджиной… вот только потом, встав на колени, признался, что обрюхатил ее сестру. Она ни в чем не винила его, да и Зелину со временем тоже смогла понять. И все же воспоминание было сложным. — Никогда не бывала здесь прежде, — отчего-то понижая голос, говорит Свон. Сосны расступаются, открывая спрятанную в глубине леса полянку с ярко-изумрудной травой; ручей, что несколько раз перебегал их тропу, выныривает из чащи леса и срывается с подъема вниз, в выточенную водой каменную чашу. Лесной водопад невысок и сейчас не так полноводен, как весной, но все же, когда девушки спускаются вниз и обходят чашу по кругу, Эмма, положив корзинку на землю, не сдерживая восхищения, восклицает: — Здесь так красиво, Реджина! Спасибо, что поделилась этим местом со мной! Миллс усмехается, глядя на ее взволнованное лицо. — Я немного сомневалась, приводить ли тебя сюда. Мне казалось, ты типичный городской житель? Реджина подхватывает с земли корзинку и жестом показывает Эмме устроиться подальше, на пригорке, с которого открывался красивый вид на водопад и стоящий стеной лес, откуда они пришли. Свон расстилает плед, покусывая губы. Реджина извлекает из корзины снедь и бутылку вина, ожидая рассказа; по счастью, многие физиологические привычки у Эммы и Генри одинаковы, и теперь осталось только дождаться, когда омега заговорит. Это случается, когда они садятся на плед и откусывают от бургеров, приготовленных Реджиной, — до сих пор горячих, благодаря термоупаковке. — Очень вкусно, — благодарно бормочет проголодавшаяся Спасительница. — Хм… С чего бы начать? Знаешь, я действительно считанные разы была на природе, пока росла. Даже в городских парках бывала нечасто. Миллс кивает, побуждая шерифа продолжить. — Но был недолгий период… Меня тогда в очередной раз вернули — люди вроде и неплохие были, просто никак не могли со мной справиться… И я привычно сидела в компании таких же лузеров, ожидая, что меня возьмет очередная приемная семья, которым нужны деньги за воспитание сироты… Эмма откусывает от своего бургера большой кусок, и Реджина, долив в бокалы вина, предлагает омеге выпить. — Спасибо, — прожевав, благодарит Свон. — Так вот, внезапно к нам привели одного бету — мужчину лет сорока. Как мы потом узнали, Дерек погорел на каких-то махинациях, но быстро покаялся, возместил ущерб и сдал подельника, так что ему назначили общественные работы, а потом, после окончания наказания, он почему-то захотел заниматься с трудными подростками; ему позволили, хотя и под присмотром социального работника. Не знаю, зачем ему самому это все было надо… правда, Дерек был одинок, может, поэтому, — задумывается Эмма. — В общем, он собирал нас всех и тащил в поход. Обычно мы поднимались на холмы или шли через лес к реке и проводили два или три дня на природе. Это было действительно здорово, — улыбается она. — Никто из нас не сбегал от этого парня; мы даже котлы мыли без всяких споров. — Так, значит, любовь нашего сына к походам предопределена генетически, — словно разрешая давнюю загадку, произносит Миллс. — Да, впрочем, и Снежка ведь тоже изрядно побегала по лесам… А сколько тебе тогда было? — Тринадцать, — немного подумав, отвечает Эмма. — Вскоре меня забрали в семью, где было очень много детей, и, когда они особенно сильно доставали, я тайком выбиралась ночью во двор, закрывала уши руками, чтобы не слышать городской шум и ругань приемных родителей, задирала голову вверх и смотрела на звезды, воображая, что я где-нибудь в лесу, — Эмма легко улыбается, показывая тем альфе, что воспоминания уже не причиняют боли, и снова довольно жует бургер. — Когда мне было десять лет, — говорит Реджина, отпив вина, — отец часто будил меня утром и тайком брал на рыбалку. К воде шли пешком, короткой тропинкой через лес. В ручье ловилась форель, а в озере — зеркальные карпы. Мы приносили рыбу утром на кухню и отдавали нашей кухарке Сивилле, и она каждый раз готовила пухлый золотистый пирог с рыбной начинкой. Это было самое счастливое лето из всего моего детства. Но потом мама узнала, и все закончилось. Она сказала, что это совсем неподходящий досуг для будущей королевы. И отцу настоятельно рекомендовала забросить «простолюдинские занятия»… Реджина тихонько вздыхает, и Эмма накрывает ладонь альфы, молча поддерживая. Обе девушки устремляют взгляды на водопад, и его веселое журчание отгоняет не подходящие для свидания мысли. — Как же вкусно! — произносит Свон, доев свой бургер. — Ты умопомрачительно готовишь! — Это не слишком… простовато для нашего первого свидания? — решает уточнить мадам мэр. — В самый раз для меня, — беспечно отвечает шериф. — Ты ведь знаешь мой вкус, Реджина. И, кстати, наше первое свидание было вполне изысканным: ты принесла тогда гору вкуснейших пирожных, предложила мысленно перенестись в Вену и поставила музыку Штрауса. — Бостон, — улыбается воспоминанию Миллс. — Только тот вечер… не был свиданием? — Это было именно свидание, — спорит Эмма. — Просто мы тогда еще не знали этого. Они сидят какое-то время молча, наблюдая, как солнце начинает заходить за вершины сосен. Реджина допивает вино и кладет голову на плечо Эммы. — Переночуешь сегодня в особняке? — спрашивает Миллс. — Да, — сразу соглашается Эмма и помогает Реджине удобнее устроиться в объятиях. «Как же хорошо», — думают одновременно омега и альфа. Они продолжают следить за садящимся за лесом солнцем, пока не становится холоднее, и тогда Эмма, потянувшись к рюкзаку, вытаскивает из него свитеры. Они переодеваются и собирают вещи. — Скоро станет совсем темно, — замечает шериф, вопросительно глядя на Реджину. — Подожди немного. Кажется, сегодня одна из тех ночей. — Каких ночей? — Скоро увидишь. Выключи на всякий случай звук на мобильном. И давай перейдем ближе к деревьям. Заинтригованная Свон делает, что предложено, но скоро откровенно начинает скучать. — Мы от кого-то прячемся? — Возможно. Замерзла? — Нет. — Жаль. — Жаль? Эмма, наконец, правильно понимает подтекст, и взяв альфу за руку, тянет ближе к себе. Их поцелуи, начатые Свон нежно и даже трепетно, вскоре углубляются, пальцы забираются под свитер, и обеим становится очень, очень тепло. Заметив сквозь полуприкрытые веки какое-то свечение, Реджина осторожно отстраняется и шепчет Эмме: — Смотри. Там. Только тихо! Свон оборачивается и с удивлением замечает, что середина поляны теперь освещена неровным колеблющимся золотистым светом. Внезапно в середине этого светящегося круга вспыхивают яркие цветные искры: зеленая, розовая, синяя, оранжевая, несколько серебряных и желтых. «Мотыльки?» — гадает Эмма. Искры понемногу приближаются, выстраиваясь в сложную геометрическую фигуру, потом удаляются к другому краю поляны все тем же сложным вытянутым ромбом. «Феи!» — понимает шериф. То действительно были феи в своем волшебном обличии. Шериф, никогда прежде не слышавшая о ночных полетах подопечных Голубой в лесу, не мигая смотрит на продолжение представления. Темнота все уплотняется, и щебет лесных птиц внезапно сливается в ясно различимую нежную мелодию, в такт которой большой светящийся ромб плавно распадается на несколько маленьких, а те понемногу меняются, превращаясь в разноцветные круги, а затем — в широкую быстро вращающуюся сияющую спираль. Это продолжается несколько минут, и у Эммы немного плывет голова, так, что она крепче ухватывается за ладонь стоящей рядом мадам мэр. Мелодия все крепнет, гулко разносясь по поляне, и шерифу чудится, что она различает в пении птиц отдельные слова — что-то о лунном свете и блеске звезд, о красках восхода над вершинами деревьев и запахе трав, о неуклонном течении жизни, о цветах, улыбающихся солнцу, и горячем биении любящего сердца. Эмма прикрывает на секунду глаза, а потом, когда снова распахивает их, то обнаруживает, что искры исчезли и на поляне царит полная тьма. Птичье пение тоже понемногу замолкает, сменяясь обычными звуками ночного леса: стрекотанием насекомых, уханьем филина, пересвистом, таинственными поскрипываниями. Реджина достает и включает фонарик. — Пошли обратно, — говорит она омеге. — Может, лучше перенесемся? — с сомнением глядя на стоящие темной стеной помрачневшие сосны, предлагает Свон. — Ты разве не поняла? — удивляется Реджина. — Это заколдованная поляна. Ее не так-то просто можно отыскать. И, кроме магии фей, никакая другая здесь не работает. Они возвращаются к машине, крепко держась за руки. Эмма несет рюкзак и заметно убавившую в весе корзину; Реджина идет чуть впереди, освещая их путь фонариком, и иногда вполголоса предупреждает омегу об опасности — выступившем на тропинку корне дерева, ручейке или шустро спешащем по своим делам еже. Эмма старается держаться беспечно, хотя лес после заката солнца кажется ей угрюмым и негостеприимным, и она еле сдерживает вздох облегчения, когда луч фонарика, наконец, выхватывает из тьмы лакированный бок «мерседеса». — Что это было? Они часто так танцуют? — оказавшись в салоне, начинает тараторить омега. — Ты раньше уже это видела? — Видела однажды. Насколько я знаю, феи танцуют нечасто, — трогая с места, неторопливо отвечает Реджина. — Это своего рода ритуал, связанный с особыми моментами года. Феи собираются в день осеннего равноденствия, а еще перед приходом весны и в тот день, когда лето окончательно теряет жару и зной. — Сегодня был очень теплый день! — возражает шериф. — Феи попрощались с летом, значит, с завтрашнего дня погода постепенно начнет меняться на осеннюю, — поясняет Реджина. — Теплые деньки еще будут, но не за горой холода и дожди. — Не хочу осень! — капризно заявляет Свон. — Может, попробовать убедить фей сплясать танец лета? Реджина тихо смеется. — Они не знают, что ты шпионишь за ними? — допытывается шериф. — Надеюсь, что нет. Это было бы неловко, хм? — говорит Реджина. — Ой, что это? — озадаченно бормочет она, резко давя на тормоз. — Ручей? — изумленно предполагает Свон. — Откуда он тут взялся? Подожди-ка… Шериф мужественно распахивает дверцу и выходит из автомобиля. В свете фар она явственно видит блеск воды, потоком пересекающей дорогу, и слышит шум бурного течения. Реджина тоже выходит из машины и чертыхается себе под нос. Что за странные вещи творятся в лесу? От текущего в неожиданно глубоком русле ручья явственно веет холодом; зябко передернув плечами, мадам мэр делает еще один шаг вперед. — Осторожно! — предупреждает Свон. Она обходит автомобиль и склоняется вниз, пытаясь что-то рассмотреть в темном стремительном потоке. — Тут холодно, — замечает Эмма. — Получается, мы заблудились? Эта речка ведь не могла появиться здесь за какие-то несколько часов и разрушить дорогу, да еще и намыть такие берега?.. — Но я совершенно точно не спутала направление, — уверенно произносит Реджина. Она делает еще шаг, не вняв упреждающему окрику шерифа и, внезапно поскользнувшись, срывается вниз. Скакнув, как горный олень, Свон умудряется схватить Реджину за свитер и втаскивает ее, словно котенка за шкирку, обратно. К несчастью, едва Миллс снова оказывается на твердой земле, сама Эмма теряет равновесие и, не успев скоординировать движения, ныряет в ледяной поток, от падения в который секундой назад уберегла свою альфу. Это странное ощущение — Эмма отчего-то не может пошевелить даже пальцем, не то что бороться с течением, мгновенно уносящим ее; грудную клетку шерифа словно сковывают студеным железом, а взметнувшаяся было волна паники тут же сменяется полным покоем. «Тону», — со смирением понимает Свон, и сознание покидает ее. Следующее, что Эмма чувствует, это жжение в легких. Она закашливается и отплевывает воду, и потом только открывает глаза. Выражение лица Реджины, ярко освещенного фарами «мерседеса», нельзя назвать просто встревоженным или взволнованным — все ее черты замерли в маске полного отчаяния, и она выглядит просто обезумевшей. «Но даже в безумии она прекрасна», — отстраненно думает Эмма, наблюдая, как в темных глазах закипает влага, а с пухлых губ срывается вздох облегчения. Потом Реджина склоняется, и ее горячие слезы обжигают заледеневшее лицо Спасительницы, а губы покрывают щеки и лоб десятками поцелуев. — Я могла потерять тебя… Боже, Свон, я могла тебя потерять! — различает в неразборчивых всхлипываниях шериф. Эмма пробует пошевелить рукой. Кажется, все в порядке, хотя ей все еще очень холодно. — Все нормально, Реджина. Со мной все хорошо, — удается выговорить шерифу. — Нормально?! Ты едва не погибла. Ох, Эмма… Альфа подхватывает ее под лопатки и порывисто обнимает, даря тепло. Свон чувствует знакомое покалывание исцеляющей магии Реджины и ощущает, что одежда понемногу становится сухой. — Побереги силы, — шепотом просит она. — Рядом с тобой моя магия неиссякаема, — заверяет Миллс. Вскоре Эмма чувствует себя достаточно окрепшей, чтобы обнять альфу в ответ, вызывая этим у нее резкий удивленный вздох. — Ты в порядке? — В полном, благодаря тебе, — улыбается в плечо Реджины омега. — Не смей так говорить! — грубо обрывает ее Миллс и отстраняется. — Если бы не я, ты бы не упала в этот дурацкий ручей, да и вообще даже в лесу бы не оказалась! Эмма успокаивающе гладит альфу по руке. — Ты ни в чем не виновата, Реджина, — говорит она. — К тому же ты все равно меня спасла. Хватит казнить себя. Кажется, Реджина собирается что-то возразить, но, успокоенная словами и умиротворяющим запахом своей омеги, только вздыхает. — Пойдем в машину. Нам давно пора быть дома, — произносит через минуту она. — Но как мы вернемся? — растерянно спрашивает Свон и оборачивается. К своему удивлению, она видит самую непримечательную лесную дорогу и понимает, что с момента, как очнулась, не слышала шума воды. — Едва я достала тебя из воды, ручей сразу исчез вместе с руслом, — поясняет Реджина, с подозрением глядя на дорогу. — Пора убираться отсюда! — решает шериф. Они поднимаются с земли и возвращаются в автомобиль. Реджине очень хочется прибавить скорость, но она сдерживается, опасаясь, что под колесами вместо твердой почвы внезапно может оказаться вода. К счастью, им удается добраться до особняка без дополнительных приключений. По дороге Реджина отрывисто отвечает на вопросы омеги. Из этих скупых ответов Эмма понимает, что у Миллс не сразу получилось достать ее из воды с помощью магии. «Она сильно переволновалась обо мне», — довольно думает омега, решив пока позабыть о пережитых неприятных событиях. Реджина тем временем с трудом подавляет то и дело пробирающую ее дрожь. С таким трудом обретенное счастье едва не обратилось новой потерей. Она могла лишиться партнера, а Генри — матери. А ведь еще были Нил и родители Эммы, Руби, Август и все остальные горожане. Ведь все любили Спасительницу. Все нуждались в шерифе. Что, если бы ей не удалось вытащить Эмму из воды? Плохо так думать, но Реджина убеждена, что ценность людей далеко не одинакова. Ей следует лучше заботиться об Эмме. И не только из своих, эгоистических побуждений. — Ни за что теперь не пущу Генри ни в какой поход! — говорит альфа, когда они въезжают в гараж. — Давай зайдем ненадолго на кухню? Эмма кивает, соглашаясь с обоими решениями. — Если вспомнить, ведь уже целый год в городе не случалось никакой чертовщины, не считая постоянных проблем с границей? — задумывается Спасительница, наблюдая, как Реджина наливает кипяток из термопота и заваривает чай. — Когда-то эта лафа должна была закончиться… — Думаешь, эти вещи связаны друг с другом? — Может быть, — пожимает плечами Свон. — Я попрошу Бель подобрать все книги, в которых упоминаются любые магические источники, — думает вслух Реджина. — Надо понять, что это было. И ты подробно расскажешь мне, что чувствовала, пока была под водой. — Я почти сразу отключилась, — виновато вздыхает Эмма. Реджина с громким стуком ставит чашку на блюдце и оборачивается. — Ты могла погибнуть сегодня, — медленно произносит она, побледнев. — Тебя уносило течение, и, хотя моя магия помогла задержать тебя на месте, мне никак не удавалось переместить тебя из воды, как будто что-то тебя там держало, и ты уходила уже на дно, и твой силуэт в темной воде становился почти неразличимым, и я бросилась, чтобы зайти туда, и тогда заклинания, наконец, подействовали, и ты оказалась на моих руках. Ох, Эмма… ты действительно… действительно была близка сегодня к тому, чтобы… — Ш-ш, — перебивает ее шериф. Она приближается и крепко обнимает альфу, мягко прижимая ее голову к своей шее. — Все хорошо, Реджина. Ты меня вытащила. Ничего плохого не случилось. Мы сейчас в полной безопасности. Скоро мы разберемся с этими странными делами в лесу. Все будет в порядке… Миллс быстро успокаивается (Эмма чувствует это по ее замедляющемуся дыханию), но все равно тесно вжимается в тело омеги, словно желая убедиться, что она рядом, что она теплая, что с ней действительно все хорошо. — То еще свидание, да? — с невеселым смешком говорит Реджина, наконец отходя от Свон. — Будет что вспомнить. И, потом, несмотря на незапланированный заплыв, это свидание все равно лучшее из всех, что у меня были, — усмехается Эмма. — Да ладно? — сомневается мадам мэр. — Да! — настаивает Свон. Она почему-то вспоминает не о Ниле и не о других бетах, а об ухаживаниях Крюка. Морские прогулки на «Веселом Роджере», шикарные закаты, охапки роз, изысканные ужины в ресторане… и то тянущее ощущение в конце каждой их встречи, что теперь она еще больше стала обязана влюбившемуся в нее пирату, что ее долг перед мужчиной, вытаскивающим из бездны одиночества, снова вырос и когда-нибудь ей придется оплатить его — с процентами. Крюк ежедневно спасал ее от себя самой, и она должна была тоже спасать его, последовательно вырывая из лап Зла, Тьмы и даже из Ада. Она должна была любить его. Должна была. Должна. И она делала все, остановившись только тогда, когда столкнулась с чем-то более пугающим, чем одиночество… Эмма легонько целует Миллс в уголок губ. — Допивай свой чай и айда в постель, — говорит омега устало. — Нам обеим сейчас нужен отдых. Альфа послушно допивает чай и убирает чашку. Стараясь двигаться тихо, чтобы не разбудить Генри, они поднимаются в спальню Реджины. «Или, — самоуверенно думает Эмма, — эту спальню можно уже считать нашей?..» Они вместе чистят зубы, вместе принимают душ (Эмма несколько увлекается, когда Реджина просит ее потереть спинку, и воодушевленно натирает заодно и столь нравящуюся ей грудь мадам мэр, пока альфа мягко не останавливает ее) и готовятся ко сну. Миллс понимает, что в ее желании ни на минуту не выпускать омегу из поля зрения есть что-то патологичное, и Эмма тоже мельком так думает, но они не обсуждают это вслух, да и стоит ли, если в их нынешних отношениях обеим стало настолько комфортно друг с другом? — А я ведь хотела, чтобы в конце свидания мы потрахались на заднем сиденье «мерседеса», — полусонно выдает Свон, когда они ложатся в постель, и Реджина от неожиданности закашливается. — Ну ничего, в другой раз, да? Просто… сегодня… мы слишком… устали… Омега засыпает, привычно заключив Реджину в объятие, а на лице альфы появляется слабая улыбка. Страх и беспокойство, сковывавшее сердце мадам мэр, отступают все дальше. Эмма рядом. Она не пострадала. Они вместе, и они близки. И… она по-прежнему нужна Эмме. С этой мыслью усталость окончательно побеждает, и альфа тоже погружается в глубокий сон. Утром Реджина просыпается раньше будильника и сразу выключает его, ведь омеге наверняка больше понравится пробудиться от аромата кофе и поцелуя. Она спускается вниз, замешивает блинчики и варит кофе, однако Эмма портит сюрприз, когда бредет следом, широко зевая и звучно шлепая босыми ногами. Генри, вставший намного раньше обеих матерей, с любопытством подсматривает за взаимодействием женщин и немного краснеет, когда его белокурая мать приближается к темноволосой и берет из ее рук чашку кофе, награждая ласковым утренним чмоком. — Мне пора, — говорит подросток, — ведь сегодня мы с ребятами начинаем тюнинговать школьный автобус! — Лето скоро кончится, а ты так и не отдохнешь, — вздыхает Реджина. — В последнюю неделю каникул схожу в поход и отдохну, — оптимистично заявляет Генри. — Что? — настораживается он, заметив, как его матери тревожно переглянулись. — Мы просто подумали, сынок, — неуверенно начинает Реджина, — что в конце лета обычно уже бывает прохладно… Генри обиженно хмурится и готовится возражать, когда его светловолосая мать выпаливает: — И поэтому мы с твоей мамой подумали, что раз уж ты все лето ведешь себя супер ответственно, то мы могли бы тебя поощрить… хм… поощрить поездкой, — думает на ходу Свон, — правда, Реджина? — Правда, — замешкавшись на секунду, поддерживает мадам мэр. — Мы могли бы купить вам с Пэйдж билеты и заказать на несколько дней номер в отеле в Нью-Йорке. Снежка сказала мне вчера, что они с Дэвидом как раз планируют поездку в Нью-Йорк в конце ее отпуска… — Но это не значит, что они постоянно будут приглядывать за вами, — вмешивается Свон, завидев, как в радостно заблестевших глазах сына зародилось сомнение. — Просто изредка проверять, что вы живы и здоровы. И — эта поездка состоится, только если ты обещаешь постоянно оставаться на связи, — твердо заканчивает Реджина. — Круто! — только и может сказать Генри. — Спасибо, мамы! Я должен поговорить с Пэйдж и ее отцом! И еще надо постараться добыть билеты на Статую Свободы… О, нет, наверное, их уже раскупили… Женщины улыбаются, наблюдая за разведенной Генри суетой: подросток то порывается звонить Пэйдж, то начинает искать в интернете билеты, громко размышляя вслух, в какие места еще стоит наведаться. Наконец, спохватившись, что уже поздно, Генри снова громко благодарит их и, добровольно поцеловав каждую из мам, выбегает из дома. — Ну… это ведь будет не так опасно, как поход, да? — с опаской посмотрев на Реджину, говорит Свон. — Безусловно. И… я доверяю Генри, — кивает Реджина. — Он не похож на других подростков, напивающихся на вечеринках, буянящих и попадающих в участок. Да и к тому же Дэвид присмотрит за ними. Эмма спешит отвести глаза, потому что, возможно, они с Генри все еще скрывают от строгой мадам мэр парочку его наиболее неудачных прошлогодних экспериментов с крепким алкоголем. — Генри действительно стал этим летом более ответственным, — подумав, замечает омега. — Работает, старается самостоятельно накопить на машину… Потом, он ведь понимает, что должен будет позаботиться не только о развлечениях, но и о безопасности своей девушки. Ты вырастила его настоящим джентльменом, — улыбается успокоенная собственными рассуждениями шериф. — Думаю, все будет в порядке! Реджина кивает, хотя маленькая морщинка все же пересекает ее лоб. Генри действительно становится взрослым. Когда-нибудь (уже скоро!) он вырастет и навсегда покинет этот дом. Пожалуй, пора начинать привыкать к этой мысли… — О чем ты думаешь? — спрашивает внимательно наблюдающая за ней Свон. — Да так… Скажи, тебе правда понравилось наше свидание? — встрепенувшись, спрашивает альфа. — До того момента, как ты свалилась в ручей, по крайней мере? — Очень понравилось, — уверенно отвечает Эмма. — Мне будет трудно тебя впечатлить, уж не полетом фей — это точно, но все же я приглашаю тебя на следующее свидание! Мне только нужно кое-что еще спланировать для него… Реджина согласно кивает, ничуть не удивленная тем, что ее партнер и в организации свиданий желает быть с ней на равных. Потом она решает обсудить со Свон вчерашние злоключения. Вчера, на обратной дороге, они договорились никому не рассказывать о внезапном появлении и исчезновении в лесу таинственного ледяного ручья. Но было ли это спонтанное решение правильным? Горожане не так уж редко забредают в лес: в поход, собрать ягоды, просто на прогулку, хотя едва ли это все случается после заката. Впрочем, если вспомнить о Волчице, она-то как раз предпочитает для пробежек ночное время… Должны ли они временно ограничить доступ в лес? И как объяснить это людям? Рассказав правду, не посеют ли они панику? Может, стоит ввести в курс для начала хотя бы Дэвида? Мадам мэр готовится спросить Эмму об этом, когда в дверь кто-то звонит. Реджина пожимает плечами в ответ на вопросительный взгляд шерифа и идет открывать. — Я сначала позвонил, но ты не брала трубку, — смущенно поясняет доктор Хоппер, удерживая на поводке рвущегося к Реджине далматинца, а другой рукой прижимая к груди какую-то папку. — А потом вывел Понго и решил заодно зайти. — Так заходите, — весело машет рукой псу и его хозяину Миллс. Заметив, наконец, что на Реджине только легкомысленный короткий халатик, омега деликатно отводит глаза в сторону и проходит внутрь. Реджина гладит пса по голове и кричит Эмме, чтобы захватила с кухни угощение для Понго. — Шериф тоже здесь? — почему-то пугается Арчи. — Здесь, — отвечает Эмма. — Понго будет блинчик? Далматинец звонко утвердительно лает, освобождая хозяина от необходимости отвечать. — Мне надо кое-что обсудить с тобой, Реджина. Это касается… тебя, — понизив голос, говорит психолог. Миллс недоуменно морщит лоб, потом смотрит на Эмму. Лицо девушки кажется ей угрюмым, и мадам мэр невольно представляет, как сама повела бы себя, если бы к Эмме пришли с личным разговором, к примеру, Август или Мулан. — Если речь идет только обо мне, то… у меня нет секретов от Эммы, — чуть поколебавшись, произносит Реджина. Лицо Свон немного светлеет, и мысленно Реджина поздравляет себя с верным решением. Они с Эммой только недавно начали доверять друг другу; Реджина абсолютно уверена, что не совершала в последнее время ничего дурного, даже тех безобидных магических проказ, из-за которых у Дэвида всегда спутывались шнурки на ботинках, а у Снежки мгновенно дырявились новые колготки (не то чтобы Реджина стала такой идеальной, просто магия барахлила, да и в целом сейчас было не до козней…) — Ты уверена? — сомневается все же Сверчок. — Реджина, давай я только на минуту попрошу шерифа оставить нас… а потом ты сама решишь? — Схожу заварю еще чаю! — преувеличенно бодро заявляет Эмма и сама уходит в сторону кухни. Арчи, дождавшись, когда омега выйдет, без дальнейших предисловий раскрывает папку и едва ли не тычет ею в лицо обернувшейся к нему мадам мэр. — Что это такое? — изумляется Реджина. Немного отстранившись, она обегает глазами отпечатанный на бумаге снимок: темноватый, смазанный по краям, на котором все же отчетливо видна щуплая фигурка в колготках в сеточку, с взбитой светлой шевелюрой, в косухе и невразумительно короткой юбке на крыльце особняка. На следующем снимке эта фигурка уже проскальзывает в открытую дверь, в освещенном проеме которой хорошо заметен силуэт мадам мэр. Реджина внезапно понимает, когда были сделаны снимки, и громко зовет шерифа. — Что случилось? — встревоженно спрашивает Эмма, вернувшись в холл. — Вот! — под оторопевшим взглядом Сверчка вручает ей папку с фотографиями Реджина. — Откуда это у тебя, Арчи? — сразу задает вопрос шериф. — Я нашел конверт полчаса назад под своей дверью, — осторожно отвечает Арчи. — Мне показалось, на снимках — крыльцо особняка… Должно быть, я ошибся? — Не ошибся, — сухо отвечает Свон. — Ты трогал все снимки? А где конверт? Этот, что в папке? Больше там ничего не было? Может, еще какая-нибудь записка? Реджина впечатленно смотрит на омегу. «Кто бы мне сказал четыре года назад, что любительница пончиков станет профессионалом — не поверила бы», — думает она. — Только фотографии. Трогал, кажется, две верхние, за уголки… мне сразу показалось, что надо отдать все Реджине, — отвечает Арчи. — Конверт только этот, да; он был не подписан. Пожалев друга, сохраняющего сконфуженный и отчасти недоуменный вид, Реджина снисходит до пояснения: — На снимках — мисс Свон. — Ой! — сильно краснеет Арчи. — Я не узнал… Извините, дамы, что подумал несколько иное. — Но кому и зачем понадобилось фотографировать мой приход к тебе? — размышляет шериф. — И, совсем уж непонятно, зачем подкидывать эти снимки Арчи? Ответов ни у кого не находится. Тишину нарушает Понго, молотящий хвостом по ковру. — Наверное, нам пора продолжить прогулку, — спохватывается доктор Хоппер. — Подожди немного, — просит его Реджина. — Эмма, принесешь Арчи чай? Мадам мэр снова внимательно рассматривает верхний снимок и медленно произносит: — Это должно остаться между нами троими. Кто-то следил за Эммой, и мне теперь неспокойно. Наверное, этот неизвестный фотограф теперь чего-то будет ожидать от нас, ведь каждый горожанин знает о нашей дружбе с тобой и мог предположить, что я сразу же узнаю о снимках. Чего же он хочет? — Угрожать? Шантажировать? — предполагает Хоппер. — Хотя в ваших встречах с Эммой и нет ничего предосудительного… — И все же пока мы скрываем отношения от всего города, — с неудовольствием замечает Миллс. — А знаешь, Арчи, мне кажется, самым правильным будет отреагировать так, как от нас не ждут! — Это может быть эффективным поведением, — соглашается психолог. — Но как понять, чего ждет отправитель конверта? — Пока он, наверное, надеется запугать нас с Эммой? — предполагает Миллс. — И, может, этот горе-фотограф думает, что мы с тобой, Понго и шерифом будем носиться по Сторибруку, выясняя, кто сделал снимки? Тогда лучшим способом будет сделать вид, что ничего особенного не случилось. — Я предлагаю вывести из уравнения Арчи и Понго, — говорит вернувшаяся с чашками чая Свон. — Пусть в следующий раз попробуют что-то пронести на мое или твое крыльцо: у нас гораздо больше шансов поймать злоумышленника! Реджина рассеянно кивает, стараясь припомнить, в какой книге видела заклинания, которые могли бы пригодиться. И что лучше использовать? «Сонную паутину»? «Огненный знак»? Все они были бы хороши, если бы не воздействовали на любого человека. Изготовить амулеты, охраняющие от этих заклинаний? Но что, если Генри или Эмма в какой-то день забудут их надеть? К тому же могли пострадать и совсем невиновные люди — почтальон, «два идиота» или, не дай Бог, малыш Нил… И где гарантия, что у самого злоумышленника нет мощного охранного амулета? Не мог же человек, устроивший засаду у дома бывшей Злой Королевы, быть настолько безумен, чтобы не подумать хоть о какой-то защите? Господи, ну почему это обрушилось на их головы именно сейчас? Как будто мало было других, более серьезных проблем… — Я согласна, что эффективнее будет «укоротить цепочку», — говорит мадам мэр. — Если бы этот человек решил действовать, то снимки подбросили бы Снежке и Дэвиду. Но они оказались у Арчи, то есть у человека, который является моим другом. — Да, — подхватывает Свон, — и о вашей дружбе известно всем: весь Сторибрук видел, что ты заботишься о Понго во время отъезда хозяина. Значит, этот человек ожидал, что снимки сразу окажутся у тебя, и хотел именно этого. Наверное, следующим шагом станет конверт с требованиями. Арчи отставляет чашку и задумчиво спрашивает: — Ну, допустим. Но что же мы будем делать? Как именно «укоротим цепочку»? Мы покажем всем, что больше не друзья с Реджиной и демонстративно перестанем здороваться? — Только на время, — внушительно говорит шериф. — Пока мы не поймаем этого расхрабрившегося глупца. И, кстати, на случай, если он вдруг наблюдает сейчас за домом: постарайся быть в роли, уже выходя отсюда, ладно? Покричи что-нибудь… обзови Реджину злой ведьмой! — Я… не смогу, — качает головой вежливый Сверчок. — Блестящая идея, Эмма! — саркастически замечает Реджина. — Давайте разыграем сценку, которую едва ли увидит этот чертов папарацци, зато мои соседи мгновенно распустят сплетни, что я заколдовала воспитанного доктора Хоппера! — Ладно. Арчи, тогда хотя бы постарайся ударить посильнее дверью? — вздыхает Свон. Они обсуждают ситуацию еще несколько минут, но ничего дельного больше придумать не удается. Арчи подзывает Понго и учтиво прощается с парочкой. Эмма без особой надежды смотрит вслед, а потом, сообразив, вскакивает с места и открывает нараспашку задний выход из дома. Она как раз успевает: едва доктор выходит, сквозняк с грохотом, слышным на всю Миффлин-стрит, захлопывает за ним дверь. — Уж слишком он мягкотелый, — пожимает плечами Свон в ответ на упрекающий взгляд Реджины и преувеличенно тихо прикрывает заднюю дверь. — Арчи вовсе не мягкотелый, просто он омега, — защищает своего друга Миллс. — И что? Я тоже омега, — надувается шериф. — Да, но ты другая… — Неправильная? — обиженно уточняет Свон. — Вовсе нет! Эмма, ты замечательная, — торопливо заверяет ее Реджина и подходит ближе, давая шерифу себя обнять. — Самая лучшая омега… для меня. — Да? — тихо спрашивает Свон. — Разве ты не поняла этого? Если не раньше, то хотя бы вчера? Или твоя суперсила утонула вчера в ручье? — ворчит мадам мэр. — Она в полном порядке. Но может ведь девушка захотеть услышать что-то приятное от своей альфы? — Может, — усмехается Реджина. — И услышит. Ты действительно прекрасна, Эмма. Мне нравится, какая ты. И, самое главное, мне нравится, какой рядом с тобой становлюсь я. — Мне тоже хорошо с тобой, Редж… Очень. И вот увидишь, я поймаю того гада, который шпионил за нами! — заверяет шериф и крепче сжимает узкую талию альфы. — Мы расскажем всем о наших отношениях сами и только тогда, когда будем готовы, а не потому, что какой-то недоумок решил нас шантажировать! Реджина неожиданно хихикает. — Что? — Просто представила, какое выражение лица будет у Снежки, если ей подкинут снимки, на которых мы с тобой… ну… на которых мы с тобой. — Ох! — зеленеет Свон. Картинки их многочисленных случек крутятся в ее голове крайне непристойной каруселью. — Он ведь не мог нас заснять, правда? — беспомощно спрашивает шериф. — Мы с тобой всегда были осторожны, — вспоминает Реджина. — По крайней мере, окна всегда были закрыты… — Когда ты трахала меня в «жуке», окна как раз-таки были открыты, — с тревогой возражает Свон. Реджина собирается что-нибудь ответить, но вместо этого ощущает прилив возбуждения, вызванный сладостным воспоминанием о соблазнительных ягодичках Свон, фотогенично выглядывающих из проема дверцы маленького автомобиля. Потом она припоминает слова омеги, сказанные ею накануне, перед сном. «Мерседес» действительно до сих пор оставался незаслуженно обделенным их вниманием, и это, как ей кажется, нужно скорее исправить. — Пойдем-ка в гараж, — хрипло шепчет мадам мэр и, развернувшись в объятиях Эммы, на мгновение прижимается выскочившим из-под халата эрегированным членом к бедру омеги, ясно демонстрируя свои намерения. — О, — громко сглатывает Свон. — Хорошая мысль. Пойдем. К тому же в гараже нет окон… Оказавшись на заднем сиденье просторного автомобиля, обе становятся нетерпеливы и бестолково возятся, задирая друг на друге и без того короткие халатики, по очереди меняясь местами, словно дерущиеся щенята, потому что каждая хочет сейчас быть сверху и ни одна не готова уступить. — Ляг на спину, и я в следующий раз всю тебя вылижу, — громко обещает Реджина, когда Эмма в очередной раз выскальзывает из-под нее. — Можно подумать, ты сама не балдеешь, когда лижешь меня, словно дорвавшийся до меда мишка! — нахально фыркает омега. — Давай лучше сейчас я буду сверху, а потом возьму у тебя в рот? — Можно подумать, — повторяя и превосходя сарказмом ее интонацию, говорит Миллс, — будто я не в курсе, что любимый напиток шерифа с недавних пор уже вовсе не какао с корицей! В отчаянии (потому что Реджина сейчас злая, а вовсе не потому, что она так чертовски права) Эмма делает новую попытку оседлать любимого мустанга, при этом пристально глядя в рассерженные сопротивлением омеги темные глаза. Это все меняет. «Мы ведь могли никогда больше не сделать этого», — вдруг осознает Реджина. Хуже: она могла бы никогда не увидеть этих прекрасных зеленых глаз, устремленных, кажется, в самую глубину души альфы. И тогда она уступает, бессловесно, и глубже усаживается на сиденье, помогая затем растерявшейся от внезапной победы омеге устроиться сверху. Отчего-то Эмма сейчас чувствует в каждом движении Миллс, казалось бы, сдавшейся, уступившей своей партнерше, силу — не подавляющую, но внушающую уважение. Понимание, что ее альфа, властная и гордая, добровольно подчиняется желаниям своей взбалмошной омеги, затопляет грудную клетку Эммы таким захватывающим восторгом, такой всепоглощающей радостью, что она едва может перевести дыхание. — Реджина… Моя Реджина, — только и шепчет она, пока альфа, проверив пальцами, достаточно ли она возбуждена, сама насаживает ее на отросток и начинает качать их соединенные тела. Эмма пытается стряхнуть с себя неуместно охватившее ее благоговение и начинает сама яро насаживаться на член, отчего подвеска флагмана немецкого автопрома слегка поскрипывает, а его салон наполняется чмокающими непристойными звуками. Время от времени Эмма меняет движения, начиная елозить взад и вперед на бедрах Реджины, вбивая тем свою хрупкую альфу в спинку сиденья. Оргазм приходит внезапно: в какой-то момент их трение заставляет вдруг Эмму вскрикнуть и зажмуриться, на задней стенке ее плотно прикрытых век появляются разноцветные яркие искры, и, пока Реджина продолжает нежно двигать ее, подхватив под ягодицы, к себе и от себя, Свон чудится, будто сама она — наколотая на внушительно толстую булавку бабочка, танцующая мистический танец на бедрах своей альфы. — Реджи… Редж… — протяжно стонет она, и Миллс гордо и счастливо смеется, потому что долго и обильно кончающая Эмма никогда не в силах выговорить полные три слога ее имени, но альфа не против, совсем не против. После, когда Свон осознает, что наполняющая ее лоно твердость никуда не делась, она тихо останавливает движения альфы и ласково шепчет: — Пора выполнить обещанное. При мысли, что Эмма сейчас возьмет отросток за щечку, Реджина довольно ухмыляется. Она сдвигается в сторону, давая омеге место, чтобы та устроилась удобнее, и запутывается пальцами в растрепанной белокурой шевелюре, едва Эмма опускает голову к ее паху и приступает к делу. Омегу не требуется направлять и что-то подсказывать — за это лето они хорошо изучили друг друга, и Свон прекрасно знает каждый дюйм отростка и даже с закрытыми глазами могла бы нарисовать каждую его венку — они сейчас набухают, становясь все заметнее, и Эмма особенно нежно пробегает губами по стволу, охватывая потом головку. Реджина бормочет какое-то ругательство сквозь зубы, когда омега заглатывает член глубже, и Свон думает, что по-настоящему властна над альфой она именно сейчас, когда отросток Миллс, готовый вот-вот эякулировать, упирается в глотку, а пальцы бессознательно гладят, даже сейчас не тяня за волосы, не причиняя боли, а, скорее, инстинктивно поощряя омегу чуть грубоватым непроизвольным массажем, и Свон усердно работает губами и языком. Когда Реджина кончает, Эмма старается проглотить все, но спермы много, и альфа сама осторожно отстраняется, направляя следующую порцию на шею и грудь омеги, бессознательно стремясь отметить ее хотя бы так, желая сделать омегу своей хотя бы на несколько мгновений, пока она будет покрыта очевидными доказательствами их связи. — Мне нравится кончать в тебя, — вздыхает, едва отойдя от оргазма, Миллс, — и на тебя — тоже нравится, — добавляет она, оценивающе осмотрев покрытую брызгами семени кожу Свон. — Знаю, — облизнув губы, говорит Эмма и хитро улыбается. — А куда тебе нравится кончать больше — в мой рот или в мою киску? Вопрос совсем непрост, и альфа задумывается, прежде чем ответить. — Мне нравится и то, и другое, но самое упоительное — видеть твою киску, перепачканную в моей сперме, — безуспешно стараясь выглядеть хоть немного смущенной, признается Миллс. — Вот так? С этим вопросом Эмма собирает пальцами оставшиеся на коже следы альфы и размазывает их там, внизу, по все еще покрасневшим от их недавних занятий пухлым безволосым губам. — О, да, — тихо отвечает Миллс, пристально наблюдающая за ее манипуляциями. — Ты ведь понимаешь, что после такого мы точно опоздаем на работу? — Почему? — Да потому что сейчас я снова буду тебя трахать, моя милая Эмма. — Ну… я рассчитываю на это, — лукаво бросает омега и без всяких споров ложится на спину, открываясь для очередного вторжения давно покорившего ее отростка. Реджина склоняется над ней, нетерпеливо вводит затвердевший орган и грубовато трахает омегу под ее непрерывные сладкие стоны и возбуждающий шепот: — Да, вот так, альфа, да… Я чувствую тебя внутри, Редж, ты такая горячая и сладкая… Да, вот так, быстрее, мне дико нравится, когда ты вдалбливаешься в меня вот так… О, Реджи! Прошу, кончи в меня, я мечтаю быть наполненной тобой… твоим семенем, так, чтобы из ушей лилось… ты сводишь меня с ума… Реджина хочет сказать, что ее сводят с ума эти срывающие с уст омеги бесстыдные речи, но словно забывает слова: вся ее кровь приливает туда, к удовлетворяющему Эмму куску плоти, и она кончает в начинающее сжиматься в сладких спазмах влагалище, а потом, бережно вытащив из омеги член, откровенно любуется упоительной картиной, каждый раз заново очаровывающей альфу: мокрые, чуть вывернутые наружу набрякшие половые губы Свон, успешно посещенные отростком, размазанный по бедрам омеги сок ее желания и тоненькая струйка спермы, деликатно сочащаяся из лона… прямо на дорогую обивку? «А к дьяволу… Магия все исправит, — лениво думает Миллс, — а если бы даже и нет, оно того стоило. Это прекрасно… Она прекрасна». А Свон смотрит сквозь ресницы на расслабленное лицо альфы и заново переоценивает моменты, когда она сегодня была не ведомой, а главной, потому что нежность и странная почтительность, с которыми Реджина смотрит сейчас на оттраханную ею только что дырочку, снова заставляют Эмму позабыть о том, как дышать.