Неправильная омега

В участке шериф внимательно изучает снимки через увеличительное стекло. Хоть Эмма и не криминалист, она быстро делает наблюдение, что только на первых двух фотографиях есть немного отпечатков по краям, и те, скорее всего, принадлежат Арчи; Реджина и она сама не трогали снимки иначе, чем за ребро карточек. Мысленно приняв поражение, Эмма сосредотачивается на ракурсе снимков, пытаясь понять, откуда они были сделаны. Качество фотографий не ахти; возможно, это связано с тем, что сталкер снимал издалека? Эмма поджимает губы, припоминая расположение зданий на Миффлин-стрит. Прямо напротив особняка жила ворчливая старушка — Эмме однажды пришлось долго извиняться за газон, на который она якобы наехала, разворачиваясь у дома Реджины; в палисаднике пожилой леди росли густые кусты сирени, так, может, злоумышленник притаился там? Перебрав снимки по кругу, Эмма откидывает эту мысль. Несмотря на приближение, можно заметить, что камера находилась немного слева, где, наискосок от особняка мэра, стоял узкий, построенный в голландском стиле, вытянутый вверх дом. Кажется, Реджина упоминала, что его владелец умер, не оставив наследников и каких-либо распоряжений, и уже начата процедура признания имущества выморочным, что, как ни совестно, радовало нуждающихся в новом жилье сторибрукцев. Свон решает не откладывая узнать, пустует ли до сих пор этот дом, и, предупредив Дэвида, садится в патрульную машину. Эмму не очень заботит тот факт, что она может быть замечена — напротив, ей хочется дать понять неизвестному сталкеру, что его бесцеремонный поступок не останется без последствий, что шериф готова неуклонно преследовать дерзнувшего посягнуть на приватность ее свиданий с мадам мэр. Свон въезжает на Миффлин-стрит, когда солнце достигает зенита. День ясный, но на улице — не сказать чтобы жарко, и Эмма вспоминает объяснение Реджины о прощании фей с летом и чувствует мимолетную обиду на них: ну отчего бы феям не устроить порхающие танцы на лесной полянке на месяц-другой позже? С другой стороны, уход тепла означает, что она сможет вдоволь пощеголять в подаренных Реджиной кожаных брюках, да и любимая красная куртка, должно быть, совсем заскучала висеть в шкафу. Вот только едва ли Реджина оценит, если Эмма с ног до головы обрядится в кожаные вещи; скорее, фыркнет и, пожалуй, закатит глаза, да еще с насмешкой пробормочет сквозь зубы, что и без того неважное чувство стиля шерифа безнадежно испорчено сожительством с отвратительно одевающимся пиратом. Впрочем, кажется, после их сближения Реджина совсем нечасто упоминает о Крюке. Шериф останавливает автомобиль и спохватывается, что теперь все ее мысли заняты Миллс; даже когда альфы нет рядом, Эмма часто продолжает вести мысленный диалог с ней. Было ли это нормальным? Эмма решает поразмыслить об этом позднее, а пока, проверив висящий под мышкой пистолет, выходит из автомобиля и устремляется к дому из бурого кирпича. Калитка закрыта на щеколду; проскользнув рукой между прутьями решетки, Свон легко открывает ее и оказывается на придомовой территории. Если она правильно помнит, дом пустует уже пару месяцев, однако Эмма не видит признаков заброшенности: дорожка из красной брусчатки идеально чиста, и рассаженные по бокам от нее астры весело тянутся разноцветными головками к солнечным лучам. Может, Реджина поручила ухаживать за палисадником фирме Кэтрин? Если бы шериф не имела привычку засыпать на городских собраниях, когда речь заходит о бюджетных вопросах, то ей был бы известен ответ. Свон заходит в углубление дома, под кирпичный козырек, из-за которого подобные строения называют домами-улитками, и машинально тянет за дверную ручку. Почему не заперто? Оказавшись внутри, она изо всех сил старается не шуметь. Что, если злоумышленник и сейчас здесь? Почему-то эта мысль не кажется Эмме абсурдной, и она перемещает пистолет в руку, прежде чем начать осматривать комнаты. В кухне, столовой, санузле и кабинете никого не удается обнаружить, и шериф с сомнением смотрит на ведущую наверх винтовую лестницу. Темное дерево, покрытое облезшим от времени лаком, едва ли сохранит в секрете ее визит. Эмма решает действовать быстро и взбегает по ступенькам, игнорируя их предательское скрипение. Но и наверху никого не оказывается: Эмма быстро убеждается в этом, одну за другой осмотрев обе спальни и ванную. Постояв в задумчивости в коридоре, Свон возвращается в спальню, окна которой выходят на улицу. Глядя сквозь занавески вниз, на дом мэра, Эмма прикидывает угол, с которого велась съемка. Высоковато. А если камера лежала на подоконнике? Шериф приседает и, достав телефон, щелкает на пробу несколько снимков. Вид на дом с белыми колоннами получается очень похожим, значит, неизвестный сталкер действительно мог сфотографировать их отсюда. От взора Эммы не укрывается, что на подоконнике практически отсутствует пыль, и это подкрепляет ее подозрение. Итак, опустевший дом был мало того, что отперт, так еще и навещался каким-то странным человеком или людьми и определенно использовался для скрытого наблюдения за особняком мэра. Эмма раздраженно сопит. Как же получилось, что все это творилось под ее носом? Она могла всегда эффективно работать в любом состоянии: невыспавшейся, с похмелья, расстроенной и отчаявшейся после расставания с Крюком… Но связь с темноволосой альфой словно затмила ей разум: все обостренные охотничьи инстинкты Свон, с самого рождения помогающие ей выживать, будто притупились, ее взор не различал никого и ничего вокруг, кроме Реджины Миллс. Шериф убирает пистолет и снова обходит комнаты, сознательно заставляя себя обращать внимание на любые мелочи, будь то загнувшийся краешек ковра или криво стоящая на полке книга. После Свон возвращается на кухню и заглядывает в холодильник. Пусто. Так и должно быть, ведь дом сейчас обесточен. Или нет? Эмма нажимает на выключатель у двери. Ничего. Значит, дом действительно отключен от сети. Шериф задумчиво рассматривает стены в толстых, под старину, словно из свиной кожи сделанных обоях, и решает выйти на задний двор. Здесь ее встречает полное запустение, резко контрастируя с наведенным по фасаду лоском: не стриженные давно яблони впустую осыпают урожай на заросшую бурьяном лужайку, тут и там виднеется крапива, и старые садовые качели угрюмо приветствуют ее потерявшей цвет обивкой, колышущейся на ветру. Присмотревшись, Эмма замечает в траве тонкий след, словно какой-то человек сделал несколько шагов в глубину сада, а потом передумал и вернулся обратно. Как ни таращится Свон в примятую траву, ей не удается более заметить ничего существенного. Прикрыв дверь, шериф возвращается в дом. Висящие в холле часы как раз достигают полудня и, прохрипев, начинают играть бравурную мелодию, жутко и странно разносящуюся в гулкой пустоте одинокого дома. Вздрогнув, Эмма снова тянется было рукой к пистолету, но сразу останавливается, мысленно упрекая расшалившиеся нервы. Слишком много нерешенных вопросов. Но теперь ей необязательно разбираться со всеми в одиночку, ведь так? Она плотно прикрывает за собой дверь и садится в патрульный автомобиль, одновременно набирая Реджине. — Что-то срочное? — сразу отзывается мадам мэр. — У меня скоро начнется совещание… — Я быстро, — тараторит Свон. — Постарайся вспомнить или узнать до вечера, кто ухаживает за опустевшим домом на твоей улице, ладно? И, если это люди Кэтрин, спроси, пожалуйста, есть ли у них ключи? — А зачем тебе… — начинает было Реджина, но в кабинет, судя по доносящемуся из трубки шуму, кто-то заходит, и она быстро добавляет: — Ладно, я уточню этот вопрос. Эмма скороговоркой предупреждает, что вечером зайдет, и заканчивает вызов. В участке она сразу сталкивается с пристальным взглядом Дэвида. — Эмма, ты в порядке? — осторожно спрашивает он. — Да. Нет. Я… Эмма взлохмачивает ладонью шевелюру и решает, что стоит поделиться с отцом хотя бы одной из волновавших ее проблем. — Что-то неладное творится в лесу, — говорит она, плюхаясь на свое место. — Сначала тот участок магической границы у леса… — Ты заметила там сегодня что-то необычное? — настораживается Дэвид. — Нет… После усиления защиты там остается все по-прежнему, хотя я и патрулирую на всякий случай это место два раза в день. — Тогда что же еще? — удивляется отец. — Там… В общем, мне вздумалось прокатиться на днях по лесу, чтобы… кое-что проверить, и вдруг посреди дороги появился ледяной ручей, представляешь? А потом… ну, потом он так же внезапно исчез, — скупо делится Эмма вчерашними приключениями. — Блуждающий ручей? — задумчиво потерев рукой подбородок, произносит Дэвид. — Знаешь, мне это кое-что напомнило! — Что же? — Когда мы в последний раз с Нилом и Генри ездили на конюшню, мой внук тоскливо посмотрел в сторону леса и пожаловался, что вы с Реджиной увеличили защитное поле вокруг нестабильного участка границы… — Я ведь тебе уже рассказывала, почему мы это сделали, — ворчит Свон. — Да, но дело не в этом, — отмахивается отец. — Генри сказал, что в походах они нередко запасались водой в источнике, который теперь оказался под вашим куполом и стал недоступен. А я подумал, что там никогда раньше не было даже маленького ручейка. Ведь не было? — Не было! — подскочив на месте, взволнованно подтверждает Свон. — Почему я сама об этом не вспомнила? Ведь мы облазили всю округу, когда в первый раз обнаружили разрушение границы, прежде чем позвали Реджину и Зелину помочь заткнуть дыру! Там определенно не было никаких ручьев. Но Генри действительно упоминал о нем… Получается, источник появился там недавно? — Скорее всего, этим летом, — кивает Дэвид. — Генри упоминал, что в последний раз, когда они были в тех местах, Пэйдж почувствовала холод, — вспоминает Свон. — И от того ручья в лесу… тоже так и веяло холодом. — Но прежде, когда ребята запасались водой, ничего необычного в источнике не ощущали, — замечает Дэвид. — Может, это просто совпадение? А знаешь, давай-ка я переговорю с Генри и Майком! Вдруг ручей и раньше менял свое русло? Хотя едва ли так радикально… — Или же он стал менять русло после того, как оказался заточен под магический купол? — размышляет Эмма. — Да, такое тоже возможно. Ведь мы в Сторибруке. Так, думаешь, источник может быть опасен? Усилим патрулирование? — предлагает Дэвид. — Раз пока мы не знаем точно маршрут этого загадочного ручья, не очень-то понятно, о чем нам предупреждать население. — Совсем непонятно, — соглашается Свон. — Я отменю свой отпуск, — решает Дэвид. — Тебе потребуется помощь. — Нет, — сразу отвечает Эмма. — Ведь вы со Снежкой так долго собирались в эту поездку. Я справлюсь. Кстати, у меня к тебе просьба: мы разрешили Генри съездить с Пэйдж в Нью-Йорк, но я буду гораздо спокойнее, если вы будете неподалеку, чтобы иногда… присмотреть за ними. — И Реджина согласилась отпустить Генри? Дождавшись кивка дочери, Дэвид изумленно поднимает брови. — Конечно, мы присмотрим, — говорит он. — Но как же ты тут… — Я буду в порядке, да и вы ведь не завтра уезжаете. Может, за оставшееся время мы поймем, что не так с этим взбесившимся ручьем, — улыбается Свон, далеко не уверенная в своих словах. Эмма просит отца ничего пока не рассказывать Снежке, чтобы не волновать понапрасну; вскоре Дэвид уходит, пообещав сегодня же переговорить с Майком. Оставшись одна, Эмма проверяет телефон: Реджина как раз успела написать сообщение. Итак, по договору с мэрией за палисадником покойного действительно присматривает фирма Кэтрин, а ключи хранятся в Ратуше, в ожидании, когда после соблюдения всех процедур в доме появятся новые жильцы. Эмма пишет в ответ, что, видимо, по ошибке, дверь опустевшего особняка осталась не заперта, и просит Реджину прихватить с работы ключи и личную печать. По крайней мере, запертая и опечатанная дверь осложнит жизнь любителю шпионить за чужими свиданиями. Пообедав в кафе, Эмма занимается патрулированием. Дежурство обходится без происшествий, даже сторибрукские коты сегодня непривычно благоразумны, выбирая для покорения лишь те деревья, откуда способны спуститься самостоятельно. Когда Свон возвращается в участок, Дэвид отрывается от заполнения бумаг и пересказывает ей разговор с Майком. По словам любителя походов, источник у кромки леса действительно был замечен им только этим летом; они с ребятами не раз наполняли из него бутыли питьевой водой, прежде чем углубиться в лес по направлению к своему излюбленному месту на берегу озера; запасенной из ручья воды хватало как раз на весь переход, который ребята преодолевали самостоятельно, в то время как пикап Майка вез основную часть поклажи. «Надо бы проверить, что там, под защитным куполом», — выслушав рассказ отца, снова думает Свон. Она не спешит делиться с ним этой мыслью, но мужчина проявляет не свойственную ему обычно проницательность и просит: — Эмма, если решишь прочесывать лес и искать ручей, не ходи туда одна, хорошо? Хотя ты шериф, Спасительница и маг, но еще ты моя дочь, — Дэвид шумно вздыхает, — и… просто помни, что я рядом. — Спасибо. Я это помню, — благодарно кивает она. Вечером, заперев участок, Эмма заезжает к себе переодеться, а потом сразу направляется на Миффлин-стрит. Реджина дома, и уже ждет ее, как и накрытый стол. — Вино? — довольно улыбается омега и наливает рубиновую жидкость в высокие бокалы. — В Зачарованном Лесу предпочитали мясо с кровью, — пожимает плечами Реджина и принимает из рук шерифа наполненный бокал, — даже дети обычно ели мясо (и многие другие продукты) с вином, чтобы не отравиться и не заболеть. И хотя сейчас я всегда готовлю хорошо прожаренные стейки, привычка никуда не делась. — Значит, выпьем, — резюмирует Свон. Она берет бокал за ножку и протягивает его к Реджининому. — Не так! Еще раз, — качает шериф головой, когда изданный при соприкосновении хрустальных поверхностей звон кажется ей глуховатым. Реджина усмехается, но все же повторно чокается со Свон. — Вот теперь все как надо, — остается довольной громким мелодичным звуком шериф. Они неторопливо едят и рассказывают друг другу о событиях дня. Реджина оказывается немного встревоженной, узнав о посещении Эммой пустого дома. — Почему не предупредила меня? — упрекает она омегу. — Что, если бы этот псих как раз скрывался внутри? — Я ведь шериф, — снисходительно улыбается Эмма. — У меня есть табельное оружие. И не только. Она сгибает руку, демонстрируя альфе напрягшийся под коротким рукавом белой футболки бицепс. — Задавака, — качает головой Реджина, стараясь не показывать заинтересованность, и Эмме становится тепло от ласковой усмешки в темных глазах. После они строят догадки о том, кто бы мог наведаться в пустое жилище, и решают запереть и опечатать дом ранним утром, как следует осмотрев его при свете. Затем Эмма напоминает мадам мэр о ручье и походах Генри, и Реджина громко досадует на себя: — Почему Дэвид сразу подумал об этом, а я — нет? — Я тоже не подумала. Да, может, между двумя этими источниками и нет никакой связи? — говорит Свон. — Это всего лишь предположение. Хотя проверить, как там граница и заодно ручеек Генри под магическим куполом, будет не лишним. — Только вместе со мной, — ставит условие Реджина, и омега, для вида фыркнув, все же кивает. Сначала Дэвид, а теперь и Реджина… пора, кажется, Эмме и в самом деле привыкнуть, что о ней кто-то беспокоится. Рассказ мадам мэр о ее дне оказывается краток. Реджина провела несколько совещаний, поработала с бумагами, демонстративно не поздоровалась в кафе с Арчи, а также уклонилась от приглашения Кэтрин на ужин с ней и Фредериком, договорившись взамен пообедать вместе как-нибудь на днях. — Правильно, — одобряет шериф, — сначала поймаем нашего сталкера. Не хватало еще, чтобы следующие фотографии оказались на пороге дома Кэтрин! Хотя если выбирать между ней и Снежкой… — Надеюсь, этот трусишка больше не будет прибегать к помощи посредников и заявится к тебе или ко мне. Я кое-что придумала, — хищно улыбается Реджина. — Любого подошедшего к двери опутают ветви деревьев? — осторожно интересуется Эмма. — Я это к тому, что могут пострадать ни в чем не повинные люди… — Балда, — фыркает Миллс. — Все гораздо проще: мы установим видеокамеры. — Хм… То есть ты твердо уверена, что нас преследует полный идиот, да? — Вообще-то — да, — убежденно кивает Реджина. — Но если даже и не полный идиот, от нас он не скроется: камеры поставит сотрудник Стоуна, далекий от наших местечковых дрязг, а потом мы наложим на них заклинания защиты и невидимости. Съемка будет идти непрерывно, потоком, в два облака на независимых серверах, доступ к которым будет только у меня и тебя. — О, так ты уже все организовала. Быстро! — Я ведь мэр. У меня есть связи. И не только. Реджина кокетливо опирается подбородком на ладонь, и Эмма жадно смотрит на гладкую кожу запястья и блестящие игривые глаза. — А… хм… а когда вернется Генри? — интересуется Свон. — Уже скоро, — посмотрев на настенные часы, говорит Реджина. — Эх… ну, то есть здорово, — бормочет Эмма. — Могу я остаться на ночь? — Очень надеюсь на это. — Может, сейчас успеем по-быстрому? — ощутив немедленную потребность в близости со своей альфой, просит Свон. Но темноволосая красавица отрицательно качает головой и сочувственно улыбается, когда Эмма с недовольным рычанием роняет свое лицо в ладони. — Нам стоит пока как-то отвлечься, — говорит Реджина. — Не хочу злоупотреблять пониманием Генри… Готова к очередному уроку магии? — Предлагаешь заняться волшебными тренировками? — без энтузиазма спрашивает шериф. — Ладно уж. В последующие полчаса они повторяют уже изученные заклинания и тренируют парочку новых; Эмма заметно быстрее, чем раньше, схватывает теоретические объяснения Реджины, и у альфы даже закрадывается подозрение, что книга заклинаний и эльфийско-английский словарь были позаимствованы шерифом не только для того, чтобы попонтоваться перед ней. После обе спохватываются, что Генри долго нет, и вместе звонят сыну. Подросток не отвечает, но уже через десять минут оказывается дома. Выслушав от матерей разнообразные упреки, Генри как-то особенно манерно («по-реджининому», — думает Свон) закатывает глаза и выдает: — Хоспаде… Мамы, вы себя слышите? Я опоздал всего на двадцать минут, ну, и не услышал звонок. Да на улице еще светло! И, кстати, я всегда знал, что вы будете параноидной парочкой родителей… — Генри! — возмущаются его матери. — Вот-вот… Вы даже говорите теперь с одинаковой интонацией, — бубнит Генри себе под нос, сбегая от рассерженных женщин в свою комнату. — Мы вовсе не параноидная парочка! — неуверенно заявляет Реджина, когда наверху хлопает дверь. — На самом деле — да, — хмыкает Эмма. — Точнее, ты — определенно да, а я присоединяюсь из соображений единства требований к ребенку. — Что?! — краснеет от возмущения хозяйка особняка. — То есть ты не переволновалась за эти несколько минут, когда он не отвечал на звонок? — Он подросток, Реджина, — дарит Свон успокаивающую улыбку своей женщине. — Генри иногда бывает безответственным и недисциплинированным, и это нормально. — Но как же не волноваться? — тихо спрашивает Реджина. — Мне до сих пор иногда снится Пэн и тот проклятый остров… А теперь, когда граница снова нестабильна, а в лесу этот ледяной исчезающий ручей… разве ты сама не беспокоишься? — Я поговорю с ним, Реджина, — твердо обещает омега и сжимает пальцы альфы в своих. — Но Генри должен чувствовать, что мы ему доверяем и что не съедим его живьем из-за опоздания на несколько минут. — Не более чем на десять минут, — ставит условие Реджина. — И его телефон всегда должен быть заряжен! За ужином Миллсы сначала общаются через Эмму, как через медиатора, но потом, когда омега пару раз не отбила предназначенную не для нее подачу, возвращаются к прямому контакту. Наблюдая за самыми близкими своими людьми, Свон чувствует, как тревоги дня окончательно развеиваются. Надо снова проверить соседний дом, а потом запереть и опечатать его. Нужно временно снять защитный колпак и проверить, как ведет себя поврежденный участок границы под ним. Надо поймать и проучить неизвестного шпиона. И у Эммы все это получится. Ведь теперь она не одна. Оказавшись в хозяйской спальне, Эмма примечает груду распечаток на столике трюмо. Покосившись на переодевающуюся Реджину, Свон подхватывает верхний лист и читает вслух: — «Плавать Алиса умела и довольно скоро догадалась, что на самом деле это не море, а пруд, который получился из тех самых слез, какие она проливала, когда была великаншей трех метров ростом. — Зачем ты только столько ревела, дурочка! — ругала себя Алиса, тщетно пытаясь доплыть до какого-нибудь берега. — Вот теперь в наказание еще утонешь в собственных слезах!» Эмма ошарашенно моргает и переводит взгляд на Реджину. — Тебе не кажется, что наш сын вырос из этого чтения? Как и в принципе от чтения ему вслух перед сном? — Сказки Кэррола не очень-то детское чтение, Эмма, — поднимает брови Миллс. — Ты зря волнуешься: это не для Генри. — Для меня что ли? — не зная, как реагировать, удивляется Свон. — Хм, я, конечно, понимаю, что недостаточно образованна для тебя, но уж «Алису»-то я читала! — Да нет же, — вздыхает Реджина. — Просто Бель сделала по моей просьбе подборку всех упомянутых в литературе магических источников воды. — А-а, — оценив теперь иначе пухлую пачку бумаг, протягивает шериф. — И что за глупости про «недостаточно образованна для меня»? — вздернув бровь, продолжает Реджина. — Хотя по ряду причин ты училась и не систематически, но все равно, Эмма, ты гораздо образованнее других, с кем у меня в жизни были серьезные отношения. Втайне порадовавшись очередному признанию альфой статуса их связи, Эмма уточняет: — А… Король? — Муштра и военные парады, — презрительно хмыкает Реджина. — Больше его ничто не занимало. Сомневаюсь даже, что Король прочел в своей жизни хоть одну книгу, кроме учебников по тактике. Эмма открывает было рот, чтобы расспросить, откуда тогда у Снежки любовь к чтению, но вопрос так и не покидает ее уст, когда она, наконец, замечает, какая сорочка сейчас на альфе. Определенно, прежде Эмма не видела этого соблазнительного, винного цвета шелка, тонко облегающего прелести мадам мэр. — Ты круто выглядишь, — замечает, облизнув мгновенно пересохшие губы, Свон. — Не могу ответить тем же, — насмешливо отвечает Реджина. Омега тотчас же начинает стягивать с себя футболку, но голос Реджины останавливает ее. — Погоди. Позволь мне, — уже без всякой насмешки просит Миллс, и Эмма опускает руки, ожидая ее приближения. — Все хорошо? — спрашивает Миллс, начиная тянуть футболку вверх. Настороженность в глазах Эммы понемногу рассеивается, и омега кивает. Иногда Свон становилась такой: застенчивой, почти робеющей перед альфой, и Реджине пока никак не удается уяснить закономерность, когда настроение омеги так меняется. Может, дело было в интонации или в быстром приближении Миллс к ней? Реджина оставляет футболку наполовину задранной и привлекает белокурого шерифа к себе, после чего медленно целует в губы, а потом трется щекой о ее плечо. — Ты так сладко целуешь, — охрипшим голосом говорит Эмма, поднимая кисть и запуская пальцы в шевелюру Реджины. — Я никогда не думала, что альфы могут быть… — Могут быть? — вопросительно повторяет Миллс, когда Эмма умолкает. — Хм… одновременно такими страстными и нежными. — Я… Реджина осекается, не успев выпалить отрицание. Когда-то она была очень нежна со своим первым возлюбленным. Получается, годы войн и Проклятия не смогли до конца уничтожить в ней ту наивную, детскую почти мягкость? Не очень-то альфово, хотя если вспомнить, как она стала альфой… и потом, Эмме ведь нравилось! — Я рада, что ты ценишь это, дорогая, — воркует Реджина, — но если ты кому-нибудь расскажешь, какая я наедине с тобой, — с коварством в голосе продолжает она, — то я тебя уничтожу, Свон, даже если это будет… — …Последним, что ты сделаешь! — весело подхватывает Эмма знакомую давно реплику. Мадам мэр не успевает возмутиться, как Эмма крепко обнимает ее и бормочет на ухо: — Твоя репутация останется вне подозрений, альфа… Не в моих интересах расхваливать уникальные скрытые достоинства моей девушки перед потенциальными конкурентками… — Ты все еще о нежности? — хмыкает успокоенная словами Свон Реджина. — Угу… Хотя и хвалить твои размеры тоже едва ли перед кем-то стану… — Это не секрет в общем-то, — осторожно замечает Реджина, отчего-то в этот момент испытывая чувство стыда за свои былые многочисленные походы на второй этаж кафе. — Руби никогда не трепалась об этом, — говорит Эмма. — Ни о тебе, ни о ком-то другом. Она… удивительно деликатна со всем этим. — За вызывающими нарядами и наигранной бравадой Руби — очень порядочный и чертовски ранимый человек, — кивает Реджина. — Я рада, что Дороти Гейл смогла понять и оценить в ней это. — Они хорошая пара, несмотря на физические особенности Руби, — соглашается Эмма. Она чувствует себя сейчас удивительной близкой к Реджине: и буквально, физически, и эмоционально. В голосе Реджины, когда она намекала на случки с Руби, явственно слышалось сожаление, при упоминании Короля — презрение, а шутливые угрозы в адрес Эммы были пропитаны скрываемой лаской, которая, словно пушистым одеялом, накрывала омегу. — Тебе стоит завершить начатое и снять с меня футболку, — говорит Свон. — А потом отвести в постель и лечь на меня. Мне нужно больше поцелуев, больше твоей близости, альфа. Реджина, позабыв слова, с довольным урчанием приступает к воплощению предложенного омегой плана. Она стягивает с Эммы футболку и лифчик, снимает юбку, а потом быстро раздевается сама, ведет Свон к кровати и, взяв ее руку в свою, подводит к давно выбравшемуся из своего убежища на поверхность отростку. Эмма поглаживает орган — как всегда, обрадованный встрече, покрасневший и даже пурпурный от прилившей крови, словно от смущения. Затем Миллс помогает ей лечь на спину и устраивается сверху. Помня о словах Эммы, она начинает покрывать поцелуями все ее тело, перемежая ласки с нежными словами. Словно позабыв, что у Эммы за ее жизнь было несколько половых партнеров, что она давно стала матерью, Реджина осторожна и бережлива с омегой, будто это ее первый в жизни контакт, будто никогда прежде она не принимала член в свое лоно, и Миллс целует и тискает ее, пока Эмма сама не начинает часто ерзать под ее телом и шипеть сквозь зубы в ожидании проникновения; тогда только альфа размещает отросток меж бедер Эммы и, заручившись ее уверенным кивком, неторопливо входит в нее. Свон одновременно досадно от неспешности альфы и приятно от того, как предупредительна она сегодня. Тем временем, уверившись, что Эмма привыкла к ее размеру, Реджина начинает толкаться в нее, понемногу возвращаясь к своей излюбленной самоуверенной манере. «Вот же нахалка», — думает Эмма, сквозь ресницы изучая вспотевшее, но не потерявшее горделивого выражения лицо Реджины. Кажется, альфе не свойственны приступы стеснительности, в отличие от самой Эммы: вот и сейчас она, словно только недавно открывший для себя радости секса тинэйджер, с интересом наблюдает, как ее член все сильнее раздалбывает дырку омеги. Эмма подглядывает, пока ее не охватывает разрядка, заставляя глубоко зажмуриться и, выгнувшись к альфе дугой, простонать, но потом она снова подсматривает, теперь уже за надвигающимся на альфу оргазмом — ломающим ее идеальные черты, делающим их уязвимыми, трогательными, и наступает, наконец, любимый Эммой момент: альфа, закончив судорожно исторгаться внутрь, благодарно целует ее в губы и понемногу отстраняется; рот Реджины приоткрывается и лицо становится серьезным, почти почтительным, когда она опускает взгляд ниже и изучает следы их соития на промежности Свон и ее бедрах. «Как же хорошо заниматься с ней сексом вот так, без всякого латекса», — думает Эмма, и еще она откуда-то знает, что и Реджина думает об этом же, что она благодарна омеге и гордится ее доверием. Взгляд Реджины понемногу снова тяжелеет, становится хищным, и она ведет его выше, и Эмма теперь уже явственно, не как в прошлые разы, понимает, что глаза мадам мэр оказываются прикованы к нежной коже ее шеи. — Давай же, — неожиданно для самой себя произносит Свон, — пометь меня, альфа.