Неправильная омега

— Ого, вот так драндулет! Услышав сопровождаемые протяжным присвистом слова, Реджина, наклонившаяся было к чемодану, резко распрямляется. С автором реплики их разделяет лишь корпус «мерседеса» (или же драндулета, как сейчас непочтительно обозвали автомобиль мадам мэр), и Миллс пронзает незнакомку тяжелым взглядом. Ей около сорока пяти, и она определенно омега, хотя и мало походит на омегу внешне — худая, плоскогрудая и как палка прямая. В ее темно-русых, коротко стриженых волосах блестит немало серебряных ниток, на лице, если не считать блекло-розовой помады, полностью отсутствует косметика, а рубашка цвета хаки с коротким рукавом выглядит хуже, чем просто неприемлемо для мероприятия, устраиваемого политической элитой штата. «Должно быть, кто-то из обслуги, — неприязненно думает Реджина. — Ну, совсем распоясались. Ух, если бы дело было в моем замке… Или же она из сторонников «всего натурального», пригревшихся под крылышком Грина? Чего тогда стоит ожидать? Может, у нее в руках баллончик с краской?» Альфа обходит машину спереди и храбро встает рядом с уставившейся на нее незнакомкой. Как Реджина и предполагала, на ногах омеги простенькие мокасины и обычные голубые джинсы. Руки женщины с ненакрашенными ногтями свободны и расслабленно лежат на узких бедрах. — Меня зовут Барбара, — тихо говорит женщина и несколько раз моргает ярко-синими глазами, прежде чем вытянуть вперед узкую тонкопалую ладонь и добавить задумчиво: — А вы очень красивы. — Реджина Миллс, — поколебавшись, пожимает предложенную руку альфа. Все в новой знакомой отчего-то раздражает сторибрукского мэра, кажется диким и неестественным: как выглядит эта Барбара, как держится, что она первой (неслыханно!) сделала комплимент. Рука женщины оказалась суховатой, пожатие — крепким; синие глаза, позабыв о приличиях, бесцеремонно приклеились к чертам альфы. — Я слышала кое-что о вас, — улыбается краешками губ Барбара. С улыбкой черты ее узкого лица смягчаются, но и это не помогает альфе потерять возникшую уже настороженность. — Реджина! — раздается радостный крик. — Сэм! — оборачивается сразу альфа к летящей навстречу девушке. Юная омега приближается, как ураган, и, радостно смеясь, обнимает старшую подругу, на секунду тыкаясь носом в шею. По инерции Реджина сначала чувствует себя неловко, но непосредственность дочери сенатора мгновенно разрушает выстроенные чопорностью границы. — Вы уже познакомились? — перестав обниматься, с любопытством спрашивает Сэм у другой омеги. — Только что, — кивает Барбара. — Реджина, Барбара — моя любимая нью-йоркская тетя! — восклицает Саманта. — Помнишь, я тебе о ней рассказывала? — Да, припоминаю, — вежливо улыбается Миллс. Кажется, Сэм действительно упоминала в разговоре, что в Нью-Йорке у нее живет тетушка, которая (единственная из всех родственников) поддерживает увлечение Саманты простым парнем-бетой. — Теперь, когда ты здесь, это претенциозное мероприятие перестанет быть таким унылым! — щебечет Сэм. — С Барбарой тоже весело, но она сторонится светских бесед, так что сначала надо хорошенечко обыскать все углы и вытащить ее оттуда. — Ты преувеличиваешь, Сэмми, — посмеивается омега над возбужденно тараторящей племянницей. — И ничего не преувеличиваю! — спорит Саманта. — Вот даже сейчас: все у бассейна с коктейлями, а ты здесь, на парковке. Скажи на милость, ну что ты здесь делала? — Хм, ну, — усмехнувшись углом рта, отвечает Барбара, — просто не смогла пропустить, как во двор заезжает этакий… раритет. «Драндулет», — вспоминает Миллс и обиженно хмурится. — А-а, ну Реджина — поклонница классики, как и мама Джейн, — ничего не заметив, машет рукой Саманта. — Пойдемте же скорее, Реджине надо занять ее комнаты и отдохнуть с дороги! Миллс переходит с парковки во внутреннее пространство загородного клуба в сопровождении Сэм и ее тети, однако последняя, будто серая кошка в сумерках, сразу незаметно растворяется. Оказавшись за высокими белыми стенами, Миллс с интересом осматривается. Она никогда не бывала тут прежде, но часто видела подобные места в сериалах, что от нечего делать посматривала в годы Проклятия. Нынешний уикэнд, впрочем, был не вполне типичен, ведь даже постоянным членам клуба в эти дни ограничили доступ из-за устраиваемого демократической партией мероприятия. Однако картинка, которую Реджина сейчас видит, вполне совпадает с тем, что она ожидала. Люди могут быть разными, но похоже вести себя, оказавшись в определенной среде. Так и здесь легко заметить несколько кружков, в которых партийные функционеры (преимущественно альфы и их партнеры-омеги) обсуждают сплетни или занимаются самолюбованием, или неловко молчат, когда иссякает очередная тема, или серьезно полемизируют друг с другом, или уже потихоньку напиваются. Обслуги не много, или же она просто не на виду; это нравится Миллс. Альфа успевает поздороваться с сенатором и Хизер, а также с несколькими знакомыми из штаба Тилби, прежде чем уходит в выделенный ей номер. Там Реджина переодевается и пишет Эмме и Генри, что нормально добралась до цели. Она получает в ответ кучу глупых смайлов, заставивших ее широко улыбаться. Освежив макияж и переодевшись, альфа выходит к бассейну и выбирает себе безалкогольный коктейль; после ее подзывает Джейн, и Реджина наряду с другими участвует в обсуждении крайне важных законодательных инициатив сенатора, которые она думает включить в свою предвыборную программу. Сегодняшний формат «без галстуков» не предполагает длительной серьезной работы; постепенно даже в ближнем кружке сенатора темы бесед становятся более легкомысленными, хотя острые вопросы время от времени продолжают подниматься, не позволяя собравшимся совсем уж расслабиться. И дело: праздничную вечеринку можно устроить, победив на выборах. А сейчас, когда до дня голосования остается почти три месяца, веселиться пока рано. Время от времени ухо Реджины улавливает разговоры о Грине. Она прислушивается, но ничего нового для себя не открывает: все те же слухи о нелегальных доходах, якобы приносимых дерзкому бете контрабандой из Колумбии, все та же неуловимость финансовых связей, пересуды его вирусного ролика с таксой, обсуждение новых организованных им в Нью-Йорке и Бостоне беспорядков… Уловив вопросительный взгляд Саманты, Миллс подхватывает очередной коктейль и присоединяется к скучающей у бассейна девушке. — Так нечестно! — сразу заявляет Сэм. — Я и приехала-то сюда только из-за вас с Барбарой, и что в итоге? Вы обе меня бросили! — И ничего подобного, — добродушно возражает Реджина, понизив голос. — Ты здесь не из-за нас, а, скорее, потому, что твой Кевин сейчас у родни на Аляске. — Подловила, — ворчит Саманта. — Но все равно! Реджина усмехается, и, немного отсев от остальных, они добрую четверть часа обсуждают отношения Сэм с ее парнем. Идеализм девушки и наивность ее суждений во многом напоминают Реджине собственную юность, и она тихо улыбается про себя, выслушивая рассказы влюбленной омеги, в которых Кевин предстает то эпическим героем, спасшим ее от преследования назойливых альф после бейсбольного матча, то ужасным и невнимательным молодым человеком, который не способен помнить о ее нелюбви к сложным десертам и дорогим букетам. — Ты меня не слушаешь! — вдруг надувается Сэм. — Извини, просто задумалась о Генри, — вздыхает Реджина и коротко касается руки младшей подруги. — Судя по всему, твой Кевин — отличный бета. Я очень бы хотела, чтобы мой сын, повзрослев, тоже стал таким. — То есть ты даже не помнишь, как я рассказывала, что позавчера он притащил мне тот вычурный букет, словно не знает, что я люблю обычные садовые ромашки, которых полным-полно в палисаднике его родителей?.. — возмущается Саманта. — Ты дочка сенатора, Сэм, — поясняет Реджина очевидное. — Он всего лишь пытается соответствовать тебе и показывает, что готов прикладывать усилия к развитию ваших отношений. Ты любишь ромашки, и, уверена, он не раз дарил их тебе, но… цветы, которые можно нарвать бесплатно у дома родителей, хм? Наверное, Кевин хотел показать тебе, что ты стоишь намного большего. У меня была подруга бета… и, когда она была примерно в твоем возрасте, то… — Миллс хмурится, пытаясь переделать свою историю, — ей старался понравиться парень, живущий по соседству, тоже бета. Его родители были очень бедны, но он, оказывая редкие знаки внимания, выбирал лишь те подарки, которые, по его мнению, были бы ее достойны, хотя моей подруге ничего и не надо было, кроме того, чтобы он просто был рядом. — И они потом встречались? — Недолго… Ничего не вышло из-за внешних обстоятельств. — Из-за богатых родителей девушки-беты? — Да. Омега тоже нахмуривается. — Это было давно, Сэм, — приободряет девушку Реджина. — Сейчас совсем другое время. — Но мы еще несколько лет будем зависеть от средств родителей, — бормочет Сэм. — И хотя мама Джейн в основном не обсуждает такие темы, зато мама Хизер постоянно твердит, что газетчики или даже люди Грина дождутся и используют мои отношения с бетой в избирательной кампании… — Не думаю, что до такого дойдет, Сэм, — качает головой Реджина. — Вы оба совершеннолетние, и, насколько я знаю, твой парень не преступник, не наркоман и не скандалист. Потребуется слишком много лжи, чтобы хоть как-то опорочить вашу любовь и этим настроить избирателей против сенатора. Лицо омеги озаряется улыбкой. — Да, — шепчет она. — Мы любим друг друга. Теперь я не сомневаюсь. Психолог очень помог мне разобраться с чувствами и моим главным страхом — не оправдать ожидания мам. — Это здорово, Сэм, — говорит Реджина. — Ну, так что ты теперь думаешь о психологах? Оказывается, эти чудаковатые людишки не всегда бесполезны, — бодро иронизирует она, напоминая Саманте о ее первоначальном скепсисе. — Ладно, ладно, ты была права, — криво улыбается Сэм. — Спасибо за тот совет, Реджина. Девушка обхватывает запястье Миллс и несильно сжимает пальцы, очевидно, не решаясь на большую демонстрацию благодарности публично. — Кажется, Хизер тебя зовет, — говорит Реджина, глянув в сторону супруги сенатора. — О, нет, она снова заставит меня общаться с этим грубияном Топси, а мне только начал нравиться этот день, — ноет Саманта, но все же поднимается с места. Реджина провожает ее сочувственным взглядом. Хизер в своем насыщенном синем платье, затмевающая холодной красотой других, даже более молодых, омег, скупо улыбается, глядя на приближающуюся дочь; по левую руку от нее стоит коренастый молодой человек с глубокими залысинами, в костюме и галстуке, — должно быть, еще один «подходящий альфа» из «хорошей семьи». Оставшись без компании, Реджина не спешит вливаться в новую беседу и решает осмотреть садик, который приметила из окна своего номера; кажется, в том саду росли азалии и плетистые розы. Миллс прикидывает, что он, должно быть, скрывается за стеной соседнего здания, и, обогнув бассейн, заходит за угол. В этом пространстве оказывается гораздо тише; звуки духового оркестра, играющего сейчас Брамса, здесь едва слышны. Реджина идет по каменной дорожке в глубину сада, наслаждаясь запахом цветов. Дыхание осени не коснулось еще здешних растений; они все так же ярки и великолепны, как в разгар лета, и Реджина тянется к цветущей ветке, чтобы почувствовать тонкий приятный аромат. Сделав еще пару шагов, она обнаруживает мраморную скамью и, к своему неудовольствию, усевшуюся на нее тетю Саманты. — Барбара, — нейтрально кивает Миллс омеге. — Реджина, — в тон отзывается женщина. — Присядете? Она размашисто указывает на место подле себя, и Реджина зачем-то примащивается рядом. — Скоро наступит осень, — доверительно говорит омега. — Да, — слегка оторопев, соглашается Миллс. — В конце осени — выборы. — Меня мало занимает эта тусовка, — усмехается Барбара. — Я приехала в Портленд на книжную ярмарку и заодно решила повидаться с родней. — Вы сестра Джейн? — продолжает зачем-то поддерживать вежливый разговор Реджина. — Нет, — слабо улыбнувшись, отвечает омега. — Мы с Хизер — кузины. — Вот как. Реджина искоса рассматривает собеседницу. Глаза Барбары зажмурены; лицо запрокинуто вверх, к ласковым солнечным лучам; плоская грудь выпячена вперед, отчего рубашка топорщится; острые, некрасивые ключицы выглядывают из-под нее. — А с вами удобно молчать, — делится наблюдением омега, открывая глаза и поворачиваясь к Реджине. Миллс отвечает лишь поворотом головы и чуть удивленным взглядом. Второй комплимент от едва знакомой омеги? — Наверное, мне пора возвращаться, — говорит она. — Мне тоже, — вздыхает Барбара и поднимается со скамьи, протягивая руку Реджине с очевидным намерением помочь. Реджина, посомневавшись, принимает эту ненужную помощь. Подобные жесты от Эммы были приятны, но от Барбары? Она вопросительно смотрит на чудаковатую омегу, однако та уже отворачивается и отходит в сторону, давая дорогу. Женщины молча идут по дорожке к углу здания, увитого плющом. Звуки музыки становятся громче, слышатся разговоры и смех. Реджина останавливается, не дойдя нескольких шагов до маленькой группы, центром которой является супруга сенатора. Хизер сегодня в ударе: она как раз заканчивает какую-то реплику, и кружок вокруг нее вспыхивает смехом. Женщина улыбается одними лишь уголками рта и бросает взгляд в сторону бассейна, где Сэм с кислой физиономией сидит подле «сосватанного» матушкой альфы. — Хизер восхитительна, правда? — слышит Реджина за спиной. — Да, — решительно соглашается с Барбарой альфа и оглядывается. Что-то в лице Миллс, видимо, забавляет омегу: она тихонько фыркает. Реджина, напротив, напускает на лицо холод и официально произносит: — Я очень уважаю Хизер и как достойную супругу сенатора, а также мать Сэм, и просто как очень обаятельную, умную и полную всяческих достоинств омегу. — Не сомневаюсь, — кивает с кривой улыбкой Барбара. — Хиз всегда была такой. Кружила головы и волновала умы. «И в этом вы с вашей кузиной ни черта не похожи», — думает с раздражением Миллс. Исходящая от омеги наивная, дурашливая самоуверенность кажется ей все более отталкивающей, и, сухо простившись, Реджина возвращается в окружение сенатора, где как раз обсуждают судебный процесс над Джексоном, домогавшимся своей секретарши-омеги. Джейн, явно заскучавшая от общего морализаторства, вскоре извиняется и уходит «очаровывать спонсоров». Реджина же, глядя на суровые физиономии однопартийцев, как заклинание, повторяющих «подобное недопустимо» и «нужно выжечь каленым железом», тем временем вспоминает все, что она слышала об этом деле, и внезапно задает вопрос: — А кто-нибудь из вас знал Адама Джексона лично? Пара человек стыдливо опускают глаза, другие с подозрением смотрят на Реджину. «Разумеется, как можно мешать процессу коллективного самоубеждения, что насильник не был депутатом от демократов», — хмыкает про себя Миллс. — Я кое-что читала об этом процессе, — поясняет она. — И меня каждый раз озадачивала одна вещь: обилие доказательств. Офис был просто увешан камерами. Они работали и в приемной омеги, и в кабинете депутата, и в переговорной, и во всех коридорах. Причем, как я поняла, все эти камеры были на виду. — Разумеется. Это наша политика открытого офиса, мисс Миллс, — бурчит альфа Родригес, знакомый Реджине по встречам у сенатора перед праймериз. — Я так и подумала, — говорит сторибрукский мэр. — Но ведь и отключить их или просто закрыть объектив было проще простого. Почему он этого не сделал? Мне любопытно, этот парень на самом деле так глуп? Тогда каким же чудом он стал кандидатом, а потом и избрался в Конгресс? Возникает пауза, которую властным безапелляционным голосом прерывает не известный Реджине сухой седовласый альфа, до того момента хранивший молчание. — Джексон был одним из самых перспективных молодых демократов, — говорит он. — С отличием закончил Беркли, сначала избирался в Орегоне, потом, после двух сроков в Сенате штата, с первого же раза прошел в Конгресс. Прекрасно разбирался в цифровом праве. Был соавтором нескольких законопроектов, которые сейчас обсуждает Конгресс. — Короче говоря, «светлая голова», — дождавшись окончания рассказа, чуть иронично резюмирует Реджина. — Казался таким, — снова влезает Родригес. — Эта история доказывает, — патетично прижав пальцы к своей метке на шее, заявляет светловолосая альфа средних лет (Реджина видела ее пару раз в штабе сенатора, но не была ей представлена), — как важны семейные ценности. Будь ты семи пядей во лбу, но сам со зверем внутри — не справишься. — Это так. И популярность болтуна Грина это подтверждает. Избирателям очень важны семейные ценности, особенно бетам и омегам, — лицемерно говорит Родригес. Он рыщет насупленным взглядом по собеседникам, но вблизи только альфы; когда он, наконец, замечает стоящую за чьей-то спиной Барбару, то немедленно обращается к ней: — Не правда ли, миз? Реджина с интересом ждет ответа чудачки, и та не разочаровывает. — Полагаю, — негромко говорит Барбара, чуть выйдя вперед, — можно согласиться с тем, что скорее мисс Камински соблазнила бедолагу Джексона, чем поверить тому, будто он изнасиловал ее. По крайней мере, опубликованные видеозаписи ничуть не противоречат такой теории. — Она же повторяла «нет!» — сердито произносят сразу несколько голосов. — С ее слов, — пожимает плечами Барбара, чуть покраснев. — Звук в видеозаписях отсутствует, и девушка почти везде стоит спиной к объективу, так что и по губам прочитать ее слова невозможно. Может, она говорила совсем иное? Почему мы должны больше верить ей, нежели объяснению Джексона? — Потому что ей незачем лгать! — отрезает Родригес. — И вообще это крайне странно — слышать столь нелепые теории от омеги! Теперь вся группа осуждающе пялится на кузину Хизер Тилби, а Реджина прикрывает рот, чтобы не рассмеяться, однако уязвленный взгляд «белой вороны», который та кидает в сторону Миллс, заставляет ее откашляться и нейтрально заметить: — Суд наверняка во всем разберется. И как знать, может быть, дело еще закончится примирением сторон? — Даже если и так, — с ноткой сожаления произносит седовласый, — Джексону больше не место в наших рядах. Реджина хотела бы продолжить разговор с этим, несомненно, давно вкусившим власти человеком, но мешает Хизер. Подойдя, она одаряет собравшихся ослепительной и извиняющейся улыбкой и сквозь зубы приказывает кузине: — Пойдем-ка, мне нужно тебе кое-что сказать… Прошу прощения, дамы и господа! Барбара еще сильнее краснеет и беспрекословно следует за двоюродной сестрой. Альфы с любопытством провожают странную пару глазами; Родригес неслышно начинает шептать на ухо седовласому, и кто-то с насмешкой замечает: «Ну и странная эта Кинг!» — а потом кружок быстро распадается, потому что всех зовут к накрытому столу подкрепиться горячим. Со своего места Реджина замечает Саманту и того темноволосого альфу, познакомиться с которым велела ей мать. К удивлению Миллс, сейчас они оживленно болтают и на лицах обоих светятся улыбки. Хизер и Джейн, судя по их благосклонным взглядам, полностью удовлетворены этой картиной. Барбары же, как и заинтересовавшего Реджину седовласого альфы, поблизости не видно, а ее соседи по столу хотя и знакомы ей, но, кажется, сейчас полностью сосредоточены на еде. От скуки уделяет внимание столу и Миллс: отведывает утиную ножку и салат, омывает горло прохладой пафосной минеральной водой… «Хочу домой, к Эмме и Генри, подальше от этой ярмарки тщеславия», — думает она и подавляет тяжелый вздох при воспоминании, что ей еще и ночевать здесь. Решив, что с официозом пока покончено, Реджина благодарит официанта, незаметно прислуживающего за спиной, извиняется перед соседями и идет в номер. Там она звонит Генри (сын оказывается на велосипедной прогулке с Пэйдж и друзьями, поэтому разговор выходит коротким), потом — Эмме. — Привет! — возбужденно кричит омега. — Я на патрулировании, и здесь дьявольски шумно, погоди, сейчас остановлюсь на обочине… — Почему ты патрулируешь в свой выходной? — дождавшись, когда гул в трубке утихнет, спрашивает Реджина. — Да так, — неопределенно отвечает омега. — С утра сделала все, что планировала, а потом… Мама, правда, звала на семейный пикник, но Нил чем-то траванулся, и они остались дома, Руби и Дороти, как и всегда в выходные, работают полную смену, Август уехал на какой-то слет байкеров, а Генри катается с друзьями, и в общем-то я… — Ты заскучала, — понимает Миллс. — Угу, — недовольно ворчит омега. — Побыть одной денек дома никогда не было для меня проблемой, но в последнее время я как-то совсем этому разучилась… — Я тоже, — решает честно признаться Миллс. — Ты-то сейчас вращаешься в высшем свете, окруженная демократической элитой великолепнейшего штата Мэн, — с сомнением протягивает Свон. — Уже нет, как раз сбежала от этой захудалой элиты в свой номер, — вздыхает Реджина. — Балы в Зачарованном Лесу были веселее? — Скорее, они были… желательным отвлечением, — задумавшись, говорит альфа. Наступает тишина, потом омега нерешительно спрашивает: — Во сколько ты завтра вернешься? — К обеду, — отвечает Миллс. — Я бы и сегодня с радостью уехала, да пообещала Джейн присутствовать на деловом завтраке. Сенатор почему-то думает, что люди, которых она здесь собрала, убедят спонсоров выписать более щедрые чеки на ее кампанию. — Ты определенно производишь хорошее впечатление. Серьезный и ответственный капрал демократов, что-то такое, — задумчиво говорит Свон. — Почему «капрал»? — удивляется Реджина. — Не из-за ассоциации с маленьким капралом, надеюсь? — начинает сердиться она. — Нет, — сразу идет в отказ Эмма. — Совсем нет, — очень мягко добавляет она. — Редж… приезжай завтра сразу ко мне, ладно? Нам надо будет помочь Генри собраться в Нью-Йорк… и вообще… Реджина улыбается, прекрасно понимая, что скрывается за этим «вообще», и чувствует небольшое возбуждение. — Я буду у тебя, дорогая, — понизив голос, обещает она, — а потом — и в тебе… — Ты всегда так чертовски романтична, Реджина, — вздыхает Свон. — Стараюсь, — хмыкает альфа. Они еще немного воркуют; после разговора Реджина делает несколько глубоких вдохов, позволяет себе с полчаса отдохнуть, а потом сверяется с программой мероприятия. Гольф ее мало интересует, а вот конная прогулка… Она вспоминает похвалы Джейн местной конюшне, ее обещание зарезервировать лошадь для сторибрукской гостьи и решает попробовать. Костюм для верховой езды сидит на ней безупречно, и, осмотрев себя в зеркале со всех сторон, альфа в который раз за день испытывает сожаление, что Эммы нет рядом: она бы оценила. «Хотя до конюшни мы вдвоем, наверное, так бы и не дошли», — самоуверенно думает Реджина. Когда она добирается до места, обозначенного на карте клуба подковой, первая партия наездников уже возвращается с прогулки. Маршрут многим хорошо знаком, ведь мало кто был здесь впервые, подобно Реджине; новичкам же предлагают сопровождение. Услышав фамилию «Миллс», конюх выводит для нее «свежие силы» — пегую кобылку с тонкими, в белых браслетах, ногами. Проверив, как она оседлана, Реджина отказывается от какой-либо помощи, взлетает в седло и, тронув поводья, позволяет лошади самостоятельно выбирать дорогу. Кобылка идет размеренным шагом (Реджина не подгоняет) по тропе, опоясывающей холм. Пару раз ее опережают рысью другие гости, однако Реджина решает насладиться скоростью на обратном пути и пока просто любуется пейзажем. Облака все чаще заслоняют солнце; бросив ленивый взгляд вверх, Реджина решает, что дождя все же не будет. Позади она слышит топот очередного наездника и смещается к краю тропы. Барбара. Тоже узнав ее, омега сдерживает коня и приветливо кивает. Реджина, не очень довольная нарушением уединенности, отвечает коротким наклоном головы; к ее разочарованию, чудаковатая тетушка Саманты решает составить ей компанию, и Миллс приходится выдавить из себя пару банальностей об окружающей их красоте. Барбара отвечает лишь неопределенным хмыканьем.Вскоре они достигают самой высокой точки тропы. После нескольких минут тишины, нарушаемой лишь глуховатым топотом лошадей о грунт, омега говорит Реджине: — Я знаю, как вы спасли Сэм. На ферме. — Только не упоминайте об этом при Хизер и Джейн, — с неудовольствием замечает альфа. — Разумеется. Я не предам доверие племянницы, — закатывает глаза Барбара. — Давно вы научились ездить верхом, Реджина? — Я была маленькой, — решает ничего не выдумывать Миллс. — Мама неумолимо растила из меня аристократку, и уроки верховой езды были моей священной обязанностью. А вы? — решает она проявить вежливость. — Тоже давненько. Только я была бунтаркой и училась сама, — хмыкает омега. — Значит, вы часто наезжали на ранчо вашей семьи в Техасе? — Проводила там каждое лето с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать, — широко улыбается Барбара. — Скоро пойдет дождь, — добавляет она, задрав голову вверх. — Нам лучше поскорее вернуться к конюшне. Реджина хочет поспорить, но они как раз достигают точки, когда тропа, неприметной змейкой скользящая вниз, к основанию холма, наконец, выпрямляется, так что, пришпорив кобылу, альфа посылает ее в галоп и скачет, наслаждаясь освежающим ветерком. Облака тоже несутся все скорее по наливающемуся темно-синим и фиолетовым небу, и первая капля дождя разбивается о плечо Реджины как раз в тот момент, когда пригнувшаяся к холке коня Барбара играючи обходит ее. Внешне неловкая, в седле омега держится очень неплохо, и Реджине приходится приложить усилия, чтобы не отставать от «самоучки». У конюшни возле машущей им руками Сэм и флегматично жующего травинку конюха-беты они оказываются одновременно, и то лишь благодаря тому, что в паре-тройке ярдов до финиша омега осаживает коня и кидает через плечо насмешливый взгляд на Миллс. — Вы очень хороши в верховой езде, Барбара, — едва не скрипя зубами, признает Реджина свое поражение в необъявленном соревновании. — Вы обе прекрасны! — вмешивается Сэм. — Пойдемте, пока дождь не разошелся? — А где все? — спрашивает Реджина. — В холле, а еще под навесом — там поставили шампанское и закуски, — неопределенно показывает Сэм. — Но мы пойдем не туда! Я знаю один балкон, где сейчас никого нет, и мы сможем спокойно поболтать. — Веди нас, — соглашается Барбара за себя и Реджину, и альфа в который раз за сегодня проглатывает возражения. «Мне медаль за терпеливость можно дать после этого уик-энда, — думает Реджина, идя следом за омегами. — В Сторибруке разве что Свон способна столько противоречить и что-то решать за меня». Место, где они оказались, очень нравится Реджине: тут тихо и нет ветра, лишь внизу, под балконом, журчит маленький фонтан, а полупрозрачный плексигласовый козырек надежно защищает их от дождя и ветра. — Я кое-что умыкнула с кухни, — с хитрой улыбкой говорит Сэм и, как фокусник, откуда-то достает внушительную бутылку мартини и фужеры. Они усаживаются в плетеные кресла, бутылка торжественно водружается на ротанговый же столик, и мало-помалу завязывается разговор — поначалу неловкий, потом все более оживленный. Барбара осторожно спрашивает племянницу о Топси («кажется, ты все-таки поладила с этим альфой, на радость матерям?»), и Сэм неожиданно радостно смеется и отвечает: — Представляете, оказывается, Том, как и я, не свободен: он уже полгода встречается с парнем-омегой, но его родителей это, видите ли, не устраивает, потому что племяннику губернатора негоже встречаться с сыном прислуги. Поэтому Том и был сначала грубым со мной: он уже отвадил так от себя немало омег, с которыми его пытались свести родственники. И когда я сказала, что не заинтересована ни в чем таком, он просто расцвел и стал образцом вежливости. — Как много вокруг пережитков, — с сожалением замечает Барбара. — Иногда я не верю, что мы живем в двадцать первом веке. Наблюдая за крепкими сухими пальцами, в которых омега крутит стакан с не отпитым до сих пор мартини, Реджина отчего-то снова раздражается, хотя и не может рационально объяснить себе, отчего кузина Хизер Тилби столь малоприятна ей, ведь ее слова были разумными и альфа не нашла бы, что на них возразить. Впрочем, может, это ее как раз и бесило? «Без Арчи так сразу и не разобраться», — мрачно думает Миллс. Из нежелания расстроить Саманту она скупо участвует в разговоре, и все же ей неуютно каждый раз, когда она чувствует на себе рассеянный (или кажущийся таким?) взгляд Барбары, словно омега исподтишка изучает ее. Немудрено, что сообщение, полученное Миллс от старшей Тилби, кажется ей спасением. — И снова никуда без старой доброй Реджины, — с извиняющейся улыбкой говорит она собутыльницам и встает. — Твоя мама, Сэм, пишет, что какой-то очень важный старый хрен хочет пообщаться со мной. — Ты всем нравишься, это правда, — сразу кивает чуть захмелевшая Саманта. — Ладно, иди уж, и спасибо, что немножко посидела с нами. Реджина вежливо улыбается девушке, избегает задумчивого взгляда ее тети и возвращается к светской жизни. «Старым хреном» оказывается тот самый седовласый альфа, привлекший Реджину ранее властным тоном и здравостью суждений, и она с удовольствием погружается в беседу с этим человеком, помимо прочего, входящего в совет директоров одной из самых крупных финансовых компаний штата. К концу вечера Джейн кажется вполне довольной, значит, думает Реджина, с пожертвованиями дела обстоят не худшим образом. Перед тем как уйти к себе, Реджина мило общается с Хизер и задумывается, не расспросить ли ее о странноватой кузине, но так и не решается, потому что, во-первых, ну, к чему ей эта информация? А во-вторых, после общения с Эммой и чтения литературы об омегах Миллс теперь более тонко понимает их, и это обострившееся внутреннее чутье подсказывает ей, что любые расспросы о кузине покажутся Хизер нежелательными. Реджина сдерживает любопытство и потом все той же внутренней своей частью, отвечающей за прокачанную интуицию, ощущает молчаливую благодарность супруги сенатора. Оказавшись в номере, Реджина снова созванивается с Эммой и Генри, но разговор мало помогает: хочется поскорее вернуться в Сторибрук, и альфа спит неважно, то и дело просыпаясь и спохватываясь, что рядом не оказывается привычного тепла объятий некогда раздражавшей ее блондинки.

***

Первым человеком, которого видит Реджина утром, оказывается Сэм, что, в общем-то странно, ведь юная омега с матерями остановилась в другом, соседнем, здании. Но Миллс по привычке встала рано, а обслуга загородного клуба всячески охраняла приватность гостей и, как и накануне, не попадалась на глаза; не разъехавшиеся накануне гости, должно быть, еще спали, так что Реджина в полном одиночестве прошлась по двору и дошла до конюшни, и там только застала дочь сенатора — подкармливающей могучего коня морковкой. — Реджина, это Люк, — едва поздоровавшись, представляет она гнедого красавца подруге. — Один из самых быстрых здесь, а уж хитрый… Словно не соглашаясь, конь громко фыркает и косит горящим глазом на Реджину. — Ну, ну, будет, — примирительно говорит альфа и, встав рядом с Сэм, протягивает руку в стойло и касается ухоженной гривы. — Ты пришла покататься? — Если найду конюха, — пожимает плечами Реджина. — Я знаю, где тут что, — уверенно заявляет девушка. — Давай оседлаем Люка и еще одну лошадь и покатаемся до завтрака, не против? — Очень даже «за», — довольно улыбается сторибрукский мэр. Вдвоем они управляются быстро. Саманта предлагает другую дорогу, которая сначала идет у подножия холма, а потом выводит к реке, и они отправляются в путь. — Сначала я боялась снова сесть на коня, — после нескольких минут молчания признается омега, — после того случая на нашем ранчо. Но потом набралась храбрости, и вот… Она легонько ударяет коня пятками, и Реджине приходится поспевать за оседланным Самантой Люком. Они перебрасываются еще несколькими фразами. Реджина упоминает о предстоящей поездке Генри в Нью-Йорк, а Сэм, стараясь казаться ироничной, рассказывает, что беспощадно развеяла надежды мам по поводу ее возможных отношений с Топси, хотя за ее напускной бравадой и сарказмом все еще нетрудно заметить боль. Реджина отпускает сочувственное замечание, и Сэм перестает бодриться. — Я думала пожаловаться тете, как частенько делала в детстве, когда мамы за что-то ругали меня, — поникнув, признается омега, — но она уехала сразу после наших посиделок на балконе. — Вот как, — равнодушно замечает Реджина. — Кстати, она расспрашивала о тебе. Иногда кажется, что Барбара не от мира сего, — бросив проницательный взгляд на старшую подругу, произносит Сэм, — но это не так. Она просто намного лучше… вообще лучше многих людей, которых я знаю. Реджина поджимает губы, решая не высказывать никакого суждения о еле знакомой ей женщине. То чувство отторжения, что появилось в груди Реджины при первом же взгляде на эту омегу, никуда не делось, но она и сама понимала, что ее ощущения едва ли справедливы; возможно, эта чудачка, столь непохожая на свою шикарную кузину, действительно была неплохим человеком и хорошей, доброй родственницей для Сэм. — А вот и река! Видишь? — восклицает через несколько минут пути Саманта. Действительно, незаметно дорога вывела их почти к самому берегу, и они останавливают лошадей, чтобы полюбоваться горизонтом, зеленью оставшегося в стороне холма и поднимающимся все выше солнцем, часто скрываемым, впрочем, проносящимися облаками. — Здесь очень красиво. Но ветрено, — замечает Реджина. — Ты не замерзла? — заботливо спрашивает она у омеги. — Все в порядке, — отмахивается Сэм. Но альфа, заметив пробежавшую по плечам девушки дрожь, настаивает на том, чтобы она закрыла горло и грудь пашминой Реджины. — Какой приятный аромат, — восхищенно говорит Сэм и глубоко вдыхает хранящийся в складках шарфа запах Миллс. Они трогаются в обратный путь, и Сэм все глубже зарывается носом в шарф альфы, понемногу совсем перестав поддерживать какой-либо диалог; вскоре Реджина замечает, что на лбу омеги выступили капельки пота, и вся она раскраснелась. Это сильно тревожит альфу, и она, не получив никакого ответа на вопрос, все ли с Сэм в порядке, осторожно приближается и перехватывает у девушки поводья. — Что с тобой, Сэм? Ты покраснела и так тяжело дышишь, — с тревогой говорит она. — У тебя температура? Что-то болит? Саманта переводит на нее мутный, едва осмысленный взгляд и сильно втягивает ноздрями воздух. — Ты удивительно приятно пахнешь, Реджина, — почти бессознательно лепечет она. — И ты… так близко. Поцелуешь меня? — Что?! Реджина думает, что ослышалась, но, к ее ужасу, Саманта тянется к ней и снова шумно вдыхает. — Альфа… мне нужно… хочу… — Сэм, опомнись! — отшатывается Реджина, наконец-то смекнувшая, что творится с омегой. — Подумай о Кевине, ведь ты так его любишь! И… где твои таблетки? — Кажется, на тумбочке… это неважно… Я хочу тебя, Реджина, — поразительно искренне говорит девушка, что Миллс поверила бы, не знай она, что Саманта сейчас переживает течку. Сэм снова тянется к альфе, и Реджина понимает, что надо действовать решительно, пока туман необузданного желания не окутал ее собственный мозг; и то удивительно, как она еще держалась. Миллс рвется с места обратно, к реке, не сомневаясь, что омега последует за ней, и когда это происходит, перехватывает у нее поводья и направляет обеих лошадей прямо в реку, понукая и игнорируя их недовольное ржание. Вода уже по-осеннему холодна, и Сэм тихо вскрикивает, когда ее ступни оказываются в воде, но все продолжает тянуться к альфе, и Реджина подхватывает ее — ненадолго — и вместе с легкой ношей соскальзывает в воду, окунаясь едва ли не с головой. Намотанная на руку уздечка не позволяет течению унести ее, да и Саманта, кажется, смотрит уже более осмысленно и сама упирается о дно ногами, хотя все еще держится за Реджину. — Что? — начинает было Сэм, но потом ее глаза закрываются, а тело тяжелеет. Теперь Реджине приходится приложить немало усилий, чтобы усадить полусознательную омегу на лошадь и запрыгнуть следом. Они возвращаются на конюшню рысью, на лошади Миллс, насквозь сырые, пока гнедой следует (по крайней мере, Реджина слабо надеется на это) за ними. Альфа тянется в карман жакета и благословляет неубиваемую нокию, которую всегда берет в поездки: удается сразу дозвониться до Хизер Тилби и парой слов объяснить ей ситуацию. — Гости сейчас на завтраке и понемногу разбредаются по двору, возвращайтесь на конюшню, я сейчас приду туда с одеждой Сэм. — И еще таблетки, — спешит сказать Реджина. — Сэм сказала, они на ее тумбочке. — Нет, они в моей сумке, — начинает было Хизер, но осекается. — Я принесу. Реджина мало внимания обращает на эту реплику, полностью занятая тем, чтобы удержать продрогшими руками телефон, лошадь и дрожащую Сэм. Однако потом, когда она, к своему облегчению, встречает на конюшне Хизер и еще одну мало знакомую ей омегу с невыразительными чертами лица (очередная родственница?) и с рук на руки передает им Сэм, то замечает виноватый взгляд омеги, каким та смотрит на дочь, и понимает, что к чему. Омега предлагает Сэм выпить какой-то напиток из термоса, невозмутимо заворачивает ее в длиннополый плащ и уводит, а Хизер предлагает Миллс свой жакет, однако та отказывается и выжимает свой собственный, а еще выливает воду из сапог. — Вижу, вы все поняли, — правильно оценивает ее осуждающий взгляд Хизер. — Но я мать и сама знаю, что лучше моему ребенку! Этот никчемный бета… — горько кривит она рот. — Я, наверное, могу вас отчасти понять, — говорит Реджина, потому что действительно понимает. — Но подменивать таблетки, Хизер? Она могла стать легкой добычей кого угодно! — Они ведь почти поладили с Топси, — смутившись, произносит омега. «Ложь», — думает Миллс. — И потом, течка ведь не наступает спонтанно? Она же не кидалась на вас, Реджина? Альфа отводит взгляд. — О, — краснеет Хизер. — Но тогда… вы с Сэм… — Ничего не случилось, — успокаивающе протягивает руку вперед Реджина. — Кроме падения в воду, разумеется. — Но вы удержались, — недоуменно продолжает супруга сенатора, — как же… разве что… у вас теперь есть пара? Есть своя омега? — настороженно спрашивает она и беззастенчиво рассматривает шею Реджины. — Это… сложный вопрос, — уклончиво отвечает Миллс и хрипло кашляет. — Боже мой, вы же искупались в ледяной воде, а я тут учиняю вам допрос! — не наигранно ужасается Хизер. — Идите скорее сушиться. Реджина возвращается в свой номер, выпрыгивает из липнущей к телу влажной одежды и торопится залечь в ванну, только наполняющуюся горячей водой. Под прикрытыми веками она снова видит краснеющие щеки и мутный взгляд Сэм, снова слышит ее бессвязные речи, и, несмотря на горячую воду, ее всю передергивает. Что, если бы она не устояла и воспользовалась беззащитной юной омегой? Тогда Реджина стала бы ничем не лучше тех, кого она всегда презирала, — альф, что крутились в молодежных клубах в поисках неопытных дурочек-омег. Больше того: Реджина стала бы ничем не лучше Короля. Дрожь омерзения снова пробегает по ее телу, и она с головой погружается в горячую воду, стараясь вытеснить некстати пришедшие воспоминания. «Сэм… такая молодая, беззащитная, так трогательно преданная своему бете… Что за черт, Хизер? Как можно было так поступить с собственной дочерью?» И к мыслям о надругательствах Короля над собственным телом добавляются мрачные видения «воспитания» Коры. — Мне нужно выпить, — констатирует Реджина в пространство пустой ванной. В мини-баре обнаруживается коньяк; завернувшись, словно куколка бабочки, в длиннополый пушистый халат, Реджина наливает себе на дно стакана. Этого хватает на голодный желудок, чтобы немного примириться с произошедшим. После Миллс все же звонит в обслуживание номеров, но узнает, что ей уже несут горячий завтрак (видимо, по распоряжению Хизер Тилби). Подкрепившись, Реджина переодевается и укладывает чуть подсохшие волосы феном, а потом накладывает макияж. Эти простые повседневные дела также помогают ей успокоиться. Деловой завтрак она пропустила (не по своей, впрочем, вине), и теперь остается лишь проститься с сенатором и вернуться в Сторибрук. Лицо Джейн профессионально скрывает эмоции, и Реджина думает, что она не в курсе того, что едва не случилось с дочерью. Однако после нескольких ничего не значащих фраз сенатор крепко сжимает ей руку и тихо произносит:  — Спасибо, что помогли мне и… Сэм. — Это не мое дело, — решает тогда заметить Реджина, — но методы Хизер могли бы быть… — Да, — сразу просто соглашается Джейн. — Я обсужу это с супругой. Не найдя, что еще добавить, Миллс откланивается. По дороге домой Реджина старается отвлечься, но мысли ее все равно то и дело возвращаются к утренним событиям. Теперь она упрекает себя, что не заметила сразу странное поведение Сэм: замедлившуюся речь, стекленеющий взгляд, дрожь… Как вообще могла она не учуять аромат течки омеги, ведь Реджина сейчас не простужена? Это было очень кстати, конечно, но малопонятно… Реджина припоминает недоумевающий взгляд Хизер, которым та пробегала по ее шее, и еще сильнее озадачивается. Почему? Почему Реджина оказалась невосприимчива к запаху Сэм? Да, она встречалась со Свон и практически ежедневно занималась сексом, но парой они не были, и, значит… хотя… Реджина закусывает губу, когда ей в голову приходит одно соображение. К тому времени она уже пересекает городскую черту, так что, вместо того, чтобы ехать в дом Эммы, как она обещала накануне, Миллс сворачивает на дорогу к кладбищу. Похоже, в Сторибруке ночью тоже прошел дождь; Реджина идет по сырой дорожке к склепу, внутренне готовясь принять любой результат своего маленького исследования. Зеркало оказывается на месте, в углу; лишь тонкий слой пыли облепил накрывающее его черное покрывало. Реджина секунду колеблется, а потом сдергивает его. Показывающее вещи такими, какие они есть на самом деле, способное явить истинный облик любого человека или предмета, зеркало не обманывает и сейчас. Метка Эммы. Она по-прежнему пунцово цветет на шее Реджины. Тревога. Озадаченность. Страх. Гнев. Понимание. Реджина поочередно старается принять каждую из набегающих на нее эмоций. Как она не догадалась раньше? Сэм… Да что Сэм, а Руби? Ведь та всегда благоухала ближе к обеду, сильнее или слабее, пока не поднималась с каким-нибудь альфой наверх, но Реджина, хоть и заходила часто на ланч в кафе, уже и забывать начала ее аромат. «Надо было не играть в благородство, а пометить Свон, когда она предлагала!» — появляется внезапная мысль. А теперь… они даже не пара. Альфа Реджины, осознав это, яростно воет внутри, посрамленная и слабая, разом лишившаяся присущей ей гордости. Приручена омегой! Неслыханно… Словно какая-то жалкая омега-наложница или четвертая жена в ортодоксальной восточной семье, помеченная своим повелителем. Хочется немедленно перенестись к Эмме и хорошенечко проучить дерзкую омегу за то, что она сделала… уже какое-то время назад. И ведь они разобрали эту ситуацию по косточкам, и омега получила ее прощение, и… Реджина глубоко вдыхает воздух, тщетно пытаясь успокоиться. В таком состоянии она может непроизвольно создать огненные шары, и это вызвало бы лишь новую порцию мигрени. «Следовало, следовало понять все гораздо раньше», — с досадой на себя думает Миллс. Подобно тому, как ее магия не могла изменить сущность оборотня, так и с альфа-омега проявлениями она не справлялась тоже, ведь то были свойственные лишь этому миру сущности, закрытые для ее чар. Внешне ставшая незаметной, метка все это время оставалась на коже альфы. «Вот черт», — устало произносит Реджина и вздыхает. Гнев немного утих, да и бессмысленно снова винить Эмму в том, что она совершила давно и едва ли не бессознательно. Миллс решает поехать к себе, чтобы успокоиться и решить, как теперь вести себя с омегой, но ее планам оказывается не суждено сбыться. Телефон вибрирует, и машинально приняв звонок, Реджина слышит в трубке радостный голос Бель: — Ты уже в городе? Приезжай поскорее в антикварную лавку! Мой муж наконец-то вернулся!