***
Реджина устраивается за рабочим столом. Пока компьютер загружается, она проверяет телефон и радостно улыбается, заметив в семейном чате фотографии завтракающих Чармингов и сына с Пэйдж. «Сегодня будем на Статуе Свободы!» — лаконично сообщил Генри, и Реджина отвечает пожеланием хорошего дня. Она откладывает было телефон, но он как раз звонит, и на сердце мадам мэр появляется тяжесть, едва она видит имя вызывающего абонента: Сэм Тилби. По правде говоря, это уже третий звонок девушки; первый Реджина не услышала, будучи слишком занятой обслуживанием своей принцессы в подвале, однако второй звонок пропустила сознательно, потому что решительно не могла придумать, как теперь говорить с юной омегой. Это было вчера, и вот теперь, когда Сэм звонила ей уже второй день подряд, игнорировать ее было не только глупо, но еще и подло. — Здравствуй, Сэм, — суховато произносит она, приняв вызов. — Привет, — растерянно, словно и не ожидала уже ответа, здоровается девушка.***
Эмма откидывает назад волосы, закудрявившиеся от уличной влаги, и встречается взглядом со стоящим возле прилавка Джефферсоном. «Должно быть, тоже только что пришел», — думает Эмма и вежливо приветствует одетого в длинный плащ хозяина магазина. Тот дружелюбно отвечает ей и, снимая верхнюю одежду, предлагает шерифу пройти. — Пэйдж недавно звонила, — говорит мужчина. — Похоже, в Нью-Йорке, в отличие от Сторибрука, отличная погода, а слухи о беспорядках сильно преувеличены. Думаю, наши дети отлично проведут там оставшиеся дни. — Наверняка, — рассеянно соглашается Эмма. Ее глаза устремлены на полку со шляпами, по-прежнему занимающими центральное место в магазинчике; она перебирает взглядом цилиндры яркого цвета — высокие и не очень, с атласными лентами и без них, не в силах поверить, что пространство над полкой, которое, согласно картинке, полученной ею накануне, должно быть заполнено часами, оказалось пустым.***
— Реджина, — пробует сказать Сэм, но голос пресекается, и получается только «Редж». Миллс тяжело воспринимать от дочери сенатора имя, которое привыкла она слышать рефреном от бьющейся в оргазме Свон; альфа поводит плечами и сглатывает острый комок, появившийся в горле. — Если ты звонишь из-за той ситуации, — говорит сторибрукский мэр, — то тебе не обязательно что-то объяснять. — Но я хочу! — с пылом восклицает юная омега. — Реджина, это была полная катастрофа, когда я приняла пустышку вместо своих таблеток и из-за долгого их приема мои гормоны так коварно решили взять реванш. Я фактически напала на тебя и… я же все помню, Реджина, и восхищена твоим благородством. Ты остудила мой пыл, — с неловким смешком говорит она. — Буквально, — вздыхает Реджина. — Но мне пришлось… — Знаю, — перебивает Сэм. — Ты… не могу найти слов, как признательна тебе, Реджина. — Не стоит. Этого не должно было случиться с тобой, только не так. Даже если ты когда-нибудь решишь быть с альфой, это должен быть только твой выбор, Саманта. В голосе Реджины начинает звенеть сталь, потому что она не может не вспомнить собственный жуткий брак с Королем. — Спасибо. Знаешь, я сейчас не разговариваю с мамой Хизер, — тихо говорит Сэм. — Это случилось из-за нее. — Она сама сказала тебе? — Да. И, знаешь, ей ведь даже нисколько не жаль. Она была лишь раздосадована, что «обстоятельства сложились не так, как планировалось». Представляешь? Реджина стискивает челюсть, отгоняя из сознания призрак Коры. — Думаю, ей нужно время, чтобы понять, как она не права, Сэм, — осторожно замечает Миллс. — Возможно… — с сомнением говорит омега. Они молчат. — Кевин вернулся с Аляски? — интересуется, наконец, Реджина. — Я его пока не видела, — неопределенно отвечает Сэм. — Реджина, знаешь… В голосе юной Тилби ощущается сильное волнение, и альфа подбадривает ее, призывая продолжить. — В общем… из-за всей этой ситуации я кое-что поняла, — выдыхает омега. — Наверное, мне все же стоит расстаться с Кевином.***
Свон моргает и чешет лоб, отмечая еще одну деталь: в лавке Болванщика не было и никаких других часов, значит ее теория о расширении ассортимента оказалась неверна. Джефферсон отпирает ящик конторки и, не замечая неловкого молчания гостьи, произносит: — Должен тебе сказать, Эмма, как отец подрастающей дочери я очень рад, что она встречается именно с Генри. К счастью, его гены победили дурное воспитание, и он растет весьма достойным юношей, — снисходительно добавляет он. Эта реплика заставляет Эмму отвлечься от проблемы исчезнувших (второй раз!) часов. — Вообще-то в Генри на четверть — кровь Темного, — со сдержанным гневом говорит она, — и то, что он вырос порядочным и способным на сострадание — как раз-таки заслуга матери, которая в одиночку воспитывала его почти все эти годы. — И которую он ненавидел настолько, что сбежал в Бостон в поисках настоящей матери, — небрежно отмахивается Джефферсон. — Реджина тоже его мать. Потом, с тех пор многое сильно изменилось, — стараясь удержаться от прямой грубости, сквозь зубы произносит Эмма. — Включая саму Реджину. — Черного кобеля не отмоешь добела, — холодно возражает Шляпник и скрещивает руки на груди. — Ты хотела что-то купить, Эмма? Кончились бланки, должно быть? — Я… — хмурится Свон и переводит взгляд на шляпную полку. Стоит ли спросить прямо, были ли в магазине часы? Что, если вчерашнее видение обмануло ее? Кажется, Голд вчера говорил, что не стоит вызывать у Болванщика подозрений… Неожиданное соображение приходит в голову шерифа, и она выпаливает: — Скажи-ка, а не наведывался ли сюда накануне мистер Голд?***
— Расстаться с человеком, которого любишь, Сэм? — удивляется Реджина. — Почему? Что-то еще случилось? — Ничего, кроме моей течки, — печально отвечает омега. — Но разве этого мало? — Не понимаю, — констатирует Реджина. — Сэм, ничего серьезного ведь не произошло? Ты не должна испытывать чувство вины перед своим парнем из-за потери контроля, которая продлилась едва ли пятнадцать минут. Или дело в чем-то другом? — Наверное, и в этом тоже, — вздыхает Саманта. — Как я могу не чувствовать себя виноватой перед Кевином, если он делал для меня… ну, буквально все, чтобы сделать счастливой, да он на руках меня все время носит, ты же знаешь… а я… Все то, что я к нему испытывала и считала любовью, все это обесценилось за одно лишь утро. — Почему? — непонимающе спрашивает альфа. — Потому что… мне никогда не доводилось испытывать раньше эмоции такой силы, Реджина, — понижая голос, признается Сэм. — Этот новый опыт оказался просто невероятным, и как я могу теперь, когда я знаю, что бывает такое, вернуться к Кевину и словно ни в чем не бывало проживать жизнь? Как?! Голос омеги к концу речи полон гнева и страсти, и Реджина на мгновение жалеет, что телефон не передает запахи и она лишена возможности успокоить взволнованную девушку, действуя на нее своими феромонами. — Значит, ты все же попробуешь встречаться с альфами? — предполагает Миллс. Саманта молчит; лишь ее короткое дыхание отчетливо слышно в трубке.***
— Голд? — слегка удивляется Шляпник. — Да, вчера он заходил в магазин перед самым закрытием. Хотел купить восковые свечи. Но у меня были только стеариновые. А что? — настораживается он. — Ты что-то расследуешь, Эмма? — Не совсем, — уклоняется она от ответа. — И он сразу ушел? — Да, вскоре после моего ответа, — подтверждает Шляпник, с подозрением рассматривая ее. Эмма так же пристально смотрит в ответ. — Я действительно пришла по делу, — медленно произносит она. — Мне нужно взглянуть на часы, которые, по слухам, еще вчера висели вот здесь, — тычет она в стену.***
— Сэм, — мягко зовет Реджина, — если и так, то никто не станет тебя осуждать. Ты не давала брачных обетов Кевину. Вы очень молоды; такие отношения не всегда сохраняются, когда люди взрослеют. Поступай так, как велит тебе сердце, но слушай разум, хорошо? Прямо сейчас ты можешь чувствовать себя запутавшейся, но со временем ты осознаешь, чего хочешь. Бета, альфа… — главное, чтобы этот человек был достоин тебя. Потому что ты замечательная девушка, Саманта. — О, Реджина… — шепчет омега. — Твои слова… спасибо, это много значит для меня. И на самом деле я не чувствую себя запутавшейся. Наоборот, с моих глаз словно спала пелена, и теперь мои тело и разум устремлены к одному и тому же. Я уже осознаю, чего хочу. Мне… Ох, ну почему же так трудно сказать об этом?.. — Ты не обязана ничего говорить сейчас, — успокаивает омегу Миллс. — Но я хочу. Это… это связано с тобой, Реджина. — Со мной? — удивляется альфа. — Если твои слова были правдой, Реджина, — твердо произносит Сэм, — если ты не сказала их, чтобы просто меня утешить… и ты действительно считаешь, что у меня есть право на выбор… Она переводит дыхание, и Миллс кажется, что даже через трубку можно расслышать колотящееся сердце девушки. — С самой первой нашей встречи, — изменив интонацию (теперь она становится медленной, почти застенчивой), продолжает Сэм, — когда, помнишь, мы возвращались с острова Свободы, от воды стало холодно и ты дала мне шарф… каждый раз потом, когда ты поддерживала меня в сопротивлении маме Хизер и была так добра…. — Сэм, — предупреждающе произносит Реджина. Ее собственное сердце теперь тоже колотится как сумасшедшее, а в горле пересыхает. Сэм Тилби не должна была… она ведь не могла оказаться увлеченной ею, правда?***
— Часы? — деланно удивляется Шляпник и немигающе смотрит на Свон. — Я не торгую часами. — Вот как, — задумчиво тянет Эмма. — Значит, тут и не было часов? — Не было, — отрезает мужчина. Эмма хмурится. Судя по всему, Джефферсон лжет, но почему? Или, правильнее спросить, зачем? Шериф строит на лице болезненную гримасу и потирает висок. — Голова разболелась, — тихо жалуется она. — Не найдется воды? — Конечно, — кивает Шляпник и выходит из-за прилавка. Дождавшись, когда он скрывается в задней комнате, Эмма закрывает глаза и старается, как и накануне, ощутить окружающую ее магию предметов и погрузиться в нее.***
— Реджина, — зовет Сэм. В ее голосе собрано столько нежности, что альфа от подкативших к горлу чувств безнадежности и стыда закусывает губу. — Реджина, — повторяет дочь сенатора, — это ведь не секрет, что ты всегда восхищала меня. Одно твое присутствие заставляло меня чувствовать себя иначе. А когда ты спасла меня на ранчо, не дав свалиться с коня… И вот теперь… Отвратительный поступок моей матери принес и что-то хорошее. Я словно раскрыла глаза и теперь понимаю: моя омега с самого начала отличала твою альфу. Голос девушки снова обретает уверенность, и Реджине все более плохо становится от ноток надежды в нем. — Сэм, ты сейчас на эмоциях… А я… даже не знаю, что сказать, — вздыхает Миллс. Ей невыносимо думать о том, что она может разбить потянувшееся к ней сердце юной омеги и оттолкнуть ее в ту минуту, когда Сэм чувствует себя так уязвимо — преданная собственной матерью, разочарованная своим первым партнером. Реджина вспоминает детское восхищение Снежки, обожавшей свою «Спасительницу», и едва сдерживается, чтобы не простонать от досады. Почему добрые бескорыстные поступки всегда приносят ей только проблемы? Как, ну как сказать этой удивительной, молодой совсем девушке, что они никогда не станут парой? Как отвергнуть ее, не обидев не окрепшую еще в жизненных битвах душу? — Я на эмоциях, да, — с тихим смешком соглашается Саманта. — Но мыслю четко, как, может, никогда раньше. Я не могу быть с Кевином. И мне не нужен рядом со мною просто альфа. Только ты. Ты мне нужна. — Сэм! — умоляюще произносит Миллс. Каждое слово омеги причиняет сейчас боль: тоской сводит живот, булавкой колет сердце и жжет шею, отмеченную невидимым знаком. — Ты нужна мне, — повторяет Саманта. — И я не так наивна. Я прекрасно понимаю, что ты не готова и никогда не смотрела на меня в романтическом плане. Для тебя я сначала была дочерью знакомых, потом, может быть, младшей подругой… Но… Реджина обреченно ждет продолжения. — Мне нужен всего один шанс, — все с той же надеждой говорит омега. — И ты вскоре увидишь, Реджина, что я не какая-то незрелая, зависящая от мнения родителей, не умеющая самостоятельно понять, чего хочет от жизни, девочка. Ты сейчас одинока; я уважаю этот выбор и ни в коем случае не думаю, что твоя жизнь в чем-то неполноценна, — торопится договорить Сэм. — Но я обещаю: если ты дашь мне возможность, я смогу сделать ее полнее. Я смогу позаботиться о тебе… и обо всех твоих потребностях, альфа. Последнюю фразу Саманта договаривает торжественно, словно давая обрядовую клятву. Реджина по-прежнему не находит слов для ответа.***
Плотность волшебства в магазинчике Джефферсона оказывается невероятной; Эмма решает никогда не производить подобный эксперимент в лавке Голда или склепе Реджины, сплошь набитыми магическими артефактами. Однако все предметы, даже изготовленные Джефферсоном шляпы, молчаливы, не в пример мебели в заброшенном особняке. Как и накануне, Эмма пытается найти след ускользнувших настенных часов, но натыкается на глухую стену: ни картинок, ни жалоб на мигрень от маятника… — Тебе нездоровится? Эмма? — окликает Джефферсон. — Ты в порядке? — взволнованно спрашивает он, когда шериф открывает глаза. — Наверное, что-то не то съела на завтрак, — лжет Эмма. — Спасибо за воду. Она едва отпивает из стакана и бормочет, что ей пора в участок, решительно отказываясь от помощи, так что Джефферсону остается только проводить ее настороженным взглядом. Свон садится в «жука». Голова немного кружится, но, судя по вчерашнему опыту, это скоро должно пройти. Эмма заводит автомобиль и едет к Голду.***
Реджина допивает вторую чашку кофе и косится на лежащий на столе телефон. Сэм не перезвонила, и альфа стыдится импульса, побудившего оборвать разговор, который скатился в невероятно смущающую ее сторону. Прошло полчаса, но Реджина так и не находит в себе мужества перезвонить омеге и закончить мучительную беседу. Ее мысли мечутся от сожалений о том, что она вообще согласилась побывать на вечеринке демократов, к злости на Хизер, из-за которой и стала возможной ситуация, так повлиявшая на Сэм. Миллс, конечно, и раньше понимала, что в то утро юная омега испытала к ней колоссальный всплеск звериного влечения, что само по себе было очень неловким. Но теперь, когда Саманта Тилби прямым текстом сказала, что хочет быть с ней — во всех, черт побери, смыслах — мадам мэр не находит себе места. Ее альфа растеряна, но чувствует себя странно польщенной, хотя сама Реджина при этом находится в ужасе. «Господи, она же всего на несколько лет старше Генри», — вспоминает Миллс. Даже если бы у нее не было отношений с Эммой, любое романтическое взаимодействие с Сэм Тилби было бы для альфы табу. Но как сказать об этом Саманте? Как убедить неопытную омегу, еще подростка, что Реджина не может быть ее парой, при этом не обидев ее? И разве не обижает она девушку сейчас, каждой минутой равнодушного молчания, столь болезненного, должно быть, для распахнувшей ей душу Сэм? Миллс прикусывает губу. Она успела привыкнуть за последние месяцы (даже годы), что в трудные минуты жизни она теперь не одна, что, по крайней мере сын, а еще зеленоглазый шериф, Арчи и, пожалуй, сладкая парочка «идиотов» будут рады помочь ей. Сейчас из всех этих людей разве что Арчи мог стать тем, с кем она могла поделиться переживаниями, но, по злой иронии, они решили не общаться, пока не изловят сталкера. И на Реджину накатывает вторая волна злости — на человека, который почему-то оказался заинтересован в деталях ее личной жизни. «Это наверняка Джефферсон, — думает Реджина. — Он всегда ненавидел меня. И, определенно, до сих пор не простил». Мадам мэр вспоминает, что Эмма как раз должна быть сейчас в его лавке, и берется за телефон, но сразу кладет обратно. Надо мыслить рационально, и Реджина старается унять гнев. Сэм ни в чем не была виновата и совершенно не заслуживала брошенной трубки. И Реджина как взрослый человек справится с разговором самостоятельно, без наставлений Арчи и без срыва ярости на других людях. Она тяжело вздыхает и смотрит на часы. До запланированной поездки на строительную площадку остается целый час; на беседу с омегой времени более чем достаточно.***
Антикварная лавка оказывается заперта. Постучав несколько раз, Эмма вынуждена смириться с этим фактом. Шериф звонит Бель; омега безмятежно сообщает, что находится в библиотеке, а ее супруг отлучился «на пару дней по каким-то своим делам». Свон ничего не остается, кроме как вернуться в участок. Добравшись на работу, Эмма обнаруживает, что чертовски зла из-за очередного тупика в расследовании. «Должно быть что-то, — думает она, — возможно, раньше мной не замеченное, что может пролить свет на всю эту чертовщину». Профессиональная гордость тоже поднимает голову. Прийти снова к Реджине с пустыми руками и сказать, что расследование не дало никаких результатов? Да еще, быть может, попросить у нее помощи с явно замышляющим что-то Голдом? Не бывать этому. Не Миллс, а Эмма здесь шериф. И ее возросшее волшебное могущество, особенно сейчас, когда Реджина переживает разлад со своей магической стороной, тоже должно помочь. Для начала Эмма все же решает действовать по старинке: взять лист бумаги, изложить по пунктам все известные ей факты и смотреть на записи, пока в голове не появится хоть какая-то идея. Она вспоминает то немногое, что сказал Голд, пока они находились в особняке, воссоздает в памяти вздохи и жалобы старой мебели и сам внешний вид дома, столь непохожего на соседние: причудливая резьба, застывшие в гримасах маски на фронтоне, водосточная труба, заканчивающаяся раскрытой пастью дракона… Рука машинально делает набросок, и Эмма закусывает губу. Нарисованный простым карандашом особняк вызывает у нее отчего-то сильное дежавю.***
Реджина удивляется, когда на ее телефон поступает вызов с неизвестного номера, и в то же время испытывает трусливое облегчение из-за подвернувшейся возможности отложить разговор с Сэм. Она откашливается и принимает звонок. — Реджина Миллс? — осторожно интересуется трубка низким женским голосом. — Да, — подтверждает альфа. — Мы были представлены в субботу на приеме сенатора в загородном клубе, — официально продолжает звонившая. — Барбара? — понимает мадам мэр. — Да. Я была бы очень признательна, если бы вы уделили пять минут разговору о моей племяннице. — Хм… Думаю, это между мной и Сэм, — резко отвечает Реджина. Не хватало еще этой чудаковатой омеге лезть ей в душу. — Конечно, — неожиданно соглашается Барбара. — Это определенно не мое дело, мисс Миллс. Но Сэм сейчас очень худо. Я прошу вас встретиться с моей племянницей, чтобы спокойно все обсудить. — Не думаю, что это хорошая идея, — вздыхает тяжело Реджина. — Ситуация неловкая, — подтверждает омега, — но, думаю, Сэм заслуживает личного разговора, не по телефону? — Да, — неохотно отвечает Реджина. Она трет пальцами закрытые веки, решая выехать в Портленд завтра или послезавтра и при этом пытаясь сообразить, как вести себя с юной запутавшейся омегой. — Я боюсь обидеть Саманту, — невольно признается она. — Правильно ли я понимаю, — медленно произносит Барбара, — что у моей племянницы нет никаких шансов с вами? Не то что бы я была от этого в восторге, — оговаривается она, — но если сердце Сэм выбрало вас… — Я не могу стать вашей племянницей кем-то большим, чем другом, — тихо, но твердо говорит Миллс. — Сэм чудесная девушка, и я глубоко уважаю ее, но… — Почему вы так уверены? — перебивает собеседница. — Я думала… Разве вы обладаете сейчас другой омегой? Получается, есть омега, которая принадлежит вам? Реджина грустно улыбается, вспоминая гладкую шею Эммы Свон, прежде чем честно ответить: — Омеги, которая мне бы принадлежала, нет. Но есть омега, которую я люблю.***
Чтобы проверить свою теорию, шериф едет в библиотеку, но ее планы нарушает поступивший вызов. Если бы Дэвид был в городе, Эмма попросила бы его помочь. Но Дэвид в Нью-Йорке, заслуженно наслаждается своим отпуском и присматривает за Генри с Пэйдж. Свон негромко матерится под нос, разворачивая служебный автомобиль. Остается надеяться, что Вэйл не шутил и не бредил спьяну, иначе главному врачу Сторибрука самому может понадобиться доктор.***
Вырвавшееся из уст Реджины признание ошеломляет в первую очередь ее саму. Не то что бы она не знала прежде, что бесконечно влюблена в женщину, подарившую ей Генри, но, будучи произнесенным, это знание стало чем-то более серьезным. Оно стало истиной. «Я люблю Эмму, — смятенно думает Миллс, пока ее собеседница ошеломленно молчит. — Люблю. И потому ни с кем другим не захочу я быть, даже если моя омега передумает и не решится принадлежать мне, как я уже втайне для всех принадлежу ей самой». — И ваши чувства… взаимны? — после паузы спрашивает Барбара. — Эта омега любит вас? — Я… не знаю, — мрачнеет Реджина. Но потом сотни воспоминаний, в которых они с Эммой целовались, нежничали, дурачились и спорили, побуждают ее сказать: — Надеюсь, что да. — Вам повезло, — говорит Барбара, и, видимо спохватившись, что ее тон был излишне сухим, добавляет: — В своей жизни я любила двух человек, но оба раза это оказалось не взаимно. — Мне жаль, — говорит Миллс. Чудаковатая, показавшаяся Реджине вначале едва ли не одиозной омега вызывает у нее сейчас почти симпатию. — Что ж… постараюсь, как могу, смягчить вашу ситуацию с Сэм. Я поговорю с моей племянницей, — обещает Барбара. — Но все же продолжаю просить вас о личной встрече. — Я приеду в Портленд завтра, — окончательно решает Реджина. — И… Сэм повезло, что вы ее тетя, — искренне добавляет она.***
Разбитое окно лаборатории подсказывает Свон, что хотя бы часть сообщения Вейла была правдивой. Эмма здоровается с медсестрой в приемной и в ее сопровождении проходит в кабинет главного врача сторибрукской больницы. Вейл выглядит плохо, то есть обыкновенно для себя: всклокоченные волосы, красные запавшие глаза, угрюмые носогубные складки, жесткая линия рта. Он здоровается и скептически смотрит на шерифа, прежде чем последовать вместе с ней в лабораторию, и Эмме приходится скрывать раздражение. Очевидно, Вейл вел так себя не из-за того, что шериф была омегой, но ей вспоминаются другие случаи, когда альфы не выказывали высоких ожиданий от ее труда, и забытое в последние годы негодование снова поднимает голову. — Что ж, — сухо произносит шериф, — когда и кто обнаружил следы взлома?***
После разговора с Барбарой Реджина едет на осмотр строительной площадки. Обычно этим занимался ее заместитель, включенный в контрольную комиссию как представитель мэрии, но сегодня он взял отгул, чтобы побыть с семьей, и Реджина никак не могла ему отказать, учитывая, сколь часто ему приходилось решать все городские вопросы, пока она сама помогала сенатору в избирательной кампании. Завтра мадам мэр снова придется отлучиться для встречи с Сэм. От мыслей об этом на душе Реджины все еще скверно, но она старается быть оптимистом и надеется сохранить дружбу с омегой. Зайдя внутрь огороженной территории, Миллс оказывается приятно удивлена. Две параллельные улицы красивых домиков выглядят практически завершенными; гномы заняты сейчас проверкой уличного освещения, другие же устанавливают низкий белый заборчик, отделяющий дома от проезжей части, которую предстоит еще отмыть от гусеничных глиняных отпечатков. Смит полностью выполнил обещания по срокам, но это не было бы возможно без местной бригады строителей, и Реджина с особой признательностью кивает, отвечая на приветствие Лероя, и даже терпеливо выслушивает его брюзжание, когда гном жалуется на подрядчика, «лезущего не в свои дела» и «болванов-озеленителей» Кэтрин, поторопившихся с высадкой растений. Она просит Лероя показать ей какой-нибудь из домов изнутри, и гном снисходительно предлагает ей самой сделать выбор, потому что «мы работали как черти, мадам мэр, и будь я проклят, если в любом из этих строений вы обнаружите недоделки!» Реджина улыбается бахвальству бригадира и наугад выбирает дом, находящийся в самом конце второй улицы. Миллс невнимательно выслушивает пояснения Лероя, предпочитая доверять собственным глазам. Изнутри стены окрашены белым — ожидаемо, ведь благодаря этому пространство выглядит больше, хотя оптические фокусы этим домам не очень нужны: из старой застройки, появившейся с Проклятием, лишь особняк Реджины сопоставим с ними по размерам. Ванные и кухни уже полностью оснащены, и мадам мэр удовлетворенно кивает, проверив качество установки. Нравятся ей и высокие потолки, и отделка. Реджина напоминает себе позвонить Хизер Тилби и Смиту и лично поблагодарить их за то, что поверили и помогли городу деньгами и ресурсами. Участки мэрия выделила жителям бесплатно, но на инфраструктуру денег не хватало, и только благодаря фонду Тилби обе улицы получили отличные пешеходные и велодорожки, асфальтовые дороги, уличное освещение и озеленение. Оплатить строительные материалы и работы должны были сами жители, и здесь помог Смит — его фирма стала поручителем сторибрукцев, ведь, учитывая памятный всем кризис ипотечного страхования, банки не торопились выдавать кредиты жителям никому не известного закрытого городка. На втором этаже Реджина с удивлением обнаруживает панорамное окно (в первоначальном типовом проекте его, кажется, не было?). Оно выходит на участок и кусочек городского парка за ним, и Реджина надолго останавливается, любуясь видом. Она прикидывает в уме, какой сад можно было бы разбить на участке и как прекрасно вписалась бы на заднее крыльцо плетеная мебель, которую она видела на днях в интернет-рекламе. Строители не тронули растущие в конце участка клены, и Реджина думает, что новые жильцы могли бы оставить их для тени, пока подрастают саженцы плодовых деревьев. И еще отчего-то ей представляется Эмма — здесь, рядом. Реджина словно наяву видит, как шериф Сторибрука, временами используя нецензурную лексику, устанавливает садовые качели или ругается с Генри, чья очередь стричь газон, как омега с их сыном дурачатся, поливая из шланга лужайку, а вечерами они вместе пьют чай на заднем крыльце и ведут неспешные разговоры. Миллс думает, что в просторном холле они со Спасительницей могли бы проводить магические тренировки, а в гостиной поставили бы большой круглый стол и собирались с друзьями, чтобы поиграть в настольные игры. — Здесь так прекрасно, — произносит вслух мадам мэр, перебивая монотонно ворчащего о чем-то Лероя. — А я что говорю! — сияет гном. — Кстати, в хозяйской спальне есть балкон с таким же отличным видом… — Показывай! — одобряет мадам мэр.***
Заполнив протокол, Эмма снова осматривает разгромленную лабораторию. Вероятнее всего, в помещение вломились подростки в поисках веществ, которые можно использовать как наркотики, и шериф решает переговорить с парой-тройкой ребят, замеченных раньше в пагубном пристрастии. Вейл затрудняется с перечнем похищенного, пробормотав лишь, что все «стоящее» было спрятано в сейфе, который взломщикам открыть не удалось. Сняв с разбитого окна отпечатки пальцев, Эмма разрешает лаборантам начать уборку и решает «по горячим следам» встретиться с подозреваемыми. Никто из них не сознается в нападении на больницу, и ее суперспособность подсказывает, что юноши не лгут. Отпечатки пальцев тоже не совпадают. Тогда шериф решает расспросить Вейла, не переходил ли он кому-то в последнее время дорогу, и едет обедать в кафе. Она устраивается за столиком и, пока ждет заказ, переписывается с сыном и родителями, наслаждающимися нью-йоркскими каникулами. Добросовестно лайкнув все полученные фотографии, Эмма задумывается, как было бы прекрасно съездить куда-нибудь на отдых с Реджиной и Генри. Но едва ли это случится скоро… После обеда Свон проверяет пузырь над поврежденной границей и наконец-то едет в библиотеку.***
Реджина возвращается в мэрию, но погрузиться в ежедневную рабочую рутину непросто. Ее накрывают эмоции, и она не может перестать думать, что скоро вся ее жизнь в очередной раз изменится. Все труднее молчать о чувствах, которые она испытывает к блондинистой омеге. «Я люблю ее», — стучит в висках, а сердце переполняет предвкушение пополам со страхом. Неужели после стольких несчастий, горя и бед она нашла свой счастливый конец? И достойна ли она вообще счастья? Судьба и прежде давала шансы, но использовать их так и не удалось; получится ли с Эммой? Миллс снова представляет картинки, явившиеся ей при осмотре новой городской застройки, на которых они с Эммой делили быт. «Это все, чего я хочу, — признается себе Реджина. — Жить с Эммой и нашим сыном, делить радости и печали, оберегать и заботиться о ней». Не утерпев, она звонит Свон, чтобы предложить поужинать вместе.***
Эмма чертыхается, увидев имя звонящего абонента. Она успела соскучиться по своей альфе, но времени на разговор совсем не было: шериф как раз заходит в библиотеку. — Я немного занята, Редж, — приняв вызов, извиняется она. — А, — осекается Реджина. — Я только хотела спросить, что приготовить на ужин и где мы будем сегодня ночевать? — Давай, ты сама решишь? — улыбнувшись, предлагает омега. — Я тебе полностью доверяю. — Тогда приезжай после работы в особняк. А теперь иди, спасай мир, — деловито распоряжается мадам мэр. Свон тихонько смеется и убирает телефон. Она заходит внутрь, и библиотекарь с мягкой улыбкой приветствует ее.***
Вечером Реджина готовит фруктовый салат и ризотто. Из-за отсутствия Дэвида не приходится ждать, что омега вернется с работы вовремя, и мадам мэр оказывается приятно удивлена, когда Эмма приезжает в особняк раньше семи часов. — День прошел не зря! — сообщает она, блестя глазами, и целует Реджину в щеку. — Сначала помой руки и садись за стол. Все разговоры потом, — велит Миллс, и омега послушно идет в ванную. Когда они усаживаются за стол, Реджина замечает по взволнованному виду шерифа, как не терпится той поделиться новостями, но ризотто пахнет слишком вкусно, и Эмма ожидаемо предпочитает разговору еду, и сама альфа замирает с вилкой над своей тарелкой и с улыбкой наблюдает, как белокурая омега дует на вилку и уписывает за обе щеки не успевшее остыть ризотто. — Что? — опустошив наполовину тарелку, замечает, наконец, Эмма обращенный на нее взгляд. — Ничего. Ешь, — улыбается Реджина. Ей и самой не терпится расспросить шерифа о часах, но это подождет, как подождут и признания. Продолжая поглядывать на Эмму, альфа принимается за еду. — Я говорила, что ты великолепно готовишь? — вскоре спрашивает Свон. — Говорила, — усмехается Реджина. — Значит, скажу еще раз. Твои кулинарные навыки бесценны, Редж! Так что, теперь можно рассказать тебе новости? — Конечно, можно, — кивает Реджина. — Мне и самой не терпелось весь день позвонить и расспросить, что с часами, но денек выдался просто сумасшедшим… — Да, и у меня тоже. Эмма кратко пересказывает утренний визит к Джефферсону. — Значит, ты думаешь, что он солгал? И в очередной пропаже часов замешан Голд? — хмурится мадам мэр. — Джефферсон определенно что-то утаивает, — уверенно заявляет Свон. — Но все интересное еще впереди. После вызова Вейла (кто-то порезвился ночью в клинике и разбил окно и пару пробирок) я поехала в библиотеку и переговорила с Бель. — Она как-то объяснила поведение Голда? — Не совсем, — отмахивается Эмма и отодвигает тарелку. — Она лишь повторила, что Голд уехал на пару дней по каким-то таинственным делам, но поклялся вскоре вернуться. Кстати, не волнуйся, я сразу возьму в оборот старого беса, как только он окажется в Сторибруке. Но сейчас все дело в книге! У Бель как раз нашлось то издание… Вот, посмотри сначала на мой рисунок. Реджина внимательно рассматривает подсунутый омегой лист бумаги. — Это же наш особняк с часами, — узнает она. — Кстати, ты отлично рисуешь; теперь я вижу, откуда это у Генри. Улыбнувшись комплименту, Свон продолжает: — Мне всегда лучше думается, когда я рисую, но эта картинка… Знаешь, вживую я не видела в особняке этого сходства, а нарисовав, вдруг сразу вспомнила. Осталось только найти то самое издание, что у меня было в детстве, и вот! — Я пока не очень понимаю, — с сожалением протягивает Миллс. — Ты говоришь, что особняк похож на иллюстрацию какой-то книги, которую ты читала, когда была маленькой? — Да! — радуется Эмма. — И в городской библиотеке нашлось именно то, что я искала. Я взяла книгу на время у Бель. Сейчас! Шериф выходит из столовой и вскоре возвращается с пухлым затрепанным томом в тусклой обложке; розовая плетеная закладка торчит ровно в его середине. Эмма нетерпеливо раскрывает книгу и кладет ее на стол. — Один в один, — соглашается Реджина, едва увидев картинку. Свон закрывает книжку, показывая название. — Ганс Христиан Андерсен, — читает, удивленно поднимая брови, мадам мэр. — Сказки. Дальнейшее обсуждение прерывает звонок Генри. Сын взахлеб рассказывает о сегодняшних впечатлениях и делится завтрашними планами. После разговора пара убирает со стола посуду и перемещается в гостиную. Хозяйка дома включает электрический камин и предлагает Эмме вина. — Какой насыщенный цвет! — удивляется Эмма. — Как рубин. Терпкое, — добавляет она, пригубив из бокала. Альфа согласно кивает и тоже делает пару глотков. — Итак, сказки Андерсена, — задумчиво говорит она, возвращаясь к основной беседе. — «Старый дом», — читает Миллс название, раскрыв том на середине. — О чем она? Я или не читала, или не помню… — Сентиментальный рассказ про одинокого старика и мальчика, который жил по соседству, — пожимает плечами Свон. — Когда старик умер, старый дом сломали. Почему-то в детстве мне нравилась эта история, особенно картинки. Реджина скользит глазами по строчкам. Эмма дает ей время, медленно потягивая вино. — Очень грустная сказка, — делится наблюдением альфа. — Итак, в Сторибруке, прямо под моим носом все это время находился дом — копия иллюстрации из книги для детей. Как это объяснить? — Если бы мы жили в обыкновенном мире, то я бы предположила, что архитектор вдохновился старой картинкой и воссоздал причудливый антураж при строительстве дома, — говорит Свон. — Видишь, тут написано, что в книге использованы иллюстрации из самого первого издания андерсеновских сказок? — Но Сторибрук создало Проклятие. Этот дом не был построен, — замечает Реджина. — Да. Или нет. — Нет? — не понимает Реджина. — Мне кажется, все дело в часах. И в старике, который жил в этом доме, — говорит шериф. — Голд отзывался о нем как о странном типе. Может, он умел колдовать? Впрочем, это даже неважно. Если часы могли перемещать хозяина во времени, то почему бы не предположить, что это тот самый старый дом? И он переместился в Сторибрук, потому что это идеальное для него место — целый магический город? — Даже не знаю, — произносит Реджина. — Мне хотелось бы поспорить с тобой, но, с другой стороны, если Сторибрук посещала Снежная Королева, то почему бы героям… и объектам других андерсеновских сказок не оказаться здесь? Хотя что касается хозяина дома… Ведь старик в сказке умер, да и о часах и магии там ни слова не сказано. — О магии предметов у Андерсена как раз говорится очень много, — не соглашается Свон. — Господи, Реджина, да мебель в особняке буквально разговаривает фразами из сказки, я не слышала разве что сакраментальное «позолота сотрется — свиная кожа останется». — Хорошо. Примем за факт то, что особняк — тот самый андерсеновский «старый дом», — рассуждает Реджина. — Но мы по-прежнему не понимаем ни того, кто на самом деле был его хозяином, ни куда подевались часы, ни какого черта Голд, заговорив нам зубы, немедленно помчался в лавку Болванщика и куда он потом подевался… с часами или без них. — Часть ответов, точнее, догадок, у меня есть, — говорит Эмма. — Думаю, Голд выманил у Джефферсона часы — шантажом или как-то еще. Точно не купил, иначе Джефферсон не стал бы врать и утаивать правду. Зачем это Голду — не знаю, ведь он говорил, что часы служат только хозяину… Но, возможно, он лгал? — Скорее всего, — мрачно подтверждает Реджина. — Словно мало нам напастей с разрушающейся границей и рекой из царства Аида… И прочих пакостей вроде сталкера с фотоаппаратом… — Думаешь, он как-то связан с часами и особняком? — оживляется Эмма. — Едва ли, — подумав, говорит Миллс. — Я тоже считаю, что этот тип забрел в заброшенный дом случайно, в поисках хорошего ракурса на твое крыльцо, — соглашается шериф. — Но он мог как-то повлиять на ход событий… Они замолкают, потом Эмма говорит: — Я не стану пассивно дожидаться возвращения Голда. Сделаю пока то, что в моих руках. Начнем с самого простого: в мэрии ведь должны быть все документы на дом и его владельца, верно? — Не все так просто, — отрицательно качает головой Реджина. — Признание имущества выморочным так затянулось именно потому, что бумаги серьезно пострадали при пожаре, когда помнишь… ты спасла меня. — Припоминаю, — отвечает Эмма, не сдержав рассеянную улыбку. — Жалко, конечно… Но откуда у меня ощущение, что кто-то называл мне фамилию покойного владельца? — Не я, — отрицает Реджина. — Конечно, я знаю всех людей в городе, но не обязательно по именам. Про себя я всегда называла этого соседа «старый чудак». Эмма расстроенно хмыкает. — Поищу завтра в картотеке участка информацию по всем происшествиям, которые когда-либо случались на Миффлин-стрит, — решает она. — Может, Грэму доводилось выписывать «старому чудаку» штраф за нестриженый газон или что-то еще? И еще я переговорю с твоими соседями. Вдруг они общались с покойным? — Возможно, — с сомнением говорит Реджина. — Хотя он всегда был нелюдимом. Эмма кидает взгляд на часы: почти девять. — Ты устала? — заботливо спрашивает она у альфы, заметив, как Реджина потирает висок. — Немного, — признается Реджина. — День был суетливый. Хотя и нескучный. Ты уже видела новые дома, которые построила компания Смита с бригадой Лероя? — Нет… Зачем? — Тебе обязательно надо их увидеть, — убежденно говорит Миллс. — Обе улицы практически готовы: освещение, тротуары, ограждение, плитка. И дома изнутри просто великолепны! — У меня есть жилье, — пожимает плечами Эмма. — Хотя технически участок и дом принадлежат Крюку, но он сказал перед отъездом, что я могу жить там, сколько захочу. Альфа внутри Реджины рычит, как и всегда при упоминании омегой имени прежнего любовника. — И все же. Сейчас самое удачное время для покупки новой недвижимости, — стараясь сохранять внешнее спокойствие, говорит мадам мэр. — Половина домов еще не имеет владельцев, но это продлится недолго, ведь предложение, учитывая бесплатный участок и очень низкий процент по кредиту за дом, крайне выгодно. Свон прищуривается, пытаясь уловить подтекст. — Тебе понравилось там, да? — наугад спрашивает она. — Да, — светлеет лицом при воспоминании альфа. — Район расположен возле парка и сам по себе чудесен, а угловой дом, который я посмотрела сегодня, имеет удивительный вид с балкона и панорамное окно. — Неужели этот дом лучше твоего особняка? — уточняет шериф. — Да, — без сомнений кивает Реджина. — Красивее, современнее, светлее… даже просторнее, пожалуй. — И ты хочешь, чтобы я его тоже посмотрела? — продолжает спрашивать Эмма. — Ну… да, — смущается Миллс, рассмотрев, наконец, лукавые огоньки в зеленых глазах омеги, и отворачивается. — Редж, подожди, — ласково тянет ее за руку Эмма. — Я правильно понимаю: ты предлагаешь… ты хочешь, чтобы мы жили вместе? В этом новом районе, в доме, который тебе так понравился? — Не то чтобы ты обязана или… — начинает оправдываться Реджина, но Эмма останавливает ее, легонько накрыв пальцами пухлые губы. — Ты хочешь, чтобы мы рассмотрели эту возможность, так? — смягчает шериф формулировку вопроса. — Ну, наверное, да, — старается прогнать из своего голоса отчаяние Реджина. — Я завтра же посмотрю этот дом, — обещает Эмма. — Потому что… черт возьми, Редж, мы уже фактически живем вместе, и все здорово, ведь правда? Я хочу сказать, что мы ладим лучше, чем это вообще можно было представить и… думаю, я уже готова к тому, чтобы съехаться официально. Мы в любом случае скоро расскажем моим родителям и всему городу, что находимся в отношениях, так почему бы нам не сделать сразу и следующий шаг? — Ох… не скрою, я рада, что мы на одной волне, — застенчиво признается Реджина. — Но ничего страшного, если дом тебе не понравится, мы можем жить здесь или… подыскать что-то еще. — Думаю, мне все понравится! И, может, я идеализирую картинку, но пока мне видятся одни плюсы от того, что мы съедемся, — мечтательно говорит омега. Потом ее голову посещают практические соображения, и она со смешком добавляет: — Подумай: Генри перестанет скитаться между нашими двумя домами с рюкзаком, как пилигрим, мы здорово сэкономим на счетах, а еще будем гораздо чаще вместе готовить вкусняшки… ну, и наконец-то я перестану видеть бурьян на заднем дворе. Потому что вряд ли ты потерпишь такое, правда? Реджина нерешительно улыбается. Неужели ее мечты так близки к осуществлению? Неужели женщина, которую она любит всем сердцем, действительно готова разделить свою жизнь с ней? Все проблемы, которые они обсуждали до этого, начинают казаться таким мелкими и незначительными сейчас. — Я рада, что ты согласилась посмотреть дом, Эмма. А теперь пойдем в постель, — мягко трогает мадам мэр запястье омеги. — Твой перечень плюсов совместного проживания нуждается в некотором дополнении. Утаив ухмылку, Свон с готовностью встает с дивана и помогает подняться альфе. Не говоря больше ни слова, они идут в спальню Реджины и, быстро умывшись, ложатся в кровать. Близость начинается с долгих сладких поцелуев. Они снимают одежду, а потом обнимаются и раскачивают тела друг друга, не торопясь с переходом к самому интимному действию. — Я нереально счастлива с тобой, Редж, — шепчет Свон, когда альфа начинает целовать ее подбородок и шею. — И я тоже счастлива с тобой, — бормочет Реджина. — Никогда в жизни я не занималась сексом так часто, как в последние пару месяцев, — после очередной серии поцелуев говорит Эмма. Альфа отрывается от сосков Свон, которые она лизала, и пристально смотрит омеге в глаза. Она пока не готова открыто заявить о чувствах, которые сама только что приняла. Но ей хочется дать омеге очередное подтверждение, что для нее самой их история была гораздо большим, чем регулярный качественный секс, или привычка, или бегство от одиночества. Фраза, которая соскальзывает с уст Миллс, до ужаса банальна, но все-таки выражает то, что она хочет сказать Эмме: — Давай займемся любовью. Глаза омеги влажнеют, и она крепко целует Реджину, а потом берет ее руку и ведет к своему изножью. — Попробуй меня, — просит Свон. Альфа осторожно проводит по опухающим нижним губам Эммы, собирая влагу, потом облизывает пальцы. — Идеально, — выдыхает она и помогает омеге лечь на спину. Миллс начинает ласкать ее языком; Эмма приподнимает голову и блаженно наблюдает за этой картиной, пока ощущений не становится слишком много; тогда, протяжно застонав, она закрывает глаза и откидывает голову назад, демонстрируя альфе свою идеальную шею. Реджина не затягивает с проникновением; едва омега отходит от оргазма, ее киска наполняется толстым членом альфы, и нежности уже не хочется. Но Эмма понимает, что именно показывает ей сейчас Миллс, и одобрительно принимает заботливые сдержанные ласки, мягко покачивая бедрами в ответ. Эта тихая близость, на которую, как показывал предыдущий опыт Свон, мало способны альфы и мужчины-беты, заставляет ее учащенно дышать, а когда Реджина начинает покрывать ее щеки быстрыми нежными поцелуями, с длинных ресниц омеги срываются горячие слезы. — Эй, что такое, дорогая? — пугается Миллс, сбиваясь с плавного ритма. — Я… — начинает омега, но ее голос пресекается. — Просто продолжай, Редж, мне невероятно хорошо с тобой, — старается улыбнуться она, и яркие блестящие глаза смотрят, кажется, в душу альфы. И Реджина продолжает, понемногу наращивая темп. Эмма не сдерживает стонов и поощрительных словечек, ее пальцы пробегают по плечам и талии Миллс, путаются в темных волосах, ласкают скулы. Альфа продолжает ошеломлять Эмму тем, какой она может быть разной, до противоположности себе самой, и как же великолепно, что не надо делать выбор, что Реджина не стесняется представать перед нею любой — и беспощадной соблазнительницей, как накануне, и пушистым облачком, как сейчас. Эмма еще не успевает кончить, когда из отростка внезапно извергается горячее семя, но омега вовсе не чувствует себя разочарованной. Она лижет покрытые соленым потом плечи рычащей от наслаждения Миллс, пока та продолжает содрогаться и наводнять ее глубоко внутри. — Останься во мне, — просит она Реджину, и альфа, лениво улыбнувшись, целует ее в губы и лишь немного смещается, чтобы перераспределить вес. «Если все получится так, как мы задумали, то едва ли не каждый наш вечер может стать таким», — думает Реджина и не замечает сама, как в горле рождается рокочущее мурлыканье. Она понемногу впадает в забытье и едва отмечает краем сознания, как омега переворачивает их на бок и после заботится об альфе, очищая обмякший пенис языком от смешения их соков. Кажется, есть что-то постыдное в том, чтобы заснуть сразу после занятий любовью, когда отросток даже не успел втянуться внутрь, но сейчас Реджина не может припомнить, почему это может быть неловким. Ей просто хорошо и комфортно в крепких объятиях омеги. Лишь одна мысль обжигает тревогой засыпающее сознание: она не предупредила Эмму о своем скором отъезде и не рассказала ей о предстоящей встрече с запутавшейся в своих чувствах Сэм.