Неправильная омега

После разговора с Голдом, несмотря на уговоры, причитания и угрозы ведьмака, Эмма забрала магические часы с собой и спрятала простым, но эффективным образом: положила их в багажник «жука», а на стоящий в гараже автомобиль, в свою очередь, бросила защитное заклинание, что сделало его невидимым и невосприимчивым к чужому прикосновению. Прогулявшись до участка, шериф взяла патрульную машину, рассудив, что в отсутствие Дэвида все ее поездки так или иначе связаны с выполнением служебных задач. В тот же вечер Эмма встретилась с Джефферсоном, но, вопреки прогнозу Голда, воспоминания шляпных дел мастера о том, как именно в его лавке появился грозный артефакт, были все еще нечеткими, и он лишь с трудом вспомнил, что часы обошлись ему в двадцать долларов; быстрая инвентаризация наличных средств в кассе это подтвердила. Шериф изо всех сил отгоняет от себя мысли о Реджине, не отвечает на ее звонки и игнорирует ее «ванильное» сообщение. После короткого разговора с Генри и Снежкой Эмма решает лечь спать, рассудив, что подумает о словах Голда завтра. Эмма принципиально отказывается слушать записанное когда-то на диктофон мурчание альфы и вместо сна часами ворочается, думая то о Ниле, то о Реджине, задаваясь, между прочим, и вопросом, какого черта ее унесло «по партийным делам» на противоположный конец страны — не было в этом абсолютно никакого смысла. И почему она солгала, что отправляется в Портленд? Это сразу показалось странным, ведь Миллс была там накануне. Ничего не рассказала альфа о своей поездке в Калифорнию и когда они созванивались в обед… Эмма припоминает, что уже после «вечеринки» в загородном клубе Реджина бывала задумчивой и чаще обычного посматривала в телефон — даже до отъезда Генри. Что она сейчас делает в Калифорнии? Пьет мартини с какой-нибудь омежкой в пляжном баре? Свон вдруг нестерпимо хочется позвонить Реджине и наорать на нее, так что, стремительно встав со скрученной от ее бесконечных переворотов простыни, Эмма идет на кухню и пьет холодную воду, чтобы хоть немного успокоиться, а потом прижимает опустевший, но все еще прохладный стакан к разгоряченному лбу. Потом ей удается уснуть, однако ночь не уносит с собой ни сомнения, ни тревоги. Эмма по-прежнему не знает, как относиться к возможности, что по выбору Реджины стала она такой, что ее судьба как омеги была предопределена все той же женщиной, по вине которой она выросла сиротой. Не знает Эмма и что ответить на отчаянные мольбы Голда о попытке вернуть Нила. Что-то в этом предложении кажется ей неправильным и очень опасным, но сердце щемит надеждой снова увидеть бывшего возлюбленного, хотя и не в этой ипостаси, но как отца Генри и самого старинного своего и когда-то единственного близкого человека. А еще, несмотря на прохладную погоду, Эмме почему-то жарко, но, когда она выходит из дома и под ее легкую толстовку заползает студеный ветер, ее тело вдруг пробивает озноб, и она даже думает, не заболевает ли. Чтобы отогнать утомительные мысли, шериф с раннего утра окунается в рутину: проверяет поврежденный участок магической границы, терпеливо отвечает на звонки потерявших мелкие и малоценные, но очень дорогие сердцу пожилых сторибрукцев предметы и снимает с клена отчаянно орущего серого кота миссис Дэвидсон. Сделав коту очередное краткое внушение, Эмма передает насупившегося верхолаза-любителя благодарящей ее старушке, а потом ловит себя на мысли, что не прочь пробежаться по городу в поисках Понго. Она даже проверяет телефон, но Арчи не звонил, и приходится возвращаться в участок и снова пытаться игнорировать мысли о Реджине, но они не уходят, просто тонут в глубине груди и текут, текут, как незримо и скрытно совершается течение грунтовых вод под пластами земли. Шериф обедает в закусочной (где на короткое время ей снова становится настолько жарко, что она просит у Дороти кувшин ледяной воды и выпивает больше половины), потом, вернувшись в участок, разбирает и уносит в архив старые дела и проверяет записи со скрытых камер, установленных на ее и Миллс входах (по-прежнему — никого подозрительного). Зато патрулирование улиц неожиданно оказывается интересным: проезжая мимо больницы, Эмма замечает крутящегося поблизости подозрительного типа. Одетый в потрепанный комбинезон незнакомец оглядывался по сторонам в сомнительной близости от только что вставленного окна разгромленной на днях лаборатории. Свон выбегает из автомобиля и выдает такой мощный спурт, что предполагаемый злоумышленник успевает лишь отпрянуть от окна, но развить скорость ему уже не удается: шериф с боевым кличем прыгает ему на спину и, одновременно дергая назад руки, валит его на землю. Ошарашенный мужчина с рыжей шевелюрой и мрачными серыми глазами сначала наотрез отказывается говорить, но в участке все же признается, что взлом лаборатории — его рук дело. — Ей-Богу, я давно не брал чужого, шериф, — почти развязно от сильного смущения говорит бета, — но этот парень… он сбил меня с толку. Сказал, что если принесу флакон со светящейся золотистой жидкостью из лаборатории, то он заплатит мне целых триста долларов. — Что еще за жидкость? Он говорил? — хмурит брови Эмма. — А черт его знает… В этом городке никогда не знаешь, чего ожидать. Может, оно превращает дерьмо в золото, если знать заклинание? Он ухмыляется, являя отсутствие нескольких зубов. — А что за парень? Имя? Где живет? Как выглядит? — Да не знаю я… Он такой невысокий, уши у него оттопыренные, глаза… черт его знает, какого цвета глаза, может, серые? Я же не местный, не коренной, — сокрушенно вздыхает незадачливый вор. — Долгие годы был в банде Маленькой разбойницы, потом стал фермером, прогорел, потом, когда стало можно путешествовать сюда из Эренделла, решил начать все заново. И вот… — И вот, — многозначительно повторяет шериф. — Ладно, как вы с ним связывались? — Он сам меня находит. И это… нечасто бывает. Словно он ждет чего… После того как я влез в лабораторию, появился через три дня, и, когда я рассказал, что ничего похожего там нет, велел понаблюдать, значит, чем занят этот… Вэйл, когда работает там днем. Может, и нет там никакой золотой жидкости… а если и есть, то только в сейфе, — продолжает разглагольствовать мужчина. — Но я такому не обучен. Таких сейфов и в королевских замках нет, как у этого… Вэйла. Не вынести, да и пилить — замучаешься. Эмма пристально смотрит на допрашиваемого, и тот, осознав отклонение своих мыслей к все тому же преступному пути, виновато опускает лохматую голову. — Три года назад в Сторибрук из другого мира прибыл вор. Если точнее, разбойник, — говорит Эмма. — В его прошлом лежало огромное число преступлений, особенно много разбоев и грабежей. Однако в день, когда он погиб, скорбел весь Сторибрук. Потому что не было человека добрее, благороднее и жертвеннее, чем он. Может, тебе доводилось слышать о нем. Его звали Робин Гуд. — Слышал, — бурчит мужчина. — Но только он ведь благородный… — Не по рождению, но по собственному выбору, — подчеркивает шериф. — Как твое имя? — Том. Том Клаусс, шериф. — Твоя судьба находится в твоих руках, Том, — убежденно произносит Эмма. — Ты можешь помочь расследованию, а я помогу тебе с достойной работой. У тебя сильные руки, ты крепок. Я обещаю договориться с Лероем, чтобы он взял тебя разнорабочим — с испытательным сроком, конечно. — Он же гном! — вытаращивает глаза вор. — Что за судьба — то в банде сопливой девчонки работать, то фермерствовать на солончаках, то быть на побегушках у гнома… — Не бубни, — строго обрывает его Свон. — В бригаде Лероя действительно все гномы, и, значит, для каких-то работ твой рост окажется очень кстати. Начни с малого, и, как знать, может, через несколько лет ты составишь конкуренцию Лерою? — Когда я был мелким, мой папаша, возвратясь однажды с добычей, задумал пристроить к дому еще одну комнату, — задумчиво говорит Том. — Деньги он быстро прокутил, так что половину работы пришлось делать из оставшихся материалов нам с братом. Даже камин сами выводили, и это потом самая теплая комната в отцовом доме была. Мне очень понравилось тогда строить, — застенчиво делится вор. Эмма ободряюще улыбается, и дело идет на лад: Том соглашается немедленно известить шерифа о появлении заказчика, а та обещает поговорить с Лероем. Проводив Тома (прежде чем выпустить его, она на всякий случай убеждается, что на улице никого подозрительного нет), Эмма возвращается к бумагам. Звонки Реджины она продолжает игнорировать, но вскоре вспоминает о просьбе мадам мэр зачаровать тираж «Зеркала» и, прихватив несложное заклинание, в конце рабочего дня едет в редакцию, где успешно, как ей кажется, накладывает чары на выпуск газеты с предупреждением жителей о поджидающих их в лесу магических опасностях. Редактор — щуплый субтильный мистер Макфинн — все же наотрез отказывается отправить выпуск в архив публичной библиотеки штата без благословения мадам мэр, и, скрипнув зубами, Свон неохотно отсылает фотографию заколдованной газеты Реджине с небрежной припиской. Отчего-то после Сидни место редактора «Зеркала» неизменно доставалось до отупения преданным бывшей Злой Королеве мужчинам-бетам — этот был уже четвертый, если Эмма правильно помнит, и, окинув недружелюбным взглядом его маленькую фигуру, шериф решает про себя, что и он продержится недолго: вопреки распространенному в Сторибруке мнению, мэр недолюбливает услужливых идиотов. Ждать ответа Реджины приходится недолго. Сторибрукский мэр перезванивает ей и грубо распекает за некачественно наложенное заклинание. Параллельно с этим Свон узнает, что альфа отмечает какое-то событие с некими славными людьми — Барбарой и Джеком. Эмма в ярости закусывает губу, поняв, что Реджина выпила. Миллс несет какую-то околесицу о спасенном из тюрьмы человеке, а воображение Свон стремительно рисует картинку, на которой альфа в черном бикини цедит коктейли в пляжном баре, и на каждой ее руке виснет по омеге. «А говорила, что хочет быть вместе… — яростно сопя, думает шериф, — и даже новый дом нам присмотрела! Вот же лицемерка!» Маленькое подозрение, что альфа подцепила кого-то на сборище демократов в загородном портлендском клубе, разрастается и крепнет. Когда мадам мэр заявляет, что не является собственностью Эммы, это подозрение превращается в твердую убежденность. «Загуляла! Вот же… да все они одинаковые! — думает Свон, когда альфа, рявкнув ей указание, бросает трубку. — Еще и разговаривает, как с прислугой!» — Шериф… — отвлекает ее дрожащий от ужаса голос редактора. — Что? — неприветливо отвечает она. — Ваш телефон… Эмма опускает взгляд вниз. Телефон мерцает в ее руке красным и синим, словно готовясь взорваться. — Мне тоже сильно не по себе, когда мадам мэр… ругает меня, хотя, конечно, я заслуживаю каждого ее гневного слова, — бормочет мистер Макфинн, — но, раз у нас не получилось, можно попросить мистера Голда, ведь так? Я имею в виду, он просто… более опытен в магии. — Я не стану просить об этом Голда, — хмурится Эмма. Снова слушать часами о том, как необходимо переменить историю и вернуть Нила — Свон не готова к такому. — Я договорюсь сам, — заверяет редактор. — Так получилось, что три недели назад в «Зеркале» вышла статья о новых секциях библиотеки, и мистеру Голду так понравилась фотография его супруги на фоне стеллажей, что он сказал, за ним должок… А я, признаться, не очень-то был бы рад получить личное одолжение с его стороны. Но ради пользы Сторибрука, — продолжает рассуждать Макфинн, и голос его почти перестает дрожать, — ради общей пользы… думаю, можно к нему обратиться? — Несомненно, — кивает Свон и поворачивает к выходу. Она отбивает Реджине… нет, мэру Сторибрука сообщение, что проблему с зачаровыванием «Зеркала» решает Голд, и едет к «Бабушке». В кафе этим вечером не очень людно, и Руби удается оторваться от обслуживания посетителей, чтобы поболтать. Эмма успешно прогоняет мысли о надменной мадам мэр из головы и с удовольствием рассказывает подруге о том, где успели побывать ее родители с Нилом и Генри с Пэйдж в Нью-Йорке и куда они планируют направиться в оставшиеся дни. — В общем, — заключает она, — если вы с Дороти соберетесь туда съездить, то Генри живо нарисует вам план хоть на неделю, хоть на две. Он и раньше хорошо знал город — изучил, когда мы жили там вместе целый год, а теперь облазит, похоже, вообще все без исключения туристические места. Эмма улыбается и добавляет, вспомнив: — Он даже на фоне быка на Уолл-стрит сфотографировался с Нилом, представляешь? Забавный получился кадр, они встали с задней стороны, под хвостом… А, сейчас покажу… Шериф достает из кармана телефон, но, разблокировав, замечает кусочек присланного Реджиной снимка и сразу убирает аппарат обратно. — Совсем забыла, — неловко усмехается она, — у меня карточка памяти переполнилась, и я все фото скинула на компьютер… даже из вайбера. — Но, наверное, они сохранились в «облаке»? — спрашивает не заметившая ничего Руби. — А… ну… м-м… я пароль сейчас не помню. Отличное пиво, кстати, — хвалит Эмма и отпивает еще из высокого бокала. — Ладно, — улыбается широко Волчица. — Зная Снежку, мне все равно предстоит увидеть этот снимок — и не один раз. Они тихо хихикают, потом, заметив пристальный взгляд Бабушки, Руби возвращается к заказам. Оставшись за столиком одна, Эмма проводит ладонью по вспотевшему лбу. Телефон так и прожигает бедро. Померещилось ли ей или Реджина и впрямь прислала селфи? Эмма совершенно точно помнит, что у Миллс был подобный бордовый комплект… Оглянувшись по сторонам она достает телефон и украдкой, под столом, открывает полученную от Миллс картинку. — Вот дьявол, — срывается ругательство с ее уст, и, поспешно убрав смартфон обратно в карман, она одним глотком допивает оставшееся в бокале пиво. Потом шериф обхватывает виски руками, как человек, у которого невыносимо болит голова, и прикрывает веки, а образы Реджины — в бордовом, черном, фиолетовом комплектах, в дерзком кружевном боди, в элегантном полупальто и белом шарфе, в сером приталенном платье, в шелковой блузке и юбке-карандаш, в неизменно строгих брючных костюмах и вообще без всего — наполняют ее сознание. «Подземные воды», которыми весь день текли ее мысли о яркой и сексуальной альфе, бесконтрольно вырываются теперь на поверхность и окатывают Свон ошпаривающим гейзером. Сотни картинок их случек пробегают сейчас перед ней, начиная с той первой — неуклюжей и спонтанной — за углом портлендского клуба и потом, самых ярких из них, наподобие того, как Реджина в костюме жокея «объезжала кобылку», или трахала ее в «жучке» на лесной полянке, или тогда, на вечеринке в День Независимости в городском парке, или их первый раз без защиты — в спальне мэра, напротив большого гардеробного зеркала… На смену спешат другие воспоминания — как Миллс терпеливо учила ее магии и кулинарии, поощряя за каждое усилие, как ходила с ней к бостонскому врачу, как после принесла вкуснейшие пирожные и устроила их первое свидание — когда ни одна из них и не знала еще, что это свидание, и то, какой отчаянной выглядела Реджина, вытащив ее из заколдованного ручья, и какой нежной была следующим утром — Эмме удалось притвориться спящей и насладиться нежностью губ Реджины, которыми та вновь и вновь (осторожно, чтоб не разбудить) проводила по гладкой коже Эмминого запястья, замирая бархатистой пухлостью в точке пульса. И их многочасовые ласки, и тысячи поцелуев — когда они, наконец, позволили себе это, и сидение друг у друга на коленях, и «ты будешь моей девушкой?», и этот невыносимо прекрасный дом в новом районе, который, казалось, скоро должен был стать их общим домом… Эмме казалось, что она бредит. Могла ли своенравная альфа, проведя какое-то время вдали, передумать и расхотеть быть со Спасительницей? Она нашла кого-то получше? Но разве был этот кто-то «получше» матерью ее сына? Разве была у этого «получше» магия? Реджина все время повторяла, что магия делает Эмму еще сексуальнее, ведь не могла она лгать? Или могла? А над всем этим еще клубилась никуда не девшаяся догадка, почти знание, что это Реджина уготовила ей судьбу омеги, что это она набросила на нее чуждую, лишь недавно начавшую прирастать к ней «шкурку» омеги. Свон кажется, что все эти мысли способны взорвать ей мозг. Она открывает глаза, встает и, оставив на столике сумму, с лихвой покрывающую счет, выходит из кафе с твердым намерением не думать сегодня больше о Реджине Миллс. Эмма с удовольствием вдыхает прохладный, осенний почти воздух, и, сделав несколько шагов, поднимает голову вверх. Очень, очень плохая идея, ведь там, в высокой чернильной темноте ясной августовской ночи кто-то уже зажег лампадки звезд, и небо не было теперь совсем чужим — там, рядом с лаконичной Лирой, полыхают звездочки Лебедя, и это снова Реджина, потому что «Денеб», «хвостик», и «я всегда загадывала только то, чтобы Генри рос здоровым и счастливым»… Эмма мотает головой, чтобы прогнать очередное видение, — мадам мэр сидит на кожаном диване в своем офисе после только что полученного минета. Ее белая блузка расстегнута, приоткрывая вид на полукружья грудей, лифчик, вытащенный омегой во время свирепых ласк, валяется чуть поодаль; строгие серые офисные брюки тоже расстегнуты, хотя отросток уже и успел втянуться внутрь; белые зубы оскалены в хищной насмешке, брови — чуть приподняты в невысказанном вопросе. И — да, второй раунд тогда состоялся. А третий был уже вечером, после урока магии, в особняке. «Хвостик…» Снова хочется выпить чего-нибудь освежающего, и Эмма раздумывает, стоит ли ей вернуться в кафе или же пойти домой, где в холодильнике стоит вода с лимоном, когда идущий навстречу человек вдруг окликает ее. — Август? — узнает шериф. — Привет, Эмма. У «Бабушки» была? — Ага. Только что оттуда. — Как там, людей… много? — Альф нет совсем, — со смешком отвечает Эмма, понимая, о чем на самом деле спрашивает ее Пиноккио. Мужчина смущенно улыбается и трет нос. Свон открывает рот, чтобы пожелать ему хорошего вечера, но, склонив голову набок, мужчина заглядывает ей в глаза и произносит: — А ведь мы чертовски давно не пили с тобой пива и не играли в бильярд, Эм. Пошли в «Кроличью нору»? — Сейчас? — уточняет Свон. — Ну, а когда же еще? Твои все в отъезде, и мы с тобой давненько не собирались. Прекрасный вечер, чтобы поиграть в бильярд и выпить пива! Август подкрепляет свою реплику взмахом руки, и Эмма не может не отразить его сияющую улыбку. — Согласна? — радуется он. — Да, пошли, — кивает омега.

***

Хотя Реджине удается поспать в самолете, но, приземлившись под утро в Портленде, она понимает, что еще недостаточно протрезвела, чтобы сесть в автомобиль и гнать больше часа по трассе. Тилби звали ее на ночлег к себе, но Реджине все еще тошно от двойной «подставы» Хизер, и она предпочитает остаться в отеле рядом с аэропортом, чтобы после полудня, выспавшись и освежившись, вернуться с победой в Сторибрук. «Глядишь, и Эмма к тому времени остынет», — думается альфе. Свон так ничего и не ответила на ее сообщение, наверное, все еще обижена за резкие слова. Придется попросить прощения, и жемчужное колье для этого, возможно, тоже пригодится. Реджина находит в сумке коробку и снова любуется украшением, представляя, как элегантно оно будет смотреться на омеге. После Миллс убирает колье обратно, наспех принимает душ и падает в постель. Ей снится ранняя юность: скачки на Росинанте по лугу и лесным дорогам, первые робкие взгляды Даниэля, цветочные весенние поляны. Снится еще и прокурор Ребекка Олдбридж — она много раз пытается, но ей так и не удается вышибить Реджину из седла на землю, и Сэм тоже снится — маленькая, далекая, скачущая на своем техасском жеребце куда-то в сторону восточного леса, а потом снится Эмма, и, хотя ее губы во сне сомкнуты, она словно зовет Реджину поскорее вернуться, словно отчаянно, горячо зовет ее к себе.