***
Второе пробуждение Свон вызвано, как ей кажется, холодом. Она сразу садится в постели и трет глаза. Реджины нет, а кровать ужасно грязная, как и ее межножье. За окном продолжает идти дождь. Эмма неуверенно спускает ноги с кровати и осторожно встает. Сможет ли она ходить после того, как ее беспощадно оттрахали и дважды завязали? На удивление, она ступает легко, едва ли не пружиня от мягкого ворса ковра. Течка, возможно, еще не ушла, но пока омега абсолютно, полностью насыщена. Теперь Эмма остро ощущает другие потребности: хочется пить, а еще она голодна. Стакан с водой на прикроватной тумбочке привлекает ее внимание, и Свон возвращается к постели. «Выпей меня!» — требуют аккуратные буквы записки, лежащей рядом со стаканом. Вода кажется ей более вкусной, чем обычно. Может, в нее добавлены минеральные соли? А, какая разница. Эмма жадно осушает стакан и потом только, опустив взгляд, замечает на тумбочке еще кое-что: узкую коробку, на которой также лежит маленькая записка. «Надень меня». Что там может быть? Движимая любопытством, Свон открывает коробку. Колье из маленьких жемчужинок сразу нравится ей, хотя Эмма, как правило, равнодушна к украшениям. Омега проводит пальцем по гладким камушкам. Реджина… И еще один ее способ ухаживания. Свон тяжело выдыхает через нос. Сначала надо принять душ. Потом поменять постельное белье. А потом поговорить с альфой. Освежившись и сменив простыни, Эмма накидывает на тело короткий халатик, но выйти из комнаты не успевает, потому что дверь открывается и Реджина с полным подносом в руках появляется на пороге. Невероятный запах только что сваренного кофе и поджаренного бекона заполняет ноздри омеги, и она с нескрываемым интересом смотрит на поднос. Вернувшись в постель, они едят торопливо и молча; когда Эмма решает, что она сыта, мадам мэр настаивает, чтобы омега выпила еще минеральной воды. — Не хочу, — ворчит Свон. — Потом, у меня маленький мочевой пузырь. Я никогда так много не пью. — Но сейчас надо, — увещевает ее Реджина. — Твой организм потерял много жидкости. — Твой потерял больше, — нахально замечает Эмма. — А мой, напротив, даже приобрел. Шериф прячет улыбку за стаканом с водой. Наблюдать за покрасневшей и раздраженной альфой всегда было прекрасным развлечением. А вот не надо было ходить по барам, ругать и слать издевательские селфи. Как аукнется, так и откликнется, мадам мэр. А если вспомнить слова Голда… Если Реджина на самом деле была тем человеком, который не позволил ей обрести сущность альфы… Лицо Эммы становится строгим, уголки губ опускаются вниз. Ей было очень хорошо с Реджиной Миллс. И сегодня утром, и все эти последние месяцы. К тому же Реджина была матерью Генри… Но исчерпается ли когда-нибудь до конца этот бездонный ящик ее старых дерьмовых поступков и насильственных выборов? Тщетно стараясь сохранять на лице спокойное выражение, Миллс заканчивает с едой и восполняет дефицит жидкости в собственном теле. Надо бы принести в спальню еще пару бутылок — на случай, если они снова сцепятся. Вот только… захочет ли этого Эмма? Кажется, она чем-то снова расстроена. Настороженные карие глаза встречаются с задумчивыми зелеными, потом Реджина опускает взгляд ниже. — Ты не надела жемчуг, — тихо замечает она. — Не понравилось? Эмма кидает взгляд на раскрытую коробку на тумбочке. — Понравилось. Спасибо, Реджина. Заметив, что колючесть в зеленых глазах немного растаяла, Миллс решает попробовать. — Я прощена? — тихо спрашивает она. Эмма хмурится. Перед ее мысленным взором появляются две двери. Входя в первую, Эмма просто говорила «да», и они вскоре сливались в новой вязке. Входя во вторую дверь, она спрашивала Реджину, кто был тем единственным человеком, которому она, как и себе, определила, кем быть в этом мире, а вот потом… сможет ли Эмма еще раз простить альфу за то, что совершила та когда-то - нечто столь сильно повлиявшее на Эммину судьбу? Пауза затягивается. — Эмма? — испуганно спрашивает Реджина, снова заволновавшись. — Я… извини, что была резкой по телефону и что отправила тебе ту фотографию. И, если тебе не понравилось брать мой узел, то мы можем избежать этого… Я имею в виду, что, кажется, у тебя оставались презервативы, и… Эмма продолжает молчать, и Реджина уже окончательно пугается. — Эмма, — беспомощно бормочет альфа, — ты… не хочешь? «Ты больше не хочешь меня?» — спрашивает на самом деле мадам мэр, и Свон это понимает. Выбор мучителен. Эмма переводит взгляд на окно, покрытое капельками. Дождь. Как тогда, в Бостоне. Повисает тяжелая пауза. — Все нормально, — неловко произносит, наконец, Эмма. — Я просто… И снова тишина. — Генри написал, что они, как и планировали, возвращаются через два дня, — откашлявшись, говорит альфа. — Мне он тоже писал, — отвечает Эмма. — М-м… А у тебя… к тому времени… — Да, уже пройдет, — сразу понимает омега. — Думаю, уже к завтрашнему утру. Хотя ты можешь профилактически трахнуть меня еще и завтра вечером. Реджина недоуменно поднимает бровь. Почему Свон в одночасье стала такой холодной, отчужденной, словно они вернулись в самое начало их связи? И почему Эмма думает, что ее течка так быстро закончится? — Подожди-ка, — вдруг спрашивает омега и резко поднимается в постели. — Твой чемодан… Ты что, сразу приехала сюда, ко мне? — Да, — подтверждает Реджина, удивляясь ее тревоге. — И твой «Мерседес» всю ночь был под моими окнами? — расстроенно спрашивает Свон. — А… нет. Машина сломалась, и мне очень повезло повстречать проезжающего мимо фермера, который добросил меня почти до Сторибрука. Эмма кивает, поняв, как потом мадам мэр оказалась в ее гостиной. – Хотя… полагаю, мы ведь все равно скоро хотели всем рассказать? — осторожно спрашивает Реджина. — К тому же Генри и так уже знает, и даже если бы услышал сплетни… — Извини, Реджина, но я не уверена, — глухо говорит Свон. — Знаю, мы уже обсуждали, как расскажем родителям и даже планировали покупку дома. Но… я поняла, что пока не готова. Она позволяет наконец-то их глазам встретиться. На лице Реджины появляется, но сразу пропадает болезненная гримаса, и только уязвимость, оставшаяся в темных глазах, выдает ее реакцию на слова омеги. — Я понимаю, — после короткой паузы говорит Миллс. — И буду ждать. Эмма не могла ожидать такой кротости; почему-то слова альфы расстраивают ее еще сильнее. Она берет с тумбочки недопитую бутылку воды и, медленно открутив крышку, делает глоток. — Хочешь? — предлагает она альфе. Реджина без слов принимает бутылку и делает несколько глотков. Напряжение к этому времени в комнате достигает такой плотности, что, кажется, его можно резать ножом. Уйти или остаться? Оба варианта кажутся Реджине невыносимыми. Ей отчего-то кажется, что если она сейчас встанет, оденется и покинет дом Эммы, то уже ничего между ними не будет по-прежнему. — А кто сейчас дежурит в участке? — решает она «включить» мадам мэр. — Волонтеры. Я хорошо знаю обоих: они уже помогали нам с Дэвидом прошлым летом и прошли базовое обучение. — Полагаю, твое отсутствие пройдет гладко, ведь в дождь совершается меньше преступлений, — замечает Миллс. — Таких, как вандализм и хулиганство, — да. Но может повыситься число случаев домашнего насилия, к примеру. Реджина кивает и бессмысленно трет начинающий ныть висок. Какого черта они сейчас разговаривают с Эммой, словно на совещании в мэрии? Почему омега ведет себя, словно чужая? Они поговорили, потрахались, и ее подарок был благосклонно принят омегой, но все равно… Должно быть, все дело в уязвимости Свон. Она все еще нестабильна, а Реджина, привыкнув к легкости общения, царившей между ними в последнее время, забыла и о рекомендациях врача, и о советах из книги Заварски. — Хочешь, съезжу тебе за шоколадом? — резко спрашивает она Свон. — Что? Нет… у меня все еще есть бельгийский, который ты мне подарила, — рассеянно отвечает омега, и Реджине кажется, линия ее рта становится не такой жесткой. — Может, хочешь посмотреть комедию? Джек как раз посоветовал одну новинку… э-э… помнишь, Джек, это адвокат, который вел дело, бета, женатый и, между прочим, хороший семьянин, так вот… Реджина осекается, услышав фырканье. — Что? — оборонительно спрашивает она. Эмма, стряхнув, наконец, с себя странное настроение, с ласковой укоризной смотрит на нее и качает головой. — Вспоминаешь пункты инструкции к омегам, так? — Я просто хочу, чтобы тебе было комфортно, — защищается Реджина. Эмма вздыхает и хлопает по простыне рядом с собой. Мадам мэр сразу придвигается к ней, теперь располагаясь полулежа на высоких подушках. Свон переводит взгляд ниже. Сорочка альфы заметно топорщится чуть ниже пояса, и любопытная рука омеги тянется, чтобы проверить догадку. Миллс ойкает, а Эмма удивленно поднимает брови. — Он стоит, — констатирует она. — Все это время, — пытается разжалобить омегу Реджина. Она действительно проснулась с эрекцией, хотя они со Свон расцепились, и это уже было странным после столь интенсивного контакта, который у них был с омегой ночью и ранним утром. И после стояк отчего-то совсем не спешит проходить. Эмма внимательно смотрит в расширенные зрачки альфы — к янтарным крапинкам добавились фиолетовые — и задирает к талии сорочку Реджины, обнажая ее немалый орган. Реджина облегченно выдыхает через нос, потому что легкая прохлада, коснувшаяся сейчас ее раскаленного члена, очень приятна. Еще приятнее становится, когда тонкие белые пальцы пробегают по всей длине и мягко оголяют головку. Не сдержавшись, Миллс тихонько тявкает, как щенок, и сразу заливается румянцем. — Реджина, — удивленно восклицает Свон, сообразив. — Да у тебя, похоже, колея! — Колея? — сорвавшись на фальцет, переспрашивает альфа. — Не может быть. У меня прежде никогда… Я могла неделями обходиться без секса, и это всегда была просто боль, но у меня никогда прежде не начинался гон… Наверное, просто твоя течка влияет? — Да, она, конечно, влияет, — соглашается Эмма. — Может, из-за того, что мы спали без защиты… и вообще провели рядом много времени, но это определенно повлияло: моя течка спровоцировала твою колею. Реджина моргает, пытаясь уложить в сознании новую, кажущуюся ей весьма спорной информацию. Да, сегодня она чувствует себя несколько необычно, но это, наверное, потому, что у Эммы течка, и еще она толком не выспалась… А потом Реджина забывает обо всем и тихо стонет, когда умелая рука массирует ее закаменевший орган. — Он стал еще больше, чем обычно, — шепчет Эмма. Ее изумление делает зверя Реджины невероятно счастливым, и она издает горлом хриплый заигрывающий звук, но уже не стесняется этого, напротив, увидев, как чары действуют на Эмму, альфа чувствует и ведет себя увереннее. Она избавляется от сорочки и ловко раздевает не сопротивляющуюся омегу; уделив языком должное внимание ее груди, поднимается выше, к горлу и подбородку, а потом вовлекает Эмму в серию долгих сладких поцелуев. Член постоянно касается то бедра, то живота Свон, понапрасну растрачивая выделяющуюся из него смазку, но Реджина полностью синхронна со своим зверем в желании не торопиться и соблазнить омегу более тонко, не просто подчинить ее силой и быстрым натиском, а по-настоящему привязать к себе, показав самке, что ее выбор будет наилучшим из возможных. Они вместе несколько месяцев, но изучили друг друга вдоль и поперек; Реджина твердо убеждена, что именно эта омега нужна ей — до последнего вздоха, и готова служить ей, развеивая появившиеся откуда-то сомнения, доказывая Эмме, что именно Реджина Миллс способна сделать ее счастливой. Эмма заметно сдается. Она томно вздыхает и ерзает под горячим телом альфы в отчаянном желании приблизить свою промежность к отростку. Ее течка накатывает с новой силой, но вместо накрывающей сознание пелены предыдущих двух суток Эмма сейчас осознает происходящее с необычайной даже для обычного своего состояния яркостью, как видит мир близорукий человек после успешной операции на зрение. Теперь она по-настоящему видит Реджину: различает каждый ее тихий вдох и выдох, видит, кажется, каждую пору на коже, ощущает особенный запах ее пота, и каждая эта деталь делает омегу еще более возбужденной. Эмма поднимает живот вверх, призывая альфу покрыть ее, и в темных глазах, ставших к тому времени совсем почти пурпурными, появляется счастливое сияние. Реджина опускает взгляд вниз и, помогая себе рукой, вводит распухшую головку в полное влаги отверстие омеги, но сразу останавливается. — Презерватив? — неуверенно спрашивает она. — Не надо. Трахай меня быстрее, альфа! — яростно шипит Эмма. И Миллс с воодушевлением выполняет просьбу-приказ своей омеги. Она по самую рукоять задвигает член в мягкие ножны и, не дав Свон опомниться, почти полностью выходит, чтобы снова и снова врезаться в нее, и продолжает эти движения, пока они вновь не оказываются связаны. Что-то неуловимо меняется между ними; засыпая, обе чувствуют это.***
Эмма снова просыпается одна и пьет воду, прислушиваясь к шуму дождя за окном. Каждая клетка ее тела словно поет после близости. Так вот, оказывается, каково это, быть завязанной сильной альфой… Свон хмурится, остро ощущая внутреннее противоречие. Это она, Эмма, должна была быть альфой, а Реджина, скорее всего, омегой, ведь не зря Робин — ее родственная душа — явился в этот мир в альфа-облике. Так разве должна она чувствовать себя сейчас такой счастливой? Эмма прислоняет холодный стакан ко лбу, не в силах разобраться. Одно она ощущает очень ясно: ей уже не хватает темноволосой альфы рядом с ней. Эмма выходит из спальни, и ее живот урчит, когда она чувствует запах готовящейся еды. Омега торопится на кухню, на ходу придумывая саркастическое замечание, однако, завидев у плиты Реджину, забывает все слова. Мадам мэр, орудуя щипцами, перекладывает спагетти со сковороды на тарелки; кофейник и фруктовый салат уже на столе, но омега замечает это краем глаза, потому что все ее внимание сосредоточено сейчас на том, что Реджина голая. Точнее, даже не голая: на альфе повязан лишь короткий, почти прозрачный фартучек, который, хотя и не кружевной, как тот, в доме мадам мэр, но все же вполне годится для воплощения давней озвученной фантазии Эммы. Искушение непреодолимо. Двигаясь, как пантера, Свон тихо приближается к альфе. Та как раз заканчивает со спагетти и, отложив щипцы, хочет повернуться, но омега не позволяет: она крепко обнимает Миллс со спины и прижимается. Реджина вздрагивает, но сразу расслабляется и слегка откидывает голову назад. Эта покорность дает Эмме новый импульс; она жадно ощупывает живот и бедра Реджины сквозь тонкий передник, потом грубовато тискает грудь. Реджина издает то ли всхлип, то ли вздох, и, все более вдохновленная, Эмма развязывает на себе халатик и прижимается к голой спине Миллс голой плотью. Клитор омеги набух, заметно выступив вперед, и Свон бесстыдно водит им по обнаженным ягодицам альфы, удовлетворенно ухмыляясь, когда смуглое тело пробивает дрожь. — Эмма… — раздается умоляющий шепот. Продолжая жарко дышать в шею альфе, Свон опускает руку вниз, не сомневаясь, что она там найдет. — Ну, разумеется, — хрипло смеется Эмма. — Снова здравствуйте, Мистер Отросток. Она крепче охватывает ствол рукой и делает пару энергичных движений, заставляя альфу побежденно скулить. Власть. Именно это ощущает сейчас Свон, и ее звериная сущность удовлетворенно урчит внутри. Реджина пытается незаметно двигать бедрами, чтобы вернуть приятные ощущения от все еще сжимающей ее орган руки, но, вредно рассмеявшись, Эмма разжимает пальцы и делает шаг назад. — Пойдем за стол, похотливое животное. Я есть хочу. Реджина, не веря своим ушам, изумленно смотрит на омегу, и Свон, снова издав ехидный смешок, поднимает руку к подбородку альфы, как намек подобрать упавшую челюсть. Тогда только мадам мэр приходит в себя. Недовольно фыркнув, она берет тарелку и следует за омегой к накрытому столу. Выглядеть привычно царственно Реджине несколько мешает упрямо стоящий член — он опять не торопится обратно в норку, смущая этим хозяйку и веселя Свон. Решив наказать омегу за смешки, Миллс выходит из комнаты и возвращается в плотном темно-сером халате, обнаруженном ею в ванной. Завидев альфу в облаке мягкого хлопка, Эмма заметно хмурится и даже перестает жевать. — Вы бы предпочли, чтобы я приземлилась на ваш стул голой задницей, мисс Свон? — поднимает бровь Реджина. — Хм… Не то что бы… Просто это из вещей Киллиана, — говорит Эмма и прихлебывает кофе. — Очень удобный, — с каменным лицом хвалит халат Миллс и придвигает к себе тарелку. Одежда, казавшаяся секунду назад такой мягкой и приятной к телу, отчего-то начинает колоться. — Да, Киллиану он тоже нравился, — задумчиво соглашается Свон. — Это Снежка подарила. Теперь Реджина ощущает жжение, словно под полами одежды развели костер, а на уста шерифа возвращается довольная улыбка. И все-таки завтрак окончательно примиряет невысказанные противоречия пары. Про себя Эмма удивляется, как тонко Реджина чувствует ее, как вовремя она уступает, позволяя омеге вести. Такому не научиться, прочитав даже сотню книг. Свон молча сожалеет о вырвавшихся словах повременить с публичностью их отношений. Но альфа, кажется, поняла ее и не очень сильно огорчилась? Эмма помогает Миллс убрать со стола и кидает украдкой взгляды на ее лицо. Фиолетовые искры в карих глазах стали теперь приглушенными, почти незаметными, лицо — строгим. — Ты, наверное, устала, — говорит альфа на предложение Эммы помочь с посудой. — Отдохни, я тут сама закончу. Эта мягкость, которую Эмма прежде слышала, только когда Реджина обращалась к их сыну, заставляет сердце омеги окончательно растаять. Она без слов покидает кухню, но вскоре возвращается с раскрытой коробочкой. — Поможешь? Реджина недоверчиво смотрит на украшение, потом на шею Эммы, на собранные уже ее свободной рукой кверху волосы и радостно улыбается. Действуя осторожно, чтобы ни один непослушный пушистый волос не попал в замок, Реджина застегивает колье на шее омеги и, точно как в своей мечте, невесомо целует Эмму в затылок. — Готово, — хриплым голосом произносит она. Эмма поворачивается. — Тебе очень идет. И снова этот соблазняющий хриплый тон, а еще лишающий воли взгляд карих, наполовину снова пурпурных, очей… Эмма облизывает пересохшие губы и говорит: — Я все еще в течке, Редж. Ты можешь украсить мою шею кое-чем еще.