До дрожи

Это странно. В смысле — я стал бояться людей. Ну, ещё алтеанцев, галра, полугалра и клона. Нашу команду. Точнее, не так… Не могу слова подобрать. Я стал бояться говорить с ними. То есть, боюсь, что они не поймут. То есть — мне в разы проще разговаривать с Колтенекер, или с мышами. Мыши разумны — это уж точно. И, если не помогут советом, то хоть выслушают. Чёрт, это странно. Я будто какой-то фрик. Хотя, что уж там… Так и есть, разве нет? Сейчас у нас своеобразный привал. Ребята приходят в себя, пытаются осмыслить, что произошло и что в скором времени может произойти. А у меня внутри эйфория, вперемешку с отчаянием. Да, мы летим домой. Мы летим на Землю. К родным. К близким. К тем, кого хотим увидеть так, что колени подрагивают и горло стягивает в тугой жгут. Но мы летим домой. Домой. Ха. Не верится. Дома — мамины объятия, лимонный пирог и вопли родственников. Дома — день по двадцать четыре часа, красивые закаты и голубой бескрайний океан. Дома дождь. Я так соскучился по дождю…  — Но, тогда, дом — это конечная? Все бесполезные сойдут. Все необходимые останутся, ибо война не закончится по щелчку. А на войне — шуты ни к чему. О, чёрт, я впадаю в депрессию… Я снова говорю с мышами. Псих. Валяюсь на голове Красного, рассматривая далёкие, уже осточертевшие созвездия и туманности. На груди — один храпит, двое зевают и только один умывается, прижав уши. Тоже слушать не хочет. Ну, неудивительно. Я бы тоже себя не слушал, если бы мог. Доспех благополучно снят, остались только сапоги да комбинезон. И куртка, но её вряд-ли получится доспехом назвать. Она порвалась во многих местах. Благо, иглы с нитками у алтеанцев тоже имеются. Имелись? Может, они остались в Замке? А может их и успел забрать оттуда Коран. Чёрт. А Замок ведь тоже был домом. Морщусь. Жмурюсь глаза до цветных разводов под веками. Странно. Это чувство такое странное. Эйфория, вперемешку с отчаянием. От него — голова гудит и желудок скручивает. Неприятно и легко одновременно. И колко. Немного. Под языком. У меня нет времени на это, Лэнс! Дрожь пробивает, стоит вспомнить, с каким тоном он это сказал. От затылка, до локтей и пальцев на ногах. Тошно немного. Колко. И давит где-то в солнечном сплетении. Над диафрагмой. И морские узлы — под ключицами и на кончиках пальцев. И ком дурной в горле, из-за которого связки ноют и я не могу выдавить из себя ни единого звука. И, почему-то, зубы сжимаются чуть ли не до противного скрипа, скрежета. И руки холодные. Ледяные. Колючие. От волнения? От нахлынувшего? Неа. Эйфория, вперемешку с отчаянием. Я боюсь говорить с командой. Я не хочу быть бесполезным. Я хочу домой. Я не хочу их покидать. От этого такой диссонанс, что взвыть хочется. Так странно. Такое по-мерзкому приятное ощущение…