Воздух из легких выбивает.
Минхо плюет на пол, вытирая губы ладонью и матерясь сквозь стиснутые зубы. Противно. Томас давит рукой на живот, пытаясь унять тягучую боль от удара, но толку нет. И он падает на спину, упираясь взглядом в дырявый потолок с кусками неба где-то между плитами шифера.
Это было неправильно с самого первого дня. Минхо хлопает дверьми фургона, ища остатки воды или, если повезет, пищи. Ему противно, мерзко и тошно до красных вспышек перед глазами. Потому что хлопать по плечу нормально, обнимать изредка, зарываясь пальцами в волосы, нормально и даже помогать друг другу расслабиться, если все вокруг достало катастрофически, тоже нормально. Но без соплей. Без слюнявых поцелуев, без истерик и, конечно, без чувств. Потому что у Минхо внутри лишь звенящая пустота с отголосками ничего, и этого достаточно. А Томас не понимает. Он начинает путать чувства с физическими потребностями, несет чушь и лезет целоваться, поэтому Минхо бьет с колена в живот и матерится, направляясь к фургону в поисках воды.
Он нужен Томасу, но не наоборот.
На переднем сидении пара бутылок воды, помутневшей и пахнущей серой, но это хоть что-то. Он быстро убирает крышку, делая несколько больших глотков и почти давясь. Упирается спиной о фургон, опуская взгляд в пол и постукивая пальцами по железной двери, отбивая мотив какой-то веселой песни. Томас подходит ближе, и Минхо лениво протягивает ему бутылку с водой.
— Ничего не скажешь?
— А должен? — потому что Минхо нечего ему сказать.
— Слушай, ты знаешь.
— Все, что я знаю, Томас, мы друзья. И если кто-то придумал себе что-то больше, потому что я не отрезал ему язык в тот раз, когда он пальцы мои вылизывал или жался, как сучка течная, то это явно не мои проблемы. Не лезь ко мне.
Томас кивает головой как болванчик и задыхается.
Когда в тот раз поднялся лифт, никто ничего не знал. У Томаса дрожали колени и горели глаза, и это было самой тупой причиной для всего: доверия, планов на спасение, приключений и открытий. Это полнейший бред, абсурд, но Минхо дышит всем этим, наполняя легкие до отказа, и ему ничего больше не надо. Только адреналин в крови и стук пульса по ушам. И Томас бежит рядом, указывая направление, как какой-то цепной пёс или навигатор, но Минхо благодарен, ему нужна свобода и только. Даже если она присыпана костями и перепачкана черной кровью. Ему нужно.
А Томас слишком эмоциональный, и это немного не вписывается. Поэтому Минхо проверяет остатки бензина и, вроде как облегченно, выдыхает, кидая бутылки с горючим в фургон. Есть топливо и вода, поэтому Бренда определенно жива и, возможно, пытается найти их или что-то иное. Она в порядке, и от этого немного легче. Минхо шагает по цеху, осматривая вышедшие из строя приборы, огромные железные столы и высокие стены. Паутина белой ватой, пыль черными коржами и колючим звоном тишина, отдающая эхом шагов по потолку.
Что-то с резким стуком бьет в закрытые ворота, заставляя Минхо машинально прыгнуть за один из длинных железных столов, а Томаса схватиться за оружие. Еще пара коротких ударов и знакомый голос, тихим смехом играющий за дверью. И Томас бежит к одному из выбитых окон, когда Бренда показывается в нем, приветственно махая и улыбаясь. У нее в руках бутылка чего-то черного и, видимо, едкого, потому что одежда девушки испорчена, но это все не сейчас, неважно. Она жива. Смеется, пока Томас стискивает в объятьях, болтая что-то о волнении и радости, на что Бренда просит успокоиться и дать ей, наконец, вздохнуть. И Минхо хлопает ее по плечу, кивая и вроде как улыбаясь в ответ.
Таймер в груди противно пищит.
Бренда рассказывает обо всем кратко и быстро, заставляя товарищей разбираться с потоком информации самостоятельно, ставя каждое слово на отдельную полочку, а позже смотреть на стеллаж целиком. Она говорит о короткой погоне от шизов, которые быстро отстали, переключились друг на друга, о месеве из тел под колесами, о коротких вылазках, в результате одной из которых удалось раздобыть несколько бутылок тухшей, но хоть какой-то воды. Рассказывает про то, как искала их часами, ежеминутно прячась от зараженных, когда те неожиданно выпрыгивали из-за поворотов. И еще о том, что она не против бы сейчас закурить, но Томас только хлопает ее по спине, а Минхо жмёт плечами.
В рюкзаке девушки находятся несколько странных приборов, проводов, каких-то маленьких лампочек и один, необычайно маленький, микроскоп. Бренда рассказывает о том, как трудно ей давались одиночные походы по городу и поиски чего-то нужного в разрушенных домах. Томас делится историей их небольшого путешествия до здания ПОРОКа, умалчивая о всех своих мыслях на этот счет, потому что что здесь сказать. Он говорит что-то о сроках их вылазки и времени, но это просто для смены темы, для отвлечения. Сплошной самообман.
Потеют ладони, но руки холодные.
Бренда заставляет их съесть по какому-то сухарю, больше напоминающему кусок плесени или мох, но никто ничего против не говорит, потому что от голода постоянно тошнит и голова кругом, а это явно не лучшее состояние на данный момент. Хотя становится только хуже. Запивают боль в животе грязной водой и кивают согласно, когда Бренда спрашивает об улучшении самочувствия. Хотя ни на грамм не лучше. Минхо открывает ворота и за руль, пока Томас прыгает в фургон, говоря что-то о прикрытии и страховке сзади. Бренда бубнит про несуществующие двери и садится на переднее сиденье. Гремит мотор, а из выхлопной трубы валит едкий дым. Но дышать почему-то легче.
Томас бьется затылком о железную стенку фургона и закрывает глаза, выдыхая. Немного кружится голова, но боль слишком неясна и незначительна, чтобы обращать на нее хоть какое-то внимание. Мысли стучат по сознанию бесконечной дробью, стирая кости в пыль и рассыпая ее по разуму, словно песок. Приходится зарываться пальцами в волосы, стягивая их, чтобы переключить внимание на легкую боль, и трясти головой, пытаясь избавиться от этого совершенно ненужного потока мыслей в голове. Но Томас всякий раз тонет в омуте причин и поступков, выискивая для себя хоть какую-то нить, чтобы зацепиться и не погрязнуть в этой пустыне с головой. Бесполезно.
Под колесами трещат стекла и гремит металл, заставляя вздрагивать каждый раз от малейшего звука. Вверх поднимается столб пыли, не позволяя разглядеть ничего позади, поэтому приходится лишь крепче стискивать в пальцах ружье и прислушиваться. Пока только глухие вопли где-то в городе, но не слишком близко, так, что можно пока не волноваться. Томас улыбается как-то ненормально и сплевывает на пол фургона песок. "Волнение" как описание сейчас подходит плохо.
Что-то щелкнуло в голове, когда Минхо сбавил скорость, приказывая всем молчать. Бренда окинула его недовольным взглядом, явно желая дать по газу, убираясь отсюда, но промолчала, с интересом смотря в окно. Томас знал, что побег ничего хорошего не принесет, и идея сбавить скорость и осмотреться, а не нестись куда-то сломя голову ему нравилась больше, поэтому он молча поддержал азиата, всматриваясь в густую стену песка и пыли, идущей за фургоном. В этом грязном тумане что-то промелькнуло и тут же исчезло. Дыхание начало сбиваться. Или просто воздух потяжелел.
— Четверо справа, — Бренда говорила тихо и уверенно, не отрывая взгляда от окна.
— И слева столько же, — Минхо снова убавил скорость, отчего пыль из-под колес стала оседать и столб дыма, идущий за фургоном, стал гораздо меньше.
— Семеро за нами, — еле слышно выдохнул Томас, будто сам до конца не верил в то, что сказал.
Минхо притянул к себе ружье, Бренда последовала его примеру, откинув волосы назад и поднимая полуразбитое стекло на окне. Внезапно пара теней мелькнула спереди, и смысл всего происходящего ударил в голову тысячью острых иголок, вонзаясь в сознание и разрывая его изнутри. Вирус мутировал, зараженные способны мыслить, жизнь зависла на одной точке, закинутой куда-то в угол страницы. Все даже проще чем дважды два или аш два ош.
— Они окружают нас, — и каждый понял это даже без слов.
Удар справа, и фургон наклоняется в сторону, скребя шинами по асфальту, следом толчок слева, не позволяющий транспорту слететь с пути и разбиться, но ощутимо замедляющий движение. Минхо дернул руль в сторону, сворачивая в один из многочисленных поворотов и чудом не врезаясь в высокую кирпичную стену. Зараженные кинулись следом, безумно вопя, словно пытаясь сказать что-то друг другу. Сзади послышались хлопки выстрелов: Томас прикрывал. Бренда отстреливалась справа. Окинув лабиринты дорог быстрым взглядом, Минхо ударил по газу, сворачивая с пути и скрываясь среди развалин города. Из темных зданий начали выползать шизы: калеки, дети, мутанты, больше смахивающие на собак, бегущие на четверых ногах и дико рычащие. Все как по сигналу ринулись за фургоном. Сзади раздался крик Томаса, у которого кончались патроны, и Минхо лишь сильнее вдавил педаль газа в пол, сжимая руль до побеления костяшек.
— Бензин, — резкий ветер оглушал, а бесконечные выстрелы и животные вопли зараженных сводили возможность услышать хоть что-то к нулю, но Минхо лишь набрал в легкие побольше воздуха и крикнул еще раз, — Томас, бензин!
— Бензин?
— Да, бери бутылки с бензином и открывай! Открывай бутылки с бензином!
Минхо почему-то был на сто процентов уверен, что Томас его услышал и понял. Он свернул еще пару раз в какие-то повороты, оказываясь на огромной парковке, усыпанной множеством побитых машин, местами просто сбитых в огромные кучи металла. Жмёт по тормозам, и все трое выскакивают из фургона. Отовсюду начинают выбегать шизы, быстро приближаясь, и Бренда принимается отстреливать особо быстрых, несущихся впереди. Томас выпрыгивает из фургона, понимая задумку товарища без лишних объяснений, и они с Минхо принимаются лить на кучу сбитых маших бензин, торопя самих себя тихой руганью. Бренда что-то кричит, когда несколько бутылок горючего оказываются на транспорте и асфальте, и Томас принимается искать в карманах коробок спичек, которые они научились изготавливать в Тихой Гавани самостоятельно. Руки тряслись, затупляя движение, и сердце со скоростью света таранило грудную клетку, заставляя задыхаться. Первая спичина сломалась, за ней вторая и третья. Минхо прыгнул за руль и завел мотор, Бренда сидела рядом, продолжая обстрел из окна. Несколько шизов запрыгнули на фургон, пытаясь руками и зубами разрушить его потолок, который и без того держался на одном честном слове. И Томас чуть не закричал от счастья, когда, наконец, смог поджечь спичину и кинуть ее на асфальт. Вдоль дороги сразу вспыхнула полоса пламени, переходя на машины и стремительно разрастаясь.
— Вперед!
Томас прыгнул в фургон почти на ходу, с потолка сразу полетела пара шизов, но несколько, видимо, все еще оставались на транспорте. Минхо разогнался до максимума почти моментально, и откуда-то сзади один за другим начали раздаваться громкие хлопки: машины взрывались. Можно было увидеть, как охватило пламенем огромную парковку, как бешено стремился вверх черный дым, скрывая все вокруг угольным туманом, как скручивались на асфальте горящие тела, превращаясь в кучи пепла. И Томас смотрел на все это месиво без грамма удовлетворения во взгляде: сплошная глухая боль. Несколько зараженных продолжали бежать за фургоном, но были убиты, а некоторые просто отстали. Большинство ринулось в пламя, может, у них сработали какие-то инстинкты или еще что, это сейчас совершенно не имело значения.
Они выехали из города до заката. И они живы.
По крайней мере, физически.
Еще несколько раз встречались зараженные, некоторые пытались говорить, но звериный рык в голосе перебивал любые звуки. Некоторые просто нападали, истекая слюной, но получали пули в голову и падали замертво на горячий песок, оставляя после себя лишь лужи крови и дикую вонь. Минхо остановился, когда вокруг стало темно настолько, что пространства по сторонам невозможно было разглядеть. Он с каким-то немым удовлетворением посмотрел на три бутылки бензина под ногами, крепче закрутил пробку на той, которая явно протекала, и выдохнул, закидывая голову на кресло. Бренда рядом закопошилась, а позже вышла попудрить носик, заставляя Томаса, сидящего в фургоне, ухмыльнуться, кидая, что "обычно для этого ружье не обязательно", но девушка в ответ лишь улыбнулась. Никто этого, конечно, не увидел, но каждый почувствовал.
Минхо натянул воротник повыше: ночами было холодно. Они возвращаются обратно с совершенно непонятными новостями, толстой леской опутавших их вдоль и поперек. Пять дней прошло, и теперь часы тикают назад, быстро перешагивая секунды. Снова по горячей пустыни, через тоннель и в город около побережья. Обратно в Тихую Гавань, в видимость безопасности и мира, в иллюзию жизни, чувствуя, как где-то совсем рядом трещит земля и тлеет воздух, убивая все вокруг соленым удушьем. Чувствуя полное опустошение.
Закрывает глаза на пару секунд и выкидывает все мысли из головы, кивая вернувшейся Бренде, которая, что-то быстро сказав, пошла к Томасу, как-то странно затихшему позади. Завязалась короткая беседа, состоящая по большей части из вопросов о самочувствии и легких слов о том, что "хуже уже некуда". Бренда еще долго что-то рассказывала, забравшись в фургон и почти удобно устроившись на твердом полу. Ближе к полуночи девушка уснула, подмяв под голову пустой рюкзак и прижав колени к груди.
Томас считал звезды, а Минхо оставшиеся патроны.
Между ними почти стена сплошного недопонимания.
***
Минхо трет глаза рукой, наблюдая, как откуда-то из-за горизонта быстро поднимается солнце, заставляя жмуриться от яркого света. Недовольное шипение Бренды и почти ласковое "доброе утро". И девушка практически выползает из фургона, разминая затекшую шею и тихо ругаясь. Томас не показывается, шуршит чем-то и затихает. Минхо заливает в бак бензин, бросая пустую бутылку на уже теплый песок и отстраненно думая о том, за сколько часов расплавится в этом пекле пластмасс. Бренда бьет по сигналке на руле, но аккумулятор давно севший, поэтому выходят лишь глухие удары по пластику, но этого достаточно, чтобы Минхо обернулся, отвлекаясь от раздумий, и быстро зашагал к транспорту, заводя машину.
Еще немного и над ними начнут кружить стервятники.
Все уходят в себя. Каждый погружается в лавину мыслей, глотая кусками фразы и цепляясь ледяными пальцами за колючие надежды, исцарапывая руки в кровь. Ладони до черных волдырей, глуша чувства и врубая на полную эмоции: ненужные и бесполезные. Бегут куда-то, спотыкаются, ломая кости и сдирая кожу в кровь, поднимаются и по новой. Глотая всю желчь и падая. У каждого свое огромное ничего и ничтожно мелкое что-то. И все ради этого чего-то задохнутся.
Минхо жмёт на тормоза, когда в паре десятков метров перед ними виднеется въезд и тоннель, из которого несколько дней назад они еле как выбрались живыми. Томас заглядывает в маленькое окно, разделяющее его с ребятами, и выдыхает немного рвано, сведя брови к переносице. Шансы малы настолько, что пора бы уже мазаться маслом и прыгать в темноту тоннеля, рекламируя свое вкуснейшее мясо. Но только не им. И Бренда кивает зачем-то, но каждый этот жест ловит и мысленно повторяет, потому что так, почему-то, спокойнее. Минхо хлопает девушку по плечу и почти улыбается, медленно отжимая газ и оглядываясь. Потому что слишком много криков из той туманной пустоты.
Едут медленно. Под колесами хрустит галька и песок. Со стен и потолка по-старому капает серая вода, с шумом разбиваясь о дорогу, оглушая тоннель коротким эхом. Никаких фар, фонариков, звуков, лишь хриплое дыхание и глухое сердцебиение. Минхо отчетливо слышит какие-то голоса, неровные и рычащие, но людские. Рядом нервно смотрит по сторонам Бренда: тоже слышит. Неясное бормотание, множество севших голосов колючим шепотом под одежду, царапая кожу. Просьбы, мольба. Короткие шаги где-то совсем рядом, шум воды, плач и вопли — все смешивается в кучу полнейшего безумия, вынуждающего шептать под нос какой-то бред в попытке не сойти с ума.
Минхо ругается сквозь зубы, когда через темноту впереди удается разглядеть движущиеся навстречу силуэты. Бесконечное бормотание со всех сторон становится практически невыносимым, и Бренда закрывает ладонями уши, стискивая до боли зубы и что-то шепча. Минхо едет дальше, не обращая внимания на толпы зараженных со всех сторон. Сбивает несколько, остальные начинают цепляться за фургон, стучать в наполовину разбитые стекла, пачкая их в крови.
Томас прекращает выжидать только сейчас, оглушая все вокруг быстрой очередью. И шизы с дикими криками бросаются в фургон, цепляясь зубами и руками за стены и пол, стирая в мясо ноги под колесами, крича бесконечные просьбы о спасении, въедаясь пальцами в тела друг друга, раздерая острыми когтями плоть и крича. Томас спихивает их ногами, отстреливает, Минхо ловирует из стороны в сторону, но зараженные продолжают атаковать транспорт, из-за чего шины заметно оседают и фургон качает в бок, словно он вот-вот свалится. Скорость снижается.
— Вон из машины! — у Минхо севший голос, но каждый слышит.
— Что ты собираешься делать? — Бренда продолжает стрелять, но фургон быстро тормозит, заставляя девушку пихнуть ногой дверь и выскочить наружу.
— Повторим трюк с парковкой.
Томас слышит все будто из-под воды, но мысль улавливает и соображает мгновенно, расплескивая по полу фургона одну из оставшихся бутылок с горючим и еще одну беря в руки. Минхо тянет его за ворот, вытаскивая наружу, и шизы спрыгивают с машины, начиная кричать громче, хотя куда, казалось, сильнее. Томас реагирует секундно, когда видит во всем этом черном месеве горящую спичину, и, хватая Бренду за руку, бежит куда-то вперед, почти падая на каждом шагу. И за спиной раздается взрыв, заставляя падать, но быстро подниматься, оглядываясь по сторонам и пытаться услышать хоть что-то кроме глухого звона в ушах. Очередной взрыв, и черный дым впивается в глотку, не позволяя дышать. Бренда что-то кричит и машет руками, но Томас не слышит. Он видит несколько горящих тел, ползущих по земле, и его выворачивает наизанку, пока кто-то с силой не пихает в какую-то машину, ударяя по лицу и тряся за плечи.
У него перед глазами только черный дым. И он в нем тонет.
— Идиот.
***
— Их привлекает огонь?
— Самоубийцы.
У Томаса на зубах хрустит песок и язык прожигает сухая пыль. Он несколько минут назад пришёл в себя после их спасения из тоннеля, и Бренда его сразу похвалила за быстрое прихождение в сознание, даже часу не прошло. Вроде. Она рассказала о том, что строение теперь завалено, так как вынести столько взрывов не смогло, еще о том, как она затащила полуживого Томаса в какую-то машину, одну из тех, что кучами роились в тоннеле, как вовремя подоспел Минхо, и как хорошо, что удалось сохранить хоть одну бутылку бензина, которого на долго не хватит, но до города, может, дотянет. Бренда говорит долго и громко, поэтому у парня кружится голова, но он ничего против не имеет и даже бросает короткие фразы в ответ изредка. Общение — видимость жизни. Поэтому Томас впитывает в себя каждое слово, и ему почти становится легче.
— Не думаю, что дело в этом, — Минхо не отрывает взгляд от дороги, но в разговоре вроде как участвует, хоть по большей части и пассивно.
— Думают, что где огонь, там и люди. Остаточные воспоминания или вроде того, — собственная реплика Томасу кажется непривычно большой, но остальные кивают в ответ утвердительно и затихают.
Кто-то стучит пальцами по стеклу на мотив какой-то старой песни. На зубах скрипит песок.
И каждый предпочитает верить только себе.
Потому что за спиной пусто.
