Долгой дорогой

Ягода с сомнением покосился на сигареты, но махнул рукой и как подкошенный рухнул на застеленную кровать. Московская презентация нового альбома прошла на ура, а это означало, что все участники группы сейчас были пусть в усталом, но возбужденном состоянии и просто так расходиться по своим номерам не намеревались: удачное выступление просто необходимо было отметить. Выпивка у них имелась, ну а собраться решили у звукорежиссера группы: его номер был центральным, между номерами Горшенева и Гусева, так что было меньше риска побеспокоить соседей. Обычно Леша был активным участников подобного рода посиделок, но сейчас ему почему-то не хотелось никуда идти. Стареет он, что ли? Вроде бы через год уже тридцатник стукнет, но ведь это не такой уж и серьезный возраст... Хотя, казалось бы, еще недавно восхищенными глазами смотрел на репетиции старшего брата с Балу и Поручиком, еще недавно думал, какой жизненный путь выбрать – а теперь не только который год на сцене с собственной группой, но и жениться успел, и сыну через месяц уже четыре года будет... И откуда что взялось? Алексей перекатился на спину и устало провел рукой по лицу: вот только мыслей о стремительном течении времени ему сейчас и не хватало для полного счастья. А может, вообще не вставать и притвориться спящим?.. Тем более, что он уже и переоделся, можно просто залезть под одеяло и... Но его коварному плану не суждено было осуществиться: в этот самый момент раздался стук в дверь и в номер ворвался ураган имени Николаева. Белобрысый ударник оценил обстановку и ухмыльнулся: – Лех, ты что, спать собрался? Подъем, все уже в сборе! – обычно спокойное лицо Ромы горело оживлением: видимо, уже успел выпить, прежде чем его послали на поиски блудного солиста. – Одного тебя не хватает, Вагон уже забеспокоился, куда ты пропал. – Да не пропал я никуда, – буркнул вышеозначенный солист, неохотно сползая с кровати и топая в направлении ванной комнаты. – Сейчас, умоюсь только и приду, так всем и передай. Барабанщик удовлетворился этим ответом и ускакал так же стремительно, как и появился, оставив Ягоду в одиночестве. Тот вздохнул и попытался пригладить растрепанные волосы: после душа они не только не просохли до конца, но еще и запутались. Да что это с ним сегодня? Эх, Аллу бы сюда, она бы живо справилась… Попытка расчесать длинные пряди успехом не увенчалась: на это требовалось время, а Леша понимал, что еще пять минут, и вся группа попросту переберется к нему в номер, устав ждать его появления. Пришлось махнуть рукой и идти так, наскоро забрав непокорную шевелюру в хвост. Появление Ягоды было встречено шумным одобрением со стороны уже подвыпивших Оганяна и Ромки, Дима Гусев отсалютовал стаканом пива, а звукач Стас промычал что-то невнятное и продолжил бессовестно дрыхнуть в выглядевшем не слишком-то удобным кресле. Леша от души позавидовал Майорову, хотя сам спать не особо хотел. Вот отдохнуть в тишине и спокойствии – да... Словно прочитав его мысли, Вагон врубил музыку. Леша мысленно застонал. Видимо, второй Дима был с ним одного мнения: – Ночь на дворе! – с этими словами гитарист вскочил, решительно прошествовал к розетке и выдернул из нее шнур приемника. – Ах ты!.. – подвыпивший Оганян взвился и с негодованием вперился взглядом в товарища. Тот и не подумал отвернуться, а наоборот, ответил таким же взглядом. Получилось некое подобие игры в гляделки, при этом один из "дуэлянтов" пытался выглядеть как можно более грозно, второй смотрел на него как-то даже иронически, Ромка старался не ржать, а Ягода... тоже не ржать. Последнее, правда, оказалось неосуществимой задачей: лица товарищей были настолько потешными, что в результате оба наблюдателя расхохотались в голос, а вскоре к ним присоединились и участники импровизированной дуэли, и комната потонула во взрывах смеха, по громкости явно превышавших давешнюю музыку. Впрочем, это уже никого не беспокоило – ребята просто развлекались от души, да и Леша к этому моменту не мог не оживиться. Все недооформленные мысли отошли на задний план – обо всем об этом можно подумать и завтра. Дружный смех ребят был настолько громок, что разбудил мирно дремавшего Стаса, и он буквально подлетел в воздух в своем неудобном кресле, ошалело хлопая глазами. Это зрелище, естественно, вызвало новый приступ хохота. Ягода пробрался к звукачу и взъерошил ему шевелюру, что придало парню сходство с нахохленным воробьем. Тот явно не понимал, что происходит, но все смеялись так заразительно, что вскоре и его захватило всеобщее настроение, особенно когда ему тоже вручили стакан, который Стас тут же ополовинил. Горшенев только сейчас заметил, что держит в руке так и не вскрытую банку пива, и поспешил это исправить. В конце концов, они тут концерт отмечают или да?! *** Посиделки затянулись глубоко за полночь, было уже часа четыре утра, когда участники группы наконец расползлись по своим номерам, при этом не вполне твердо держась на ногах. Леша был самым трезвым и, стало быть, самым везучим после Стаса: везение последнего заключалось в том, что ему никуда не надо было идти. На сей раз, добравшись до кровати, Ягода сообразил-таки откинуть покрывало и с облегчением повалился в постель. Спать хотелось адски; хорошо еще, что они уезжают вечером и не надо рано вставать... На перед тем, как окончательно отрубиться, он подумал о Вале. Интересно, как там она?.. Он знал, что все будет в порядке, – врач многократно заверила его в этом, – но не мог не беспокоиться. И (под воздействием алкоголя, не иначе) не мог отрицать тот интерес, который в нем будила эта девушка: вроде бы фанатка его группы, но не знает их в лицо, в отличие от многих других; еще и петербурженка, а это для Леши, как и для его старшего брата, говорило о многом; и та ситуация, в которой он ее встретил... Музыкант поморщился, отгоняя зашевелившуюся в душе ярость. Это сейчас бесполезно. Лучше завтра, пока остальные пойдут гулять по городу, поехать навестить Валю в больнице, узнать, что и как... Он и не подозревал, что через один номер от него, ворочаясь на жестком гостиничном матрасе, никак не может уснуть его гитарист, и что полночные размышления оного не слишком-то сильно отличаются от Лешиных. Несмотря на свою сценическую и не только суровость и мрачный взгляд из-под густой челки, Дмитрий Гусев был человеком мягким, и вечернее происшествие отнюдь не оставило его равнодушным, как могло бы показаться со стороны. Но, как это было ему свойственно, сообщать об этом он не собирался даже своим братьям – а именно так он воспринимал членов группы, в которой играл вот уже восьмой год. *** Утро началось до неприличия рано: в половине седьмого Валю и ее соседок по палате разбудила молоденькая медсестра, сообщив, что обход врача в десять, а через час привезут завтрак. Это поначалу озадачило девушку, пока она не вспомнила все, что случилось накануне, и не поняла, что находится в больнице, куда ее привезли вечером на скорой. Смутно вспомнился медосмотр, боль при промывании ран, визит пожилого невропатолога и радующий душу вердикт: сотрясения нет, отделалась легким испугом и страшненькими, но не особо опасными синяками. Кроме самой Вали, в шестиместной палате лежало еще четыре женщины средних лет; за завтраком выяснилось, что две из них поступили сюда с сотрясениями разной степени тяжести, одна с переломом руки, а последняя, улыбчивая бабушка, лежала с ногой на вытяжении. Из всех пяти женщин Валя выглядела наиболее пугающе, но при этом, как ей решительно заявил врач на обходе, отделалась намного легче остальных. После быстрого осмотра и перевязки он даже пообещал выписать ее в этот же день и выдал перечень мазей и таблеток, которые были призваны рассосать гематому на щеке и синяки на шее, заживить бровь и губу и помочь справиться с прочими неприятными последствиями избиения. *** Валя критически изучала себя в стареньком зеркале над больничным умывальником. Голова уже почти не кружилась и мир не расплывался перед глазами, что ее несказанно радовало, но вот в остальном... Разбитая левая бровь закрыта стерильной салфеткой; обошлось без швов, но врач сказал, заживать будет долго. Нижняя губа обработана чем-то дезинфицирующим и уже давно не кровит, но глубокая ранка ноет, а сама губа припухла и кажется непропорционально большой. Общая бледность кожи и белизна свежей повязки ничуть не помогают ослабить жутковатое впечатление, оставляемое здоровенным синяком на пол-лица: левый глаз почти заплыл, щека своим цветом напоминает спелую сливу, больно двигать челюстью... Валя попыталась улыбнуться; вышло кривовато и некомфортно, но в целом сносно и даже не слишком пугающе. Хорошо хоть зубы все на месте и нос не сломан – впрочем, иронически усмехнулась девушка, вряд ли бы это его испортило. Свой нос она никогда не любила, считая его слишком курносым и недостаточно изящным, но поделать с этим ничего не могла. Ну а теперь проблем с внешностью хватало и без ее личных заморочек. М-да, красота неописуемая... Это ж надо было так попасть!.. Валя разозлилась было, но передумала и пожала плечами: в конце концов, она ведь жива и даже относительно цела, что уже вполне можно засчитать за успех; ухитрилась не заработать себе нервный срыв, а ведь после таких-то приключений это было вполне возможно даже при ее крепкой психике; а еще ее спас не кто иной как солист ее любимой рок-группы! И сегодня она поедет домой в Питер не на поезде, который, кстати, уже ушел, а вместе с "Кукрыниксами"! Кому сказать – не поверят... Да что там, она и сама не до конца верила в такой поворот событий: наверняка забудут и уедут без нее. В конечном счете, кто она им? Да никто! Но ведь Леша же обещал... Тут Валя поспешно одернула себя: на "ты" они не переходили, какой еще Леша? Откуда только у нее в голове это взялось? Все, хватит! Девушка решительно оборвала размышления и попыталась причесаться. Но это оказалось непросто. Расчески у нее с собой не было – только резинка, которой она еще вчера перевязывала косу. С ее помощью Вале удалось сделать из своей вьющейся темной копны более-менее презентабельную прическу. Правда, опять заплести косу она не смогла, слишком уж сильно запутались волосы; а вот пучок вышел вполне неплохо, что было даже удивительно при ее-то длине волос и отсутствии нормальной заколки (в распущенном виде кудри доставали до бедер и жутко мешались, поэтому девушка большую часть времени заплетала их и закрепляла на затылке большим крабом. Срезать волосы она, однако, отказывалась наотрез, сколько бы ей ни предлагали). Когда Валя вернулась в палату, там было тихо. Одна из соседок спала, а та, что с переломом, отсутствовала. Две оставшиеся женщины вполголоса сообщили, что ее забрали на рентген, и продолжили тихонько беседовать, стараясь не разбудить третью; из-за неплотно прикрытой двери долетали приглушенные голоса врачей и больных, шарканье, лязг колес и прочие звуки, характерные для любой районной больницы. Валя прилегла на свою койку и попыталась сообразить, что ей делать. Выпишут ее, сказали, часа в два. Она покосилась на циферблат: десять. Отлично. Чувствует она себя вполне неплохо, голова в норме, остальное до свадьбы заживет; можно считать, все в порядке. Так, один вариант: ее выписывают, она сидит в больнице до вечера, за ней заезжают Кукрыниксы... как звучит-то абсурдно, а... и увозят в Питер. Хорошо, а если нет? Если они не знают, куда ехать, или просто решат, что оно того не стоит? Но ведь обещали, так что должны же они слово сдержать. Алексей вчера вмешался, спас ее от того пьяницы, – а если бы не он, кто знает, валяться бы ей сейчас в какой-нибудь подворотне бесчувственным трупиком, – такой человек не должен бросать слова на ветер. Валя отлично понимала, что знает о нем крайне мало, – да что уж там, она его даже в лицо не знала до вчерашнего вечера, хотя группу слушает не первый год. Она вообще никогда не была ничьей безумной фанаткой, – если не считать нежно любимого ею Толкина, – но песни Горшенева-младшего в сочетании с музыкой и голосом задевали в ней что-то такое, о существовании чего она раньше и не знала даже; и, вслушиваясь в его тексты, Валя ловила себя на мысли, что соглашается с ним. Видит мир похожим образом. Однако она никогда не испытывала потребности выяснить о нем больше того, что ей было известно изначально, то есть имени и фамилии. Конечно, она знала его старшего брата: кто ж не знает Горшка, лицо и голос "Короля и Шута"? Их песни ей тоже нравились, но гораздо меньше, чем творчество "Кукрыниксов"; тем забавнее, что информации о КиШе у нее было больше, чем об ее любимой группе. Впрочем, выбора особого не было: приходилось положиться на честность музыканта. И почему-то сомневаться в нем не хотелось. Было в Алексее что-то такое, что располагало к себе, и так хотелось просто довериться этому человеку с необычной внешностью, открытой улыбкой и легким заиканием... Вспомнив эту его черту, Валя не сдержала легкого смешка: все-таки это было очень мило, особенно в сочетании с довольно-таки брутальным сценическим образом. А поет так, что и представить сложно, чтобы он вообще мог заикаться... Девушка так глубоко задумалась, что не сразу услышала легкий стук в дверь. А вот ее соседки моментально встрепенулись и пригласили стучавшего войти: когда лежишь в больнице, тебе приятно любое разнообразие, а если еще и пришли кого-то навестить – тем более. Голоса женщин привлекли Валино внимание, и она приподнялась, чтобы посмотреть на входящего. На пороге стоял Алексей.