Увядшие маргаритки

Рита до последнего надеялась, что всё это дурной сон, и сейчас она проснется в своей кровати. Но судьба — вещь совершенно немилосердная и неблагодарная. И если тебе не повезло оказаться в прошлом, то жаловаться и стенать на несправедливость — последнее дело. Слезами делу не поможешь. Хотя ревели в гареме первый день почти все. Зарывались лицом в подушку, тихо всхлипывая и моля богов на всех языках, бедные девушки пытались воззвать к судьбе о спасении, но увы… Были и те, кто не ревел и не хныкал, а просто сидел с бледным, безжизненным лицом и пустыми глазами, словно призраки, и смотрели в одну точку. Пожалуй, такие пугали больше всего. Их бесчувственные тела выглядели так, словно вся жизнь из них уже давно ушла, оставив только пустую оболочку. А были и те, кто не желал мириться со своим положением. К примеру, Рита. После её фееричного побега на неё косо не посмотрела разве что собака. Даже Ольга спросила о том, не лихорадка ли у неё, раз она вытворяет такое. Бирюзовый халат и служанки в треугольных шапках чуть ли не силой втолкнули её в стройный ряд женщин-рабынь, которых уже построили для досмотра. Рита, грязная и оборванная, стояла в самом конце линии и постоянно чувствовала на себе раздраженные взгляды остальных девушек. Некоторые даже смеялись, а кто-то испуганно открыл рот, услышав о её приключениях. Рите хотелось завыть от всего этого. Она всегда ненавидела лишнее внимание. Потом в помещение вошла старушка в чёрных одеждах и небольшой тростью. Она окинула девушек оценивающим взглядом, а после лично подошла к каждой из них и спросила о чём-то. Кто знал турецкий — отвечал ей, кто нет — бессмысленно пялился в пол, как Рита. И всё было бы хорошо, если бы назойливые девчонки в шапках не рассказали старушке что-то, что её смертельно разозлило. Морщинистое лицо покрылось снежной бледностью, словно её кинули лицом в муку, а потом покраснело, и она чуть не ударила Риту палкой. А потом начала орать. И честно, это очень смешное чувство, когда тебя называют дурой на другом языке, в котором ты дуб дубом. Рита стояла перед ней и не знала, что делать: то ли рассеяно заозираться по сторонам, то ли истерично захохотать, то ли разреветься. Учитывая последние события, зареветь хотелось очень сильно. Но Рита не сделала ничего из перечисленного: она просто стояла перед старушкой и молчала. Ей всегда было тяжело переносить перепалки. Когда на неё в детстве кричали родители, она обычно молчала и ждала, когда же уже это закончится. Старушка замолчала довольно быстро. Видимо поняла, что дикарка ничего не понимает. Она махнула рукой служанке, что-то серьёзно и грозно сказала ей и удалилась прочь из зала. Металлический наконечник посоха опасно постукивал о мраморный пол. Рита облегчённо выдохнула. От этого цирка у неё начала кружиться голова. Ну не могла она попасть хотя бы в XIX век? Тут же можно сойти с ума. Дальше их поспешно повели на осмотр к врачу. До ужаса унизительная процедура. Ладно бы просто проверить её здоровье, не ранена ли она, но эти сразу же полезли ей под юбку. И тут-то Рита вспомнила, что гарем — это сборище девиц, которые спят с султаном. И девушка начала орать на треугольную шапку. Но её «не трогайте меня» никого не проняли. И униженная девушка под руку с служанкой, шептавшей ей что-то злобное, прошла процедуру и отправилась мыться. Пожалуй, это единственное, что понравилось Рите в этом аду. За целый день на грязных улицах она чувствовала, что каждый участок её тела покрыт золотистой пылью, травой и грязью. Хотя общественные бани это тоже не кайф. Потом им выдали одежду (странный бело-красный халат-платье из льна) и отправили на поздний ужин. За что Рита жаловалась на восток: есть приходилось на полу за маленьким столиком. Согласитесь, человеку из двадцать первого века это не особо привычно. Но еда тут оказалась очень вкусной. Хорошо сваренный рис, тушёные с овощами, в ароматной подливке большие куски жареного мяса на ребрышках. В стаканах плескался сладкий шербет — по-настоящему райский напиток после городского пекла. Им даже выделили немного сладкого. Ореховая пахлава липла к зубам и оставляла послевкусие, растекаясь по языку. Рита ела непривычную пищу и блаженно улыбалась. Она и не знала, насколько сильно истощение, полученное за день. — У других еда лучше, — сказала ей рядом сидящая Ольга, просматривая на нарядных, напудренных девиц на другой стороне зала. — Это потому что они тут давно. А еще любимицы султана. В голосе Ольги сквозила неприязнь. Рита понимающе улыбнулась. — Им дарят украшения и хорошо кормят, и они согласны на всё. Султан хорошо устроился, — высказалась Рита, доедая последний кусочек сладкого. Ольга фыркнула. — И никто не думает о родной земле. Со временем это забывается? — От такой жизни точно. Через полчаса и ещё одну лекцию от служанки они легли спать. Рита первый раз спала на полу, да еще и с таким количеством женщин под боком. Желание расплакаться росло в геометрической прогрессии. Но как плакать, когда вокруг так много чужих взглядов? — Рита? — шепнула ей в полутьме Ольга. — А тебя завтра ждёт наказание. Так сказала та женщина. Рита замерла и зажмурилась. Вместо страха в душе почему-то не было ничего, кроме бесконечной пустоты. Опустошенности. Даже мысли о смерти тревожили не так сильно, как раньше. — Мне всё равно, Ольга. Если это не казнь, то переживу. Правда была в том, что ей не всё равно. Но сейчас ей хотелось только заснуть и никогда не просыпаться в этом аду. Ольга долго молчала, а потом заговорила ровным усталым голосом. — Ты странная, Маргарита. Не с Руси ты, слишком другая. Ты даже говоришь по-другому. Рита закусила губу, чтобы не рассказать ей правду. Ей так хотелось с кем-то поговорить, обсудить её странную ситуацию, но она понимала, что Ольга ей не поверит. Поэтому Рита Державина повернулась на другой бок и притворилась, что засыпает. Горячие слезы потекли по лицу. Ольга права. Она не из старой, крепостной, царской России. Она чужестранка, девочка из иного мира, до которого жить еще шесть веков. Уже засыпая, Рита поняла, что забыла спросить у Ольги, кто же такой «шехзаде».

***

Рита проснулась на следующее утро усталой и разбитой. Ее растолкала Ольга, такая же усталая и упавшая духом, со спутанными светлыми волосами и синевой под глазами. Рядом копошились другие проснувшиеся девочки с испуганными глазами и бледными, как снег, лицами. Через проход в зал было видно, что еще только начинало светать; солнечные лучи жидким золотом скользили по мрамору, разделяя день и ночную тьму. Рита зевнула и приподнялась. Спать хотелось жутко, вчерашние приключения дали о себе знать болью во всем теле. Рита прикоснулась к лицу и почувствовала, как опухла нежная кожа, потрескались сухие губы, а волосы на голове спутались в гнездо, и только чёрная челка падала на глаза, мешая обзору. Девушка устало убрала прядки и поднялась на ноги. Ей казалось, что выглядела она сейчас даже хуже Ольги. Служанки в странных шапках послали несколько девушек за завтраком, пока остальные пошли на утренние процедуры. — Ольга, а как их зовут? Женщин в треугольных шапках? — спросила зевающая Рита, тщетно стараясь поправить длинный подол платья. Ольга хихикнула. — Только ты так их не называй, накажут ещё… Рита фыркнула. — Так уже наказали. Ольга пожала плечами. — Калфы. Их зовут «калфами». Они следят за порядком в гареме. Я поняла так, но может моё знание турецкого не настолько хорошее. Рита снова фыркнула. Она вообще ноль в турецком, что уж говорить. — А откуда ты знаешь их язык? — спросила Рита. — Отец был купцом. Часто ходил в море и позволял мне учиться вместе с братом. Владимир был наследником отца. Вот и выучилась… Ольга тяжело вздохнула, словно из неё выбили весь воздух, и Рита с удивлением заметила жемчужные следы на светлых ресницах Ольги. Не одной Рите было тяжело. Ольга тоже оказалась далеко от дома. Рите внезапно стало стыдно за своё поведение. — Прости, — шепнула ей Рита. Ольга бросила на неё удивленный взгляд. — За что? — Да так. Просто прости. После завтрака и утреннего душа треугольные шапки заставили идти на «уроки», и Боже мой, какой же это ужас, когда ты не понимаешь и слова на чужом языке, а тебе упрямо пихают арфу под нос и заставляют играть. Дома Рита училась на переводчика итальянского, и честно говоря, не особо и любила свою профессию, но уйти на предпоследнем курсе института уже не могла. Рита была по физмату, ей всегда нравилась робототехника и физика, путешествия и новые сериалы по Netflix, а не работать с людьми где-нибудь в турконторе, но всё же судьба занесла её в иняз, а теперь вообще в шестнадцатый век. А итальянский и турецкий совсем не похожи. — Aptal işte bu kız, bu kolay. O kadar inatçı öğrencim hiç yoktu, — что-то упрямо трещал ей учитель в странной одежде (хотя сама она была одета не лучше, а без косметики так вообще крокодил крокодилом). Рита упрямо качала головой, потому что ничего не понимала, и отказывалась брать в руки арфу. Всё равно у неё нет слуха да и голоса тоже. Не умеет она петь. Кому вообще это нужно? Но ведь она попала, чёрт возьми, в средневековье, где такое слово, как «равноправие» и «права женщин» вообще не существовало. Рита от многочасовых наставлений и игре на арфе более покладистых соседок возвела глаза к небу и тяжело вздохнула. Ну за что? Когда вообще это закончится? Следующим был турецкий, и Рите стало чуть полегче. Ситуация с языком была безвыходная, поэтому деваться некуда — пришлось начинать учить. Поначалу было непривычно, но в нём была та же южная гармония и теплота, что и в итальянском, так что Рита быстро привыкла. А с поддержкой и помощью Ольги стало еще легче. К обеду Рита уже выучила счёт и могла сказать несколько односложных фраз со страшным акцентом. Учитель по турецкому хвалил её, как рассказала Ольга, когда они сидели на мягких подушках и поедали рис с кусочками баранины, а учитель музыки ругал последними словами. Рита не знала, что такое kaba и küstah, но была уверена, что что-то пренеприятное. Но в голове девушки особой тревоги по этому поводу не было. В конце концов, она попала из двадцать первого века — века научного прогресса — сюда. В Османскую империю средневековья, где всё еще властвовала чума, разбой и султаны. Риту пробирала нервная дрожь, словно бы её кололи несколько ледяных иголочек, когда она представляла, какой ужас мог твориться на улицах. А антисанитария… В гареме это еще не так сильно чувствовалась, но за короткую прогулку в городе вчера она поняла, что дела плохи. Из-за этого ей каждый час хотелось искупаться. Но, если признаться честно, Рите было любопытно в гареме. Она мало знала историю Турции и порядки, которые тут царят, а все её знания основываются на сериале, который она как-то смотрела с мамой. Великолепный век, и как-то так. Окружающий её мир на самом деле был интересным. Красивый ослепительный дворец Топкапы, просто произведение искусства, мраморные полы, шелковые занавески, драгоценности, сверкающие на солнце рубинами и изумрудами, вечно спешащие куда-то слуги. Всё это так привлекало и завлекало, что Рите очень хотелось выйти дальше комнаты девушек и пройтись по дворцу, узнать, каково же там всё. Может, даже увидеть султана. За весь день она никого из монаршей четы не видела, а спрашивать об этом не полагалось, иначе калфы отправят убираться в банях. Рита как раз доедала свой обед, как заметила, что две разряженные в изысканные платья девицы на «элитной» стороне комнаты ругались и спорили о чем-то. — Ольга, о чем они говорят? — спросила она блондинку. Та посмотрела на девушек, внимательно вслушиваясь в их речь, а потом ответила, сморщив от отвращения нос. — Спорят о шехзаде. Одна из них, вон та светленькая, в гареме султана и очень хочет к шехзаде, но черненькая — рабыня его гарема, и смеётся над блондинкой. Мол, не попадешь ты к нему и продолжишь увядать тут. — Увядать? А почему? Разве султан с ними не… — как бы грамотно для них объяснить это в шестнадцатом-то веке. Ольга пожала плечами и еще сильней скорчила лицо. Видно было, что в гареме ей очень тяжело. — О нет, — вмешалась тут другая рабыня с сильным восточным выговором, — султан на них даже и не смотрит. Хюррем султан, мать его детей, околдовала его много лет назад и прочно держит его в своих сетях. Говорят, не появилась еще такая женщина, которая сможет её победить. По загорелому лицу незнакомки разлилось спокойное благоговение, а Рита фыркнула. Как странно. Либо этот султан совсем старый, либо моногамия на самом деле существует. — А мы из какого гарема? — вдруг спросила Рита. — Султана, конечно, — ответила Ольга. — Мы же в Стамбуле, а тут гарем только султана. Это просто фаворитки одного из его сыновей. Рита внимательно слушала девушек. Картинка происходящего уже складывалась у неё в голове. Глубокий чёрный океан огня мелькнул у неё в мыслях, и Рита тут же вспомнила печальную улыбку вчерашнего шехзаде, его нежные прикосновения и холод с удивлением в тёмных глазах, когда она ударила его. Щёки залил багровый румянец. О боже, неужели она подняла руку на… — Шехзаде — это сыновья султана? Скажите, что нет. Рита внутренне молилась, чтобы они отрицательно качнули головой и назвали Риту дурой, потому что в обратном случае почему её всё ещё не казнили? — Да, — ответила черноволосая незнакомка в фиолетовых шелках, попивая шербет из серебряного кувшина. — У него их пять. Один от Махидевран султан, остальные от Хюррем султан. Самый старший — шехзаде Мустафа. Он сын первой жены Махидевран. Чёрт возьми. Рита похолодела. Значит ли это, если кто-то узнает о том, что она поставила синяк сыну султана, её немедленно отправят на казнь? Рита нервно заломила пальцы. — А девочки есть? — к которым тут относятся, как к хламу, завалявшемуся на чердаке без права голоса. Интересно, а тем, кто отказывает в близости султану, отрубают голову? Потому что уж лучше она умрёт от того, что кому-то врезала, а не от того, что не согласилась. Боже, какой позор. — Одна-единственная и прекрасная Михримах Султан. Красивей Луны и ярче Солнца. Рита кивнула. Ничего себе. Должно быть, она тут первая красавица. — А шехзаде…? — снова спросила она, но её заглушил громкий крик. В зал ворвалась самая главная калфа и урезонила спорящих девчонок. Те сжали зубы, замолчали, но продолжали сверлить друг друга злыми взглядами. Рита аж испугалась: взгляд брюнетки был, словно у гиены, злой и опасный. Калфа повернулась, окинула их всех недовольных взглядом, а потом встретилась глазами с Ритой. Лицо её избороздила гримаса гнева и она ткнула в неё пальцем и что-то сказала служанкам. У Риты пересохло во рту. Что происходит? Другие девушки кидали на неё сочувственные и насмешливые взгляды, а «элитная» часть гарема посмеялась над словами главной калфы. Боже, да что такое? — У тебя наказание. Помнишь? — тихо шепнула Ольга, склоняя голову. — Да, — так же тихо шепнула Рита. Служанки поспешили к ней и подняли на ноги, что-то приговаривая сердитым голосом. В их речи проскользнуло «шехзаде» и девушка нахмурилась. Её, что, позвал шехзаде? Лично убить что ли? Рита испугалась и начала упираться. Главная калфа этого уже не вытерпела и подскочила к ней с удивительной для её древнего тела скоростью, схватила за руку и потащила в сторону. Рита зло кричала на неё и просила отпустить, но та стояла на своём. Ольга грустно хмурила брови ей вслед, а Рита дико расширила глаза. Её вывели в сад. О нет, она не хотела умирать. Не сейчас! Рита попыталась выбраться из хватки женщины, но запуталась в полах платья и упала на гравий. Камни больно впились в кожу, и Рита поморщилась. Её прошлые раны еще не зажили. — Что вы хотите со мной сделать? — агрессивно спросила она калфу. Та кинула в неё сердитый и уничтожительный взгляд, словно на букашку, и указала на ровные дорожки клумб с фиалками и розами. — Клумба. Вы хотите меня в клумбе закопать? — Помолчи! — прикрикнула на неё калфа. На русском. Рита от удивление открыла рот. То есть всё это время она её понимала. Лицо запылало от осознания того, сколько раз она обзывала, ругалась и жаловалась на это место, наивно думая, что её не понимают. — Как ты, несносная девчонка, посмела прикоснуться к шехзаде! — зашипела калфа, стальными пальцами поднимая её на ноги. Рита поморщилась. На бледной коже от такой хватки скоро поступят синяки. — Тебя бы выпороть и казнить нужно! — Я не знала, что он сын султана, — попыталась защититься Рита, но женщина сильно встряхнула её за руку. Ладно хоть не ударила. — Ты девушка, тебе и в глаза мужчинам смотреть нельзя, а ты и прикасаешься еще к ним! — снова начала жаловаться калфа. Кожа её при том посерела, как мышиная шкурка или папье-маше, а глаза сузились. О да, конечно, средневековые нравы. Ну конечно. Патриархат. Рита закатила глаза, что не осталось незамеченным калфой. — Тебе повезло, что шехзаде Мустафа помиловал тебя, благослови его Аллах, иначе не сносить тебе головы! — еще раз прикрикнула женщина, после чего повела молчавшую Риту в сторону клумб с нежно-розовыми, пыльными, как румяна, лепестками роз, шипастыми стеблями и опавшими листьями. Калфа указала ей на клумбы и осыпавшиеся листья, потом поставила к ней какую-то служанку рангом ниже присматривать за ней и толкнула на колени. Камни обожгли кожу колен, но Рита стоически молчала, лишь прикусив с досады язык. Мало ли, а то еще наказание получит. В голове возникла мысль о том, а почему же собственно тот черноглазый шехзаде её пощадил? Она его хорошенько ударила, «замарала» его царственную особу, а он просто оставил её в живых? Не к добру все это… Хотя нет, она же получила наказание. Теперь придётся корячиться в тяжелом платье на жаре. Калфа ушла, а молчаливая служанка осталась стоять за спиной девушки, тихо наблюдая за её действиями. Рита, закатав рукава платья и ещё раз прокляв дурацкую ткань, начала собирать опавшие листья и специальным ножиком подравнивать кусты. Солнце нещадно палило. Спина девушки взмокла и платье прилипало к телу, очень хотелось пить и есть, а еще отдохнуть. Спина резко заболела от неудобного положения, как и ноги, ползать по клумбам — малоприятное занятие. Рите не было так тяжело с трудовых будней на родительском участке. А противные розы еще и колючие… Рита в очередной раз уколола палец и злобно зашипела. Боже, как же её бесит это место! Нужно было сбежать вчера ещё в городе, а не валяться в обмороке жалея себя. Теперь придётся торчать тут фиг знает сколько. Казалось, прошло несколько часов. Рита устала от невыносимой жары, работы, этого проклятого дворца, времени и порядков. Чёрные пряди чёлки липли к лицу, и Рите постоянно приходилось их убирать. Кожа, бледная и тонкая, была вся изранена. От всего этого хотелось разреветься. Рита уже почувствовала, что первая капля слез упала на землю, как рядом раздался детский невинный голосок. — Почему ты плачешь? Тебя кто-то обидел? Рита резко повернула голову. Рядом с ней, держась за руку со служанкой, стоял невысокий, сгорбившийся мальчик с прекрасными кудрями цвета дуба и милыми ямочками на щеках. Он хмурился и серьёзным взглядом осматривал её. Рита улыбнулась сквозь слезы. Наверное, это один из детей наложниц султана. — Всё в порядке. Я просто устала, — на выдохе ответила она, распрямляя спину. — Тебя точно никто не обижал? — снова спросил мальчик. — Я могу позвать братьев, они тебя защитят. Рита снова улыбнулась. Мальчик со своей трогательной заботой напомнил ей её младшую сестру Машу. Сердце при воспоминании о её щербатой улыбке и невинных глазах защемило. Ей так хотелось домой к своей семье. — Нет, малыш, не надо. Мне кажется, не защитят, — тихо шепнула она, по щекам полились новые слезы. — Мои братья сильные. Они мне всегда помогают, — с гордостью сказал мальчик. — Они и тебе помогут. — А почему ты так хорошо говоришь на моём языке? — вдруг опомнилась девушка, решив сменить тему. — Меня мама научила. Она тоже русская. Рита фыркнула. Вот как. В этот самый момент доселе молчавшая служанка посмотрела на Риту испуганным взглядом и потащила мальчика дальше по тропинке, что-то выговаривая ему строгим, но мягким турецким голосом. Мальчик канючился и упирался. Рите даже стало жалко ребёнка. — Эсма… — Джахангир! Где ты, мой милый? — разнесся по саду красивый женский голос, а вместе с ним в саду появилась и его обладательница. Рита с любопытством следила за рыжеволосой голубоглазой женщиной в дорогом красном платье и тюлевой шали с позолоченными нитками. Её шею обвивало ожерелье из рубинов, в волосах была золотистая диадема, а на пальце сверкало кольцо с изумрудами. Боже мой, настоящая королева. Не жена ли султана это? Хюррем и Махидевран, так, кажется, их звали? Мальчик с радостными криками побежал к матери, обнимая её и путаясь в юбках платья. Рита с улыбкой наблюдала всё это. Ну хоть кто-то тут счастливый. Мальчик что-то щебетал матери, а потом неожиданно показал в сторону Риты. Девушка пробледнела и с трудом поборола желание спрятаться за куст. На гнущихся ногах она поднялась с земли и присела в уважительном поклоне, как их и учили. Если это королева, или как их тут зовут, то за неуважение Риту точно казнят. Женщина несколько мгновений смотрела на неё улыбчивым взглядом, а потом отвернулась к своему ребёнку и поспешила дальше гулять по саду. Рита облегчённо выдохнула и снова опустилась на колени работать. Как сминались жухлые листья, так и Рита старалась изгнать плохие мысли из головы, но они против воли всё равно пускали корни неуверенности в Рите. Получается, что если это жена султана, а мальчишка её сын, то Рита разговаривала с маленьким шехзаде? А его братья — это тоже шехзаде. А значит и тот черноглазый мужчина с красивой улыбкой тоже его брат. Человек, который не дал ей сбежать, вытерпел её удар и спас её. Рита вздохнула и посмотрела на бутоны роз. Как же хорошо, что он не позвал своих братьев.