Увядшие маргаритки

Хюррем султан была крайне недовольна, когда узнала о Фирузе и её связи с повелителем. До того самого дня Рита считала её почти адекватной женщиной — доброй, но иногда чересчур параноидальной, и твердой, но искренне любящей и сопереживающей матерью для Джихангира (да, она часто забывала про своих старших детей, особенно про Селима и Баязида). Но когда по воле злодейки-судьбы Рита стала вестницей дурных новостей, Хюррем султан превратилась в яростную фурию под стать своим ослепительно-рыжим волосам, гордо выпяченному очертанию подбородка и вспыхивающему, словно пожар, характеру.  — Кто это? — возбуждённым голосом задала вопрос Хюррем султан, от интереса приподнимаясь на диване; серебряная расческа выпала из её пальцев. Взгляд у неё был такой нетерпеливый, что Рите показалось, что Хюррем самолично раскроит ей череп, если девушка не ответит. — Фирузе-хатун, — тихо ответила Рита, сглотнув. Её не прельщала роль крысы, которая сдаёт своих коллег и копается в грязном белье султанских отношений. Это всё было так омерзительно и интимно, что Рите хотелось стереть себе память, чтобы не вспоминать Фирузе в красивом шёлковом платье и слуг, которые оплели её тайнами, как пауки. Да еще Гюльшах с её приказами. Последние пять минут Рита как только её не прокляла. Все они тут ненормальные. Хюррем султан долгое время молчала. Её лицо побелело, сравнялось с цветом лица покойника, глаза потухли и смотрели в никуда, даже волосы потеряли свой природный блеск. Может, это была игра света, но султанша в этот момент показалась ей убитой горем женщиной. Новость о сопернице, в которую влюбился султан и которая долгое время служила у неё под боком, настолько поразила и опустошила всегда бойкую и огненную Хюррем. Рите было очень жаль женщину, которая очень сильно любила султана и была вынуждена делить с другой женщиной. Наверняка, каждой за всю историю этой страны было так тяжело. Махидевран султан, мать Мустафы, тоже особо счастливо не выглядела, и говорили, что много лет назад она была единственной фавориткой султана, но с приходом Хюррем растеряла всю султанскую любовь. Насколько же слабой и недолговечной она была? — Фирузе… эта предательница… как она посмела? — вдруг громко зашипела Хюррем султан и её прежде ровная кремовая кожа побагровела. Она мигом подскочила на ноги и хаотично заходила по комнате. Рите показалось, что на неё полыхнуло жаром, как от костра, настолько сильно разгорелся пожар злобы внутри женщины. Её рыжие волосы заблестели живым пламенем, а золотая заколка разгорелась в лучах факелов, ночное платье колыхнулось вслед нервным шагам хозяйки. Рита мельком заметила взгляд её голубых глаз и чуть не споткнулась от безумия бессильной злобы. Рита впервые испугалась до этого относительно доброй и умной женщины. Насколько сильно её подкосила эта новость? — Предательница, дрянь! Это всё они! Они решили уничтожить меня! Её прежде красивые глаза налились такой злобой и яростью, что она молниеносным движением смахнула шкатулку с прикроватного столика, и драгоценные бусины, берилловые и опаловые броши, жемчужные серьги, колье из рубинов и изумрудов раскрутились по полу, словно капли цветной краски на холсте художника. Рита испуганно вскрикнула, когда несколько голубых каменьев полетели в её сторону и чуть не задели руку. Да что с ней такое? Как она может себя так вести? Рите очень хотелось крикнуть Хюррем, что она бешеная стерва, которая не умеет держать свои эмоции под контролем. Конечно, новость об измене может сокрушить каждого, но кидаться вещами в слуг… что за вседозволенность? В конце концов, чему она удивляется? Логично же, что у султана много жён и с одной жить он не будет. Хюррем не в том времени, чтобы жаловаться на несправедливость жизни. — Госпожа, прошу, успокойтесь. Вы должны быть разумней, — попыталась успокоить разгневанную женщину Рита, но, видимо, та приняла это за оскорбление. Она мгновенно развернулась к ней и, словно оборотень из «Волчонка», подскочила к ней и схватила за горло. Рита захрипела от недостатка воздуха, на глазах выступили слёзы. Рита дернулась, схватилась пальцами за Хюррем, чтобы отодрать её от себя; султанша расширила гневные глаза, крылья носа затрепетали, на её губах зазмеилась улыбка. — Да кто ты такая, чтобы так со мной разговаривать? Я Хасеки Хюррем султан, а ты просто служанка, никчёмная рабыня, которая всю жизнь проведёт в стенах этого дворца, намывая полы и ползая в ногах господ! — Но ведь и вы когда-то были рабыней, госпожа, — захрипела синюшная Рита. Хюррем султан хмыкнула, а потом отпустила её. Почувствовав, что хватка на шее исчезла, Рита облегченно хватала ртом воздух, чувствуя жжение в горле. А потом её щёку обожгла пощёчина. Державина схватилась за лицо и подняла взгляд на Хюррем. Удивительно, но никакой злобы в её глазах не было, только невысказанная боль и отчаяние. Даже самые великие императрицы могут стать сломанными куклами. Рита утёрла рукавом платья кровь от разбитой губы. — Вон, — приказала ей Хюррем султан, отворачиваясь. И Рита безропотно повиновалась.

***

Известия о смерти Гюльшах настигли её рано утром: Эсма, миловидная служанка Баязида и Селима, ворвалась к ней в закуток, пока Рита досматривала очередной беспокойный сон о родном доме и родителях. Державина, с мокрыми щеками и гулко бьющимся сердцем, вынырнула из жестоких лап сна и закричала. Паника, въевшаяся, как ржавчина, дала о себе знать. Красивое, короткое лицо Эсмы ото сна показалось ей бледным и озлобленным, пухлые губы превратились в тонко сжатые, добрые глаза в разгневанные, а каштановые волосы запылали адским, алым пламенем. Словно наяву, Хюррем султан склонилась пред ней, и лицо у неё было такое же, как в тот раз, когда раскрылась правда о Фирузе. Ещё секунда, и лицо Риты снова обожжёт гулкая пощечина. В последнее время видения о Хюррем стали посещать её всё чаще. — Маргарита, — затрясла её Эсма, и девушка вынырнула из своих бредовых фантазий, рассеяно хлопая глазами. Сквозь маленькое резное окошко с решёткой утреннее солнце только начинало освещать красивые берега столицы. — Просыпайся! Что случилось? Почему она её так рано разбудила? — Что-то с детьми? — выдохнула Рита, приподнимаясь и откидывая одеяло. На ней была старомодная ночнушка того времени, которую Рита изрядно урезала столовым ножом. Её «сокамерницы» этого не поняли и то и дело называли Риту безумной и безрассудной девчонкой. Не то чтобы Риту интересовало их мнение: она не собиралась спать в жару в этой парандже. — С Джихангиром? На лице Эсмы проступило секундное замешательство, говорившее о том, что с детьми всё в порядке. Рита чуточку расслабилась. Что тогда? Неужели… кто-то опять умер? — Нет-нет, с детьми всё в порядке, иншалла, несчастье произошло, Маргарита, Гюльшах убили, — глаза Эсмы наполнились слезами, она присела на кровать и вцепилась ей в плечи. Рите хотелось сказать ей, что она врёт. Гюльшах не могла умереть. Эта женщина самая хитрая и изворотливая, каких Рита только знала в этом времени. Её ум, пронзительный взгляд и безрассудная жестокость делали Гюльшах охотницей, а не жертвой. Её просто не могли убить. Она ведь сама недавно чуть не убила служанку Хатидже султан… Внезапная догадка вспыхнула пожаром в голове Риты. Гюльшах хотела отомстить за госпожу, хотела выслужиться перед ней, а Хюррем султан с пустотой в груди вместо сердца после предательства вполне могла приказать убить Хатидже. Ведь это сестра султана подослала Фирузе к повелителю. И Гюльшах проникла в покои Хатидже, но что было дальше? У неё ничего не получилось и её убили стражи? — Кто убил? — потребовала у Эсмы Рита. Служанка замерла, зажмурилась, словно не хотела отвечать, а потом вскинула горящий взор на Риту. Голос её снизился до дрожащего шёпота. — Хатидже султан приказала не разглашать это. Никто не должен знать, что Гюльшах убита, особенно в гареме. Ещё один беспорядок нам не нужен. Даже Хюррем султан и шехзаде Мустафе еще не доложили… Я услышала это от Ахмат-аги и пришла рассказать тебе, ведь… — … Служанки видят больше, чем могут сказать, — утешающе улыбнулась ей Рита. Удивительно, как одна работа хранить грязные тайны может сплотить людей. — Я ценю твою храбрость, Эсма, но кто убил Гюльшах? Эсма сморгнула слёзы с ресниц. — Нигяр-хатун. Рита не сразу поняла, кто это, а потом образ бледной и печальной женщины возник у неё в голове. Та, на которую смотрели с презрением и плевали ей под ноги, потому что она увела мужа у сестры султана. Непозволительный поступок в эти времена. Немногословная Нигяр, которую использовала Хюррем и стремились уничтожить Хатидже и Махидевран. Зачем ей было убивать Гюльшах? — Ты знаешь, как? Что там произошло? — Гюльшах проникла в покои Хатидже султан и хотела убить её, но Нигяр-хатун… я не знаю, откуда она там оказалась, но она убила её, Маргарита. Перерезала Гюльшах горло, — Эсма зарыдала. Рите тоже хотелось оплакать Гюльшах, но все слёзы уже высохли. Она больше не могла реветь в этом замке, чувства покрылись тонкой коркой льда — достаточно, чтобы сочувствовать, но недостаточно, чтобы скорбеть. Рита боялась этих перемен себе, страшась превратиться в Хюррем султан. Поэтому никогда не сдерживала ярость и злость. Хитроумная интрига, которая чувствовалась в действиях Нигяр, никак не хотела расплетаться. Если бы Гюльшах убила Хатидже, то все проблемы Нигяр разрешились бы сами собой: получила бы Пашу, а издевательства закончились. Так почему же она вмешалась? Что сподвигло её на это? Сочувствие? Жалость? Или хитрость, чтобы Хатидже чуть ослабила своё давление и ненависть? Вопросы были трудными и нерешаемыми, и Рита больше не могла копаться в этом болоте с тайными заговорами. Ей хватало взбесившейся Хюррем султан и тщеславной Фатьмы, которой всё-таки удалось побывать в покоях принца-задницы. Рита распрощалась с Эсмой (обе дали обещание молчать о сегодняшнем разговоре). Джихангир, будучи ребенком, вставал поздно, чуть ли не в полдень, поэтому утром у Риты было много свободного времени. Не сумев отбросить мучащие её подозрения, она задумчиво сходила в хамам, где умылась и наслушалась очередных сплетней о шехзаде Мустафе и Мехмеде, султане и почти окончившемся походе. Потом вернулась в комнату, надела лёгкое серое платье, которое хорошо подходило к её глазам и мелированным волосам. И занялась уборкой комнаты. Такая рутина продолжалась изо дня в день, Рита автоматически переставляла кувшины и вазы, протирала столики и скоблила пол. Приборка ей никогда не нравилась, но больше тут заняться нечем. Не телевизор же самой изобретать. А идти на урок пения себе дороже — там Фатьма и назойливый учитель, который чуть в гроб её не вогнал в первый раз. О Гюльшах ничего не было слышно. Рита с опаской прислушивалась к топоту ног за дверью, ожидая, что Гюльшах зайдет в покои, но она так и не пришла. Хюррем султан приказывала ей проверять Джихангира каждый день, и Гюльшах всегда появлялась, но сегодня её не было, и значит слова Эсмы были правдой. В гареме не слышалось переполоха, поэтому о смерти Гюльшах никто никогда и не узнает. Разве это правильно? Разве нормально скрывать убийство девушки и позволять убийце разгуливать на свободе? Рита всегда считала, что любая человеческая жизнь чего-то стоит, и не султанской сестре решать её исход. Рита ведь даже никогда не сможет с ней попрощаться, и могилы у неё, скорей всего, не будет. Первые солёные капли упали на персидский ковёр, и в это время проснулся Джихангир. Рита, спасённая от истерики восьмилетним мальчишкой, быстро попросила стражей у двери принести завтрак. И занялась каждодневным ритуалом: одела и умыла Джихангира, поспрашивала о его здоровье, проверила спину, наложила охлаждающие компрессы. Джихангир улыбался и совсем не жаловался на больную спину, отчего Рита безмерно им гордилась. Когда принесли завтрак — рис с овощами и сдобными лепешками — Рита начала рассказывать ему истории, как делала каждое утро. Она рассказывала ему о современности и не боялась нарушить этим ход времени. Во-первых, он ребёнок и вскоре всё забудет, во-вторых, он просто может посчитать, что его нянька дурная сбрендившая фантазёрка. — … мальчику как раз исполнилось одиннадцать лет, как входная дверь задрожала, его родственники и брат-свинья подскочили с кровати, дверь распахнулась. На пороге стоял великан. Гарри любопытно наблюдал… Рита не успела закончить предложение, как по иронии судьбы, дверь отворилась, и в сопровождении двух служанок вошла единственная дочь Хюррем султан. Джихангир радостно завопил, а Рита поднялась с колен и склонила голову в едва уловимом поклоне. Михримах была красавицей по меркам этого времени, все считали её чуть ли не Венерой Милосской, обряженной в жемчуга, но путешественница во времени знала, что Михримах никогда не сравнится с той же Анджелиной Джоли или Кэндис Свейнпол. И характер у этой красавицы был до ужаса высокомерный. Сколь Рита не встречала Михримах, та постоянно капризничала и едва замечала её, Риту. А если и замечала, то поверхностно, как всех слуг. — Госпожа, — равнодушно отозвалась Рита. — Михримах, — Джихангир радостно дёрнул тринадцатилетнюю сестру за платье, она ему улыбнулась. Джихангира любили все. — Хочешь прогуляться, братик? Сегодня такая хорошая погода. Осенью редко бывает такой цветущий сад. Расцвели поздние алые розы. — Хочу-хочу, — засмеялся Джихангир и заковылял на своих маленьких ножках к Рите. — Пойдёшь с нами, Рита? Я хочу с тобой погулять. Рите хотелось ляпнуть, что гулять в день убийства и наслаждаться садом она не хочет, а Джихангира никуда без слуг не отпустят даже с сестрой, но Рита просто кивнула и отправилась искать костюм Джихангира для прогулок. Михримах только сейчас сподобилась заметить её, она быстро прошлась глазами по её внешности, чуть дольше зацепляясь взглядом на её цветных волосах, и дёрнула уголком губ. — Твоя служанка, милый, может остаться и тут, Жене и Гюльфем присмотрят за тобой, — Рите хотелось оскалиться на неё. Вот ведь мерзкая стерва! Слава богу, Джихангир любит её компанию и без неё отказывается куда-либо идти. Рита победно улыбнулась Михримах в лицо. Так-то, малявка. Один-ноль в её пользу. В саду на самом деле было красиво. Прелый запах осени сладостью летал по саду, будоража сознание. Цветы пестрели тёмно-алыми и жёлтыми красками, словно маленькие рубины и хризолиты, от земли поднимался запах опавших листьев и мокрой пыли, желтела апельсиновыми цветами листва, отбрасывали перламутровые блики фонтаны и маленькие прудики. А осеннее солнце — холодное и тусклое — наполняло мир едва различимой теплотой. Рита любила гулять по саду: Топкапы душил в безжалостных объятьях, а на природе было свежо и дышалось чуточку легче. Дворцовый парк был большой, и при желании тут можно спрятаться, как она сделала при побеге. Правда её тогда поймали… Рита вспомнила, как её пытался поймать помощник Мустафы, которого она незадачливо ударила, и рассмеялась. Того парнишку она не видела уже месяц, впрочем как и принца. Мужчинам было запрещено входить в гарем, а рабыням общаться с представителями мужского пола. Старые порядки, гендерное неравенство… Рита ненавидела всё это и всей душой мечтала о свободе. Которую она в этом дворце, конечно же, не получит. — А папа скоро вернётся? — вопрошал Джихангир, невинно расширяя свои детские глазки. На фоне прохладной погоды и увядающей растительности его больное состояние подчёркивалось ещё сильнее. — Скоро, Джихангир, матушка сказала, что поход близится к концу. Наш отважный отец победил неверных и захватил их земли! Мехмед и Селим тоже участвовали, но сомневаюсь, что от Селима там было много проку, — ответила ему Михримах султан. Рита шла от них на небольшом отдалении и подумывала о том, что быть ребёнком султана ещё тяжелее, чем обычного крестьянина. Да, они нежились в шелках, хорошо питались и не знали бед, но это была золотая клетка, из которой их не выпускали. Никто из них ни разу не ощущал свободы, когда просто гуляешь по городу или лугу, влюбляешься и дружишь с кем хочешь. Никто из них не знал, как выжить, если в одно мгновение их вышвырнут из дворца на улицу. Из комфортного родного дома в недружественную родную землю… Смогли ли бы они выжить? А получается ли выживать у Риты? Она знала не всех детей Хюррем султан. Во дворце жил Джихангир, милый бесхитростный ребёнок, за которым она присматривала, Михримах — радость и счастье дворца, единственная принцесса с тяжёлым, материнским характером, Баязид — то ли третий, то ли четвёртый ребёнок, которого она видела редко и не могла сложить о нём мнение, и два других сына — самый старший Мехмет и младший Селим — были в походе с отцом. Насколько Рита знала, Селим не старше Баязида, и его уже отправили на войну. Чудо, если он там не умрёт. Пусть султана тут и не было, но Рита уже сложила о нём далеко не положительное мнение. А от мысли, что Рита вообще-то числится в его гареме, она старалась не думать. — Госпожа Михримах, — по дорожке к ним заспешили два стражника и Афифе-хатун. Вид у главной в гареме был нахмуренный, и Рита молилась, чтобы она пришла не по её душу. Или не по поводу Гюльшах. — Что-то случилось, Афифе? — благосклонно улыбнулась Михримах. У неё был поразительный талант очаровывать людей своей улыбкой. — Госпожа, мы не хотели бы вас прерывать, но ваш брат, шехзаде Мустафа, приказал привести к нему служанку Хюррем султан, Маргариту, к себе, — Афифе осторожно посмотрела на Риту. У той пересохло во рту. Что этому наглому принцу понадобилось от неё? Михримах заинтересовано окинула её взглядом. — Ты что-то натворила, девочка? Девочка? Она себя-то в зеркало видела, пигалица малолетняя? — Нет, госпожа, — неуверенно ответила Рита, потому что не вписывалась в гарем настолько, что даже её укороченная ночнушка могла считаться преступлением. Но ведь Мустафе наплевать на её ночнушку, а значит он хочет услышать от неё что-то о Гюльшах. Причина в этом, ведь она была служанкой Хюррем, как и Рита. Не в постель же он её зовет, честное слово, правила запрещают ему засматриваться на девушек из гарема его отца. С дрожью в теле Рита распрощалась с Джихангиром и пошла со стражей. Спина взмокла от напряжения, а губа саднила от того, как сильно Рита её прикусила. Хоть бы снова не в тюрьму. Она вроде никого не пыталась убить, чтобы её снова отправили к крысам. Афифе и стражники подозрительно молчали, и Рита даже не могла к ним повернуться, чтобы увидеть выражение их лиц. На лестницах, по которым её вели, было предательски много народу. Девчонки, которые принадлежали стае Фатьмы, скалились и злобно хихикали, остальные провожали её жалостливыми взглядами. Кажется, она видела в толпе пышные волосы Ольги, но присмотреться не смогла. Афифе легонько ткнула её меж лопаток, молчаливо приказывая идти быстрее. Рите не нравились эти приказы, не нравились смешки девушек, не нравилась ситуация, в которую она попала. Гюльшах убили. Они должны наказать убийцу и похоронить её, а не таскаться с Ритой. Зачем она шехзаде, который управлял целой страной? Ведь все знали, что той ночью Рита спала в покоях, охраняя Джихангира. Самые страшные картины возможного будущего роились у неё в голове и жалили хуже ос. И даже Хюррем султан теперь не спасет её. Афифе привела её в незнакомый, освещённый ярким светом коридор, в котором она никогда не была. Видимо, это была султанская половина дворца, где жил падишах, его сыновья и советники, и куда простых смертных не пускали. Афифе повернула её к себе и строгим голосом произнесла: — Веди себя, как подобает служанке. Не смотри ему в глаза и отвечай только когда спросят. И придержи свой острый язык, Маргарита, шехзаде не тот, с кем ты можешь дерзить. Веди себя прилично, — и затолкнула её в открытые двери султанских покоев. Рита хотела возмутиться или хотя бы спросить, зачем её сюда привели, но захлопнувшаяся дверь заставила её прикусить язык. Риту неимоверно сильно затрясло от страха и горького любопытства. Покои султана, на время отсутствия которого занимал шехзаде, были огромными, гораздо больше, чем комнаты его сыновей или Хюррем султан. Выдержанные в спокойных тёплых тонах, они несколько затемняли комнату, но дорогие ковры, доспехи и столы из красного дерева делали комнату очень богатой и достойной султана. Рита нашла взглядом принца и запоздало поздоровалась в свойственной ей манере. — Мой принц, — шехзаде Мустафа, моложавый, но несколько усталый и бледный, окинул её оценивающим взглядом и чуть дёрнул уголком губ, словно всё в облике Риты казалось ему до нелепости смехотворным. — Присаживайся, Маргарита, — он кивнул на небольшую подушку у рабочего стола. В отдалении, чтобы она не смогла вскочить и убить его, но так, чтобы он взирал на неё сверху вниз, а Рита стояла на коленях в позе рабыни. Эффектная задумка. Как раз в стиле настоящего властного политика. С скрипом Рита присела на подушку и поправила серебристую ткань платья. Ладони от напряжения то и дело сжимались и разжимались. Рита наплевала на советы Афифе и всё же посмотрела ему в глаза. Они у него были слишком красивые для такого наглого мужчины — чёрные, хитрые, дьявольские, как у чёрта. Один взгляд прилипал к её коже и въедался, оставляя следы. — Вы звали меня, Ваше Высочество? — первой подала голос она. Слишком грубо. Принцу это не понравится. Но шехзаде было всё равно на её своеволие. Он долго осматривал её напряжённым взглядом, и когда Рите стало неуютно, спросил: — Ты хорошо общалась с Гюльшах-хатун? Рите хотелось рассмеяться. О да, как она и предполагала. — Она была служанкой госпожи, такой же, как я. Разговаривала, когда нужно было. В основном по поводу Джихангира, — лучший способ соврать — сказать полуправду. Они на самом деле общались и тайны у них были, но Рита не собиралась их раскрывать. Мустафа внимательно её выслушал, тяжело потирая виски. Известия о убийстве Гюльшах дались ему нелегко. Он знал её? — Ты разговаривала с ней вчера? — Да, днём она заходила в зал пообедать. — О чём вы говорили? — Это допрос? — Рита зло приподняла тёмные брови. Мустафа удивлённо посмотрел на неё, словно не ожидал такого выпада, а потом усмехнулся и откинулся на спинку кресла. Его пронзительный, пожирающий горячий взгляд выводил её из себя, но Рита старалась быть храброй и не отпускать глаза, хотя чувствовала, как предательски заалели щёки и кончики ушей. — Тебе что-то не нравится, рабыня? — низким голосом спросил он, поддразнивая. Рита раздражённо сощурилась. Ох, так он решил поиграть в титулы. Ну хорошо. — Мне многое не нравится, сын султана. И этот допрос в том числе, — упрямо заявила она. Мысль, что она переходит все границы, лёгким флёром пролетела у неё в голове, но она отмела её под властью злости. Если этот наглец хочет поиграть, то пожалуйста. Если бы он хотел её остановить, то уже сделал бы это. — И что же тебе не нравится? Мрамор дворца? Шелка твоих одежд? А может, кормят тебя плохо? — иронично прищёлкнул он языком, насмехаясь над ней. Чёрные глаза неотрывно следили за каждым мельчайшим её действием. Рите очень хотелось показать ему средний палец, но она сомневалась, что он поймёт значение этого жеста. И он что, обвиняет её в том, что она слишком высокомерна? Капризна? — Мне не нравится это место, ваше высочество, не нравится чужой язык и чужие правила. Клетка, в которую меня заперли. Люди в этом дворце. Мустафу её речь не удивила. Он только мимолётно закатил глаза. — Раньше ты была выше по сословию? — Что? — Раньше ты была принцессой или дочерью купца? Поэтому тебе так не нравится роль служанки? Рита побледнела. В той, прошлой жизни (будущей) она точно не была принцессой или дочкой олигарха — она самая обычная девчонка. — Нет, не была, — скупо кинула она ему, надеясь передать всю степень презрения каждой буквой. — Не была, — спокойно кивнул Мустафа, — так что же тебе не нравится? Люди на улицах умирают от болезней и голода. Они страдают, а ты живёшь в тепле. У тебя есть кровать, еда и одежда. Тебя защищают, но ты всё равно недовольна. Чужой язык? Ты к нему привыкнешь, в твоих целях выучить его, чтобы понимать нас. Он спокойно смотрел на неё, словно старался втолковать элементарные вещи, и честное слово, Рита видела рациональное зерно в его словах, но отказывалась считать его белым и пушистым. — Вы отбираете у девушек свободу! — Но они живы, а могли быть в могиле. Это милосердие. — Это жестокость. Вы заставляете их стать наложницами. Думаете, они любят вас за это? — воскликнула Рита и заметила, что ладонь у шехзаде нервно дёрнулась, словно эти слова больно ударили по нему. Он попытался натянуто улыбнуться. — Найди мне хоть одну девушку, которой это не нравится. За исключением тебя. Он дразнил её, провоцировал, заставлял отказаться от своих убеждений. Рита тяжело дышала и понимала, что ничьё имя назвать не сможет. Все девушки были счастливы здесь, а кто нет, не признался бы в этом даже перед гильотиной. Шехзаде принял её молчание за победу и довольно улыбнулся. Впервые он выглядел таким счастливым. — Кто тебе здесь не нравится? Тебя обижают? — участливо перевёл тему он. — Вы мне не нравитесь, — почти не размыкая губ произнесла Рита. Злость, как океанский отлив, медленно покидала её тело, оставляя только усталость. — Я? — развеселился шехзаде. А потом нежно схватил её за запястье. Риту обожгло от его прикосновения и легкого поглаживания, но она не была кисейной барышней, чтобы тут же растаять от его обаятельной улыбки и горячей кожи. — Вы, — упрямо ответила она, сверкая глазами. На минуту между ними повисла напряжённая тишина; он всё ещё держал её за руку и улыбался, а она упорно отказывалась отводить взгляд и терпела странную боль в запястье, там, где была её цветочная татуировка — странная насмешка от Валиде. Шехзаде хмыкнул и убрал руку. Рита попыталась не выдать свое разочарование от потери его тёплой кожи. — За дерзость я вполне могу отправить тебя в казематы, — задумчиво пробормотал он. — Можете, но ведь я уже была там, — Рита пожала плечами, — по вашему приказу между прочим. Этот придурок забыл, что самолично отправил её в камеру. — И это не помогло исправить твой вздорный характер. Интересно. Рита предпочла промолчать. — Можешь идти — голос шехзаде вырвал её из невесёлых раздумий. Он снова вернулся к бумагам на своём столе и, кажется, потерял к Рите интерес. Рита мысленно удивилась такому его поведению. Может, все принцы такие? Особенно которые старше её лет на пять. Рита молча поднялась с подушек и спиной, как её учили, двинулась к двери. Перо шехзаде громко скрипело по пергаменту, а потом неожиданно замерло. — Постой, Маргарита. Девушка остановилась. И что ему ещё взбрело в голову? — Да, шехзаде? — Ты не хочешь спросить, зачем я вызвал тебя к себе и расспрашивал о Гюльшах? — его до этого тёплый голос приобрёл холодные нотки. Он подозревал её в убийстве Гюльшах. И догадывался, что она знает куда больше, чем показывает. Рита запаниковала. Она не могла рассказать ему о разговоре с Эсмой. — Её не было сегодня утром. Я предположила, что Гюльшах-хатун заболела, — максимально ровным тоном ответила девушка, хотя внутри дрожал каждый нерв. — Предположила? — надавил он. — Да. С ней что-то случилось? — как бы невзначай спросила Рита. Шехзаде тяжело заглянул ей в глаза, словно жалел, что она задала такой вопрос. Дура, — шептали тёмные глаза, — не задавай вопросы, за которые можешь пострадать.  — Она больше не будет здесь служить, — сухо ответил он. Рита чуть не расхохоталась. Это они каждой так говорят? Любой девушке, которая пришла узнать о внезапном исчезновении подруги? О, «она больше не будет здесь работать» приравнивается к «она мертва». — Гюльшах-хатун заболела? — Она умерла, — ответил ей шехзаде, а потом едва заметно вздохнул, — и если не хочешь последовать её примеру, веди себя скромно и делай вид, что дворца лучше Топкапы на свете нет. Он мазнул по ней жалостливым взглядом, и у Риты дрогнуло сердце. Она взглянула на запястье, и прежде блёклая татуировка изменилась. Маргаритка, до этого чахлая и больная, тихонько распустила свои крохотные листья, точно тянулась к свету, а стебелёк окреп. Рита последний раз взглянула на застывшую от необъяснимого горя фигуру Мустафы и ушла. Ему было жалко её, незадачливую путешественницу во времени, а ей до боли было жалко его — шехзаде, на плечах которого была ответственность за всю страну.