Две звезды

Кондиционеры пашут в полную силу. На нем рубашка с галстуком и строгий костюм, в который затянут, как рука — в перчатку. Ему, наверное, все же прохладно, но больше скорей наплевать. Ему, блять, посрать на все эти слухи и полоумную бабу, которая снова решила, наверное, срубить с него побольше бабла. Ему. Все. Равно. Адвокаты явятся в любую минуту, и тихий дом на несколько часов превратится в дурдом. Они будут орать и топать ногами, они потребуют дать ей несчастные двести штук. Они непременно вспомнят про падение акций "Ювентус", про то, что в национальной сборной он — впервые за все эти годы — не может играть. Ему. Все. Равно. Телефон оживает в руках, высвечивая стертый из памяти номер. Тот самый, что удалил еще тогда, в плавящейся зноем Москве. Когда Лион растворился в толпе, а его окружили болельщики, что одновременно галдели каждый на своем языке, а он не мог ни улыбаться им, ни даже о чем-нибудь думать. Бездумно ставил подписи, на автомате благодарил за комплименты и признания в любви. Все, как всегда, и все охрененно иначе. Потому что Лео ушел, потому что Лео ему не позволил. Лео решил разорвать... а кто бы не стал после той дурной перепалки в такси, когда в груди раздирало от тоски и от боли, и хотелось сделать больно ему. Так эгоистично, нечестно хотелось. Наверное, получилось. И следом — почти три месяца тишины. Гулкой и вязкой, пульсирующей ослепляющим светом. И вот теперь... наверное, Месси просто открыл интернет и увидел... Можно просто сбросить звонок, но... — Чем обязан? — вместо "здравствуй" или "привет, я скучал". Вместо банальных "как дела" или "как поживаешь, дружище?". Они не-друзья. Никогда не были и вообще не пытались. Они — как столкновение галактик, смертельно опасны для всего хорошего и живого. Их ненормальная связь — это яд. Их ненормальная связь уже в прошлом. Лион молчит долгих восемь секунд. А Криш опускает ресницы и просто слушает, как тот дышит. На другом конце континента. Наверное, в Барселоне. Почти... каких-то девятьсот километров. Какая-то глупость: в России его не остановили две тысячи... Впрочем, в России, наверное, какой-то особенный воздух. Флюиды безумия или что они там распыляют? "Какого черта ты здесь, если у тебя через два дня в Сочи плей-офф?", — сбиваясь, шептал Лион ему в губы, а он отвечал, что без него, как лунатик. Он столько всего говорил, а руки жили собственной жизнью. Сжимали, скользили, отказывались хоть на мгновение разжаться, отпустить от себя. Кажется, в том темном парке в Казани был дуб и, может быть, леший или русалка в тонущей в вязком сумраке кроне... Кажется, он спину тогда ободрал о кору и нацеплял в волосы каких-то листьев и веток. Он брал его, как безумный, и отдавался, как будто конец мира грядет. Только так и было с Лионом. До последнего выдоха, до прокушенных губ и сбитых локтей и коленей, до саднящего зада и звенящих яиц. Это было... это все у них б ы л о . — Ты позвонил помолчать? — ловит смешинку на выдохе, кусая себя за язык, не дает ей рвануться наружу и разрушить ледяное спокойствие последних часов истеричным, ничем не сдерживаемым смехом, что уже клокочет в груди, бурлит, как вулкан, что взорвется вот-вот и зальет половину мира лавой, пеплом засыплет. — Криш, я... Здравствуй, Роналду, — у Лео как-то странно голос дрожит, и говорит он вообще через силу. Если б Криштиану был кем-то другим, то списал бы все на волнение. Вот только... почти три месяца, Лео. И в "Домодедово": "Роналду, не надо, решили же все". Решили. Разбежались. И точка. Да, впрочем... разбежались — это бывает ведь только у пары. — Если ты звонишь меня пожалеть, то не стоит, — резко и, наверное, злобно, едва не рыча. Уж кто-кто, но ты, Лион... Пауза. И как душем ледяным обдает, потому что знает, сейчас в трубке раздадутся гудки, и он снова останется один на один с этим бредом. Среди шакалов, которым до него, по сути и дела-то нет никакого... — Я — последний человек, кто тебя станет жалеть. Криш, я знаю, что ты ни хера не агнец божий, не ангел. Ты избалованный и эгоистичный засранец. Но я знаю тебя. Я. Тебя. Знаю. Просто надеюсь, это дерьмо разрешится, как можно скорей. К концу звенящий тирады голос падает буквально до шепота. Так, что в ухо вжимает динамик, чтобы расслышать, понять, не пропустить даже звука. — Спасибо, — и это не то, что он хотел бы сказать ему прямо сейчас. А ведь столько всего накопилось. Лука Модрич, который подвинул в этом году с пьедестала обоих. "Золотой мяч", который, кажется, тоже от них уплывет. И если делить его с Месси было даже привычным, теперь же... Простое "спасибо" и больше ни слова. Не от того, что сказать нечего, а потому что тем слишком много. Потому что он так без него тосковал, что все эти дни запрещал себе думать, потому что Лион сказал: это точка. Потому что правда пора. Потому что мне, сука, так тебя не хватает. Только тебя, Лионель. Пауза тянется, как последние секунды матча перед свистком, когда твоя команда ведет, и так хочется вырвать победу. Пауза длится, но ни один не вешает трубку, как будто оба страшатся оборвать эту нить, что вновь натянулась меж ними через полконтинента, и любое неловкое слово или движение позволит ей лопнуть. — Я должен был позвонить тебе раньше, — Месси, наконец, отмирает. И отчего-то сразу понятно, что он сейчас не про сборную, дело и иск. Всего лишь о том, от чего решил отказаться в России. Решил и позволил. Или позволили оба. Господи, такие дебилы. — Ты решил, Лионель. И я правда тебя понимаю. У меня характер — не сахар, и я вел себя, как козел. "Я эгоист и ублюдок, но мне так тебя не хватает. Вернись. Лео. Просто вернись..." Пауза. Выдох. Кажется, где-то там в Барселоне Лионель шумно глотает. И отвечает совсем не о том. — Это правда... про сборную? Я слышал, что Сантуш принял это решение под давлением Жилберту Мадаила? Они поступили с тобой, как уроды... Он опять возвращается к этой теме, от которой просто тошнит. Он всячески избегает разговоров "о них"... Это, наверное, что-то да значит? Позвонил поддержать, но вот все остальное... не больше. — Они в своем праве, расслабься. Это было бы пятном на команде. Обвинения снимут, и все будет нормально, — откинется на спинку дивана, устало прикрывая ладонью глаза, защищая от бьющего ядовитого света. — Конечно, я знаю, — как эхо, как будто думает совсем о другом. Обвинения снимут... Почему-то верится в это с еще большей натяжкой, чем в то, что Месси может вернуться. Опять упасть в их безумный роман. Роман? Доигрался. Приплыли. "Я без тебя не выплыву, Лион" Только вот... он не скажет. Не сможет. Не смеет втянуть... того, кому этого, кажется, даже не надо. Для кого этот звонок — всего лишь проявление болезненной честности что ли. Просто чтобы потом ночами совесть не грызла. Трель дверного звонка переливами. Ударит по нервам. — Я должен идти. Кажется, пришли адвокаты. — Все образуется, слышишь, Ронни? Я верю тебе. Не верю даже. Я знаю. Горло, как ошейником передавит. От "знаю и верю", от "Ронни", от нежности, которой вдруг прямо сейчас захлестнуло. От того, что на какой-то микроскопический миг он снова позволил себе, как подросток, поверить... Но нет. — С-спасибо, что позвонил. — Криш, я... — Я должен идти. Отключаюсь. Сползти прямо на пол, пихая в рот кулак, чтобы не заорать на весь дом, чтобы не выть от ломающей ребра боли, чтоб не скулить побитой собакой и не царапать грудь, пытаясь хоть раз нормально вдохнуть. "Я все еще... я все еще "да" тебя, Лео..." В дверь звонят все настойчивей, уже не убирая палец от кнопки. Сейчас. Просто дайте минуту, и я вам открою.