«Обскур» или все ли мужчины лгут?

В дверь громко и сильно стучали небольшие кулачки. Как только ту открыли, Куинни, сделала шаг вперед и крепко обняла человека напротив себя.  — Тинни! Он мне изменяет! Я чувствую это, — говорила девушка, сильнее прижимаясь к телу рядом. — У него командировка во Флориду и я просто чую, что там он будет не один, понимаешь? Интуиция кричит мне об этом, и я не знаю что делать. Может, поехать на день позже и сделать ему сюрприз? Купить красивое черное белье и потом устроить перед ним показ. Что думаешь? — Это к тебе, — послышался сверху приятный мужской голос, и младшая Голдштейн подняла голову, встречаясь с хитрым прищуром темно-карих глаз. — И я обожаю черное белье. — Куинни, что случилось? — обеспокоенно спросила ее сестра, подходя к ним. — Мне кажется, что Генри изменяет мне, — ответила она, едва сдерживая слезы. — Он отправился в командировку, во Флориду и я бы с радостью составила ему компанию, но он сказал, что там будет скучно и он будет чертовски занят. У него кто-то там есть! Я это чувствую! Как при приближении грозы у меня начинается чесаться левое ухо, так и тут: моя правая пятка болит так, словно я ее натерла, но я не могла ее натереть, потому, что не носила новую обувь недавно. А это значит только одно — Генри мне изменит с кем-то во Флориде. — Хорошо, — сказала Тина, кивая и обдумывая все ее слова. — Давай мы выпьем кофе и поговорим, ладно? Но перед этим ты должна перестать обнимать Грейвса. Гостья снова взглянула на мужчину и очаровательно улыбнулась. — Но он такой теплый и от него так вкусно пахнет. — Куинни, — чуть ли не приказным тоном произнесла ее сестра. — Какая ты вредная, — заныла девушка, освобождая Персиваля и получая в ответ игривое подмигивание. Однако стоило ему повернуться и увидеть старшую Голдштейн, его лицо сразу стало серьезным и каким-то недовольным, и это подметила Куинни. Переведя взгляд на сестру, она наблюдала, как та лишь скрестила руки на груди и вообще не обращала внимания на соседа. — Что случилось? — сразу спросила девушка, словно забыв о своих проблемах и идя за Грейвсом. — Ты о чем? — удивленно поинтересовалась старшая Голдштейн, прикрывая дверь и возвращаясь к обеденному столу, где все так же лежали записи, книги и тому подобное. — Между вами что-то случилось? Неужели не поделили последний кусок пиццы? — усмехнулась Куинни, но, не увидев, ни одной ответной улыбки, нахмурилась. — Вы поругались? — Просто кто-то не хочет признавать, что у него проблемы, — сказала Тина, закрывая очередной увесистый томик. — Да, с головой, — произнес Грейвс, доставая молоко для хлопьев в тарелке. — Заметь, не я это сказала. — Я-то замечаю, в отличие от тебя. Девушки вопросительно посмотрели на него. — Тебе разбили сердце. Я понимаю. Тебе больно. Это тоже понятно, но в этом не виноваты все мужчина мира, как ты считаешь. В это виновата только ты. Ты сама пошла на эту авантюру, не думаю, что будет. А теперь, получив то, что и так было понятно всем, кроме тебя, ты обвиняешь в этом не себя или Скамандера, а всех остальных. Хотя, по сути, только ты виновата в сложившейся ситуации. Ты неправильно выбираешь себе мужчин, а не кто-либо другой, — ответил Персиваль, открывая пакет молока и выливая его на хлопья. — Точно! — проговорила его соседка, громко кинув книгу на стол. — Ведь надо выбирать таких, как Персиваль Грейвс, который проведет с тобой ночь, а на следующее утро не вспомнят твое имя. — С такой философией жизни, Тина, скоро никто не захочет провести с тобой ночь. Даже я. — Ха! Приму это за комплимент! — Делай, что хочешь, только потом не вини никого, что ты осталась одна и никому не нужная, — произнес Грейвс, беря в руки тарелку и направляясь в свою комнату, когда резко остановился. — И да, Куинни, если твой Генри так говорит, то у него точно есть кто-то во Флориде. Мне жаль. Бросив усталый взгляд на старшую Голдштейн, он скрылся в своей комнате. — Ему жаль! Ага, конечно! — крикнула она ему вслед, зло усмехаясь. — Подожди, Куинни, через пару-тройку дней он уже будет тебя «успокаивать», воспользовавшись, как и всеми остальными. Секс-маньяк! Тина перевела взгляд на сестру, ожидая от нее поддержки, но увидела лишь удивление и разочарование в больших голубых глазах. — Куинни, я… — начала девушка, но ее сестра развернулась и направилась к выходу. Хлопок двери в тишине квартиры прозвучал, как выстрел. Тяжело вздохнув, Голдштейн села на стул и подняла голову наверх, к белому потолку. Похоже, в этот раз она переборщила, и давящая тишина в ушах доказывала это.