«Обскур» или все ли мужчины лгут?

Тина молча сидела за обеденным столом и пила чай. Точнее крепко держала кружку с ним в руках и смотрела на гладкую поверхность столешницы. Чувства вины и переживания не давали ей расслабиться и спокойно лечь спать. Грейвс так и не вернулся на работы ни один, ни с Ковальски, хоть их никто и не спрашивал, к счастью. Переступив порог квартиры, первым делом она снова зашла на страницы своих статей, проглядывая комментарии и начиная гадать, сколько боли могла принести ими людям, которых даже не знала. Девушка мучила себя не один час, а потом просто закрыла ноутбук и, заварив себе душистого напитка, стала медленно, но верно обдумывать происходящее, стараясь не переступать ту тонкую черту между своим величием с успехом и полным провалом вместе с ненавистью и самобичеванием. — Размышляешь о непредсказуемости бытия? Пару раз моргнув, она повернула голову и увидела у входной двери своего соседа. — Ага… Как Якоб? — А как он, может быть? — ответил вопросом на вопрос Персиваль, стягивая с плеч плащ и невольно морщась. — Его дотащили до дома, уложили в кровать, прикрыли одеяльцем и я уверен, что он даже не слушал проклятья в свой адрес, на которые я был очень щедр. Бросив его на вешалку, мужчина медленно плелся в сторону дивана, пока не рухнул на него, слегка постанывая. — У него, в отличие от моей спины, все отлично. Проспит до утра и будет как новенький. — Думаешь? — переспросила Тина, поднимаясь на ноги и подходя к нему. — Да. Не сразу, но он это переживет. Девушки бросали его и по более глупым причинам, — произнес Грейвс и устало закрыл глаза. — Что с тобой? Она подошла еще ближе, замечая недовольную гримасу на лице соседа и его прерывистое дыхание. — Спина. Я потянул ее, когда, мать его, Ковальски, упал перед лифтом, и мне пришлось его поднимать, чтобы он смог еще пользоваться головой. Чертовски сильно болит. Попытавшись встать, Персиваль, прорычав как раненный зверь, снова упал на диван и глубоко вздохнул. — Вот и совершай добрые дела, а потом мучайся, — прошептал он, собираясь с силами к новой попытке. — Не двигайся, я сейчас, — чуть ли не приказала Тина и быстрым шагом направилась в свою комнату. Там она достала с полки небольшую аптечку и, покопавшись в ней, нашла нужный тюбик. — Раздевайся, — скомандовала девушка, возвращаясь и готовясь к спасению раненного. — Тигренок, давай не сейчас, хорошо? Нет ни сил, ни настроения. — Ого! Тебе настолько больно… Переведя на нее взгляд темно-карих глаз, мужчина положительно кивнул. — Снимай свитер и поворачивайся ко мне спиной, — продолжила она, стараясь не жалеть своего соседа намного больше, чем положено и чем он страдал. — Буду спасать тебя. Скептически взглянув на нее, потом на ее руки, в которых была, по всей видимости, мазь, Персиваль, не раздумывая, аккуратно, не без труда, приподнялся и, избавившись от ненужного элемента своего костюма, кряхтя, повернулся на бок. — Спаси меня, моя благодетельница, — сказал он и от ее ушей не скрылись нотки ехидства. Тина даже не стала закатывать на это глаза, понимая, что Грейвс и на смертном одре не перестанет быть самим собой. Присев рядом, она выдавила немного светлой мази на руку, и в ту же секунду в нос врезался приятный мятный аромат, начинающий заполнять комнату. Ладонь легла на спину, втирая лекарство и начиняя медленно опускаться к пояснице. Под пальцами чувствовались неровности в виде небольших шрамов и свежих царапин. Видимо, последняя дама была слишком страстной. Девушка встряхнула головой, не собираясь представлять, что тогда было, когда заметила старый шрам чуть ниже левой лопатки, напоминающий кобру, которая вот-вот укусит. — О, да… Да… Вот так… О, да! Еще! — начал стонать мужчина, когда руку стала массировать чуть выше пояснице. — Еще! О! О! — Кхм-кхм… — Оу… Отвлекаю? — Как бы, — ответила Тина, продолжая втирать мазь. — Тебе бы тоже не понравилось, если я вдруг начала бы стонать. — Думаешь? — А! Да! Еще! Вот так! — стала кричать Голдштейн, придавая голосу особые нотки раскрепащенности и энтузиазма. — Аааа! О! Да! Да! Еще! Еще! Персиваль даже слегка повернулся, чтобы посмотреть, как девушка прикрыла глаза и увлеченно издавала звуки, словно забыв обо всем. Когда же она закончила, то увидела взгляд почти черных глаз, наблюдающих за ней. Осознав, что только что сделала, Тина, чертыхнувшись, опустила голову и слегка покраснела. — Женские стоны — любимая музыка для моих ушей, — почти прошептал он, и на его лице появилась хитрая улыбка. — Тем более такие. — Ты издеваешься? — спросила она, поднимая свой взгляд на мужчину напротив. — А ты? Соблазняешь больного человека! И таким способом! Они смотрели друг на друга несколько секунд, не моргая, пока в довольную физиономию не полетел его же свитер. — Готова поспорить, что ты все подстроил, — сказала девушка, вставая и закрывая тюбик мази. — Все поможет быть, — усмехнулся Грейвс, провожая ее взглядом. — Но мне стало лучше, тигренок! На самом деле лучше… Тяжело вздохнув, он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Боль начала отступать.