***
Сакура ненавидит тошнотворный аромат ирисов, которые ей принес сосед по палате, и даже не может от них избавиться: тело болит и ноет, а волдыри на пальцах лопнут, только коснется чего-нибудь. В зеркало не смотрит, зачем повторять ужас при виде себя? Как и не смотрит в глаза Джиро-сану, пришедшему проведать ее. Он обо всем спрашивает, она отвечает на автомате, не вслушиваясь — кто он ей теперь? Чужой. Не пытается прислушаться, показать, что ждет внимания,***
—...кура, — зовет голос сквозь шумы. Какими-то усилиями, девочка прогоняет это состояние — глаза широко раскрываются — и туманные очертания женщины хватают за костлявые плечи. Туман спадает, меняясь со страхом местами. Лицо ее матери, Мебуки, прямо напротив лица девочки, хмурое. Гражданка пристально глядит на дочь. Что-то ищет. — Сакура, — звук (голосом "это" она назвать не может) расплывается сладкой усладой. — Прости, что не пришла раньше. Мебуки читает проходящие на лице дочери эмоции: глупая надежда, недоверие. Женщина мягко целует лоб, цветущая губная опухоль окрашивает его пурпурным. — Что произошло? Скажи мне, — мягкие черты искажаются. — Скажи.Скажи. Скажи. Скажи
Происходящее тонет в чавканье.скр скр скр скр скр скр
Это пытка, не смотреть в зеленые глаза — они у них одни на двоих — по ним она все поймет. Пурпур лопается с гнилью — и алые губы несут капли лжи. Мебуки заботливо поправляет подушки. Уходит, уходит, уходит. И Сакура выдыхает с облегчением. Долго и пристально рассматривает свои руки, перебинтованное вывихнутое запястье. Их безобразие не сравнить с синяками и мозолями, сбитыми коленками. Кривит мрачные рожи в зеркале, висящем напротив. Снова осматривает крохотную палату: календарь, зеркало, прикроватную тумбочку с теми же ирисами. Запоминает, чтобы нарисовать.«Так я провела лето»
Закатные лучи падают ей на щеку, согревая. В памяти стоит одно: фиалковые волосы, тонкие щиколотки—***
В закатном свете девочка в цветочном фартуке убирает в коробку безнадежно испорченные фиалки. Снимает рабочий предмет одежды, оставляя на вешалке. Ее душа уже давно жаждет отсюда уйти: за целую неделю магазинного заточения запах цветов настолько въелся под корку, что хотелось бежать без оглядки. Не менее раздражающим был и колокольчик на двери, пищащий слишком часто. Работница сгребает последние испорченные лепестки, наконец закрывает цветочный магазинчик. Наступают сумерки, и незаметно, улицы пустеют. Только гуляют влюбленные парочки да кое-где смеются дети. На оставленном прилавке бейджике блестит: Яманака Ино. Эта самая Ино, идет по дорожке, напевая знакомый песенный мотив:Я шел по улочке, что на окраине города, и в густом тумане увидел, как первый утренний поезд пересекает море, и все равно хочу...
поймать ветер, поймать ветер, поймать ветер
и улететь в голубое небо, в это голубое небо
Возвращаться домой очередная морока. Дома будет мама, от усталости заснувшая на светло-зеленом диване, остывшие лепешки, которые уже давно стали признаком одинокого ужина без отца, раньше заботливо укладывающего спать, с улыбкой на серьезном лице только ей одной.
«Наверно, так и взрослеют»
Летние ночи теплые, чего уж, можно и до реки сбегать. Ино любит реку Нака, журчание воды и бодрящую прохладу, цокот цикад, скрип старого причала. Главное, не подцепить занозу. Река полна жизни, спокойствия, а ноги в воде, заставляя кожу покрыться мурашками. Девочка прикрывает глаза. По щекам слезы — теперь со страхами один на один, в голове мешанина из мыслей о прошедших днях. От себя не уйдешь, и в мыслях у нее блуждают слова Рико-тян о том, какая она слабачка, жалкая калека, насколько тоненькая, что даже совсем ребенок точно сильнее. Ну какой из неё сильный ниндзя, смеётся над собой Ино, в лучшем случае, медик. А сила бывает не только физическая. Это-то она точно знает, имеются примеры. Почему-то больше не больно и ногти не впиваются в ладошки. Так звучит свобода: она ловит ветер. — Ино-тян, ты чего ревешь? — сбоку гремит Учиха, с разбега плюхнувшийся на причал. У того широкая на все лицо улыбка, прямо сейчас он готов кинуться в реку купаться, разбивая лунное отражение. Ино не трет слезы, слегка вздрагивает, оборачивается неверяще. — От счастья, — и непроизвольно копирует его широкую улыбку. Кристально-синий смешивается с пастельно-желтым.