Танец для Сакуры — маленький взрыв, вскипевшие вены, и летящие цветочные юбки девочек; она двигается яростной львицей, быстро-резко, никто не поспевает, никто не пытается повторить.
Иноуэ-сан качает головой (недовольна, кажется Сакуре), выключая музыку.
(все вокруг вечно мной недовольны!)
— Ты слишком гневная для роли, — молодая женщина развязывает пояс своего кимоно цвета индиго, раскрывая ткань, чтобы явить полупрозрачное оранжевое платье-сорочку. Собирает средней длины волосы в хвост, скидывает кимоно на стул, и подходит к ученице. — Плавнее, — Иноуэ-сан показывает движения, Сакура повторяет, — Медленней, — женщина направляет ученицу, ладонью проводя от щеки до плеча, шепчет на ухо девочке — Что чувствуешь?
— Мурашки. — девочка наклоняет голову так, что пряди волос щекочут ей кожу. — Нежность.
— А что ты? Напряжена, я же вижу. — Иноуэ-сан продолжает разговор, отходя от ученицы, принимая от другой девочки упавший веер. — Видела малышей, хрупких, беззащитных?
Сакура кивает, и выкрикивает:
— Вы хотите, чтобы я играла беззащитную?
Женщина в пару шагов достигает шкафчика и достает оттуда ткань.
— Хочу, чтобы как эта ткань, — и лёгкая ткань изящно развевается в воздухе, когда Иноуэ-сан взмахивает рукой.
Сакура замирает: это красиво, но не красивей Наоми.
— Я так не смогу, — она поджимает губы, разворачивается от наставницы и убегает за шторы. В глазах щиплет, садится спиной к стене, звуки тактов отвлекают, заставляя её выглянуть.
Наоми танцует бесшумно, словно кошка, грациозно двигая каждой частью своего тела. Мягкая и нежная, плавная, будто медленно подтаивающая свеча. Сакура любуется ей завороженно.
С начала весны заведующая танцевальным кружком Иноуэ-сан рвет и мечет, пробудившимся драконом, загоняя своих учениц по полной. И Сакура выполняет команды точно, в ритм попадает, но ничего не делает с тем, что основная часть группы за ней не поспевает. Портит мнимую синхронность группового танца — за это девочку по окончании урока отделяют от группы, говоря танцевать сольно.
У Сакуры внутри разливается гордостью от чести, а потом жжет желчью от того, что преподавательница огромную часть времени проводит с группой.
(лишняя, снова)
Позднее, отделяют и белокурую Наоми, их скорости равны, но стили различны.
Сакуре взглянуть на нее — только отпрянуть в страхе, слишком уж похожа на мерзавку Мичи, аж ноги дрожат. Больная аллегория.
Так и знакомятся.
Сакура начинает первой, пока не закончится песок. Если перевернуть песочные часы — она главной не будет, не выйдет победительницей игры.
Наоми слишком светла для злодейки. Танцорка и сама понимает, поэтому продолжает, с каждой попыткой всё больше отчаиваясь, пока не—
— Наоми, — белокурая прерывает танец, оборачиваясь на голос заведующей. — Не видела Сакуру?
— Не видела.
— К ней Ами пришла.
— Не приближайся к ней больше! — тычет пальцем Наоми, допивает бутылку воды.
— Оу, не надо так грубо, — девица перекручивает между пальцев прядь длинных блестящих волос. — Иноуэ-сан, не беспокойтесь, мы разберемся сами.
Звуки стихают; слышно лишь спёртое дыхание Наоми, которая перекрещивает руки на груди; и стук гэта уходящей женщины.
— Как заслужила, — отвечает танцовщица, почти шипя. От чего девица напротив неё скалится. На расстоянии ладони взирает на подружку Сакуры сверху вниз.
— Где?
Ами не церемонится — хватает за светлую ткань костюма. Наоми сжимает челюсть, портить новый костюм не хочется, тем более когда он куплен на собственноручно заработанные деньги.
— Не ответишь, я изрежу биджев костюм в клочья, — показательно достает Ами кунай, проводит им по тыльной поверхности ладони ее, царапина кровоточит, и чуть щиплет солью.
— Если б знала, все равно бы не сказала!
Наоми набирает в лёгкие побольше воздуха, максимально повышает голос. В горле у неё целая пустыня, и это не от нервов.
— Мне подпортить твое лицо?
— Мне, — Наоми копирует выражение в своей манере светоносного лика. — Подпортить твоё личико?
Смешок врывается непроизвольно, через открытую форточку окна порыв ветра раздувает штору. Шумит ливень. Крупный град разбивает стекло.
Ами дёргает штору в сторону, быстро обойдя Наоми.
Сакуры здесь нет. Уже нет.
Опрокидывает табурет, замечает на полу черную прядь, Ами бы взорвать это птичье гнездо, с главной мамочкой и—
— Прекращай, — звучит уставше. Наоми через вырез футболки просовывает голову, надевая ту прямо поверх костюма (обтягивающая майка, фатиновая юбка). Белая, в клетку, с черными границами.
Ами останавливается на полу-движении: и не оставлять ее тут.
— Тут слишком легко, — вздыхает она. — А ты, — пауза — лишь тяжесть на их спинах.
— Представляешь, что знаешь меня?
Наоми чувствует холодок, и дело не в дожде. Пока Ами не видит — даёт порыв злости — белокурая обувается в сандалии. Застёгивает под горло голубую мастерку. Наоми одета в шорты, аккуратно складывает в сумку юбку и балетки.
— Мы одинаковые.
И, наконец, оборачивается.
Фиолетово-синие глаза Ами сверкают в темноте, внезапно вырубившегося света, чем-то маниакальным.
— Не мы, запомни. Всего лишь ты и я.
Наоми шагает назад. Молния освящает помещение, и место. Мгновение — холодный металл у горла; Ами — позади Наоми. Шагать некуда.
— Не выводи меня, — шепчет, дыша в шею. Обоняние улавливает яблочный аромат белых волос.
Прекрасная ученица, Ами, уже давно знает технику телесного мерцания. А ещё чувствует подскачивший пульс девчонки чуть впереди.
— Помнишь Каори? Хочешь, будешь, как она? Хочешь, а?
Ами надавливает на кунай сильнее, смещает его вправо, оставляя тонкую полоску пореза, что начинает наполняться алым.
— М-м, — выдавливает Наоми, качает головой.
— Что? Не слышу?
— Н-н-нет.
Сейчас девочке с кунаем бы смотреть в глаза девочки-танцорки. Впрочем, девочка с кунаем знает и так, какая в них буря. Совсем не та, что рвет снаружи.
— Громче.
— Не-е-е-т!
— А чего так? Я думала, ты хочешь с нашим золотым дитём д-р-у-ж-и-т-ь ?
— Завидуешь? — возвращает контроль голосу Наоми.
— Может, — хмыкает Ами, разворачивая девчонку к себе. — Может, анализирую факты. Давай, иди, спасай ее от грозы. Ползи змейкой перед ней, все равно никогда не полетишь. И брата своего не достигнешь. Ну же, чего замерла, беги!
Ами убирает от нее руки, отходит. В ответ прилетает пощёчина, вторая, третья.
Ами не отвечает.
Не мстит.
Однажды, труп врага проплывет по реке.
Она этим летом тоже другой становится.
Фиолетовая вспышка, развязана лента. Падает на пол, пока Ами покидает здание.
***
Харуно Мебуки держит между ладоней фарфоровую чашку чая, сидя за столиком в углу. План сходить в продуктовый магазин на время отложен из-за внезапно нахлынувшего дождя. Она, конечно, успевает промокнуть, и заботливый официант сего заведения даёт ей плед немного согреться, и ставит на столик чашку чаю. Мебуки пробует жидкость на вкус — чуть морщится.
Чуть качает головой, думая, что по своему желанию не придет сюда ещё раз.
Ошибается.
Здесь работает одна ее знакомая, которая сейчас подходит к столику, постукивая каблуками белых сапог.
— Белые, — усмехается Мебуки виду. — А ты рисковая девица.
— Не на погодной станции работаю.
Эта знакомая, озорная девчушка по имени Лин, снова в неизменном нежно-голубом ципао.
— Да ты никак схуднула, Лин! Не болеешь?
Лин отодвигает стул и присаживается за один столик к Мебуки.
— Курю.
— Чё, кто на этот раз? — Мебуки прищуривается, разглядывая впалые щеки, темные мешки под глазами, искусанные губы.
— Мебу, ты его не знаешь. — она заглядывает в полнехонькую чашку женщины, медленно остывающую. Мебуки подталкивает ее к Лин, мол «будешь». — Чё опять-то не по нраву? — Лин хватает чашку и отпивает большими глотками.
— Странный. Горьковатый. Терпеть не могу. — Мебуки поворачивает голову в сторону от знакомой, засматриваясь вошедшего в помещение мужчину. От него веет дежавю. Он занимает столик напротив, лёгким движением руки, выкладывая деньги. Следом к нему подсаживается мальчик, определенно, ровесник Сакуры.
— Лучший чай, между прочим! Тебе не угодишь.
Мебуки и сама не знает, что ее привлекает в мужчине, ужасная аура или этот смутный флёр силы. Когда они столкнутся глазами, она это поймёт, за секунду опуская взгляд.
Синие. Те самые глубокие синие глаза, которые не предвещают ничего хорошего.
Смахивает оцепенение, вспоминая, что разговаривает с Лин.
— Чего уж. — вздыхает Мебуки, смотря на часы. Время близится к трем часам. Тот особенный магазин скоро закроется, а грозе нет конца. — Мой фаворит мята и цитрусовые.
— Фу, мята. Ни запах, ни вкус не нравится. Бабка моя вечно ей воняла. А, кстати, заходила в последнее время к Кингджао?
— Не приходилось. Сакура не болела.
— Думаю, придется. — громкий стук поставленной чашки об столешницу.
— Не поняла? — выгибает бровь Мебуки, свет вырубает. Они остаются в темноте, и только вспышки молний горят ярко.
— Видела недавно твоего дружка с другой. Они сосались. — продолжает Лин невозмутимо, но во тьме морщится от запаха крови, что исходит от мужика, сидящего за столиком напротив.
Грёбаный шиноби!
— И что? — в голосе женщины сквозит холод, безразличие. Вот только взгляд она опускает вниз, на свои ладони, что сжимаются в кулаки; и поджимает губы.
— Вы разве не спали? — шепчет Лин, наклоняясь к женщине ближе.
— Ни разу. — отвечает также, шепча.
Мебуки честна в «ни разу», но не в «безразличии». Верить хочется до сих пор лучшему, в лучшее.
— Пошел он к Биджу, ублюдок!
И впринципе, Мебуки согласна.
***
Будто разбойницы, они проникают в комнату через приоткрытое окно, пройдя по стене на второй этаж дома Наоми.
Дома тихо. Тепло.
Сакура укрыта большим махровым полотенцем, одета в чужую тунику, дрожит от холода и сидит в темной пустой кухне, которая освещается голубым пламенем плиты да сиреневыми раскатами молний.
Наоми приносит гостье один из своих свитеров, впору подошедший Сакуре.
Пока ждут чайник, болтают обо всём, например, о свитерах. Оказывается, связанных самой Наоми.
Вероятно, к зиме Сакура тоже получит новый подарком к новому году.
Свистит закипевший чайник, Наоми разливает чай по кружкам, черный и пахнет чем-то приторным, отчего Сакура непроизвольно морщится, вдыхая пар.
— Лаванда, — скажет Наоми, помешивая ложкой жидкость.
— Вкусный, — соврёт Сакура, улыбнувшись. Ей нравится кислое и горьковатое. — Так откуда знаешь Ами?
Кому вопрос задают, сразу губы поджимает, после делает глоток чая, и потом отвечает:
— Видела в Академии, — Наоми пьет горячее практически не прерываясь. — Знаю, неприятно.
Наоми замечает, как Сакура сглатывает, как подрагивают ее пальцы, и что чай практически не тронут.
Не странно ли?
Они обе играют в полутона.
И замолкают. Наоми допивает за гостьей, приносит проигрыватель и диски.
— Потанцуем?
Начинается звучание, слова песни предельно знакомы.
Твои глаза острее колючки
Воздух холодный, город заполнен
Давай сегодня держаться за ручки
Давай немного побудем свободными
— Ты все ещё? — удивляется Сакура, восторженно.
— Клетка, да. — отвечает мягко. — Давай поменяемся ролями. Не хочешь повторить? — Наоми протягивает руку к Сакуре, и девочка берет ладонь. Тела двигаются сами, меняя партии, с легкостью падающих листьев.
Вначале лета планы выступить под «клетку» обрываются неожиданно, разбивающе об бетон. Сквозь бетон цветки продолжают расти, распространяя трещины.
Потому что нащупана связь.
Сакура сомневаться не желает, пусть Наоми походит на неприятельниц ее жизни. Ведь важнее, чем просто быть бесстрашным, это идти сквозь страх.
И гроза стихает.
И дают электричество.
Они слышат сердца друг друга. Уставшие, лежат на диване под пледом.
***
Домой Сакура вернётся под плеядой звёзд.
Тихо, но лампа горит.
Мебуки спит на диване. Мягкий свет лампы играет полутонами на ее лице, и Сакура замещает на щеке матери темнеющий синяк.
— Вот ублюдок! — вырывается само, влага стекает по щекам.
Кап.
«Я знала, что он плохой человек. Но что я могла сделать?»
Кап. Кап.
Соль перебивает аромат рисовой лепешки, оставленной на столе.
«Я обязательно не позволю этому с тобой случиться, мам. »
