Shattered Ice

      В помещении не раздавалось ни звука. Ни между двумя мужчинами на экране, ни между ними. Но видео, показанного Джарвисом, и так было достаточно. Может, даже слишком. Пеппер и Брюс не отводили взгляд от экрана: Тони пытался привести врага в чувства, в то время как этого самого врага захлестнула необъяснимая лавина безумия; Старк что-то торопливо бормотал, и, мало-помалу, Локи стал успокаиваться, ведя себя кротко и почти побежденно, от чего и Пеппер, и Брюс впали в ступор; затем рука Тони потянулась к щеке бога в жесте, который невозможно было понять.       Неважно, что раненый ас хотел остановить его, мрачно произнося какие-то слова окровавленными губами.       Это легкое прикосновение оказалось неожиданным ударом для обоих из них.       Смотря то на экран, то на побелевшую женщину рядом, Брюс успел тысячу раз пожалеть о том, что попросил Джарвиса запустить прямую трансляцию из спальни Локи. Пеппер не издала ни звука, только вздрогнула, и ее щеки стали белее снега.       Вновь посмотрев на экран, доктор вдруг ощутил, как быстро колотится его сердце, но к удивлению, ярость на сей раз не затуманила мозг.       Сцена перед ним была слишком интимной, слишком неправильной. Окруженные тишиной, они стояли бок о бок, глядя на неподвижные фигуры бывшего врага и лучшего друга, наблюдающего за его сном. Комната словно заполнилась словами слишком тяжелыми, чтобы набраться сил произнести их вслух.       Казалось, до того, как Тони покинул спальню Локи и присоединился к друзьям, прошло много часов, но их все равно было катастрофически мало. Брюс чувствовал, что еще не готов принять увиденное. Он снял очки, собираясь с мыслями. Протер линзы подолом свитера и сделал пару глубоких вздохов. Только почувствовав на себе взгляд Пеппер, он решил взять на себя обязанность первым начать непростой разговор.       Доктор снова надел очки, нагнав друга прежде, чем тот успел добраться до лифта.       — Тони, нам нужно поговорить.       Старк повернулся, глянув на него с тенью улыбки на напряженном лице.       — Уже слишком поздно, чтобы вершить надо мной правосудие. Или, стоит сказать, слишком рано? Нам всем необходимо хорошенько выспаться.       Снаружи, за окном, багровый рассвет озарил небо в предверии нового дня, но в Башне казалось, что темнота ночи въелась в стены, вязким, ползучим мраком разлилась по комнатам, получив свое отражение даже на лицах обитателей.       Брюс чувствовал, как Пеппер рядом напряглась. Тоска не покидала ее ни на миг с тех пор, как они оставили Тони наедине с божеством, и теперь доктор не смел на нее смотреть. Он должен сохранять спокойствие и рациональность, потому что стоит поддаться вороху мучивших его мыслей, и вряд ли ему удастся сдержать другого парня.       — Никто не собирается тебя судить, Тони, — он попытался посмотреть другу в глаза, упрямо не замечая темные круги под нижними веками. — Я помог спасти врага. Поддержал и следовал твоим указаниям, я даже утаил появление Локи от Стива и Тора. И ты, как минимум, должен со мной объясниться. Ты обязан нам обоим. Правду, без лжи и дурацких попыток отвлечь внимание.       На мгновение Тони сжал кулаки, затем с трудом заставил себя расслабиться, проведя дрожащей рукой по лицу, словно хотел снять невидимую маску. А потом, когда он снова взглянул на них, в его глазах больше не было настороженности, только ужасное истощение.       — Ты прав. Но если я услышу хоть слово о Стокгольмском синдроме или контроле разума, или какой-нибудь подобной херне, вернусь к психопатическому Смурфику и заблокирую весь этаж. Это понятно?       — Более чем.       Тони кивнул, затем что-то в выражении его лица смягчилось.       — Послушайте, мы только что вернулись из какого-то фильма ужасов. Мне, и вам, кстати, тоже, жизненно необходима чашка крепкого кофе. Может, продолжим беседу на кухне?       Наверное, они действительно пребывали в отчаянии, раз самое здравое предложение поступило от Тони.       — Конечно, — ответил Беннер. Пеппер, кивнув, робко улыбнулась.       Парой минут позже, все трое сидели за столом с горячими напитками в руках, хотя Брюс все же отдал предпочтение чаю. Тони опустошил свою чашку в несколько глотков, после чего наполнил ее снова.       — С чего начать?       — Начни с того, почему ты считаешь, будто имеешь что-то общее с психопатом, — ответила Пеппер немного эмоциональнее, чем требовала того обычная вежливость.       Тони горько улыбнулся.       — Думаешь, он всегда был таким?       — Хочешь сказать, Локи не так зол, как кажется? — каким-то чудесным образом Пеппер все еще удавалось держать себя под контролем, однако в каждом ее слове чувствовалось напряжение, будто ей пришлось приложить немало усилий, чтобы эта фраза не звучала как обвинение. — Что на самом деле он хороший парень, которого мы просто не так поняли?       Тони искренне рассмеялся.       — Нет, он полный мудак, с этим не поспоришь. Но Локи мог стать более терпимым и менее сумасшедшим, если бы вырос в нормальной семье.       Он действительно этому верил. Брюс не мог не заметить, как именно друг об этом сказал. О Стокгольмском синдроме не может идти и речи. Тони слишком рационален для такой ерунды, слишком хорошо знает себя, Локи и ситуацию в целом. Но от этого становилось лишь хуже.       — Тогда объясни нам, — предложил он. — Что заставило тебя передумать?       — Есть несколько любопытных деталей, о которых наш общий друг Конан почти случайно забыл нам поведать. Как тот факт, что Локи до последнего не подозревал о своем усыновлении.       Пеппер покачала головой.       — Это не оправдывает совершенных им преступлений.       — Я не закончил, — огрызнулся Тони.       Она тут же побледнела, закусив нижнюю губу, но промолчала, отчего Брюсу захотелось коснуться ее плеча, чтобы защитить от лучшего друга и чересчур резкого выпада, которого она совсем не заслуживала.       Возможно, Тони сам понял, что погорячился. Он вздохнул, потерев уставшие глаза.       — Слушайте, у меня нет желания с кем-то ругаться, но, пожалуйста, позвольте мне закончить, прежде чем что-то сказать.       — Продолжай.       Тони снова вздохнул, посмотрев на друзей с некой враждебностью, которая, впрочем, скоро утонула в глубоком изнеможении.       — Усыновление — только верхушка айсберга.       — Очень сомневаюсь, что Тор имеет представление о его физиологии. На случай, если ты не заметил этого милого синего цвета смурфа, Локи не принадлежит к его расе, — сказал ему Тони буквально пару часов назад. И теперь, ощутив неприятный узел в желудке, Брюс вдруг понял, что объяснения друга ему совсем не понравятся.       — Существует еще одна инопланетная раса, и народ Тора ее ненавидит. Тебе ли не знать, как это работает, верно, Брюс? — спросил Старк, смотря на него в упор. — Сделать из врага монстра и тем самым оправдать беспричинную ненависть и желание его уничтожить. Впрочем, кто знает, может, эти инопланетяне действительно полные придурки. В любом случае, как я понял, вражда между ними длится на протяжении долгого времени, поэтому в царстве Тора детей принято воспитывать в фанатичной ненависти к другой расе. Понимаете, к чему я клоню?       И Брюс понял. Понял, почему Тони не сводил с него взгляд, почему в глазах бога он узнал тот же ужас, который чувствовал всякий раз, когда зелень распространялась по коже.       — Локи — выходец из вражеской расы, — сказал он, стараясь, чтобы несмотря на вставший в горле ком, слова звучали внятно.       — В точку. Отец Тора выкрал его как военный трофей, взрастив ребенка в нетерпимости к своему же народу и умолчав о факте усыновления, — несмотря на иронию, в глазах Тони полыхала лютая ярость, а после и его голос наполнился жгучим гневом. — Локи всю жизнь верил, что обитатели другого Мира — монстры. Как еще он мог отреагировать, узнав, что является одним из них?       Человек с монстром, скрытым под кожей. На краю сознания Брюс ощутил оглушительный рык его личного чудовища, давший трещину железному самоконтролю.       На миг он закрыл глаза, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.       Когда тень его альтер-эго немного рассеялась, он посмотрел на друга, концентрируясь на следах глубокого напряжения, избороздившего его лицо, чтобы хоть как-то отвлечься.       — Локи тебе это сказал? — спросил он не своим голосом.       Губы Пеппер подрагивали, ужас в ее глазах был слишком очевидным доказательством пугающих мыслей, вторгшихся в ее разум. Брюс даже не хотел представлять, как выглядело его лицо в этот момент.       — Нет. Думаю, он скорее откусит себе язык, чем поведает мне свою тайну. Но ты же видел его? Когда ему по-настоящему больно, он не в состоянии поддерживать иллюзию.       Да, они видели, и Брюс не мог не поверить другу, пускай и очень хотел. Даже если бы Локи сжульничал с целью заручиться поддержкой Тони, было слишком много других деталей, оправдывающих такое объяснение: рассказывая об усыновлении, Тор держался чересчур осторожно, словно всегда оставляя некую недосказанность, а во время сражений Локи порой говорил о каких-то монстрах, что при нынешних обстоятельствах приобретало совершенно новый смысл. Кроме того, он с безумным остервенением пытался скрыть свою истинную сущность, комкая простыни и корчась от боли, наплевав на раны и тяжелое состояние, ведомый одним только отчаянием, слишком хорошо знакомым Брюсу.       Такое невозможно сыграть.       — Значит, в этом причина?       Голос Пеппер дрожал, Тони перевел взгляд на нее.       — Лишиться всего? Расти, не зная отцовской любви и быть преданным тем, кто долгие годы заменял семью? — его губы изогнулись в улыбке, больше похожей на рану. — Не говори, что здесь нет параллелей, Пеп.       Он говорил с Пеппер так, словно на кухне они были только вдвоем, и на мгновение Брюс почувствовал неприятный укол боли.       Для девушки эти слова стали ударом.       — Ты не превратился в монстра, Тони. Не вырос сумасшедшим убийцей.       — У меня были люди, которые вовремя помогли. Инсен, ты. А кто был у Локи? — лицо Тони снова озарила улыбка, подобная гримасе. — Он попал в руки садиста, который пытал его такими способами, которые ты даже представить себе не можешь. Все еще считаешь его чудовищем? Что он стал психопатом и пошел войной против нас только потому, что злой?       После этой реплики молчание стало настолько глубоким, что Брюс слышал биение своего сердца и дыхание каждого из них.       Пеппер первой прервала тишину.       — Он чуть не уничтожил Нью-Йорк. Чуть не убил тебя, причем не единожды, — она сглотнула. — Не проси меня просто забыть это, Тони.       — Я ни о чем не прошу. Вы хотели знать, почему я не испытываю к нему чувства ненависти. Ну, теперь это больше не тайна.       Это была чистейшая правда, объяснения Тони выглядели разумно и вполне трезво. Брюс отлично представлял, как лучший друг, заметив сходство между их с Локи печальными судьбами, день за днем проникался к асу все большей симпатией.       Чистой воды закономерность, но в голове до сих пор стояло то видео, на котором он нежно касался синей щеки божества; момент, подтолкнувший доктора к самой простой и самой ужасной догадке.       В звенящей тишине Тони, казалось, мгновение колебался, но внезапно странная эмоция проскользнула в его глазах.       — И еще кое-что, — он повертел чашку, не поднимая на друзей глаз. — Пока я находился у Локи в плену, он спас мне жизнь. Я перед ним в долгу.       — Я знаю, что с тобой сделал Шмидт… — начала Пеппер, лицо Тони исказила ярость.       — Нацистский сукин сын не имеет к этому никакого отношения, — зарычал он, но резко остановился, встретившись с Пеппер взглядом.       Затем сделал глубокий вдох, чтобы слегка успокоиться, и выражение его лица вновь смягчилось.       — Я говорю о том, что произошло позже. Мне в живот всадили инопланетный клинок, а Локи счел меня слишком красивым, чтобы позволить мне умереть, и решил спасти.       — Инопланетный клинок?       Тони указал на живот, немногим ниже реактора.       — Клинок, ужасная боль, потеря крови, наш дружелюбный сосед-психопат, оказавшийся намного человечнее психопата, пытавшегося меня убить. Он прекрасно исполнил роль медсестры и сумел своей абракадаброй залечить мою смертельную рану.       Смертельная рана.       Брюс почувствовал надвигавшуюся опасность. Он изо всех сил старался продолжать дышать, вдох-выдох, размеренный ритм, которой помог бы сохранить спокойствие. В душе развернулась настоящая битва, все накопившееся за последние часы напряжение, изнеможение, противоречивые эмоции по отношению к Тони усиливал внезапный всплеск ярости и страха, спровоцированный осознанием того, что его лучший друг едва не погиб.       — То есть Локи попытался тебя убить, а потом сам же исцелил? — с трудом спросил он.       Брюс действительно надеялся, что сумеет сдержать другого парня, но боялся, что ответ Тони станет переломным моментом.       И не поверил своим глазам, когда Старк покачал головой.       — Не он. Кажется, это был предводитель Читаури. Правая рука Таноса, если хотите. От него мало что осталось.       — Может, будет лучше, если ты расскажешь обо всем с самого начала, Тони, — вмешалась Пеппер. — Боюсь, мы с Брюсом за тобой не поспеваем.       — Окей. Вы оба знаете, как мне не нравится быть заключенным, хотя, должен признать, в гостях у Малефисенты было не так уж плохо. В тот день мне удалось выяснить, как обойти заклинание, изолирующее квартиру от внешнего мира. Локи куда-то ушел, поэтому я рискнул. И уже собирался бежать, но встретил на лестнице небольшую группу Читаури с самым стремным уродом во главе. Они пришли по душу Локи, чтобы привести его к Таносу, садисту, жаждущему всех нас убить, но наткнулись на меня и задумали лишить Землю самого красивого и гениального жителя. Без обид, Брюс, — на миг Тони замолчал, переводя взгляд с Пеппер на Беннера. — Окей, пускай я бы никогда не получил серьезную рану, если бы в гости к Локи не наведался этот уродец, но наш бог исцелил меня. Он мог позволить мне захлебнуться собственной кровью, но все же раздвоился и пока одна его часть сражалась с пришельцем, вторая сумела подлатать рану, — он снова умолк, опустив глаза на пустую чашку. — Он не обязан был это делать.       — Локи спас тебя? — пробормотала Пеппер с неверием в голосе.       Брюс знал, что перед ее глазами все еще стоят те же образы, что заполонили его собственный разум: лицо Тони, искаженное злобой, страх, столь же яркий, как кровоточащая рана, бессильная ярость, с которой Локи уничтожал сам себя, ужас в глазах, рука, ищущая столь интимного контакта и, в конце концов, попытка оправдания врага; момент объединения с богом, похожим на просто уставшего от жизни, уязвимого человека.       Когда Тони снова поднял голову, на его губах появилась улыбка. Впервые лишенная жестокого сарказма, горечи или гнева.       — Я был в шоке, осознав, что он меня не добил, — его улыбка стала шире. — Но я же говорил: северный олень без ума от меня.