Оправданный риск

Иногда трудно открыть дверь, даже не запертую. Рэй Брэдбери

Иногда кажется, что их разделяет дверь. Он перешагивает порог и стремительно куда-то идёт, а она остаётся на месте. Он скрывается за дверью, потому что его ждёт работа, потому что есть дела поважнее, потому что так надо, потому что он не может или не хочет находиться рядом с ней, потому что его ждут на той стороне, потому что оставляет её одну, в безопасности. А ей приходится, переминаясь с ноги на ногу, быстро стучать или обходиться одним стуком, чтобы он впустил внутрь. Вот и сейчас Какаши прикрывает за собой дверь, Сакура провожает взглядом край его плаща и понимает, что их всегда будет что-то разделять: возраст, статус, непонимание и его привычка переворачивать её вопросы, оставляя их без ответа. Его внезапная озлобленность передалась и ей, хотелось уколоть побольнее и доказать, что его суждение ошибочно: она не из тех, кто позволяет мужчинам переходить черту дозволенного. Даже если это мужчина, которого Сакура любит. Не детской и наивной любовью, а осознанной, когда одним нежеланным для обоих поцелуем ничего кроме неуважения не получишь. В какой-то момент их ссоры она словила себя на мысли, что Какаши ожесточился, разговаривая с ней подобным тоном и оскорбляя, в нём не было и капельки игривости. Иначе она бы позволила себя поцеловать, уверенная, что и он от этого получит удовольствие. Ей не следовало отвечать ему тем же, разбрасываться громкими словами вроде «не прощу». Она повела себя как непослушный ребёнок, а он вдруг разозлился и принялся обвинять её. Это было так на них не похоже. Стоило ему заботливо пожелать хорошего отдыха, Сакура с трудом удержала наплывшие слёзы. Если бы их не разделяла проклятая дверь, она бы разрыдалась у него на плече и призналась, что устала и хочет поскорее вернуться домой. Ты и понятия не имеешь, какой я. Брошенная фраза отдаётся эхом в голове. И заменяется бархатным и раздражённым голосом Учихи. Ты не понимаешь меня. Сакура только и делала, что бежала за Саске в попытке понять его, а теперь измождённая порывается достучаться до Какаши. Обессиленная Сакура потирает глаза и делает неуверенные шаги в сторону лестницы. Каждая новая ступенька добавляет усталости и прибавляет громкости к словам Какаши. Ей страшно, что должность Хокаге подобно цветку паразиту раффлезии не даст ему вздохнуть спокойно, будет высасывать силы и усилит его жестокость. Ситуации, с которыми он сталкивается, выбивают почву из-под ног, вынуждают подстраиваться под других, ранить словами и закрываться. – Сакура?! – знакомый голос окликает её на пути в номер, там можно завернуться в одеяло и не открывать глаза, забываясь сном. Неспокойные мысли затягивают, поэтому девушка не спешит оборачиваться. Рефлексы срабатывают быстрее, чем она успевает подумать, когда кто-то хватает её за руку. А после, скосив глаза к приставленному к горлу кунаю, хрипло говорит. – Полегче, Харуно. – Шикамару? – ахает, пряча кунай обратно под пояс юкаты. – Ты тоже здесь? Что вы тут делаете на пару с Хокаге? – Что мы можем здесь делать? Организуем встречу Каге, – вздыхает, потирая шею, и внимательно всматривается в лицо напротив. – Ты сама не своя. Успели поссориться? Сакура недовольно глядит на парня, уж ему-то лезть не надо. Бурчит в ответ: сами разберёмся. – За два года работы с Хокаге я понял две вещи. Хатаке Какаши дотошный и не прочь побеседовать. Не рубит с плеча, так сказать. – Предлагаешь с ним поговорить? – сомневается. – Ну, – тянет Шикамару. – Когда-нибудь поговорить придётся. Сейчас есть возможность не наломать больше дров своим молчанием. Он умеет слушать. – Да, умеет, – Сакура печально улыбается. – Люди не могут читать мысли друг друга, зато они разговаривают. Сакура, которую я знаю, не убегает от разговоров. – Нара, которого я знаю, называет женщин проблематичными, – она хихикает, с благодарностью смотря на парня. – Поверь мне, Сакура, ты не самая проблематичная женщина. В отличие от некоторых, – вздыхает во второй раз и чуть тише добавляет. – Надеюсь, Казекаге явится со своим братом. – Как думаешь, мне дадут ключи, если я скажу, что невеста Хокаге? – глаза девушки блестят от предвкушения, Шикамару хмыкая кивает. Сакура чувствует, как к ней возвращаются новые силы. Если он считает её упрямой, то она должна доказать ему: не просто упрямая, она ещё и настырная и своих целей добивается. Какаши выслушает её, она выдавит из него ответы любой ценой. Только вот что она ему скажет? Не будет же признаваться в любви? Решимость медленно, но верно отступает. Сакура начинает ходить по комнате кругами, перекладывает вещи с места на место, сверлит глазами сумку с одеждой, принадлежащей Какаши, бормочет про себя вопросы, отмахивается от сомнений, вздрагивает от любого звука, доносящегося из коридора, садится и через секунду вскакивает. Быть может, он отправится на деловую встречу после разговора с лордом, не пойдёт в номер? О чем они говорили, кстати? Выгонит ли Какаши её из номера? Отправит спать или отчитает за что-нибудь? Будет угрожать поцелуем, чтобы она ушла самостоятельно? Сакура в панике смотрит на ручку двери, услышав мельтешение на той стороне. Сердце уходит в пятки, успеет ли она сбежать через окно, пока есть время? Что же делать? Спрятаться под кровать? Тогда уж и одеяло неплохой вариант. Применить технику превращения? Или технику замещения… Дверь приоткрывается, на пол падает мужская тень. Сакура садится на кровать и кладёт руки на колени, ноги не удержат её на месте. Он жмурится от солнечного света за окном, вымученно зовёт её по имени, заведомо почувствовав чакру куноичи. Сердце щемит от его переутомившегося, бледного вида, от кругов под глазами, помятого плаща. – Я устал с тобой спорить. Какаши снимает обувь, скидывает плащ на тумбочку и совсем не смотрит в её сторону. Игнорирует её присутствие. Девушка не двигается, дрожь постепенно проходит. Не строящий из себя всесильного мужчину, доверчивый и искренне говорящий о своём состоянии – такой он ей нравится. – Поговори со мной, – тихо и уверенно. – Оставим все эмоции позади и просто поговорим. Хокаге молчит, всё ещё не смотрит на неё, притворяется, что собирается переодеться. Будто бы Сакура сбежит, застав его раздетым. Какаши прячется в ванне, слышно, как бежит вода. – Не злись на меня, – продолжает, как только он возвращается обратно в комнату. Девушка подавляет улыбку: пепельные волосы торчат во все стороны, а он небрежно их приглаживает и переводит на неё смущённый взгляд. Сакура без стеснения рассматривает шрам над левым глазом, следит за капелькой, что прячется под маской, довольно отмечает, как ему идут водолазки, в частности, когда он закатывает рукава. Привлекательный и сложный мужчина. – Я не могу не злиться на тебя, когда ты спускаешь с рук приставания напыщенного юнца, – скрестив руки на груди, облокачивается о комод с большим зеркалом, что стоит прямо напротив кровати. – Он попросил прощения. Не буду же я его бить, – неловко оправдывается Сакура, заглядывая в серые глаза. – Это всё объясняет, – даже не скрывает сарказма, щурит глаза в поисках подвоха. – О чём именно ты хочешь поговорить? – Для начала, – девушка с трудом скрывает своё волнение, похоже она его заинтриговала. – Почему ты разозлился? Только честно. Я выдержу любую правду. – Он знал, что я стану свидетелем поцелуя. Подстроил всё и воспользовался твоей доверчивостью. – Не понимаю, зачем так злиться из-за поцелуя в щёку, – на душе немного теплеет от его слов, значит, причиной был молодой лорд, который ничего кроме разочарования не вызывает. – Между прочим, ты единственный мужчина, с которым я по-настоящему целовалась. Несправедливо, конечно. – Издалека было плохо видно, – Хатаке не скрывает своего замешательства. – А Саске? Вы наверняка с ним целовались. – Почему ты не предупредил о своём приезде? – Сакура отводит глаза, довольно-таки неловко обсуждать с ним подобные темы, поэтому она задаёт второй вопрос. – Проверял лорда. Было два варианта: скажет тебе или не скажет. Мы играем вопрос-ответ? – Что-то вроде этого. Можешь спросить, что хочешь, когда я закончу со своим списком. Ты, – медлит, кусая губу и дрожащими руками разглаживая юкату на коленях. – Ты правда меня бы поцеловал? Какаши не спешит с ответом, потирает лоб и, немного подумав, признаётся: Не знаю. Девушка не может скрыть улыбки, это честное, сомневающееся «не знаю» даёт надежду. Не верится, что около двух часов назад они наговорили друг другу лишнего. Усталость подаёт сигналы, они эмоционально вымотаны. – Что насчёт встречи Каге? Почему именно сейчас и в Стране Волн? – в любом случае Сакура боится испортить миролюбивую атмосферу, сформировавшуюся в комнате, куда никто не ломится, давая им возможность, наконец, поговорить. – Если скажу, то меня сместят с кресла Хокаге, – Какаши шутит. – Я затеял это ради тебя. Невинное признание заставляет сердце сжаться сильнее, оно даже лучше сотен «люблю», а ещё это доказательство того, что Сакура ему дорога настолько, что он добровольно пошёл на трудности, которые повлекла за собой организация собрания глав Скрытых Деревень. С губ срывается тихое: зачем. – Защитить тебя, быть рядом. Раз я вовлёк тебя в эту кашу, сглупил, познакомив тебя с молодым лордом, я должен сделать хотя бы это. Мужчина не юлил, отчего её съедало желание поддаться соблазну и спросить, с какими женщинами он встречался, любил ли он их, может ли дать ей шанс. – Твоя очередь задавать вопросы, – Сакуре не терпится услышать, что он хочет о ней узнать, а с другой стороны, отвечать куда страшнее. – Окико-сан причинил тебе вред? – Какаши облегчённо выдыхает, получив отрицательный ответ. – А Саске? – Мне кажется или ты плохого мнения о Саске? – с возмущением взмахивает руками. – Когда как. Не все легко прощают, – намекает на слабость Сакуры. – Я не говорю, что это плохое качество. Но… – Но с этим ты ничего не поделаешь. Все ошибаются, – защищать Саске давно вошло в привычку. – Ладно, каждый останется при своём мнении, – он был близок к тому, чтобы закатить глаза. – Как ты относишься к лорду? Только честно. Я выдержу любую правду. – очередь Сакуры фыркнуть. – Окико-сан интересный молодой человек, – шикает на Какаши, когда он с ехидством добавляет, какой лорд красивый. – И совершенно не в моём вкусе. Мне нравятся мужчины постарше. – Вот как? – Какаши поднимает одну бровь, стереть бы эту довольную моську. – Постарше как Ямато? Постарше как Шестой Хокаге? – Не такой Ямато и старый! – Сакура не знает, как скрыть свои пунцовые щеки. Он вроде прямым текстом спрашивал, нравится ли он ей, а вроде спросил из любопытства. – А Шестого Хокаге обсуждать нельзя, он фигура неприкосновенная! – Настолько неприкосновенная, что целовать Шестого Хокаге на глазах его помощников смелости хватило. – Не знаю, что на меня нашло, – наступает время тихонько отсюда сваливать, пока она не завралась. – И всё-таки. В твоём вкусе Шестой или нет? – он над ней смеётся, придумал себе интересную забаву и изводит. – Нет. Он дальше своего носа не видит, лезет со странными вопросами и читает извращённые книжечки! Сакура быстренько перемещается на другую сторону кровати поближе к двери. Что за день такой? То вверх, то вниз, никакого спокойствия. По иронии запутывается в покрывале и валится со стоном на пол. Стыдливо опускает глаза, а Какаши садится напротив и тихо смеётся. И на душе от этого так легко. – Я ведь тебе нравлюсь, Сакура, – не спрашивает, а утверждает. Рядом с Какаши так часто замирает время, и не только время, внутри всё замирает от оцепенения. В серых глазах немое ожидание и обещание, что не покинет её, не разозлится, не назовёт раздражающей, не сделает больно. Просто ответь ему и будь что будет. Разве не для этого ты всё затеяла? – Мне нравится Шестой Хокаге, – несмело поднимает уголки губ и со страхом глядит на него. – Ты не удивлён? – Совсем немного. Я не могу ответить тебе тем же, красавица, – Какаши умеет мягко отказывать, Сакура отодвигается от него, на болезненные и негативные эмоции в целом сил не хватает, поэтому реагирует лишь тело. – Но мы можем попробовать, – он протягивает руку к её лицу и вытирает слёзы, Сакура даже не заметила их, одними губами спрашивает, правда ли. – Мы успели поссориться и помириться как настоящая пара. К тому же, я начал понимать, почему меня раздражает молодой лорд. Люди называют это ревностью. Сакура тихо всхлипывает, ругает себя за слёзы, накопившиеся за то время, что она мучительно подавляла в себе чувства, скрывала их и выдавливала из себя счастливые улыбки. Её не называют слабой, а крепко обнимают. И только его объятия успокаивают бурю чувств.