Carnival of Rust

      …Она истерила. Била подушку, себя, Даню, кричала, что хочет домой, повторяла, что всё совершил тот седой мужчина, валяющийся в собственной крови и блевотине в коридоре, но в ответ получала только бесконечные вопросы а-ля «Какого цвета был автомобиль, в котором вас везли?» или «Вы были с ним знакомы ранее?» Дане очень хотелось въебать меланхолично настроенному пенту, который вместо того, чтобы заняться делом, заставлял Лизу переживать всё заново. Он самым спокойным тоном спрашивал такие вещи, что у парня волосы на голове вставали дыбом. Нет, Даня знал, что надеяться на понимание от доблестной полиции не стоит, и, спрашивай полицейский какую-то другую из найденных девушек, он даже не дёрнулся бы. Но сейчас делали больно Лизе, девушке, в которую он влюбился с первого взгляда (как иронично!), так что нужно было что-то делать. И ничего лучше, чем просто взять её в охапку и выйти из комнаты, в которой девушка провела последние четыре года, воспалённый мозг Данилы не придумал.       Было много шума. Дом осматривали, во дворе хрипел ротвейлер, журналисты Чайковского пытались прорваться внутрь, ругаясь с полицией. Едва завидев его с Лизой на руках, они будто сорвались с цепи, и что-то подсказывало парню, что справиться с оравой агрессивно настроенных писак будет сложнее, чем с маньяком. Благо, хоть здесь хранители порядка сработали на отлично, дав Дане возможность усадить девушку на заднее сидение автомобиля и быстро уехать.       Он не хотел ничего спрашивать, она не хотела говорить. В машине повисла звенящая тишина, прерываемая лишь покашливанием парня, от которого, как ни странно, неловко не становилось. Было не до неловкостей.       О чём думала Лиза, он понятия не имел. Да и знать не хотелось. Уж слишком красноречивым было небольшое худое тельце, разноцветное от синяков и ссадин. На ней буквально не было живого места, и Дане внезапно подумалось: какое удовольствие может приносить избиение милой невинной девушки? Как вообще можно испытывать удовольствие от того, что для другого является бесконечным мучением? Избивая маньяка, парень не думал об удовольствии. Глаза застилало желание отомстить, и никакого блаженства во время этого он не получал. С каждым ударом по телу, с пониманием того, что он чувствует всё то, что испытала Лиза, Дане становилось легче. Но удовлетворения он не получал.       И какое удовольствие получали все те журналисты, что так настойчиво ломились в лавандовый домик? Что хорошего они надеялись там найти? Понятное дело, сенсацию. Все новостные порталы, газеты, радио, местное телевидение вот-вот взорвутся яркими заголовками. И ничего не понимающие люди будут с умным видом обсуждать происходящее. И будут устраивать эфиры, будут приглашать туда девушек, вырванных из паутины маньяка, напоминая им о том, что произошло в их жизни. И вся боль, которую эти девушки ощущали, будет лишь инфоповодом. На короткое время город всколыхнётся, а потом всё забудется, журналисты выбросят из головы информацию об этом происшествии и начнут искать новые поводы раздуть скандал. И всем будет плевать на загубленные жизни. Ничего не изменится. Жизнь продолжит идти. Вся эта ситуация — капля в море. Даня так резко осознал это, что в глазах защипало, и горло защекотал какой-то комок.       Что остаётся ему? Только быть рядом с Лизой. Постараться сделать всё, чтобы она влилась в жизнь и вспоминала о произошедшем как можно реже, в идеале — просто выбросить из её головы все воспоминания. Но Данила был здравомыслящим человеком, он понимал, что это невозможно. ***       …Одиночество сейчас было для Лизы синонимом свободы. Она лежала на старом диване, которого не видела уже четыре года, скрутившись в клубочек, стараясь выбросить из головы любые мысли. Хотелось плакать, но она не позволяла себе этой маленькой слабости. Заплакать — значит, пожалеть себя, а это было не в её правилах. Она могла бы рыдать без перерывов, выть волком, спрашивать у Вселенной, за что, почему именно она, чем заслужила это, но ей не хотелось провести в этих размышлениях всю жизнь. О, да, она была очень сильной. Настолько, что порой страшно становилось.       Каждый день приходил Даня. За эти полтора месяца, что она провела дома, он не проронил ни слова. Приходил, сидел рядом, боялся даже дотронуться до неё, да пока что и не надо было. Ей не хотелось ни видеть, ни слышать, она готова была на коленях умолять бабушку и Даню оставить её в покое, дать время. Останавливало нежелание обидеть их, то есть потерять всё, что у неё осталось в этой жизни. Не хотелось терять свою сказку. Нет, Лиза не хотела, чтобы о ней забыли, но сейчас ей необходимо было побыть с собой один на один. И парень как будто понял это.       Шла вторая неделя, как она в последний раз видела его рыжие волосы, тёплый взгляд и чёрную толстовку. Первые дней пять девушка упивалась одиночеством, всё так же лежала на диване, не ела и не пила то, что ей приносила бабушка, не сказала ей за это время ни словечка. Она похудела так, что боялась увидеть своё отражение.       Во время своего заточения Лиза говорила лишь с самой собой. Вести диалог с человеком для неё сейчас казалось невыполнимой задачей, хотя и необходимой. Как научиться заново общаться с людьми? Как выдавить хоть словечко тому, кто с тревогой всматривается в похудевшее лицо, кто боится дотронуться до тебя, хотя очень хочет? Лиза не знала. Она много раз пыталась сказать банальное «Привет», но у неё не получалось. Будто кто-то в мозгу выдернул выключатель, отвечающий за слова. И, несмотря на это, девушка твёрдо решила, что в следующий раз она обязательно поздоровается с ним. Почему именно с ним, а не с бабушкой? В душе Лизы теплилась надежда, что он спасёт её во второй раз. На этот раз не физически, а психологически.       Сердце застучало с бешеной скоростью, когда вместо бабушки зашёл он. Девушка встрепенулась, распрямилась, вслушиваясь в удары моторчика внутри неё…       — Привет, — получилось так тихо, что она сама с трудом расслышала. Но этого хватило, чтобы Даня рванул к ней, как тогда, в лавандовом домике, обнял сильно-сильно и начал говорить. Будто плотину прорвало. И, как ни странно, Лизе не было неприятно. Ей вдруг очень захотелось стать маленькой девочкой, сесть на колени и начать жаловаться на свои детские проблемы. Жаль только, что сейчас проблемы были совсем не детские, да и на колени садиться было страшно.       А парень тем временем всё говорил и говорил. Он захлёбывался информацией, путался в предложениях, желая как можно скорее излить всё, что накопилось. Он даже не назвал своего имени; то, что она не знает, как его зовут, совсем вылетело из головы. Хотелось говорить, как он её любит, но получалось несвязное «Боже, я скучал, в смысле, всю жизнь, да и вообще…», и он понятия не имел, что с этим делать. Внезапно тишина начала безумно напрягать обоих.       Речь полилась из бледных шершавых губ будто сама по себе. Она излагала информацию сухо, чётко, как робот, перед которым поставили определённую цель. Без запинок, тяжёлых вздохов и вообще оттенка эмоций девушка рассказывала, как прошли эти четыре года. Ей жизненно необходимо было выговориться наконец, опустошить душу, чтобы впустить туда его, Даню. И он сидел смирно, внимательно слушая, не перебивая, не смея даже лишний раз сделать вдох. Всё, что рассказывала Лиза, не укладывалось в голове. Ненависть к оборотню в погонах разгоралась с каждым её словом.       Она рассказывала про зелёную комнату, где пахло яблоками и кровью. Там он чаще всего пытал жертву. Любимой забавой было дотрагиваться до оголённого тела, испещрённого синяками, голым проводом. К счастью, это быстро заканчивалось — маньяк знал, что она не выдержит долго. Там же, на месте, он насиловал её всем, что попадалось под руку. Там же жёг её раскалённым металлом, снова насиловал… Только сейчас Лиза начала догадываться, что неспроста она так быстро всё забывала. Скорее всего, в еду он подмешивал какой-то наркотик, который поддерживал её психическое состояние в относительном порядке.       — Знаешь, я не психиатр, но у меня есть один на примете. Ему можно доверять. Без его помощи ты не… Боже, Лиза, скажи, что ты согласна! — Даня был готов терпеть то же, что терпела она, только бы согласилась! Он понимал, что восстановиться хоть наполовину ей поможет только специалист, и испытал огромное облегчение, когда девушка едва заметно кивнула. ***       …Прошло пять лет, и всё понемногу стало налаживаться. Да, ей было плохо. Она едва не похудела до состояния, в котором просто умерла бы, едва не сбросилась с крыши, едва не подсела на наркотики. Рядом всегда был Даня, который подкладывал еду в тарелку, заставляя есть, не пускал никуда без присмотра, вёл себя, как курица-наседка, поначалу раздражая. Но, проснувшись одним прохладным летним утром, Лиза вдруг осознала, что не вспоминала о тех четырёх годах уже три дня. Три дня! На кухне бабушка жарила оладушки, рядом с её кроватью на раскладушке сопел Даня, и впервые за пять лет ей захотелось лечь рядом и обнять его. Может, даже поцеловать. Ни о чём большем она не думала.       — Дань, Даня, — девушка протянула руку и, боясь упасть с постели, потрепала его за плечо. Он тут же вскочил, растрёпанный, заспанный, опухший, раздражённый. — Иди ко мне.       Он растерялся. Странно, но за всё это время парень не думал о физической стороне любви, которую испытывал к Лизе. Нет, ему хотелось обнять, поцеловать, и он делал это, когда она позволяла, хоть и понимал, что это не приносит ей удовольствия. Но секс… Он вообще сомневался, что это когда-нибудь случится. Хотя что такого в том, что она позвала его в постель? Почему он, как животное, сразу подумал о сексе? Стало мерзко от самого себя.       Он осторожно лёг рядом, стараясь не испугать девушку, и с радостью заметил, что она не дёрнулась, а, наоборот, подвинулась ближе, легонько прижавшись к нему. Зарывшись носом в её волосы, почему-то так же, как в первую их встречу, пахнущие земляникой, Даня почувствовал, что всё вроде бы налаживается. Лиза больше не ведёт себя, как запуганный ягнёнок, она позволила ему лечь рядом, дотрагиваться до себя… Захотелось её поцеловать.       — Можно я тебя поцелую? — спросонья голос звучал непривычно хрипло. Девушка напряглась, но тут же расслабилась, кивнув. Он мягко обнял её, медленно приблизился и прикоснулся губами к её губам, немного втянув их. Оба замерли, прислушиваясь к собственным ощущениям. Этот момент был настолько волшебен, что не хотелось его прерывать… Но нужно.       — Ты как? — спросил Даня. И Лиза внезапно улыбнулась.       — Мне так хорошо не было никогда. Знаешь, я хочу хотя бы попробовать… Заняться любовью.       Даня не ответил. Он только вновь накрыл её губы своими, давая рукам волю. Они медленно, но беспорядочно принялись шарить там, где пять лет назад чернели синяки. Лиза спала без лифчика, в свободной футболке, так что добраться до её груди было несложной задачей. Странные ощущения охватили девушку. Совсем недавно она не думала, что сможет испытывать удовольствие от чужих прикосновений, но сейчас начала возбуждаться от одних только лёгких поглаживаний ареолов, а затем и сосков. Одной рукой Даня продолжал ласкать её грудь, а вторую принялся неторопливо опускать вниз. Дыхание обоих участилось; Лиза сжала зубы. Она хотела этого, и в то же время желала провалиться сквозь землю от стыда.       — Мне прекратить? — шёпотом спросил парень. Она резко мотнула головой.       — Наоборот. Продолжай.       Мягко, но настойчиво он раздвинул худые донельзя ноги. У Лизы появилось желание свести их, но она тут же подавила его, понимая, что этим только испортит момент. По сути, это был её первый секс с человеком, который хотел не только её тело, а её саму. И, что гораздо важнее, первый секс, которого она искренне хотела. Девушка закрыла глаза, отдаваясь ощущениям полностью. Он нежно массировал клитор, доставляя удовольствие, которого до этого момента она не знала. Будто разряд тока прошёл сквозь всё тело, заставляя сознательно податься вперёд, как бы намекая на нечто больше. Слегка улыбнувшись, он спустился ниже. Осторожно ввёл один палец и замер, давая девушке привыкнуть немного к происходящему, затем начал медленно двигаться. От такого, казалось бы, незначительного действия она, закусив губу, выгнулась дугой.       Он ласкал её около пяти минут, этими действиями возбуждая одновременно и себя. В один момент Даня понял, что терпеть больше невмоготу, поэтому быстро стянул с себя шорты, трусы, обнажая налившийся кровью от возбуждения член. Инстинктивно девушка сжалась, вспомнив, как когда-то так же над ней навис насильник, но силой воли заставила себя отбросить плохие воспоминания и довериться парню. Медленно, вновь боясь испугать эту маленькую девочку, он вошёл в неё буквально на несколько сантиметров. Вышел. Затем снова вошёл, на этот раз практически полностью.       Ей было так хорошо и страшно одновременно, что из губ вырвался сдавленный стон. Парень тут же словил его поцелуем, начиная двигаться быстрее. Он уже не видел ничего вокруг и, видимо, мало что понимал кроме того, что нужно быть нежным. Единственной его целью было доставить Лизе, сгорающей от стыда и наслаждения, удовольствие. И он этого добился! Спустя пару минут его аккуратных движений Лиза поняла, что в один момент просто потеряла контроль над своим телом. Кончики пальцев похолодели, и тут же накатила волна мелкой дрожи, удивительно совпавшей с оргазмом, накрывшим с ног до головы. Она не соображала, где находится, на земле или на небе. Казалось, что в ней взорвалось тонны три тротила.       Как только Даня понял, что девушка кончила, он тут же прекратил действия. Получить оргазм сегодня для него не судьба, да и не так это важно. Возбуждение спадало, они просто лежали в обнимку, ни о чём не думая. Парень просто любовался покрасневшей Лизой, а она… Ей просто было очень хорошо.       Они бы лежали так до конца дней, но кто-то постучал в закрытую дверь.       — Завтракать пора, вставайте!       Пара резко оживилась. Даня начал искать шорты, Лиза — нижнее бельё, которое бросила вчера куда-то, а куда, запомнить не удосужилась. И, глядя на неё, бегающую по комнате в одной футболке, растрёпанную, родную, парню вдруг захотелось сказать что-то такое, что перевернёт её жизнь с ног на голову.       — Выходи за меня замуж, а, — тихонько произнёс парень. Лиза замерла от неожиданности, а потом… Засмеялась. Впервые за все пять лет он услышал её смех, и это показалось ему самым лучшим, что он слышал. Её смех оказался таким звонким, искренним, что сразу стало понятно: ответом будет «да».       Они справятся со всем, они проживут долгую, счастливую жизнь. Они ведь соулмейты. Родственные души. И пусть их свёл страшный случай, пусть в их отношениях будет много неровностей, шероховатостей, пусть! Они будут самой счастливой парой на планете Земля. Потому что ни одной паре на свете не было так хорошо в объятиях друг друга, ни одной и не снились те эмоции, которые они испытывают, целуя друг друга. А значит, всё у них будет хорошо, несмотря ни на что.