***
На следующий день (13 сентября) злосчастная статья о «несчастье» Куперов, опубликованная наравне с такими важными разделами, как: «Архивный выпуск», «Кричащая правда», «Наше мнение», хоть и вышедшая из-под пера анонимного автора, красовалась жирным заголовком на главной странице с пометкой «сенсация». Жёлтая пресса частенько отличалась преподнесением некой вишенки на торте в виде откровенного вранья, и публикацию о сгоревшем доме и новый адрес их места жительства уже можно было расценивать очередным «подлить масло в огонь». Однако она всё равно просочилась грязной водой во все уголки, возможно, самые тёмные и неказистые щели Ривердэйла, постепенно поднимая очищающую волну и превращаясь во что-то грандиозное, ярко светящие, до пафоса преувеличенное в своей доброте и скорби — именно так были подобраны в статье о пожаре слова. И это сработало. Не хватало в конце маленького комментария, чтобы добавить некую экспрессию такими красными и аккуратно выведенными буквами «так вам и надо». И если люди не выговаривали бы сами этого, принося с собой очередную холодную улыбку, то, возможно, и не случилось бы разделения на два лагеря, послужившего началом более страшным и плачевным событиям в городке на Свитуотер. Жители будто ожили, перестали искать виноватого, наоборот, пытались вымещать свою накопившуюся за всё время злобу на слабых, которые не могли противостоять без весомых аргументов. Они просто исчерпали сами себя во всех этих бессмысленных разговорах на камеру перед шерифом. И сколько бы Элис яро ни боролась за их невиновность, выставляя порой напоказ острые клыки, и ни пыталась отстоять себя и дочь в том, что им было ничего не известно, исход был один — нет достоверности. Приходилось закрывать дело, а потом вновь его начинать по чей-то очередной жалобе в полицейский участок, а таких было немало. После этого целая череда бед обрушилась на Куперов, начиная от мелких неприятностей наподобие тайно подброшенных писем, которые девушка пыталась тщательно скрыть, заканчивая чем-то более серьёзным — откровенные угрозы Бетти, изложенные на школьном шкафчике, о расплате над людьми, которые якобы были причастны к убийствам и являлись сообщниками «Чёрного Капюшона». И порой от этого пробирало до настоящей злобы, до скрипа зубов, до безнадёжных выдохов, и выдвинутый лозунг «не дадим жить убийцам» крутился в голове вечным двигателем. А виновники так и не были найдены, даже когда уже сами Джагхед и Арчи, вопреки негодованию со стороны Бетти, обратились с данной проблемой к Валдо Уэзерби (директору старшей школы Ривердэйла). И это пугало. Им ничего не оставалось, кроме как трусливо, по-кроличьи прятаться и надеяться на лучшие времена, спрятав свою неистовую гордость и заработанную репутацию «Нэнси Дрю», ведь один неверный шаг и очередное «пожарище» пламенными языками поглотило бы уже их самих.***
— Как уезжаем? — испугавшись, повторяет растерянно Бетти, пересекая шесть квадратных метров на пути к матери. Босые ноги чувствовали каждые неказисто выпирающие шапки гвоздей из дощаного, местами облезлого покрытия пола. А эти окна, где у оконной арки постепенно отваливаются кусочки древесины, и прозрачное стекло, покрытое разводами от дождя и опечатками чьих-то пальцев (вероятно, детских), не говоря уже о пыльных полках шкафа и тумбочек, разбросанных около двух кроватей и криво развешанных картин. Ещё и этот невыносимый холод, пробегающий сначала по ногам, расползаясь маленькими крапинками по всему телу. И это за целых пятнадцать долларов в сутки! С таким же успехом можно было приобрести два спальных мешка и спать на улице. — Я перезвоню, — переворачивая блины и параллельно разговаривая по телефону, произносит Элис, после чего откладывает его в сторону на заляпанный маслом стол. — И тебе доброе утро, ты почему ещё не в школе, и что на тебе за ужасный наряд? — Я не хочу туда возвращаться, — устало произносит Бетти, складывая руки крестом и громко выдыхая, — а одежду мне на время одолжил Джагхед. Она невольно поморщилась, когда почувствовала вновь на своих губах его имя. Такое красивое и свободное, придающее щепотку уверенности в себе. Да и его зелёный свитер был единственной вещью, которая источала глубокий комфорт в этом «паршивом» саутсайдовском отеле. Девушка всё ещё вспоминает с легкой улыбкой на лице тот щепетильный момент, когда Джонс потянулся за поцелуем, но она, смутившись, отстранилась. И сколько было горечи в том тяжёлом и затянувшемся «прости» посреди её комнаты. Но она не умела выражать свои эмоции правильно и ненавидела себя за это. — Опять этот змей, — в голосе Элис явно прослеживаются нотки раздражительности. Она кладёт последний приготовленный блин на тарелку, и образуется импровизированная стопка. — Не отходи от темы, — с упреком произносит Бетти, закатывая глаза, — мы планируем переезд? — Да. — И куда же? — Твоя сестра Полли согласилась нас приютить, — медленно отвечает женщина, часто делая мягкие паузы и наливая кипяток в кружку. И, допустим, можно было бы разыграть другую историю: не про этот чёртов отъезд, драмы и ненужные семейные скандалы, крики, а что-то более действенное и позволяющее стать другими в глазах жителей. Но всегда легче найти более обходительный и безопасный вариант, где не надо рисковать и искать неожиданных поворотов событий, где тебя собьёт машина, и это будет обычным делом в мегаполисе, смягчая скорбь об утрате кровно-заработанными зелеными купюрами. — А моё мнение ты не забыла спросить? — улыбнувшись, интересуется Бетти, покачиваясь на пятках из стороны в сторону. Она нервничает. — А ты разве против? — удивляется Элис, и её светлые чуть-чуть подкрашенные брови практически соединяются в одну на переносице. — Конечно! — воскликнула Бетти, разводя руки в стороны в жесте «Бинго». — Элизабет, ты же сама должна осознавать, в каком сейчас положении мы находимся, — строго произносит женщина, пытаясь повлиять на дочь. Но, если это было тяжёло осуществлять раньше, то сейчас это перешло за грань куда больше, чем реальность. — В каком положении, мама? Когда приходится жить в какой-то дыре вместо тёплого и уютного дома? Когда не знаешь, куда деваться при виде записки, адресованной тебе под ногами? Или когда боишься одна выходить на улицу? Ты про это? — Бетти была возмущена. Опять кто-то диктует условия и говорит за неё заветное «да» или «нет», будто это совсем неважно. Ну, а теперь это не казалось такой недосягаемой сказкой: «Родители её искалечили и превратили в механического болванчика. Потенциальное будущее таких жертв — наркомания и проституция, мир таких не любит. Она и сама себя не любит». — Вот видишь, ты сама всё понимаешь. — Но я не говорила, что хочу уезжать или прятаться у Полли под крылышком, — после этих слов миссис Купер наградила её пронизывающим и сердитым взглядом и, кажется, частично сдалась. — Делай, как хочешь, — она махнула в сторону Бетти рукой и направилась в ванную комнату, но напоследок добавила, — только ты будешь полностью под моим надзором и никаких ночных шатаний по улице с Джонсом. — Хорошо, — ликующе и с улыбкой отвечает Бетти, присаживаясь за обеденный стол.***
В принципе, никто специально о происшествии и не говорил, находясь всей компанией вместе. Каждый делал какие-то свои выводы, пометки в голове, обдумывал план дальнейших действий и всё больше отклонялся от обыденной системы общения, даже в школе «неразлучная пятёрка» сидела непривычно по отдельности, и только Арчи пытался вставить слово и разбавить затянувшуюся атмосферу настороженного молчания. Но иногда было такое подкошенное состояние, что хотелось просто уединиться с кем-нибудь и поговорить, рассказать о чувствах, которые накапливались на протяжении последней недели, или необычных событиях, излить душу, обсудить что-нибудь важное или не очень — было всё равно. Ведь все не железные, и их чувства не состоят из встроенных или навязанных программ, микроскопических чипов. — И какой план дальнейших действий? — спрашивает Джахгед, выслушав полностью краткий рассказ Бетти. Он не хотел верить в это, просто не желал. Сначала «Белый Яд» со своими наркотиками, потом главный антагонист — «Чёрный Капюшон» в виде отца Бетти, позже война «Лодж Индастрис» и «Эндрюс Констракшнс» за звание мэра Ривердэйла, а теперь… «Невидимый враг», «Аноним» или как его назвать, если против Куперов практически поголовно все. И сколько вокруг ходило сплетен и домыслов, что это уже приобрело свой цвет «актуальности» и некий отрицательный шарм так называемой «популярности». — Я-я думаю над этим, — неуверенно отвечает она, — но хотела бы посоветоваться с тобой. Девушка не знала, к кому можно обратиться с данной проблемой более откровенно, ничего не утаивая в шкафчике с надписью «скелеты». И если бы она смогла вновь довериться после всех интрижек и ужасных деяний, связанных с компанией отца Вероники, как когда-то старому лучшему другу Арчи, то первым бы её секрет узнал определенно он. — Выкладывай, — сосредоточено произносит Джагхед, сложив пальцы «домиком». — Мне кажется, что эта история касается именно меня, а не всего Ривердэйла, — тихо объясняет Бетти. — Именно поэтому не стоит никому об этом говорить. Лучше будет выставить себя потенциальной жертвой, к примеру, на моём дне рождения, и поймать его. Ты как думаешь? — Бетс, ты точно уверена в этом? — обеспокоено спрашивает Джагхед, невольно кладя свою ладонь на её пальцы, нервно постукивающие по деревянным доскам скамейки. — Я не знаю, — отвечает она, — но если это сработает, то я готова. — В таком случае я с тобой, — добродушно отвечает он, украдкой останавливая свой взгляд на её слегка взволнованно приоткрытых губах. «Она определенно волшебница, которая искусно околдовала меня», — временами думал Джонс, смотря на это любимое выражение лица. Он будто под её руководством выпил какую-нибудь одурманивающую амортенцию (любовное зелье) из семи серий книг о «Гарри Поттере». И если ему самому дали выбор, то он бы использовал на себе из этого романа заклинание изменения памяти — Обливиэйт, лишь бы больше не думать об этом насквозь продирающем аромате её духов и манящих к себе губах. — Бетти, — глухо шепчет он, прикасаясь пальцам к её залитым краской щекам. — Да, Джаг, — она сама тянется к нему, и только шум ветра и падающих листьев мешает этой напряженной тишине. И они практически сливаются в поцелуе, встречаясь в паре миллиметрах. Он так долго этого ждал, пока она сама ответит ему взаимностью — такой жаркой и непринуждённой, пока сама начнёт думать только о нём, о его прикосновениях. Но вдруг раздается раздражительная и режущая уши мелодия звонка от Тони Топаз. Джагхед, закатывает глаза и вынужденно отстраняется, пуская ярые звезды негодования. — Да, Тони, — механически отвечает он. Их разговор длился буквально пару минут, после чего, вставая с лавочки, он кинул Бетти быстрое и мимолетное «пошли».***
— И что это за коробка? — он подскакивает к небольшой картонной коробочке на которой чёрным маркером выведено его имя. Она перевязанной шпагатом, как бандероль. Перочинным ножиком Джагхед первым распарывает его. Крышка откидывается. — Что за гадость?! — вскрикивает рядом стоящая Тони, и выпавшая из рук коробка падает на стол. Что из неё выкатывается? Какой-то сувенир? Темно-серая. С тусклым стальным блеском чешуя пластинками облепила змеиную голову чёрной гадюки. Отрезанную голову. Застывшая сукровица чёрно-багровыми сгустками осела на срезе шеи, глаза, потускневшие, будто подёрнутые беловатой плёнкой, смотрели с застывшей навсегда злобой.