Черновики

      Саня чиркнул спичкой, осветив вспыхнувшим огоньком лицо и ладони. За мгновение до того, как окружающий воздух наполнился едким табачным дымом, Лёня успела почувствовать тонкий, буквально на секунду мелькнувший запашок алкоголя от прошедших мимо ребят. Странно, никто ведь вроде не пил. Или она не заметила? В романтически-мечтательном своём настроении она многого не заметила — и сигарет, и то и дело открывавшихся банок с соответствующими напитками, и того, что для некоторых это веселье было навеяно доведением до нужной кондиции. Никто не напился до невменяемости, все «культурно» и «для сугреву». Но всё равно вдруг покоробило, стало уже как-то не так. Не так, как ей в её мечтах представлялось. И ощущение это вновь нагоняло тоску.       Лёня дёрнула плечами от холода, зачем-то приглядываясь к курящему Сане. Он был ей интересен, как и любой творческий человек, а уж подавно — музыкант. А она вечно всё идеализирует. Придумает себе человека, едва его зная, иногда даже — едва увидев, а потом всякий раз больно разочаровываться, и на душе погано и противно. Виновата только сама, и сколько раз уже зарекалась подобного не делать, но поди, поспей за собственными мыслями! Вот и хозяина этой куртки она тоже по большей части придумала…       Выдохнув очередное облако дыма, Саня застегнулся под горло, стряхнул пепел с сигареты и протянул обратно спички:       — Спасибо. Извини, но девчонкам я курить не предлагаю, да тебе и рано ещё, — хитро блеснул он глазами в свете фонарей. Лёня удивлённо взглянула на парня — надо же, сразу просёк! Провал операции, камуфляж не сработал! Но с ещё большим удивлением смотрел на неё саму Гриша, на полном серьёзе считавший своего нового знакомого мальчишкой.       — Если у человека есть спички, это ещё не означает, что он дымит, — наставительным тоном произнесла она, пытаясь не выдавать своего удивления. Саня в ответ усмехнулся.       — Ладно, бывайте, — он по очереди протянул руку обоим, собираясь уходить. — Ты уж проводи даму до дому, академик, — лукаво прищурился парень, которого явно смешило выражение Гришиной физиономии.       Лёня досадливо цокнула языком — вот ещё только сватов ей не хватало — но всё же спросила:       — Вы здесь часто бываете вообще?       — По-разному. Иногда собираемся. Если вдруг буду нужен — в моторостроительном училище Суворова спросите — вам скажут. Спокойной ночи! То есть утра! И с наступившим!.. — последние фразы он бросил, уже уходя, махнул на прощанье рукой и слышно было, как крикнул кому-то в сумеречной темноте:       — Эй, меня подождите, куда рванули-то?!..       — Вечно так — поэты и музыканты учатся в моторостроительных, а в консерваториях сидит невесть кто… — куда-то в пространство задумчиво проговорила Лёня, проводив взглядом удаляющиеся силуэты. Гриша, старавшийся придать себе самый будничный вид, спросил только лишь для того, чтобы что-то спросить:       — А ты тоже играешь?       — Да не особо пока. Больше пишу, — они, не сговариваясь, направились к выходу из парка. Хоть Лёня и не была никакой «дамой», настроение уже было не настолько отшельническим как тогда, когда она выходила из дому. — У меня тоже образования нет. Так, тренькаю для себя на старой отцовской гитарке. Мама её выкинуть хотела, а я не дала. Ну она поворчала, конечно, — мне же «очередная глупость в голову взбрела» — но в итоге оставить разрешила. У неё что ни возьмись — всё глупость… — девчонка замолчала, осознав вдруг, что слишком разболталась. Но Гриша явно был не против слушать.       — А ты? — спросила Лёня в свою очередь, из уважения к собеседнику. — Чем занимаешься?       — Учусь, — пожал он плечами. — Поступил вот, сижу, пишу…       Некоторое время прошли в молчании, думая каждый о своём. Вышли из темноты парка, зарябило в глазах от света, зашумели самые ранние машины. Изредка кто-то из них поднимал голову, будто пытаясь разглядеть в небе звёзды. Но было пасмурно, дождь падал совсем уж редкими каплями. Да и в чистом городском небе разве увидишь настоящих звёзд!       — Слушай, а почему Лёня? — словно набравшись храбрости, спросил вдруг Гриша, и тут же добавил:       — Ты извини, кстати, я просто… Темно было…       С прищуром, подобно тому, как недавно смотрел Саня, взглянув на парня, девчонка усмехнулась:       — Да брось ты, какие извинения! Меня постоянно за пацана принимают! Знаешь, как родителей это бесит — жуть просто. А мне смешно. У людей вечно такие лица… Ну, как у тебя вот было тогда, — Гриша тоже засмеялся, представив. — А Лёня — считай, и есть имя, привязалось давно уж. Мне нравится.       — А как по-настоящему? Ну, то есть…       — А Лёня и Лёня, — секунду задумавшись, ответила она. — Так привычней — все почти постоянно так зовут.       — Понял, — Гриша кивнул и не стал расспрашивать дальше. — А я, знаешь, сегодня впервые за три дня на улицу вышел, — сказал он вдруг совершенно не в тему. Но почему-то захотелось хоть кому-то об этом сказать.       Теперь уже Лёня уставилась на него с интересом. Гриша немного порассказал о себе, об учёбе и курсаче, получив нужную порцию пониманий и сочувствия, хотя и старался не жаловаться. Говорить было просто, как будто они встретились не пару часов назад. Лёня вначале не поверила, что такой, с виду не спортивный парень, настолько разбирается в тонкостях спортивной медицины и так её любит. А Гриша серьёзно занимался лёгкой атлетикой, бегом и многоборьем, пока серьёзно не повредил спину. Восстанавливался долго и не восстановился толком, а там уже и институт, надо было решать… В общем, об Олимпийской медали пришлось забыть. «Очень даже прозаично всё», — подвёл итог парень, слегка грустно улыбнувшись, но Лёне показалось, что он рассказал сюжет из какого-то фильма. Уже не в первый раз она сталкивалась с тем, что реальность закручивает сюжеты похлеще самых талантливых режиссёров.       — Но я решил спорта насовсем не забрасывать, вот, буду теперь по другую сторону баррикад. Может массажистом или ещё кем — как придётся, — уже совсем светало, а за разговорами они не заметили, как дошли до того самого переулка, в который нужно было Лёне. Она остановилась:       — Тебе-то куда надо? Я что-то и не спросила даже.       — Немного дальше. Ты сворачиваешь?       — Ага. Вон дом, два шага здесь.       — Ну мне велено всё же тебя проводить, так что увольте, — парень шутливо протянул руку, как бы приглашая пройти.       — Ой, и ты ещё станешь слушать его? — но пора бы было вспомнить о спешке и приближавшемся утре. Пошли вдвоём.       — Нам сюда, — предупредив вопросы, Лёня решительно свернула не к подъездным дверям, а к открытому окну.       — Никогда бы не подумал, что кто-то способен на такое! — искренне удивился Гриша, глядя, как девчонка примеряется, чтобы залезть. Окно оказалось несколько выше, чем она ожидала.       — Чшш! Давай шёпотом, разбудим — и мне хана! — прошипела она. К счастью, окна в спальне родителей были закрыты плотно — отчим не любил сквозняков. Если вылезти из окна было делом пустяковым, то с возвращением в квартиру возникли трудности — сделать это без шума было едва ли возможно. Но не зря Саня отправил ей Гришу-академика в сопровождающие!       — Давай помогу, — он сложил руки у колена, сделав «подножку», какой все дети пользовались, перелезая через заборы и прочие препятствия. Лёня недоверчиво взглянула на парня — всё те же взъерошенные светло-русые волосы, немного, но съехавшие на один бок очки. Только глаза за стёклами этих очков блестели теперь неожиданно ярким азартом.       — Ну, чего ждёшь? — свистящим шёпотом поторопил парень. — Или домой не собираешься уже?       Решительно кивнув, Лёня упёрлась одной ногой в стену, другой оперлась на подставленные руки, уцепилась за подоконник, а потом и за раму. Сжав зубы от напряжения — как бы не задеть чего и не наделать шуму — девчонка забралась на подоконник и, тяжело дыша, перегнулась через него, глядя вниз, на отряхивающего ладони Гришу.       — Спасибо тебе! — она протянула руку, и парень, улыбнувшись, пожал её.       — Ерунда.       — Ты прости, мне пора, а так бы ещё поболтали… — в соседней комнате раздался неясный шум, и Лёня, едва успев сказать «Идут!», как была, в джинсах, кедах и куртке, юркнула под одеяло, зарывшись практически с головой. Спустя минуту в комнату заглянула мама, подойдя к окну, выдернула из-под него тетрадку и крепко закрыла, покачав головой. Лёня, изо всех сил стараясь успокоить дыхание и бешеное биение сердца, открыла глаза и свободно вздохнула только тогда, когда закрылась дверь и утихли шаги в коридоре.       А Гриша, успевший скрыться из-под окон сразу же, как только девчонка исчезла в комнате, шёл домой, и улыбался, сам не зная чему. Вдруг вспомнились слова Сани-музыканта: «С наступившим!». Что он имел ввиду? Тоже мне, шутник, не Новый год же, в самом деле. Парень взглянул на часы, но там не отображалась дата. И вдруг осенило — хозяева квартиры-то уехали ведь на майские! Вчера точно ещё был апрель, а значит, сегодня первое! А он напрочь запутался в числах и позабыл дни недели! И Лёня, получается, зря волновалась — никуда её родители сегодня спозаранку не пойдут, если только на шашлыки вечером укатят.       Выходит, май. Мир. Труд. Не-а, не те лозунги. Пусть лучше будет свобода и честность. И жизнь, и музыка, и ветер, вот такой, как сейчас, от которого уже зубы скоро стучать начнут. Пусть будет настоящее, как было сегодня впервые с ним.       Гриша не поверил бы в подобное приключение, не случись оно с ним только что. А всё же полезно, однако, иногда выходить из дому! Хотелось опять смеяться собственной глупости — как он раньше всего этого не замечал? Неужели человека нужно обязательно довести до полубезумного состояния, чтобы он очнулся, посмотрел вокруг и увидел в конце концов, что мир не замыкается пределами квадратных метров квартиры, а жизнь не сводится к конспектам, документам и правилам? Обязательно ткнуть носом — на, смотри, у тебя под ногами, ты ведь не видишь ничерта! Гриша взглянул под ноги — из лужи таращилось собственное расплывчатое отражение. Он шагнул и разворочал воду ботинком. Стоило-то всего лишь вспомнить самого себя…