***
Ужасная мука – подниматься с утра через силу, заставляя себя идти туда, куда идти не хочется, чтобы делать там то, что делать тебе не нравится. Что угодно готов отдать за пару часов сна, за то, чтобы не вылезать из тёплой постели в холодный неприветливый мир. Но трезвонит будильник, настырно будят домашние и даже собственная совесть, проснувшаяся раньше тебя, не оставляют ни малейших шансов. И полусонные совы встают, проклиная маленьких наглых птичек, сумевших подстроить весь мир под свою жаворонковую систему. Гриша с трудом разлепил веки и, приподнявшись на локте, прищурился. С его зрением трудно было что-то различить, тем более, в эдакой полусумеречной темноте. Постойте-ка… Парень протёр глаза и резко сел в постели, проморгавшись, нашарил очки. В комнате и вправду было темно, и уж точно не по вине штор. Гриша на всякий случай раздвинул их, глянул на улицу – соседние дома сверкали светящимися квадратиками окон. Всё тело было каким-то обмякшим, желейным и вялым, будто он лёг спать не после прогулки, а пробежав несколько десятков километров. Голова не то, чтобы совсем прояснилась, но, по крайней мере, перестала болеть. Ужасно пересохло во рту и хотелось пить. Он точно вчера не выпивал? Курил вроде… Или это кто-то курил? И сколько же, в конце концов, он проспал? Почему-то оставив тёмной свою комнату, Гриша включил свет в кухне. Выплеснул в стакан остатки воды из фильтра и, не заморачиваясь, добавил холодной прямо из-под крана. Парень жадно пил, чувствуя, как влага растекается от горла к самому нутру, казалось, напрочь иссохшему. И вдруг, случайно взглянув на микроволновку, поперхнулся на последнем глотке. Откашливаясь и фыркая, Гриша присмотрелся получше – часы показывали 20:13. Пришлось даже присвистнуть от удивления. Половину суток спать, вообще не просыпаясь! А чего, собственно, можно было ожидать после трёх практически бессонных дней и ночей? Гриша так и продолжал стоять на кухне, какой-то потерянный, выпавший из мира из-за того, что у него с этим самым миром напрочь разошлись расписания, и не понимающий, что с этим теперь делать. Уже ведь вечер, все нормальные люди пришли домой, собираются ужинать, чтобы потом ещё немного посидеть, занимаясь своими делами, и лечь спать. А ему что теперь, когда ни ужина, ни сна, ни кого-то живого рядом? Стало вдруг тоскливо и даже жалко себя. В светящихся окнах напротив кипела жизнь, даже за этими тонкими панельными стенами кто-то ходил, шуршал, разговаривал и смеялся, что-то у них там падало, свистело, гудело. У всех у них что-то происходило. И только он, казалось, остался здесь один в кухне и двух пустых тёмных комнатах… Гриша подумал, что даже рад был бы, если бы сейчас нежданно заявились хозяева. Пусть и устроили бы выговор за беспорядок и грязь на кухне, пусть бы ругались, но было бы хоть, с кем поговорить. После столь неожиданных и простых ночных знакомств прежде привычное одиночество стало тягостным и тоскливым. В чувство Гришу привела протяжная трель дверного звонка. Подскочив на месте, парень поспешил к двери, напрочь позабыв о том, что из одежды на нём только трусы. Открыв первую, в маленький тамбур, он спросил севшим спросонья голосом: – Кто? – по квартирам не раз разгуливали непереведшиеся ещё «Свидетели Иеговы» и разного рода продавцы-фуфловтюхиватели. И Гриша до сих пор не мог забыть, с каким трудом они с хозяевами однажды выгоняли набившихся в тамбур и уже практически пробравшихся в квартиру цыган. – Здравствуйте! – вежливо раздалось из-за двери. – Мы из домового комитета, собираем подписи на… – Хозяев дома нет, извините, я комнату снимаю, – со вздохом ответил парень, чуть ли не расстроившись. – Хорошо, прошу прощения, – произнёс женский голос, и стало слышно, как затрещал звонок у соседей по тамбуру. Гриша запер дверь, прошлёпал в комнату, наконец щёлкнув выключателем и там. Лампочка загорелась тусклым желтоватым светом, постепенно накаляясь. Парень встал посреди, осмотрелся, как прораб перед началом работ или воин на поле битвы. Поработать действительно было, над чем, и фронт был велик. Даже мысль о том, чтобы снова садиться за монитор, была противна. По крайней мере, не в такой обстановке. Слава богу, мама не видит этой его комнаты – ей бы, по меньшей мере, стало плохо. Вообще-то Гриша любил порядок и исправно раз в неделю убирался в комнате, с детства приученный к чистоте. «Когда жилище в порядке, то и думается лучше», – не раз говорила ему мама, у которой всё всегда было по полочкам в прямом и переносном смысле. Но последние несколько поистине безумных дней не оставили порядку ни малейшего шанса. Увидев в зеркальной дверце шкафа своё отражение, Гриша ужаснулся – он выглядел немногим лучше вчерашнего избитого встречного. Под глазами залегли тёмные синяки, лицо побледнело, черты его заострились, подбородок покрылся колючей светлой щетиной. – Да уж, дожили, – на автомате сам себе сказал парень и первым делом отправился в душ, приводить в порядок прежде себя, а потом уже комнату. Помогла ли свежесть воды, чистая, приятно пахнущая кондиционером для белья одежда или что другое, но остатки сонливости окончательно исчезли. Взъерошив мокрые волосы полотенцем, Гриша повесил его на змеевик батареи в ванной и, больше не глядя на себя в зеркало, взялся за уборку. Действительно, почему всё должно быть неизменным, если опостылело? Кружки со стола на кухню пришлось на всякий случай переносить в два захода. Их скопилось штук восемь – единственная его собственная и, пожалуй, всё, что было у хозяев. Почему-то работающее на автомате сознание руководствовалось тем, что быстрее и проще налить кофе в новую, чем вымыть уже использованную. Сейчас Гриша толком и не мог понять подобной логики. Кружки кучкой встали у борта раковины, на дне которой лежала тарелка и вилка. На то, чтобы приготовить нормальную еду, не было ни времени, ни желания, хотя, как сейчас понимал Гриша, не доставало исключительно второго. В желудке заурчало, он выпил ещё воды, больше для формальности заглянул в холодильник. Из принадлежащих Грише продуктов там оставались неполная бутылка кетчупа, засохший кусок колбасы и начатая банка солёных огурчиков от мамы. От огуречного рассола пахнуло домом… Позаимствовав у хозяев хлеба и масла, парень сделал огромный бутерброд, закусил огурцом и запил всё той же водой. На чай и кофе он, кажется, теперь ещё долго даже смотреть не сможет. Потом были разборы бумаг со стола, проветривание квартиры с распахнутыми настежь окнами, скидывание грязных вещей в кучки по цвету и отправка их в стиральную машинку, протирание пыли, мытьё посуды и пола. Чтобы было хоть немного веселей, Гриша включил телевизор, и тот бормотал из зала что-то о скором праздновании Дня Победы, налогах, войне на Украине, об Америке и открытии нового детского садика в деревне Староперуново. Но мысли Гриши были далеко. Он убирался с завидным энтузиазмом, какой нападает порой на многих, даже самых последних нерях. От вида результата своей работы приходило чувство удовлетворения, оттого она и была в радость. Хотелось всё сделать правильно, по порядку, чуть ли не идеально. Гриша трудился и всё вспоминал прошедшую ночь. Что, если бы он так и не вышел из дома? Не вдохнул бы такого свободного, чистого и честного воздуха, не увидел бы всего, что увидел, не прошёл бы этого пути по мокрому асфальту улиц и грязи парковых дорожек? Не встретил бы этих людей? «Так и сидел бы здесь, как сыч, и окончательно сошёл бы с ума», – мысленно ответил парень сам себе. Он разгребал следы собственного безумия и был благодарен всем, кто вернул его в нормальное, живое, человеческое состояние. Странному побитому субъекту, одолжившему сигарету и навсегда, пожалуй, отбившему всякое желание курить. Музыканту Сане и всем тем ребятам, слушавшим песни и подпевавшим хором. Девчонке, почему-то назвавшейся Лёней, – первому за долгое время человеку, с которым Гриша поговорил запросто, душевно и честно. Он вспоминал чувство, с которым помогал Лёне забраться домой – что-то подобное он испытывал в детстве, когда с друзьями лазал по гаражам и запрещённым стройкам. Что-то, давным-давно забытое и оставленное, казалось, за ненадобностью, вдруг оказалось живо, вопреки всем правилам, придуманным им самим. И это волновало и радовало одновременно. Часа через полтора в квартире раздавалось размеренное чавканье стиральной машины да пение «звёзд» из телевизора по случаю концерта к Первомаю. Гриша снова оглядел комнату. Кажется, в ней стало даже немного светлее и просторнее. На столе остался ноутбук, стакан с ручками да карандашами, наушники, телефон и блокнот. Выключив надоевший телек, парень нажал кнопку включения на ноутбуке и вывел из внеплановой спячки мобильный. Пропущенных, как и ожидалось, было два – от отца и матери. Гриша понял вдруг, насколько соскучился по семье, друзьям из родного города. Зря бахвалился и выпендривался перед отъездом – ерунда, мол, запросто, не на Северный полюс, в конце концов, еду, это мы ещё посмотрим, кто соскучится. Родителям он решил позвонить по видеосвязи – даром, что у них времени на два часа раньше. Конечно, живого общения ничто не заменит, но видеть лица всё же лучше, чем слышать только голос, хотя потом и становится ещё тоскливей. Человеку ведь постоянно чего-то не хватает и хочется большего… Дважды щёлкнув на иконку программы, Гриша минут пять просидел перед монитором, прежде, чем негромко, но чувственно ругнуться. Во всей этой суматохе он как-то подзабыл, что горемычный ноут не в курсе его внешних и внутренних перемен, и причины работать быстрее у техники не было. Нет, так дело не пойдёт. Набрав номер и слушая длинные гудки, Гриша стал зачем-то ходить туда-сюда по комнате. – Алло! – удивлённо раздалось из трубки. – Привет, Антоха, ты? – Ну я, и телефон вроде мой. А ты кого ожидал услышать? – Тебя и ожидал, – Гриша несколько смутился. Он мало с кем общался из однокурсников и лишь по словам других знал, что Тоха Ядринцев неплохо «рубит» в технике. – Это Гриша с курса, может помнишь… Слушай, ты извини, что беспокою, просто говорят, ты в компьютерах разбираешься. Помочь можешь? У меня тут… Ну в общем, полный… – Умею кой-чего, верно говорят. Принести сможешь, чтоб я глянул? – Да-да, у меня ноутбук вообще. Тормозит – ужас, не грузит ничего, а тут курсач, сам понимаешь… – Понимаю, вполне понимаю, – слегка усмехнувшись, ответил Антон. – Ну ты тогда подскочи завтра, посмотрю. Я буду дома… – он на несколько секунд задумался, – часов до двух дня. Лады? – Идёт, – улыбаясь, закивал Гриша. – Спасибо! – Пока не за что. Парковая три, первый подъезд, домофон "пятьдесят шесть". Ну бывай, до завтра! Положив трубку, Гриша выключил уже успевший зависнуть ноутбук, оделся и прикинул, где находятся ближайшие магазины, работающие допоздна. Эх, а надо бы как-то отвыкать от этого ночного образа жизни! Но ничего не попишешь – есть-то хочется. По улице ещё во всю передвигался народ, откуда-то слышалась музыка, гудели машины. Гриша вышел со двора на оживлённый тротуар, прошёл несколько домов и снова прижал телефон к уху – на этот раз ждал ответа матери. Он всё приглядывался к окнам первого этажа, когда проходил мимо дома Лёни. По крайней мере, если правильно вчера запомнил. Первое, второе, третье… Здесь темно, в этом лампа горит… – Сынок, привет! У тебя всё в порядке? Весь день не звонил, на звонок не ответил!.. – мама говорила одновременно с облегчением и беспокойством. Гриша невольно заулыбался. – Привет, мам. Да всё у меня хорошо, я просто телефон выключал… Как вы там? Он всё шел, не глядя под ноги, смотрел в окна. И в какой-то момент одно из них вспыхнуло светом, и показалось, мелькнул знакомый силуэт…Один
29 января 2019 г. в 18:40
Шум лифта в настороженной утренней тишине оказался настолько громким, что Гриша вздрогнул и поморщился от неожиданно резкого звука. Зачем-то даже настороженно оглянулся по сторонам прежде, чем войти в раскрывшиеся двери, будто опасался, не следит ли кто за ним. Но двери сонно молчали, подъезд был тёмен и пуст, и только в незакрытую курильщиками створку окошечка залетал ветер, а вместе с ним и первые звуки сегодняшнего дня.
Гриша ткнул кнопку девятого этажа, и лифт лениво потянул вверх. Парню вдруг стало немного неудобно за то, что он спозаранку шумит на весь подъезд. Сегодня ведь, как оказалось, выходной, а, согласитесь, мало кому будет приятно лишаться законного, самого сладкого утреннего сна из-за какого-то ночного гуляки. Надо было по лестнице… Но, прислонившись спиной к исписанной стене кабины, Гриша снова ухмыльнулся и покачал головой. Какое, по сути, должно ему быть дело до всех, кто сейчас спит или не спит? Им же нет дела до него. Ну, во всяком случае, пока не узнают, кто катался на лифте… А никто и не узнает никогда! И вообще, если лифт есть, и он работает круглосуточно, значит, на нём можно и даже нужно ездить в любое время этих самых суток. Где запрет на пользование лифтом ночью? Нету его. Так что вот вам, выкусите.
«Господи, какая чушь у меня в голове!», – подумал парень, уже стоя у своей двери и шаря по карманам в поисках ключей. Щелчок замка прозвучал уже тише, но всё равно отдался где-то в висках. Едва оказавшись в душном тепле квартиры, Гриша почувствовал, насколько устал. На улице, за разговорами, песнями, забрасываниями девчонок в окно этого вовсе не замечалось. Вешая на крючок пальто и стряхивая с ног промокшие ботинки, Гриша вспоминал своё желание давностью буквально в несколько часов – лечь спать, не поставив будильника, и проспать, сколько влезет. Глаза действительно начали слипаться, к лицу от резкого контраста температур подкатил жар, так, что непонятно стало, замёрз он или перегрелся. С возвращением в квартиру вернулась и головная боль, так легко «выветрившаяся» на воздухе. Умывшись прохладной водой, Гриша прошёл в свою комнату, откуда так и не улетучился стойкий запах кофе. Там вообще всё осталось по-прежнему – тот же, заваленный конспектами, учебниками и посудой, стол, дремлющий в отключке ноутбук, хозяйская картина в рамке на стене, кровать, заправленная покрывалом, на котором тоже валялись какие-то книги, провода, наушники и невесть что ещё. И это было странно. Странно, что всё здесь абсолютно такое же, как и прошлой ночью, тогда как он, Гриша, уже совершенно другой! Какое-то глупое, нелепое и вовсе нелогичное противоречие. И, пожалуй, об этом можно было поразмышлять, если бы так не ломило в висках и затылке.
Взяв покрывало за края, парень завернул в него всё, бывшее на кровати, и, как мог надёжно, чтобы не рассыпалось, сунул в кресло. Раздевшись, он для надёжности выключил не только будильник, но и сотовый, приоткрыл окно, чтобы в щелку просачивался свежий воздух, задёрнул хлипкие шторы и с наслаждением забрался под одеяло. Едва ли даже солнце могло разбудить его теперь. Перед тем, как заснуть, Гриша успел услышать, как зашумел, тронувшись с места, лифт.