my favourite color is green

      Шото Тодороки помогает Хизаши Ямаде чистить картошку, когда Джиро заводит разговор о половинках и целых частях. Она говорит, что ей всего двадцать (удивительно, Тодороки думал, она младше), но она уже нашла свою судьбу. Ни она, ни Мик не говорят ни слова о любви, но судьба — они утверждают, что именно она их связала. — Прошлой весной, — начинает Хизаши. — Кьека шла с университета на остановку. Я, по воле обстоятельств, был тогда водителем общественного транспорта. Не знаю, чем моя девочка думала, но она оставила деньги вместе с бумажником в учебном заведении; идти обратно было уже поздно — ночь, повсюду грабеж и насильственные преступления, которых, увы, все меньше еще не становится. Пришлось что-нибудь придумывать, чтобы не подвергать ее опасности. Я попросил у нее номерочек, она дала мне в скулу. Разошлись на том, что принесет оплату завтра, что, собственно, и случилось. — А потом этот придурок решил, что мне необходима помощь, потому что одним днем я с тяжеленной сумкой поперлась с универа. Естественно, я еще раз дала ему в скулу. Ему наверняка показалось мало, и расписание у нас едва совпадало — а он стал дожидаться меня, тормозя пассажиров автобуса на десять-пятнадцать минут. Думаю, нет ничего удивительного в том, что его уволили. — Как грубо, детка! — его усы немного подрагивают, и это даже смешно. Тодороки позволяет себе издать небольшой гортанный смешок. — Потом он напросился на должность учителя по английской литературе. Понятное дело, в мой универ.       Они молчат, переглядываются между собой. Ощущение такое, словно общаются по ментальному ИК-порту, и это тоже смешно. Смущающе правда, но смешно. Тодороки поднимается с места, чтобы взять из холодильника консервы с икрой. — Ты говоришь так, будто не счастлива! — восклицает Хизаши и чуть привстает, упершись кулаками в стол. — Но в первое время мне было несладко! Все те взгляды одногруппников, когда они думают, что ты ставишь хорошие оценки просто за то, что я с тобой встречаюсь… От этого холодок по коже даже сейчас проходит, — Джиро едва различимо щурится, после приободряется немного и оживает. Хлопает Мика по плечу. — Ну, а ты, Тодороки-сан? Где работаешь?       На самом деле, Шото пришел только для того, чтобы попить воды. Потому что в горле ужасно першило, и разговаривать как-то больновато становилось, но почему-то с ними хотелось говорить и говорить. Рассказывать и задавать вопросы, смотреть за тем, как они время от времени переплетают руки на поверхности стола. Джиро обмолвилась словом, что на обед ничего нет, а другой возможности приготовить что-нибудь вкусненькое у нее не будет, поэтому либо сейчас, либо никогда. Тодороки решил — была не была, и взял на себя овощи, пока девушка готовила наваристый куриный бульон. Мик уселся рядом с ним и принялся помогать без лишних слов.       Они культурные, на самом деле, и с ними уютно, словно в набитом перьями и пухом домике. Мягко и софтово, ему нравится.       Возможно, потому он так откровенничает. Быть может, так на него влияет эта пара людей, дорожащих друг другом. Он не знает и рассказывает о том, что устроился чуть меньше двух месяцев назад на подработку в супермаркет. Рассказывает о рыбе и низкой зарплате, что она не оправдывает все вложенные в нее труды, не окупает все испорченные нервы. Со стороны может показаться, что он просто жалуется незнакомым людям, но это не так. На него нахлынули ощущения дежавю, словно он снова смотрит на мать и держит ее руку в своей ладони и говорит, говорит, говорит, а она понимающе кивает и улыбается.       Тепло распространяется по его телу все то время, пока они переговариваются. У Джиро потрясающий смех, у Хизаши отвратительное чувство юмора, но вместе они как соулмейты — точно подходят друг другу, как потерянные элементы одного паззла. Тодороки это восхищает.       Кьека не спрашивает ничего недозволенного, ничего личного. Не позволяет себе совать нос туда, куда ее не просят. Она говорит временами о себе, чуть больше — про Мика и совсем чуть-чуть, самую малость — задает вопросы про повседневную жизнь Шото. Тот отвечает, словно его спрашивает совесть: без заминок, стройным и ровным голосом; глядя на то, как они легко двигаются по кухне, не соприкасаясь друг с другом ни локтями, он невольно думает, что они действительно должны быть очень близки, раз могут кооперировать между собой на таком высоком уровне. И это тоже его восхищает.       Когда картошка уже сварилась, лук и морковь почищены и нарезаны-натерты, Джиро говорит, что забыла посолить бульон.       И Тодороки с удивлением понимает, что они неидеальны.       И это, как ни странно, его тоже восхищает.

***

      cold. (13.38): привет       cold. (13.38): ;)       Возможно, это глупо, но Тодороки пытается. Он пишет сообщение на номер, который ему дал Иида, и смиренно ждет ответа. Ждет час, ждет два — ноль реакции. Думает, что, скорее всего, тот Мидория не станет отвечать незнакомым номерам, и смайл этот был лишним, подозрительным, да и вообще: Шото бы никогда не написал ничего в ответку, если человек ему незнаком. Таковы правила, в которых его воспитывали, и в основном они помогают ему в повседневной жизни — многие о том, как лучше вести себя, чтобы не попасть в непредвиденные ситуации.       Сегодняшний Тодороки зачем-то создает эти ситуации сам.       Он успевает поболтать с соседями, сделать дела по хозяйству и проводить Джиро и Мика: в этот выходной они собрались посетить концерт-холл и порядочно отдохнуть. После развешивает отстиравшееся белье (оно белое, и нечаянно Тодороки роняет одну майку на пол; потом приходится перестирывать руками) и гладит свои носки. Они темные, и Шото находит только один иссиня-черный и понимает — это не его. Смеется в кулак: ему еще никогда не приходилось находить чужие носки в своих, это комично.       И только тогда, когда он заканчивает и расслабляется на диване, вжавшись телом в спинку, он берет свой сотовый и видит входящее сообщение. Черт бы его побрал с этой дурацкой привычкой выключать звук.       midori (16.49): здравствуй ;з чем-то могу помочь?       У Тодороки сразу ручки потеют быстро-быстро и глаза бегают по тексту. Одна строчка, но сердце стучит, словно его обладатель только что прыгнул с парашютом. Он клацает пальцами по выдвижной клавиатуре.       cold. (17.23): мы виделись у ииды дома если ты помнишь. я тодороки       cold. (17.23): ;)       Ему максимально неловко за то, что приходится объясняться, и он по инерции ставит этот смайл; наверное, это какая-то болезнь или признаки начальной степени умственной отсталости.       midori (17.24): ох, да, конечно! я помню тебя, ты разбил любимую тарелку Ииды-куна! у тебя что-то стряслось?       cold. (17.24): нет это не так       cold. (17.24): я просто хотел бы       cold. (17.24): познакомиться с тобой?????       cold. (17.24): если ты не против???????       cold. (17.26): прости если обидел я наверное зря это написал не волнуйся ни о чем       Мидория молчит несколько минут, и каждая секунда прошедшего времени оттикивает бомбой в голове Тодороки. Он начинает думать, что взялся за плохую затею, да и зачем Мидории это нужно — знакомиться с какими-то там тодороками. А потом приходит смс.       midori (17.32): оу       И он печатает что-то минуты три, и Тодороки видит, как меняются точки в статусе: одна-две-три, и как раз от разу он отвлекается на что-то, прерываясь. Это вводит Шото в состояние амебного ожидания, словно вот-вот прямиком на его голову грянет гром, а потом расколятся небеса, и сам Господь собственноручно вобьет в его грудь кол. Так, в виде профилактики.       midori (17.36): нет, это ты прости за то, что не мог ответить раньше! зная себя, я отключаю телефон на время дополнительных занятий, чтобы не сильно отвлекаться от работы. и да, конечно, я не против новых знакомств! ;з всегда счастлив знаться с новыми людьми!       Мидория легко восприимчив к похвале и хорошо ладит с незнакомцами, запросто находит новые темы для разговоров и совершенно не комплексует по поводу того, что они общаются через интернет, а не вживую.       midori (19.21): я заканчиваю языковой колледж. хочется путешествовать по миру и смотреть новые страны (´ ▽ `)       cold. (19.21): неплохо       midori (19.21): а у тебя же есть любимое дело?       cold. (19.21): ну       cold. (19.21): я закончил универ в прошлом году       cold. (19.21): специализация связана с торговлей и промышленностью       midori (19.22): но что-то пошло не так, и теперь ты дышишь рыбой все рабочее время ;`)       cold. (19.22): вообще-то обидно!       midori (19.22): аььььааь да ладно тебе, не обращай на это внимания ;з ты не сможешь дышать рыбой, если она уже дышит тобой       cold. (19.22): ;(       cold. (19.22): это несправедливо       cold. (19.23): так злостно шутить надо мной       cold. (19.23): и я обращаюсь к судьбе       midori (19.23): она сбежала еще тогда, когда ты так нагло разбил чужую тарелку о пол дома Ииды       midori (19.23): так что, я считаю, тебе необходимо вернуть ее       midori (19.24): не тарелку, а судьбу. пусть удача снова будет на твоей стороне       cold. (19.24): я тоже так думаю       cold. (19.24): как считаешь какая ему подойдет?       cold. (19.24): я знаю что он любитель говядины       midori (19.25): зная, сколько он ест… сомневаюсь, что тебе хватит одной тарелки ;0       cold. (19.25):, но я не собираюсь покупать для него целый магазин!       midori (19.28): я знаю один магазинчик с уникальными сервизами. там набор из четырех красивеньких тарелочек можно взять всего за две тысячи иен! к тому же, у меня есть их карта скидок~~~~ мы могли бы сходить туда вместе!       cold. (19.30): это будет удобно для тебя???       midori (19.32): конечно! в любое свободное для тебя время я весь твой~~~~       У Тодороки руки мелко дрожат и пот струится по лбу. Мидория присылает ему свой адрес и говорит заскочить, как назреет, и у Шото возникает отстойная мысль «заскочить» прямо сейчас, в эту же минуту. Разрешение-то есть, что там еще нужно?       Он бродит по дому туда-сюда, успевает покормить соседского кота, и после приходят сами соседи. Кот мягкий и пушистый, он устроился на коленях так, словно родился там — и подыхать собирается там же. — О, а мы как раз думали о том, что Оля всех сожрет, пока мы придем, — стряхивая влагу с зонтика, говорит Мик. На улице, оказывается, за это время успел пойти дождь. Слава Богу, что он летний, оттого несильный, да и града не намечается: значит, завтра на дороге пробок быть не должно. На работе у Тодороки только один выходной, и он его провел так бесстрастно валяясь на диване в обнимку со смартфоном. Он даже выдвижную клавиатуру не стал убирать, потому что Мидория отвечает на удивление быстро. — Оля? — удивленно вопрошает Тодороки. Джиро мельком бросает взгляд на кухню и снимает свои насквозь промокшие кеды.       Шото напоминает себе бабулю из прошлого века, которая встречает своих внуков после шальной ночи празднеств. — Оля, — повторяет Кьека. — Дурацкое имя, и Мик учил ему кота около месяца. Если хочешь что-то спросить по этому поводу, спрашивай у него.       Она указывает пальцем на Хизаши и, сняв ставшие серыми белые носки, устремляется к ванной. По пути ее живот отплясывает тектоник, Тодороки слышит. Он переводит едва ли понимающий взгляд на Ямаду, и тот одними губами говорит: «она злится из-за того, что мы попали под дождь». Шото понимающе кивает, растянуто ахает и отходит: у Мика в животе тоже соревнование на звание лучшего танцора.       Кажется, уже пора включать вентилятор.

***

      У Тодороки по воскресеньям после смены разгрузка товара, и он ненавидит этот день чуть меньше, чем своего отца. Помещение, в котором ему велено заниматься этим, холодное, и влажность тут зашкаливает, а еще запах не выветривается так быстро, как хотелось бы. Сейчас его на посту заменяет Тсую, и он даже завидует ей: намного проще, как ему кажется, упаковывать готовое, чем подготавливать живое и противное.       На нем веселенький фартук с котятами, и, честно сказать, это единственная веселенькая вещь в Шото на ближайшие полтора часа. С рыбой нельзя церемониться: разделывать, вытаскивать внутренности и промывать очистившееся необходимо быстро и собрано. Он, в принципе, не сильно расстроен из-за этого, воспринимает это как еще одно препятствие на пути к своему спокойствию. А препятствия, как известно, необходимо преодолевать. Поэтому он марает руки в красном и не стесняется использовать маты, когда бледная кровь начинает стекать тонкой струйкой со столика на пол.       Зеленое ведерко стоит под его ногами, полностью набитое рыбьими головами, а потроха закиданы в пакеты, ожидающие своей страшной мусорной участи.       И когда он берется за уборку своего рабочего места, очищая поверхность стола от грязи и отходов, его телефон оживает и пиликает не по-человечески, гремит своей мелодией.       Той мелодией, которую Тодороки по-дурости поставил на новый контакт Мидории.       Закинув ноги на стену и проходясь по ней ногами, лежа на своей кровати, он думал о том, почему бы не изменить что-нибудь в повседневной рутине? Зашел в аудиозаписи на личной страничке в соцсети и одурманено искал песни, которые могли бы ассоциироваться у него с его знакомыми. На Катсуки пришлись «Interpool», на Каминари — одна из песен группы «Trust Fund», Иида получил Элвиса Пресли (потому что это Иида, и он не умеет по-другому). На родителей одинаковая стандартная мелодия (не из-за того, что он не смог подобрать под них, нет), а Мидория, как бы Тодороки не хотел, сначала не получил никакую. Шото провел полночи за телефоном в ожидании той самой, но попадались то слишком резкие, то излишне нежные — и это был явно не Мидория, он знал это.       В конце концов, он нашел то, что пришлось его внутренним демонам по вкусу.             Kings of Leon — Seventeen.       Тодороки готов проклинать себя, если не попал, но это не так. Попал по всем фронтам и теперь рыдает от этого, как пятнадцатилетка. Все же, это чувство удовлетворения очень приятно.       Он очищает руки от рыбной чешуи под напором воды и заносит ладонь над телефоном. Так и есть — дисплей мигает знакомым «midori». Он берет трубку и алекает. — Привет! Я тут подумал, мол, почему бы нам не сходить сегодня? Если ты, конечно, не сильно занят, и у тебя найдется минутка свободы. Иида сообщил мне, что у тебя сегодня рабочий день, так что я могу зайти за тобой в супермаркет.       Голос Мидории в трубке, видоизмененный звуковыми частотами, немного дрожит, и в голове у Тодороки пробегает мысль: а кто ты такой, Шото, чтобы ради тебя куда-то срывались в выходной, звонили знакомым и выясняли мелочи повседневной жизни? — Конечно, если тебе не сложно, Мидория, — он слегка улыбается в трубку, надеясь, что это будет незаметно, но собственный голос его выдает с потрохами. В трубке заливисто смеются. — Тогда жду тебя на улице.       Он восклицает «уже?!» в мигающее табло завершенного вызова. На главном экране крупными числами высвечивается 19:12. Глубоко вздыхает и последними рывками заканчивает уборку, переодевается, хлопает по переключателю, выключая свет в раздевалке, и прощается с Асуи. Та кивает и по привычке показывает пятерню.       На улице жаркий воздух, а еще Тодороки поворачивает голову и замечает, что ветер все-таки есть: он треплет легким потоком воздуха темно-зеленые волосы Мидории, опершегося о фонарный столб и рыщущего что-то в телефоне.       Шото вдыхает-выдыхает, старается унять возникшую дрожь на кончиках пальцев и делает шаг вперед.