Хаос: Наследник Ведьмы

      Эта неделя была очень долгой. Каждый день просыпаться в шесть, чтобы успеть поесть, собраться, и в семь тридцать уже сидеть в машине, а к восьми с хвостиком — подъехать к школе. И каждый день контрольные. Математика, языки, физика и химия, литература. Тот еще ад, стоит признаться. Но я его выдержал.       Я сдал все экзамены. Возможно, не так хорошо, как хотелось бы моим родителям, но достаточно, чтобы перейти в следующий класс. Не зря я все-таки сидел вместе с Лорелом за учебниками по вечерам, слушая его объяснения и занимаясь вместе с ним тем, чего он не знал. По итогам все вышло сносно. Математика и химия с языками на четыре, все остальное на близкие к четверке тройки. Я на большее никогда и не претендовал. Впрочем, я все равно не сомневался, что с четверками постарались Долорес и Гарольд. Хотя бы потому, что навряд ли можно было написать контрольную на четверку, наугад выбирая ответы. Был ли я против? Не-а. Было ли мне забить? Еще как.       И вот, школа закончилась. Начались каникулы. Отработка была послана далеко и надолго, друзьям я сразу сказал, что времени у меня будет поменьше, потому что я планирую заниматься игрой на гитаре с моим репетитором. О подноготной этих занятий знал только Гейл, с которым мы все еще периодически заводили тему того, что творится с моими силами сейчас. Но друг, вняв моим просьбам, молчал о Еве, Селине и всей кутерьме с артеками, давая мне самому с этим разобраться. Лорелу же я сказал, что буду гулять с друзьями. Он не был против, наоборот, порадовался за меня. Единственное, чего он попросил — не тревожить его больше моими несогласованными отлучками и пьянками, и я, жутко стыдясь, пообещал больше такого не делать совсем-совсем никогда. На том и решилось все. Никто не возмущался. Ну, разве что учителя начали опять на меня ругаться за то, что я прогуливаю отработки, но до них мне было как до родителей — наплевать с крыши мэрии.       Итак, начался первый день моих странных занятий и знакомства с миром, к которому я каким-то образом имел отношение. Не скажу, что я был этому рад.       Еще вчерашним вечером я созвонился с Евой, и мы согласовали место встречи. Этим местом стал единственный парк города, парк Сван Пис, часть которого находилась на территории Гордон Сайд, а часть в примыкающему к нему району Фабришин, отличающимся крайней загаженностью и стремным контингентом (соседство с Лазе сказывалось, да). Как так получилось с парком лучше и не думать. Проектировщики города на момент его посадки все никак не могли обрести адекватность. В общем, парк — наше с Евой место встречи. Наверное, чего-то такого я и ожидал — народу там никогда много не бывает, спокойствие царит смертное, а редкий наведывающийся туда люд либо пьян в драбадан, либо занят своими мыслями настолько, что проигнорирует даже взрыв в паре сантиметров от него. Самое оно для занятий непонятной магией.       Размышляя обо всей этой херне, я как раз сижу на скамеечке на входе в парк. Листва насаженных здесь мелких дубов бросала на меня приятную тень, навязчивые лучи проглянувшего солнца не касались кожи, а теплый ветерок ласкал обнаженную кожу рук и ног. Несмотря на то, что меня ожидало впереди, дышалось достаточно легко. Окурки и крышки от пива под ногами не казались проблемой, липкость металлических подлокотников трухлявой скамейки не была мерзка. Я был предельно спокоен. Возможно потому, что выжрал перед встречей с неизведанным пачку успокоительного, но возможно и потому, что атмосфера сегодняшнего дня располагала к спокойствию и умиротворению.       — Эх, красотень. — я выпускаю в воздух серый дымок и бросаю на землю очередной окурок, тут же растирая его по сухой земле мыском ботинка.       Еще бы Ева шла побыстрее, и цены сегодняшнему дню не было. Но моя проводница в мир чертовщины не торопилась. Лучше бы она вообще не пришла. Мне бы от этого только лучше было. Я, конечно, согласился заниматься всем этим, но, черт… Свыкнуться с мыслью, что ты обладаешь какими-то силами, а весь мир вокруг тебя не является таким, каким его видишь ты, сложно. Для меня — слишком сложно. Мне, конечно, хуже, но я, несмотря на свою жажду наживы, все никак не могу принять происходящее с собой. Интересно, а смогу ли вообще? Черт, Ева вообще собирается приходить или я могу прямо сейчас встать и, поджав хвост, рвануть под защиту стен и Лорела?       Но нет, сбежать не получится. Вон она, несется по дорожке, и длинные расплетенные волосы развеваются за ее спиной. Я неохотно встаю с насиженного и нагретого места и закидываю на плечо рюкзак. Закончилось мое спокойствие, пора окунаться в дерьмо.       — Прости, что опоздала. Селина не отпускала, пока я не перепробовала все ее эксперименты с мюсли и добавками к ним. — остановившись передо мной, Ева для начала согнулась в три погибели, шумно и тяжело пытаясь отдышаться. — У меня такое ощущение, что меня сейчас стошнит.       — Что, тоже перекормили? — на завтрак Лорел впихнул в меня две кружки чая, тарелку каши и три тоста. Было вкусно, но слишком много. Ощущения не из приятных, когда твой собственный живот предательски тянет тебя к земле.       — И тебя? — по ее зеленоватому оттенку лица и мутному блеску глаз можно было понять. Она еще молодцом держалась — распрямилась, смахнула волосы с лица, продолжила быть чертовски серьезной и слегка мрачной.       — Еще бы. Мамочка-Лорел отказывался выпустить меня из дома, пока я не съем все, что стоит на столе. — разговаривая, мы двинулись вглубь парка. До него долго пиликать. Деревья тут реденькой засадки и до хиленькой чащи надо еще добраться.       — Та же самая хрень. Их надо познакомить. Хотя бы в своей любви к закармливанию подопечных они сойдутся. — вот и посмеялись. Я — открыто и задорно, Ева — скупо и рвано. Но хоть на том спасибо, и то прогресс.       — Надеюсь, после практических занятий ты мне расскажешь что-нибудь еще о том, во что я вляпался? — о Примумнатус мне ничего накопать так и не удалось, хотя об артеках я нашел еще парочку статей.       Собственно, в них не было ничего интересного или хоть капельку правдоподобного. Это было что-то вроде древних сказок затухшего культа, в которых артеки представали однобокими и картонными персонажами с некими силами, о которых не было написано ни черта. Потому мне хотелось бы узнать еще что-нибудь от человека, связанного с этим дольше, чем я.       — Конечно. — она медленно кивнула и поправила небольшой темно-синий рюкзак, болтающийся у нее за спиной. — Ты отлично справляешься со всем происходящим. Я когда об этом узнала, бежать пыталась. Да так, что меня только чудом удалось остановить. Да и вообще — вела себя неадекватно. А ты так спокойно ко всему отнесся. Скажи честно, ты пьешь антидепрессанты?       — Ха-ха, нет, но идея отличная. — я пихаю руки в карманы коротких шорт с расклешенными штанинами и пинаю камушки под ногами. Смотрю вверх, сквозь листву видя кусочки покрытого тонким слоем смога неба. — Просто… Если я ничего не могу изменить, мне надо в это вникнуть. Влезть по полной, пока нервный срыв не скосит. — не скажу же я девчонке, что ревел на руках у лучшего друга и пьянствовал, пытаясь свыкнуться с мыслью о неоднозначности нашего бытия? Лучше уж я буду казаться ей крутым, нежели сопливым мальчишкой.       — Ага, конечно. — кажется, она мне не верила. Славно.       Так мы и шли — перебрасывались короткими фразочками, осматривались, выискивая хорошее место для наших занятий, и просто любовались красотами парка. Любоваться, скажем честно, было нечем. Дубы, дубы, дубы. Дорожка прикольная — треугольничками. Скамеечки чем дальше, тем лучше. Окурков да осколков от бутылок меньше, мусорки почище. А так — ничего примечательного. Даже небольшие искусственные полянки, забетонированные специально для пикников и игр в мяч, казались до странного убогими. Возможно потому, что сорняков на них было больше, чем звезд на небе. Мда, а мэр все распинался. «Давайте беречь природу, она нуждается в нашей поддержке…». Тьфу. Да природа и без нас отлично справится с фактом своего существования. А мы даже свои строения от ее покушения защитить не можем.       Наконец, дорожка вывела нас к реденькой чаще на территории района Фабришен. Здесь листва одного дуба смыкалась с листвой противоположного и их объединенная тень падала на дорожку. До сюда редко доходили люди, и потому раскидистые кусты шиповника и ромашки росли в спокойном изобилии. Здесь теплый ветер хозяйничал в природных сводах, от чего все наполнялось звуком жизни. В воздухе наконец не было этого приторного запаха дыма и грязи, далекой вони загрязненной реки и человеческого мира. Я не сдержал умиротворенной улыбки. Похоже, я нашел новое место для прогулок нашей банды. Надо будет выгнать отсюда бомжей, и все будет просто великолепно.       — Будем заниматься здесь. — Ева была со мной одного мнения. Ее напряженные мышцы расслабились, лицо чуть разгладилось, и в глазах появилась искорка тепла.       — Отлично! — кидаю рюкзак на покосившуюся скамейку, у которой мы и остановились. — Я готов! Что делать будем?       — Для начала — уйдем с дороги. — она сделала это первой. Шагнула в густую траву, приминая ее массивными подошвами своих кроссовок.       У меня не было причин не последовать за ней. Сегодня нет места нормальному, только странному и необычному. Потому я смело нырнул в царство природы, не боясь утонуть в густой траве и листве кустов.       — Ты всегда такой бойкий? — она хотела сказать «дерганный и неуравновешенный», я понимаю это по ее тону.       — Ага. Я от рождения такой. — бабушка была похожа на меня. Мы с ней всегда были в движении и постоянно спорили. Сидеть спокойно ни я, ни она не умели, чем жутко раздражали наших идеальных родственников.       — Тогда у нас небольшие трудности. — она тяжело вздыхает, и я вижу, как ее глаза в полумраке чащи тускло блестят. Странный цвет. Странный блеск. Что она делает, что ее глаза так блестят? — Расслабься. Успокойся. Иначе ничего не получится.       — В смысле? — я еще и спокойным должен быть, чтобы что-то делать? Мило, мило. Но точно не про меня.       — В том самом. Чтобы сила проявилась, нужно быть максимально сосредоточенным. Никаких дерганий, криков, ссор и так далее и тому подобное. — по Еве это видно. Мадам-кремень, нервы просто стальные.       — Уж не знаю, как у тебя, но у меня сила врубилась в прошлую субботу, в нашу первую встречу. — как быстро время бежит. А я до сих пор не могу полностью поверить в то, что со мной происходит. То ли мое сознание не гибкое, то ли мир вокруг слишком странный. Я склоняюсь к первому — никогда не умел быстро принимать резкие изменения.       — И? К чему ты клонишь? — она вздергивает вверх крупные брови, и лицо ее принимает удивленно-строгое выражение.       — Я тогда был очень раздражен. — ни слова о том, почему и из-за кого. Это не ее дело.       — Правда? Хм… — она хмурится и задумывается о чем-то. Ненадолго, всего на пару секунд. — О таком мне тоже рассказывали. Значит, ты ведьмак-вспышка.       — Хочешь сказать, ведьмаки еще на что-то делятся? — я не смог запомнить даже половину из того, что мне рассказали в пятницу и субботу позапрошлой недели. Если меня начать опрашивать по полученной тогда информации, я завалю тест с вероятностью в шестьдесят процентов. Но меня уже пичкают чем-то новым. Мой мозг такими темпами просто взорвется к хренам.       — Да, на два типа. Ведьмаки-капли и ведьмаки-вспышки. — Ева ухмыляется своим мыслям, смотря прямо в мои глаза. От этого насмешливого взгляда меня начинает чуть потряхивать. — Первым нужно полное спокойствие и умиротворение, чтобы делать свое дело, вторым же нужно быть постоянно на взводе, чтобы иметь доступ к силам. Первые более распространенные, но с управлением силы у них дела обстоят плохо. Вторые не так часты, но у них неплохо с вниканием в Истины.       — И от чего это зависит? — что-то мне подсказывает, что от темперамента.       — От темперамента. — вот, а я о чем думал! — Меланхолики и флегматики — стопроцентные капли. Сангвиники — как капли, так и вспышки. Холерики — чистые вспышки. — интересно, Ева понимает, что я едва ли смогу все это запомнить? — Ладно, не буду пичкать тебя новой информацией. Потом набросаю тебе схемы и рисунки. Пока давай займемся практикой.       — О, да запросто. Дай я выйду из себя, там и поговорим. — это не составит особого труда.       Надо просто думать о родителях. О Долорес и Гарольде, моих нерадивых мамаше и папаше. О том, что родили они меня потому, что хотели иметь стакан воды в старости. О том, что назвали они меня Энджелом. О том, что эти старые маразматики, посчитав чудом рождение здорового ребенка в их сорок и сорок с хвостиком, решили воспитать себе идеал. О том, как они учили меня читать, считать и писать еще с тех пор, как я в подгузники писал и под стол пешком едва ходил. О том, как с моего пятилетия они решили применять метод психологического, а затем и физического давления. В конце концов о том, как они относились к бабушке, которая защищала меня от ударов и хлестких слов, а они гнали ее прочь и запрещали мне приближаться к ней. Эти ублюдки хотели как лучше? Ха три раза! В их головах было одно — образ людей, которыми они не стали! Заваливший экзамены в Йель папаша, вылетевшая из Калифорнийского университета мамаша. Ни один из них не добился ничего, но хотел, чтобы это смог я. Но почему-то вместо метода мягкого убеждения и родительского направления они выбрали способ унижений, битья и приказов. Я был бы им хорошим сыном, я это умел, когда хотел. Но они не были хорошими родителями. И потому не заслужили хорошего сына. Как я не заслужил счастья.       Вуаля, я готов крушить и бить мордасы. Желательно — этим двум ублюдкам.       — Ну как, что-нибудь есть? — Ева, пока я раздражал себя мыслями о ненавистной мне семье, увлеченно копалась в телефоне. Но стоило мне только дернуться в ее сторону и оскалить зубы, как она уже готова была учить меня дальше.       — Неа. Вообще ничего. — я смотрю на нее, но за ее спиной не вижу ничего. Даже намека на дымок нет.       — Продолжай тогда. Я пока ничем с этим помочь не могу. — и снова уткнулась в телефон. Окей.       Так, о чем еще можно подумать? О том, как мама в детстве за любую провинность называла меня криворуким неспособным мальчишкой и пускалась в долгие рассуждения о том, кто я и как я далек от их идеала? Пожалуй. О том, как отец впервые ударил меня ремнем после того, как я дал в нос мальчишке-сверстнику за то, что он меня начал колотить всем что под руку попадалось? Да пожалуйста! Я помню все — каждую их оплошность, каждое их едкое словцо и крепкий удар. Я не забыл ничего — и не забуду никогда. До сих пор не понимаю, как у такой женщины, как моя бабушка, мог родиться такой сын, как мой отец? Это как должно было так выйти, чтобы от склочной, но заботливой и любящей Агнесс отпочковался холодный, помешанный на совершенстве Гарольд?       Я снова смотрю на Еву, чувствуя, что нахожусь на грани очередной вспышки агрессии, которые так часто преследовали меня в мои тринадцать. Эти вспышки могла усмирить только бабушка. Но теперь… Теперь я сам могу погасить этот гнев, стоит только захотеть. Но мне это не нужно.       — Получилось! — я вижу!       За спиной Евы клубится туман. Насыщенно-синего цвета, он отходит от ее плеча и обволакивает ее голову и шею. Его очертания еще более размытые, чем у первых виденных мною силуэтов, потому я не могу хоть как-нибудь сравнить черты лица дыма и моей наставницы. Но очевидно, что этот дым не радостен. Его «голова» клонилась к груди, а руки были сложены у лба в молитвенном жесте.       — Видишь? — я могу только кивнуть. Меня разрывает от смеси эмоций — гнева, страха и зачатковой радости. — Насколько отчетливо?       — Не очень. Только очертания. — язык едва ворочается в моем рту, сердце бешено колотится в груди. Мне интересно — впервые с тех пор, как я во все это впутался.       — И то неплохо. Что ж, теперь мы знаем, что ты очевидная вспышка. — она пихает телефон в карман брюк. — Значит занятия мы сможем проводить не наедине, а в людных местах.       — Стоп-стоп-стоп! Сначала мои вопросы, потом двинем дальше, окей? — она только закатывает глаза, но затем медленно кивает. — Замечательно! Я тут на днях подумал — вы ведь мне так и не объяснили, как я должен найти этого Харона? Да, с использованием силы, но как?       — Я и собиралась тебе это рассказать сегодня. — Ева возвращается к скамейке и вальяжно усаживается на нее, закинув одну руку на подлокотник, а вторую — за голову. — Садись давай. Я постараюсь тебе все объяснить.       Никаких вопросов! Упасть рядом с ней на скамейку и начать слушать — проще простого. Я весь во внимании и даже притоптываю правой ногой в ожидании захватывающего рассказа.       — Хаа… Так, начнем с того, что дымные фигуры за каждым человеком — Истины. — об этом уже говорили, но если ей так проще будет начать, я готов еще раз послушать. — Они отображают суть человека, его истинные помыслы и его истинное лицо, если можно так выразиться. Естественно, Истины друг от друга отличаются. По цвету. У них есть целая палитра цветов. Синие — грустные люди, которым плохо или тяжело жить. Красные — озлобленные, раздраженные и агрессивные люди, которые готовы влезть в любой конфликт. Зеленые — дети, люди, которые еще только раскрывают себя. Желтые — люди творческие, прогрессивные, которые совершают какие-то открытия или находятся в процессе познания. Черные — убийцы, насильники и просто отвратительные элементы общества. Наконец, светло-серые, почти белые — обычные люди, которые не испытывают сильной печали, невыносимой злобы или не рвущиеся к знаниям со рвением ученого. — у нее такое воодушевленное лицо. Похоже, она действительно рада это рассказывать. Так вдохновенно вещает, как моя мать о прелести их воспитания.       — Ам… Окей, ты мне потом и этого схемку составь, хорошо? А то я почти ничего не запомнил. — нет, ну, что-то я усвоил, но схемка все равно пригодится. Это дичь даже во второй раз усвоить сложно. Да, я еще помню, что она говорила о цветах дыма в нашу первую встречу, вау! — С цветовой гаммой кое-как разобрались. Но… С Хароном вашим это мне не очень поможет.       — Сейчас и до этого дойдем. — Еве, очевидно, не нравится, когда ее прерывают. А я под ее строгим взглядом все еще тушуюсь. Наконец я понял, на кого она походила. Мама. — По цветам ты кое-как понял, ладно. Но это у обычных людей. А у ведьмаков, связанных и артеков все по-другому. У связанных, как у меня, Истины более темные и смазанные. У ведьмаков наоборот — более светлые и незаметные, почти растворяющие в окружении в независимости от цвета. А у артеков Истин нет вообще.       — Ага! — я было радостно восклицаю, но Ева хмурится и заносит руку за моей спиной. Я этого не вижу, но чувствую. Инстинктивно пригнувшись, я закрываю голову руками.       — Не крючься тут, заслужил. — ну конечно. Знала бы ты, почему, мы бы серьезнее поговорили. Ну и ладно. — Так вот, у артеков Истин нет. Даже если они в человеческом обличии. У них меняется все — телосложение, баланс силы, аура. Но Истины так и не появляется.       — Понял-принял. Человек без Истины — наш клиент. — вот это я запоминаю отлично. Думаю, это не будет трудно — просмотреть дым за спиной каждого в городе и найти одного без него. — А что там по артекам?       — Конкретнее? — Ева наверняка устала и от одного этого вопроса, но я был бы не прочь выяснить еще кое-что.       — Об их внешнем облике. Ты сказала, что они могут становится похожими на людей. А в остальное время они на нас не похожи? — на форумах я этого так и не выяснил, но это не значит, что мне не интересно.       — И да, и нет. Артеки… Мы произошли от них, если можно так сказать. Как мне говорила Селина, они — наши далекие родственники, в какой-то мере. Но при этом артеки отличаются от нас цветами волос, кожи и глаз — они могут быть неестественных для человека цветов, но не сильно. Они… Сильнее нас, если можно так выразиться. В моральном плане. Да и живут дольше. Много-много дольше.       — Я читал про сосуды Души артеков. Типа, что артек живет, пока его сосуд цел. Это правда? — мне даже интересно, насколько Селина просветила Еву? Насколько хватит знаний моей нынешней учительницы?       — Да, это так. Сосуд заменяет им сердце, а органов пищеварения и репродукции у них вообще нет. Им они ни к чему. — но, похоже, Еву неплохо просветили. Отлично. Чем больше знаешь, тем лучше подготовлен. — Они не едят, не спят и продолжают род совсем иначе. В общем, мы, но только не совсем.       — По этому тоже подготовь мне схемки. Я хочу знать абсолютно все! — мое природное любопытство не отнять. Я с детства был таким — рвущимся узнать как можно больше. Принимаю новое я с трудом, да, но любопытство все равно гонит изучать, изучать и изучать.       — И все-таки ты неплохо со всем справляешься. — она тяжело вздыхает. — Мне даже жаль, что ты так хорошо приспособился ко всему происходящему. Столько вопросов и такое любопытство — однозначно не по мне.       — Ну уж прости. Если я впутался в это, я должен узнать все, что могу. Иначе я не буду я. — если так подумать, я просто не хочу влезать в то, что плохо знаю. Неизвестность меня путает. Потому я хочу знать больше.       — Ладно уж. На следующее практическое занятие я притащу Селину — она тебе расскажет больше.       На этой ноте мы и решили разойтись. Ева — домой. Я — на базу моей банды, к ребятам. У нас сегодня очередной праздник — день рождения Бобби. И если я опоздаю, он расстроится.       Впрочем, я смогу ему все объяснить. А вот как я скажу Лорелу, почему меня снова не было дома весь день… Это уже любопытнее. Но я выкручусь. Как всегда выкручусь.       Найти бы сил выкрутиться из того, во что я влез. Я уже чувствую себя измотанным, вымученным морально и совершенно запутавшимся. Я, конечно, пытался перед Евой строить из себя бойкого любопытного парня с острым язычком, но на самом-то деле все было не так. Я боялся. Очень, очень боялся и мало что понимал. Сбегая к Бобби на день рождения, я мог думать только о том, что не знаю, как долго еще смогу продержаться таким, каким есть — сильным лидером банды. Я ведь подросток! И уже стал вдруг нужен кому-то, зачем-то и почему-то. Ответы есть на каждый из этих вопросов, но ни один из них меня не устраивает.       Может, я просто привык быть нужным разве что банде да Лорелу. Может, боялся открыться этому миру, который почему-то очень вдруг стал во мне нуждаться. Я не знаю. Просто не знаю. Во мне играют одновременно эгоизм с желанием быть знаменитым и нужным и в то же время страх перед тем, что меня затянут в опасные приключения.       Я не знаю, что мне делать. Просто не знаю.       А хочу ли я вообще знать?