Хаос: Наследник Ведьмы

      За вещами мы с Лорелом так и не вернулись.       Грехем порывался было пойти за ними спустя часа два, как мы вернулись домой, но я остановил его. Одного его отпускать я не собирался. Но и с ним идти не мог. Я вообще не понимал, как он мог оставаться таким смелым. Меня от любого громкого звука или воя ветра в рассохшихся рамах корежило и потряхивало, а он еще и за вещами готов был рвануть. Так что вдвоем мы тоже не пошли. К счастью, на той полянке стоящего ничего не осталось — все было вполне заменимым, причем в относительно недорогих пределах.       Ночью мне снились кошмары. Существо из леса обрело еще больше деталей в моем сознании — огромные размеры, шипы на спине, второй ряд зубов. Во сне я не мог толком бежать, а оно не ждало, пока я удалюсь на приличное расстояние. Я бежал и бежал по пейзажам ночных кошмаров. Но был бессилен скрыться от собственного страха. Истерзанное тело Евы вставало из-под земли, хватало меня за ноги, тянуло за собой. Я кричал так громко, как только мог, пытаясь спастись из крепкой хватки израненных рук до того, как жуткое существо окончательно настигнет. На этом сон всегда заканчивался — монстр подбирался ко мне на предельно близко расстояние и уже тянулся своими когтями к моим ногам. Просыпаясь раз за разом во тьме комнаты, я съеживался на кровати, заворачиваясь в одеяло все глубже, пытаясь спрятаться, раствориться в его пучинах. А затем сон снова хватал и заставлял убегать от настигающего монстра. И так снова и снова, снова и снова, снова и снова, пока за окном не забрезжил рассвет.       Но даже сейчас, с первыми лучами солнца, я не могу избавиться от страха. Я хочу в туалет, у меня в желудке черная дыра. Но выбраться из-под одеяла и дойти куда мне надо я не могу. Из углов, в которых тьма еще не была развеяна солнцем, на меня пялились эти пустые глаза, которые я на свою беду увидел перед тем, как смог убежать. Мне чертовски страшно — настолько, что трудно даже высовывать голову из-под одеяла.       Я не хочу больше никаких приключений. Только снова стать обычным Мортемом Ирвингом — пацаном без страхов и стандартных норм морали, который ведет себя хорошо только ради того, чтобы произвести впечатление на человека, который меня приютил. Но настойчиво звонит телефон, и моя жизнь вновь начинает напоминать подростковый сериал.       — Мортем, привет! — я был бы рад, если бы вы отъебались от меня. Исчезли, умерли, оставили меня в покое! Но вместо того, чтобы исчезнуть, голос Евы вновь звучит в трубке. — Суббота закончилась, пора продолжать занятия. Больше отгулов брать не дам!       — Ева, не могла бы ты пойти нахуй? — хочу остаться дома. У меня нет никаких сил снова тренироваться.       — Эй! Вот это было оскорбительно. — я слышу злобное сопение, но голос Евы все равно звучит радостно. Слишком радостно для этого чертовски ужасного дня. — Что там у тебя случилось?       — Что случилось?! — бессонная ночь и страхи сказываются — я срываюсь на ни в чем не повинную девушку. — Я чуть не сдох вчера в лесу от когтей непонятной твари!       — Что? Ох черт… — кажется, Ева отлично понимает меня, несмотря на то, что информации я дал совсем мало. — Она была человекоподобной и когтистой?       — И как ты, блять, угадала?! — злость рвет меня на части напополам со страхом. Руки снова дрожат, даже под одеялом холодно от нарастающей тревоги.       — Твою мать. — Ева тяжело вздыхает, и я слышу нотки волнения в этом звуке. — Мортем, тогда ты тем более должен прийти к нам и все рассказать.       — Ты же в курсе, что я даже с кровати встать не могу? — если одеяло оставит меня, я умру. Мне страшно, я не хочу видеть этот свет.       — Пожалуйста, Мортем, соберись. Нам надо серьезно поговорить. — она почти умоляет. На фоне я слышу звон чего-то металлического. — В двенадцать у нас с Селиной на квартире. Хорошо?       — А не пойти ли тебе нахер и… — эта женщина никогда не дослушивает то, что ей хотят сказать? Похоже, она не считает нужным советоваться со мной по вопросам того, хочу ли я вообще заниматься чем-то экстраординарным сегодня. — Да бля!       Она отключается прежде, чем я успеваю высказать ей все, что думаю о той истории, в которую впутался. Телефон летит на пол, я хватаюсь за голову. Черт возьми! Она права, вендиго бы ее побрал. Я должен взять себя в руки и пойти к ним, выяснить все, как бы страшно не было. Но для начала — хотя бы найти силы сбросить одеяло одеяло. Осторожно отодвинуть его край, высунуть на воздух ноги. Легкий холодок заставляет поежится, но никакая бабайка меня не хватает, поэтому я чуть смелею и откидываю одеяло с себя полностью. Все так же осторожно спускаю ноги на пол, касаясь голыми стопами ворса коврика. И только когда и после этого меня ничто за ногу не цапает, я позволяю себе встать в полный рост и медленно двинуться в ванную. Что ж, угроза в доме была мнимой. Но это не значит, что я перестал боятся. Мышцы сводит от каждого более или менее громкого звука. Наверное, если сейчас где-нибудь упадет что-нибудь, я скончаюсь от сердечного приступа в самом рассвете сил.       В конце концов я добредаю и до кухни. В ней тихо и пусто, а еще несколько прохладно — окно на ночь было открыто, и потому ветерок знатно освежил комнату. Первым делом я закрываю окно — так, на всякий случай. Пальцы дрожат, когда я выглядываю, проходясь взглядом по рядкам могилок за окном. Но среди мрамора ни одной тени не нашлось. Можно было выдохнуть. А потом — залезть в холодильник, чтобы спасти себя от голодного воя желудка. В нем я нахожу остатки позавчерашнего ужина — стейк с картофелем. Вот его и поем. Разогрею только.       Я встаю к плите уже достаточно спокойным и чуть более расслабленным. Ставлю на конфорку сковородку, включаю на максимум плиту, вываливаю еду с тарелки на поверхность посуды. Теперь надо немного подождать — и вкусный завтрак готов. А вот отдых моим нервам наоборот отменяется.       Спать я не хочу совсем. Несмотря на то, что за ночь я толком не поспал, меня не морит и в кровать обратно не тянет. Бодрость и свежесть, приправленная напряженностью и тянущим чувством страха. Но уже лучше, чем в те моменты, когда я пробуждался от кошмаров и прятал голову в одеяло, боясь посмотреть в угол. Когда солнце осветило мир и развеяло тьму, дышать стало легче и сердце перестало заходиться судорожным стуком от блуждающего по коридору ветра.       Мясо начинает шкворчать, а картошка — пригорать. Потому я начинаю помешивать еду вилкой, вяло размышляя обо всем происходящем со мной. Меня втянули в то, о чем я знать, по идее, не должен, да и не сильно хочу. А я и рад был — с головой окунулся во все дерьмо и, несмотря на мучения и мозготряску, раз за разом влезал в эту же кучу. Сопряженный с нашим мир принял меня с распростертыми объятиями. В основном потому, что меня желали там видеть. Я был наивен и до странного слеп, позволив себе заиграться. Но теперь я узрел в полной мере, что тот мир вовсе не безопасен. Вендиго оскалил зубы и доказал мне, что Примумнатус не утопически-счастливое место. Одна ошибка, и мы с Лорелом были бы мертвы. Если в том мире есть такие твари как та, что я видел вчера, разве в нем можно жить спокойно? Очевидно, нет. Но из игры выйти уже не получится. Или получится? Если я скажу Селине, что отказываюсь дальше этим заниматься и никакая награда меня не подкупит, что она скажет? Мне не наплевать на судьбу этого мира. На свою собственную — да, но на судьбу человечества почему-то еще нет. Мы все прогнили, я — в первую очередь. Но при этом мы все еще имеем право на существование, я знаю это. Возможно, не Мортем Ирвинг, но многие другие люди. К примеру, Гейл, или Томми, или Кост, или Ронга… Много тех, кто заслужили счастье, насколько бы глубоко не пало человечество. Я так же хотел денег — оплатить свой неоплатный долг Лорелу. Но вместо того, чтобы подарить ему большую сумму в оплату всего, что он для меня сделал, я вовлек его в опасные приключения. А еще я не смогу сказать нет на помощь людям, как бы не строил из себя циника и мизантропа. Черт, как дерьмово это звучит. Если бы отец услышал, что я не могу сказать «нет», он бы меня отпинал так, что я бы кровью харкал. Но его нет. И мне не хватает сил решиться пойти в отказ.       Больше никаких походов с Лорелом куда-либо. До тех пор по крайней мере, пока я не избавлюсь от насущных проблем.       — Доброе утро, Мортем. — епть! От голоса Лорела за спиной я чуть не подпрыгиваю.       — А? А-ага, да, и тебе тоже! — я поворачиваю голову в сторону соседа, и вилка замирает наполовину в сковородке.       Лорел стоит в одних штанах рядом со мной. Сонный и позевывающий, он тепло улыбается, а волосы его стоят дыбом, придавая умилительному лицу еще большего шарма. Я пытаюсь не смотреть на его торс — на чуть подкачанную грудь, на живот с огромным шрамом над пупком. А еще я пытаюсь не смотреть на грубый шрам на его горле, бугрящийся рваными краями. Я удивлен, что он вообще решил так передо мной показаться. Обычно он не любит выставлять шрамы на всеобщее обозрение.       — Что-то ты сегодня рано. Не спится? — он кое-как обходит меня, ударившись о стол и стукнув меня плечом. Усаживается на свой стул и опускает голову на руки, но смотрит при этом только на меня.       — Да, слегка. — я решаю не говорить ему о том, что меня всю ночь мучили кошмары.       — То же самое. — он зевает, а я в это время лезу в шкафчик за двумя тарелками.       — О, нет, я не буду завтракать. Не хочу есть.       — Как хочешь. — я вот хочу. Но не знаю, влезет ли в мой организм хоть что-то.       Я перекладываю еду на тарелку и пихаю сковородку в раковину. Заливая ее холодной водой, я тупо смотрю, как пар поднимается от остужающегося металла. Моим мозгам нужен отдых — они перегружены. Только минуты через две я хватаю тарелку и усаживаюсь на свой стул, все еще находясь в глубоком ауте.       — Ты сегодня куда-нибудь идешь? — я не успеваю приступить к еде. Лорел при вопросе не смотрит на меня — он глядит в даль, простирающуюся за окном.       — Увы, да. Гейла надо проверить. Да и с ребятами хотел погулять. — надо вести себя как можно более естественно. Вчера ничего не произошло — так мы условились. Вчера ничего не было и точка. — А что?       — Да ничего особенного. Думал, может, устроим сегодня турнир в настолки. Но это можно и вечером провести. — он поворачивает голову в мою сторону медленно, словно бы с огромным трудом. Несмотря на улыбку на его губах, глаза у него мутные и усталые.       Я не нахожусь, что сказать. Только запихиваю в рот картошку и тут же чуть не давлюсь ей. Еда вкусная — просто я никак не могу проглотить ее.       Я приношу Лорелу сплошные несчастья. Сначала — потревожил из-за проявления сил. Потом — напился. Теперь — подверг опасности из-за попыток отчаянно вернуть себе утерянную нормальность. Я всем приносил одни несчастья. Бабушка ссорилась из-за меня с родителями, родители из-за меня сходили с ума, друзья постоянно встревали в неприятности из-за моего неутомимого шила в жопе. Теперь вот — Лорел. Я виноват во всех их бедах. И что с этим делать — не знаю. Разве что снова убежать от проблем в попытках скрыться от правды.       Доесть завтрак я был не в силах. Пожевав немного мяса и поклевав картошки, я отставил тарелку в сторону, молча встал из-за стола и удалился в комнату. Лорел меня не останавливал.       Я планировал отправиться к Еве уже сейчас — в шесть тридцать утра. Надеюсь, она любит ранних гостей, потому что я не могу сейчас оставаться дома. Стены и вина давят, близость леса душит. Я не могу больше быть спокойным. И в этом — ее вина. Не только ее, по правде сказать. Селины тоже. И моя — за то, что не смог отказаться от авантюры тогда, когда еще мог.

***

      На удивление, Ева была не прочь принять меня у них дома в восемь утра.       Она провела меня на кухню, усадила за стол напротив Селины и, налив чая, поставила передо мной кружку с горячим напитком. Сама же она села на третий стул, поближе ко мне.       — Для начала… — мне есть, что сказать. И я не хочу молчать. — Я хочу получить больше информации. Расскажи мне больше о твари, напавшей на меня. Ты ведь уже поняла, что это, да?       — Это был бенетайя. — Ева смотрит на меня мрачно, брови ее сведены к переносице. — Я рассказывала тебе о них. Большие, агрессивные, охотятся на вейм и духовно сильных людей.       — И что ей понадобилось от меня и моего опекуна? — ни один из нас уж точно не дух. Какого, простите, хера? Пальцы обжигает жар кружки, но я никак не могу взять себя в руки и начать нормально двигаться.       — Скорее всего, ты. — что? Нет, только не говори, что… — Она почувствовала твою энергию ведьмака и решила, что должна подпитаться твоей силой. С ведьмаками такое бывает, особенно с молодыми. Еще мой дедушка предупреждал, что поначалу на меня вендиго будут целую охоту устраивать. — она качает головой, судорожно забирая за ухо прядку длинных волос.       — Черт! — если я еще сильнее сожму кружку, чай плеснется мне на руки.       — Только не начинай распускать сопли. — Селина безжалостна. Она смотрит на меня строго. Я чувствую ее раздражение, оно отражается в каждом ее рваном движении. — Мы с Евой таких уже четыре дня отлавливаем. И с каждым днем отсутствия Харона их становится только больше.       — Насколько больше? — страх возвращается, стоит только вспомнить злобную морду жуткой твари.       — В геометрической прогрессии. Отец не успевает переправлять души в Загробный мир, их связь с Примумнатус рвется и они обретают физическое тело. — Селина складывает руки на груди. Ее плечи напряжены, губы крепко сжаты. — Если не вернем Харона, будет только хуже.       — Я не понимаю… — шальная мысль закрадывается в голову. Снова этот вопрос, ответ на который я уже слышал. Но на этот раз в новой формулировке. — Вы не можете найти Харона сами, нет? Зачем, ну зачем вам я? Вы что, не знаете родного брата в лицо?       — Нет, не знаем. — Селина говорит резко и отводит взгляд. А я оказываюсь ошарашен ее колкими словами.       — В смысле? — как это ты не знаешь, как выглядит твой брат?       — Понимаешь… — Ева вмешивается в наш разговор прежде, чем я успею начать перепалку. — Артеки приходят в наш мир не просто так. У каждого артека есть альтернат — человек, который создан специально для того, чтобы стать их сосудом. Он живет обычной человеческой жизнью, но стоит только артеку захотеть, как он вселится в это тело, впитав настоящее внутрь души. При этом сознание человека-альтерната уходит на задворки, уступая место артеку.       — И? — я ничего не понял. Снова. Но на этот раз уже привычно.       — Альтернат Харона умер за два дня до его исчезновения. — Селина снова берется говорить, но все еще звучит злобно-расстроенной. — Мы не успели создать ему нового. Потому в Примумнатус никто не знает, как сейчас выглядит Харон. Даже папа.       — А разве он не должен был тогда остаться со своей внешностью? — это будет логично. Но, похоже, Примумнатус не поддается никакой логике.       — Нет. Артек не может долго выжить в Новумнатус без альтерната. — лицо Селины чуть разглаживается. Похож, она чуть успокаивается, когда Ева чуть придвигается к ней. — Мы можем занять тело обычного человека, но… Скажем так, это труднее. Больше не скажу, информации о таком способе жизни в Новумнатус мало, и она засекречена.       Ну зашибись. Просто, блять, зашибись. Мысль о том, что Харон просто сбежал, укрепляется в моей голове все сильнее. Он выбрал самое отличное время, смотался на Землю, занял тело человека и теперь укрывается от братьев и сестер. Как же это все бредово, Боже… Но пора бы уже смириться. Вендиго снова вторгаются в мою голову. Ярость глушится страхом, я запиваю волнение чаем, едва не вылив его на себя. Если Селина говорит правду о количестве вендиго, то времени у нас действительно мало. Теперь, когда я столь близко познакомился с этой тварью, желание не дать с ней встретиться другим людям только укрепилось. Выхода нет, да? Не теперь, когда я стал так близок к этому миру.       — Ева… — мысли в моей голове лихорадочно бродят, сменяя одна другую. Все смешалось, все спуталось, новое и старое сплелось. Я запутался во всем, что знаю. — Как скоро я могу выйти в город и начать поиски? — лишь в одном я теперь уверен — чем быстрее я все это сделаю, тем меньше будет жертв и тем быстрее все встанет на свои места.       — Мы планировали начать полномасштабную операцию со вторника. — Селина цедит чай, не отрывая от меня взгляда. Мне чертовски неприятно чувствовать на себе ее взгляд. — Если ты скажешь да.       — Я готов хоть завтра. Хочу быстрее со всем этим покончить. — ухмылку на губы, дерзости во взгляд добавить. Продолжать быть наглым и послать к черту весь свой страх и поганую неуверенность. Они продолжат жить во мне, обретая силу, но во внешний мир я это не вынесу.       — Отличный настрой! Повторюсь, ты хорошо держишься. Когда я впервые обо всем узнала, я могла только сидеть в уголке комнаты и плакать от страха. — ну, мне хватило сил не реветь сейчас. Не могу назвать это достижением. — А уж когда я вендиго в первый раз увидела… Истерика была просто жуткой. — Ева нагло ухмыляется, но глаза у нее грустные. Говорит она правду или врет, чтобы поддержать — я не знаю. Но мне плевать.       — Комплименты в сторону, давайте уже разбираться с силами. — я не хочу узнавать больше ничего. Просто обучите меня, и я избавлюсь от всего, что связало меня с этим миром.       Я все решил. Помочь им — окей. Но любопытству места уже не осталось. Я не хочу знать ничего о том мире, в котором живу. Я не хочу узнавать об устройстве этих миров, не хочу думать об обитающих там существах. Не знать будет лучше. Иногда незнание — лучший подарок.       — Я рада твоему позитивному настрою, но начнем мы только во вторник. — почувствовав мой раздраженный взгляд на себе, Селина хмыкнула и цокнула ноготками по столу, затем снова скрестив руки на груди. — Во вторник прибудет подкрепление. Он поможет прочесать нам территорию.       — Он? — еще артеки? Вот давайте без этого! Меня и один с ума сводит, а два так и вовсе убьют.       — Мой брат. Ты сам все от него узнаешь, когда он прибудет. — Селина выглядит максимально надменной. Это чертовски раздражает! Беру свои слова назад — они обе настолько сучки, что мне не жаль было бы, если бы они умерли!       Это так я выгляжу в глазах других людей? Что ж, увидев себя со стороны, я готов был убить и мою копию, и свое бренное тело, которое такое дозволяет. Ибо человек, похожий на меня, даже меня раздражает так, что ее хочется хватануть за шею и душить, пока дергаться не перестанет.       — Брат так брат. Мне без разницы. Я просто хочу закончить с этим. — странно, что они не понимают. Я вроде всем своим видом показываю незаинтересованность в происходящем.       — Нам тоже без разницы. Найди Харона и мы от тебя отстанем. — да, в наших отношениях за эти недели что-то да изменилось. Мы сблизились, притерлись, научились друг друга терпеть. Но друзьями… Друзьями мы стать так и не смогли.       — Прекрасно. Рад, что мы сошлись во мнениях. — я стараюсь не думать, что мне придется прожить с новыми силами всю жизнь, даже если артеки уйдут. Это слишком невыносимо и мучительно — думать о безвыходности моего положения.       — Да просто зашибись… — Селина разве что зубами не скрипит.       Мы играем с ней в злые переглядки. Кто-кого победит, кто-кого переглядит. Кто сделает это… Ничего не получит, да. Зато самоутвердится.       — Так, ну все, хватит раздражать меня своими гляделками! — Ева хлопает руками по столу, грозно смотря сначала на Селину, которая тут же надулась и присмирела, а затем на меня. Пришлось тоже опустить взгляд и сделать вид, что раскаиваюсь. — Пейте свой чай и пошли уже дальше заниматься. У нас нет больше времени ссорится и откладывать все на потом.       В чем-то она права. У нас нет времени. У меня — в первую очередь. Я должен все это закончить до того, как моя крыша окончательно протечет.       Я поднимаю кружку с остывшим чаем и парой глотков выпиваю все.       — Начнем?

***

      — Убери эту блядкую штуку от меня подальше! — зажиматься в угол комнаты — не лучшая затея, но путей отхода больше нет.       Селина наставляет на меня копье. В свете солнца синеватый металл сверкает и переливается. Он слишком близко к моему лицу, настолько, что я почти ощущаю его остроту на своей коже.       — Видишь что-нибудь? — она издевается?!       — Нет конечно же! Ты же артек! Я так и так ничего не увижу! — убегать из этого угла некуда. Одно неаккуратное движение Селины, и мое лицо пострадает.       — Сели, он прав. Убери-ка свое копье подальше, мы его не для того ко всему этому привлекали, чтобы убить. — Ева подходит к нам ближе, преодолевая препятствие в виде стеклянного кофейного столика.       — Я вижу, вижу все! Убирай! — вот за Евой действительно клубится дым. Оно и понятно — я настолько сейчас хочу стукнуть Селину, что даже наставленное на меня острие копья скоро перестанет быть весомой причиной врезать ей.       — Угх, а так хотелось. — чего хотелось — знать не хочу.       С гневным выдохом она опускает копье и упирает его в пол. Убирать не собирается. Хотя, судя по тому, как оно появилось, ей это труда не составит. Копье она в буквальном смысле из воздуха преобразовала. Как, с каким трудом и почему я знать не желаю. Мне все равно, все равно, все равно!       — Время укорачивается. Мне пары секунд хватило, чтобы ты начал видеть. — я не смотрю на лицо девушки-артека. Только на копье, одного ловкого движения которого хватит, чтобы мне было больно. — Завтра будем пробовать врубать твою силу без использования фактора страха.       — А-ага, конечно… — копье убери, убери копье. Пожалуйста, убери чертово копье.       — Сели, копье. — спасибо, Ева! Спаси меня от этой маньячки и ее берущегося из воздуха оружия.       — Ну если ты настаиваешь… — она недовольно кривит лицо.       Под мой испуганный писк она взмахивает копьем. Закрыть лицо руками, сжаться в комок — сделать все, чтобы не ранила! Но — вспышка света, тихий звон. Когда я открываю глаза и в ужасе смотрю на Селину, оружия у нее уже нет. Зато есть небольшое темное пятно на ярко-красной пижамной футболке. Прямо между ее грудями.       — Если ты не перестанешь смотреть на мои сиськи, я верну копье. — да я же не специально!       — Нет, не надо! Все, не смотрю! — мне твои груди нахер не сдались! Да будь у тебя хоть пятый размер, с таким характером никакие сиськи не помогут!       — Селина! Боже! С вами двумя никакого сладу. — Ева закатывает глаза и плюхается на диванчик, стоящий прямо за спиной Селины. Она подтаскивает к себе большую подушку в синей наволочке и крепко стискивает ее в руках, тяжело смотря в спину артека.       — Ева, не смотри на меня так. — Селина не поворачивается, не давая мне выскользнуть из угла. Справа от меня стоит тумба с телевизором, слева вырастает стена. Единственный выход перегорожен девушкой, которая легко может вызывать копье. Я уже ничему не удивляюсь, только боюсь и жажду избавиться от этих двух сумасшедших.       Наконец, я решаюсь проскользнуть мимо Селины. Пара осторожных шагов вперед и в сторону. Рывок — я прохожу мимо напряженной девушки, прибавляю шаг и вот, свобода. Она остается позади, передо мной — все пространство комнаты. К стоящей по правую руку кровати в закутке комнаты я идти не решаюсь, внутренним чутьем понимая, что это кровать Селины и мне там рады не будут. Хотя, чутье — это сильно сказано. На кровати просто валяется то самое красное платье, которое я уже видел на артеке, а рядом с ее изножьем стоит сумка Селины. Нет, я мог и ошибиться, но испытывать ее терпение желанием не горю. Это я потом проделаю с Закки или моей бандой, но уж точно не с воинственной девушкой.       Я не спрашиваю разрешения у Евы и просто усаживаюсь рядом с ней. Получаю строгий оскорбленный взгляд, но и с места не двигаюсь.       — Что ж, я могу похвалить тебя. — Ева делает вид, что не хочет столкнуть меня с дивана к чертям — улыбается, складывает руки на подушке, жмурит глаза. Я ей не верю. — Если ты хочешь, мы можем попробовать включить твою способность без страха уже сегодня.       — Хочу! — я не устал, мне пока хватает сил. Я еще смогу потягаться. Главное не думать о том, что в городе теперь не безопасно. А еще о том, что у Селины есть копье, которое может убить меня быстро и болезненно.       — Значит, этим и займемся. — я откидываю голову на спинку дивана и смотрю в белый потолок. — Подождем, пока твоя способность отключится и, если ты будешь полон сил, будем тренироваться еще.       — Угу, конечно. — я считаю трещины в потолке и стараюсь не думать. В моей голове — сущий хаос и порядок в нее никак не придет, как бы я не пытался делать вид, что все в порядке.       Мои силы на исходе. Не физические, моральные. И когда они подойдут к концу, я сорвусь в пучину безумия, выхода из которой наверняка не найду.       Это должно меня волновать. Но… Почему-то не волнует. Первая трещина уже прошла по тому мне, что жил в прекрасном неведении.