***
Я был чертовски прав, когда думал о том, что навряд ли справлюсь в таком состоянии с напряженным сканированием. Гордон-сайд — самый большой район Сван Вейли. И именно его мне поручили проверить сегодня. — Сиди спокойно и не дергайся. Делай вид, что все в порядке. — Сомний сидит рядом со мной на скамейке в той части парка, что является частью Гордон-сайд. И не напрягаться я просто не могу. — Я пытаюсь, пытаюсь. — нахальная улыбка и солнцезащитные очки не делают Сомния приятнее. Для меня это только еще больший напряг. Да еще и глаза слипаются кошмарно. — Пытайся лучше. — его ладонь слабо светится. Жар постепенно охватывает мое тело. Чем больше энергии приходит мне, тем сильнее горит солнечное сплетение и тем лучше проявляются дымные фигуры. — А то у меня складывается такое впечатление, что ты вовсе не рад быть со мной в этот чудный день. — Только складывается? — день-то действительно чудесный. Солнце светит ярко, погода стоит отличная, и в моих футболке и спортивных штанах даже жарко. И именно поэтому тот факт, что я должен тусоваться с Сомнием в этот день, заставляет меня злиться и еще больше желать вернутся домой, к родной теплой кроватке. — Ах ты ж… Язва малолетняя. — его губы дернулись, на секунду обнажив зубы. Но он стремительно вернул себе самообладание. — Что-нибудь видишь? — Нет. Туман, туман и… Туман. — сканирование стало даваться мне легче, стоит заметить. Еще вчера я достаточно спокойно пережил приступ боли в груди и почти без дрожи попробовал разогнать Истин. Но сегодня все снова свелось к тому, что мне больно и я почти ничего не вижу. — Тебе уже рассказывали, что если я обнаружу дыру в дыме, это еще не значит, что мы нашли Харона? — Нет. В смысле? — его рука дергается. Боль пронзает солнечное сплетение. Я шиплю, крепко стиснув зубы, и сгибаюсь пополам. — Руку держи. Убьешь меня, и мой опекун тебе голову снесет. — ну, может и нет. Лорел — мирный человек, я бы даже сказал, невинный. — Слышал о Потрошителе когда-нибудь? — Ну, смутно. Мартина что-то рассказывала, но я не запоминал. — он выравнивает руку, и боль чуть отступает. Поток энергии возвращается на свое место. — Короче, он не человек. — мне лень разъяснять ему все. И так уже успел языком помолоть с Селиной и Мартиной. — Откуда знаешь? — я не вижу, куда направлен его взгляд, но чувствую его на себе. — Сам встретил его, что ль? Я давлю из себя усмешку и медленно киваю. Лицо Сомния мрачнеет и принимает задумчивое выражение. — Не человек, значит… — его губы подрагивают, он нахмуривается. — Мортем, давай ты не будешь в это лезть. И не вмешивай в это Селину. — Поздно. — он цокает языком и перебирает плечами. — А ты, как я посмотрю, что-то знаешь? — Возможно. Но ни тебе, ни моей сестренке об этом знать не положено. — поворот головы, очки чуть съезжают на переносицу от взмаха головой. Я вижу его глаза, и они тускло поблескивают в тени линз очков. Дрожь проходит по моему телу. Этот блеск… — Не лезь в эту историю, хорошо, малыш? — У меня нет желания впутываться в истории с маньяками и высокими шансами подохнуть и быть съеденным. — вздернуть нос, сделать вид, что не напряжен. Я спокоен, все в норме. Нет причин так пристально на меня смотреть. — Ну и молодец. Проверяй давай и пойдем. У меня еще есть на сегодня важные дела. Бла-бла-бла. Угх, если бы здесь были Мартина или Ева, ну или хотя бы Селина, было бы куда проще. Но они заняты. Чем — никто мне не сказал, но я подозреваю, что чем-то, связанным с вендиго. Поэтому мне выделили в напарники одного лишь Сомния, заявив, что я просто обязан с ним сработаться. Что ж, в своих желаниях они провалились. Я с ним совсем не лажу. Не нравится он мне. Эта его улыбка, этот его взгляд. Да даже его голос меня люто бесит. Меня даже Закки с его наглостью не настолько бесит. Ну, все открытия когда-то совершаются впервые. Новый уровень ненависти открыт! — Кстати… Куда ты дел кольцо? — он мог бы помолчать. Ну, так, ради приличия. Но вместо этого трындит. Ох. Мой. Бог. — Тебе-то что? — обычно я настолько грубый только с родителями и Заком. Но теперь в списке прибыло. Не понимаю, почему он меня так бесит. Но я уже успел понять, что в подростковом возрасте так бывает. Тебе просто не нравится человек, и сдержать это ты не можешь. Интересно, если я смогу вырасти, все останется так же? — Загнал его в ломбард. Если хочешь вернуть, можешь пойти в Лазе и выкупить его, но я не думаю, что сможешь. — Мне просто интересно. Надо же как-то поддерживать разговор. — Поговори сам с собой, я не знаю. Можешь спросить камушек на земле о том, что ему нравится, если собеседник в твоей голове не ответит твоим запросам. — вот, вот… Нет, ничего нет. Я двигаю рукой в воздухе, но дымные фигуры не расступаются передо мной. Все то же цветное марево. — Если тебе все еще интересно, здесь Харона нет. Но я могу просканировать только до… — я примеряюсь, погружаясь в свои спутанные чувства. — Примерно до больницы, да. — Отлично. — рука резко сжимается в кулак. Канал перекрывается — я до зубного скрежета стискиваю челюсти. В первые раз это не было так больно. — Мог бы и поосторожнее… — выпрямиться трудновато, но хотя бы возможно. — Неа. Слишком ты языкастый, чтобы быть с тобой мягким. — справедливо. Но очков Сомнию не добавляет. — Мне проводить тебя до Селины, конфетка? — Да, конечно. — не хочу пока ходить по улицам в одиночку. Если Потрошитель решит избавиться от меня как от свидетеля, я не хочу оставаться один на один со смертью. — Но если ты еще хоть раз назовешь меня конфеткой, я вырву твой язык и запихаю его тебе в жопу. — Хо-хо-хо, какой ты миленький мальчик. — чертовы солнцезащитные очки. Ничего за ними не разобрать. Мне остается только закатить глаза и встать со скамейки. Впрочем, возвращение на нее близко — ноги подкашиваются и я почти усаживаюсь обратно. Но, не желая терять остатки гордости, я умудряюсь устоять, не лишившись при этом своей грации чупакабры. — И все-таки ты очень забавный. Такой упертый. Ты хоть от кого-нибудь помощь принимаешь? Признаешь хотя бы сам, что устал и не в силах быть сильным? — его что, на пафосные речи пробило? Только их не хватало. — Да. Да. И… Да, на все да. — я не хочу с ним спорить. Больше. Не в таком состоянии. Может, он хотел спросить, кому оказана такая честь — видеть меня слабым. Может, желал узнать, почему тогда я так себя веду с ним. Но ответов он не получит — я совершаю первый шаг вперед. Движения рваные, тяжелые, но при этом стремительные. Сомнию приходится шагнуть за мной. Молча, без единого вопроса. Вот так, заноза в моей заднице. Еще чуть-чуть, еще пара районов и я никогда больше не услышу о вас. Вернусь к своей привычной жизни. Интересно, пригласят ли меня сегодня друзья погулять? Я не откажусь встретиться с ними и пойти надавать люлей Водосточным крысам. А может, даже и алконавтам, решившим, что наши базы отличное место для ночевки! У меня впереди целый интересный день. Но я не могу не думать о строгом взгляде Сомния из-под солнцезащитных очков. Этот взгляд был слишком похож на тот, что встретил меня в подворотне. И я хочу не думать о том, почему. В конце концов, это не мои проблемы. Так почему я не могу перестать думать и сопоставлять?***
И вот, мы возвращаемся в квартиру к Селине. С Сомнием мы больше не разговаривали — молчал он, молчал и я. Охоты говорить не было, а Сомний так и вовсе нахмурился и глубоко погрузился в свои мысли. Серьезно, он даже на меня не смотрел больше, разве что злобно пырил вперед и поджимал губы. Но вот, мое лечение. Сомний открывает дверь своими ключами, словно бы нарочно гремя погромче. От этого звука в моей и без того больной голове что-то начинает взрываться и клокотать. Но я лишь крепче стискиваю зубы и молча прохожу в квартиру. — Вы уже вернулись? — нам навстречу из комнаты вылетает Ева. Растрепанная, взъерошенная и в майке швами наружу. — Да… Ева, ты в порядке? У тебя одежда наоборот. — а еще губы красные. И, кажется, я догадываюсь, почему. — Ох, черт. — Ева шипит сквозь зубы, а Сомний рядом со мной фыркает. — Что, у Селины опять недотрах? — значит, я правильно подумал? Ох бля. Щеки вспыхивают от мысли о том, что мы с Сомнием прервали. — А ты вообще заткнись, разрушитель романтики! — а вот и Селина из комнаты орет. Знать не хочу, почему она к нам не выходит. — Ладно, Бог с вами. Где Мартина? — с шоком от того, что я только что узнал, я совсем забыл о жаре в солнечном сплетении. Черт. Серьезно, ну кто бы мог знать, что эти две — из нашего лагеря? — В магазин вышла, скоро вернется. — Ева поправляет майку и убирает волосы с лица. И наконец ее взгляд центрируется на мне. — Что? Что ты на меня так смотришь? — Да ничего… Совсем-совсем ничего… — но по нагловатой усмешке на губах Евы я понимаю, что скоро меня начнут опрашивать. — Сомний, иди-ка ты поболтай с Селиной, у нее для тебя было что-то важное. А я пока разберусь с Мортемом. — ну нет, не надо. Не хочу разбираться с ЛГБТ-стороной Селины и Евы. Мой хмурый провожатый только пожимает плечами и молча проходит в комнату, даже не начиная спор. А Ева в это же время подхватывает меня под руку и тащит на кухню. — Мортем, как все прошло? — начинает с далекого, почти насильно усаживая на стул. Ухмыляется, но взгляд у нее тяжелый. — Нормально. Совершенно нормально. — не буду даже и заикаться о том, что ответ Сомния на историю с Потрошителем мне не понравился. — О, хорошо. Прости, что тебе пришлось узнать о наших с Селиной отношениях больше, чем того стоило. — недолго она тянула. Ожидаемо, если честно. — Надеюсь, у тебя нет с этим проблем? — Нет конечно! — но смешок у меня получается рваным и сорванным. Блин, я не могу даже скрыть свою ориентацию от этой женщины! Хорошо, что никто меня об этом еще не расспрашивал с таким взглядом и такой крепкой хваткой, я же безбожно спалюсь! — Врешь же? — мне остается только кивнуть. — Гомофоб? Или… — Или. — какой смысл скрывать? Она же из наших. — А вот это уже интересно. — брови ее дергаются, ухмылка становится мягче, а взгляд смешливее. — Дай угадаю, кто твой партнер. Тот мужик, с которым ты на пикник ходил, я права? — Почти. Правда, он об этом не знает. — мне остается разве что отвечать, сдвинув ноги и отводя взгляд. Хорошо хоть, что я привык к дому Евы и Селины, иначе было бы еще хуже. — Фух… — она наконец отстраняется, выпрямляясь. — Ну и отлично. Не для тебя, правда, но хотя бы гомофобных всплесков не будет. Ненавижу это дело. В конце концов, если бы не оно, вряд ли бы я здесь сейчас оказалась. Я смотрю на нее и молчу. Не только потому, что не знаю, что сказать, но еще и потому, что жду какого-нибудь продолжения. Мне даже интересно, выражает ли мое замученное лицо ту заинтересованность, что сейчас таится внутри моей головы? — Что ты на меня так смотришь? — но, очевидно, оно не выражает. Потому что Ева моего интереса не понимает. — А как к этому относятся остальные из нас? Сомний там… — окей, тогда я сам задам интересующий меня вопрос. Вообще, он сформировался слишком стремительно, чтобы я мог обдумать его хорошенько, но да черт с этим. — Сомний более чем нормально. В Примумнатус нет каких-либо предрассудков по этому поводу. — Ева упирает ладони в бока, глаза ее поблескивают. Волосы все еще растрепанными волнами спадают на плечи и лицо, но она даже не пытается их смахнуть. — Это как? То есть: почему? — вопрос должен звучать умно, но получается глупым. Я это, несмотря на скорость работы мысли, понимаю быстро. — В смысле, у нас к этому плохо относятся, из-за многого. Ну там, детей у них развращают, пустоцветы, род не продолжат, что это вообще такое… Ну и многое другое и… — Я поняла, не продолжай. — Ева останавливает мой поток слов простым движением руки. — В Примумнатус все иначе. У них… Другой способ рождения детей, да и отношение к… Отношениям, как бы тавтологично это не звучало. Вот это уже интересно. Я поудобнее устраиваюсь на стуле, всем видом показывая, что хочу послушать. — О боже… Мне тебе рассказать? — мой стремительный кивок, ее тяжелый вздох. — Ладно, ладно. Короче, у артеков иное строение, об этом я уже говорила. У них нет первичных половых признаков — пестиков там, тычинок, ну ты меня понял, я думаю. Артеки размножаются с помощью сосудов пламени, которые и дают им жизнь. Когда два артека хотят ребенка, они просто откалывают часть своего сосуда, и два родителя наполняют его пламенем жизни. Впрочем, Селина говорила, что артек может быть и один, но это мы не рассматриваем, это единичный случай, таким только верховная артек могла пользоваться. — Ева прерывается, проверяя, интересно ли мне ее еще слушать. Спешу разочаровать — интересно. Вот об этом я послушать хочу — отношения артеков мне интереснее их распрей. — В общем, из этого сосуда и рождается потом артек. То есть, пламя в сосуде развивается и через пару месяцев всплеск энергии дает начало новому Богу. Так что… Им не важно, кто там какого пола и каких родственных связей. Да и отношения у них сами по себе весьма своеобразные. — То есть — никаких родственных связей? — у них еще и инцест нормой считается? Хо-хо-хо, да я прям на клондайк любопытностей напал! — Хе, большая часть артеков, кроме пяти первородных — дети инцеста. — Ева тихо хихикает, замечая, как я чуть приоткрываю рот. — Пошляк мелкий, вот что тебе интересно, а? Ладно, хорошо, я в пятнадцать такая же была. — Подожди, то есть, и Селина, и Харон, и Сомний… — я пытаюсь осмыслить это. То есть… Серьезно? Вот так? — Смерть, отец Селины — дядя ее матери. Да и мать Селины — дочь Жизни и Природы, брата и сестры. — Ева переступает с ноги на ногу, чуть опираясь на стол одной рукой. — Харон нет — Смерть и его мать-вейма не были родней даже дальней. А вот с Сомнием история сложнее. — Насколько сложнее? — давай загадку! Хочу услышать какую-нибудь тайну об этом парнем. Что бы прям до полной картины таинственности. Нет, ему и так этой таинственности хватает, но… В общем, я просто хочу услышать его историю. — Я знаю только, что он сын Смерти. Его второго родителя не знает даже Селина. — охохо, то что надо! Я напал на след! — Селина говорила, что, возможно, он сын первой возлюбленной Смерти, которая… Ну, погибла… Это долгая история, и я ее сейчас рассказывать не стану, но, да, у Смерти была первая пассия, о которой в Примумнатус никто не говорит, потому что это великая тайна. — То есть, о матери Сомния ничего неизвестно, я правильно понял? — теперь можно подшучивать над ним и так! Жестоко, но на войне все средства хороши. Еще раз назовет меня конфеткой, и получит такую шутку в ответ. — Да, ты все верно понял. Нет, об этом кто-то что-то знает, но разве что первородные артеки, да самые старшие их дети. Но они тоже молчком, так что… Вот так что. — Ева фыркает и снова переступает с ноги на ногу. — Я удовлетворила твое любопытство? — Еще как! — я только собираюсь задать еще парочку вопросов, как в коридоре раздается тихое звякание и громыхание. Мартина вернулась! К черту вопросы. Сейчас у меня сеанс лечения, и все вопросы подождут до того момента, как Мартина заберет мою боль.