Хаос: Наследник Ведьмы

      Эта ночь была настолько странной, насколько только может быть странной ночь после пробежки за ускользающим от преследования богом из иного мира.       Мы с Лорелом сидели на кухне, когда все это началось. Я силился расслабиться и оставить позади все случившееся за день, а он просто наслаждался спокойствием ночи. А потом ночь взорвалась красками.       Первый всполох был красным — ярко-алым, цвета крови. Оставить его без внимания было невозможно — свет был настолько ярким, что ослепил меня. И это при том, что в кухне горел свет.       — Угх, да что там такое? Какому идиоту в ночи захотелось фейерверки пускать? — раздраженный, я повернулся к окну, прищурив глаза. И тут же обомлел.       Разноцветные огни вспыхивали высоко в небе яркими всполохами, цветы света распускались мириадами оттенков в далекой синеве. Стоило только погаснуть одному огоньку, как на его месте тут же появлялось еще два. Это было похоже на исход миллионов светлячков. Маленькие светящиеся насекомые словно бы сбились в стаи и теперь устраивали в небе пляски. Звездное небо все вспыхивало яркими огоньками, то тут, то там озаряясь самыми невероятными красками и переливаясь множеством оттенков. Ощущение было такое, словно в городе устроили грандиозный праздник с десятками ящиков самых дорогих огней.       Первой моей мыслью было «нас атаковали пришельцы?». Несмотря на глупость этой мысли, она была более чем понятна — мы с Лорелом как раз смотрели фильм с таким сюжетом. К тому же, огни эти были настолько странными и их было так много, что эта мысль с каждой секундой становилась все более оправданной и реалистичной. В конце концов, есть же в мире Боги, которые вообще являются другой расой, черт знает когда создавшей человечество. Почему бы не быть и пришельцам? Может, родоначальникам артеков? Их далеким звездным родственникам? Родственникам всего человечества? С каждым вопросом это звучало все глупее, но я продолжал уходить в дебри собственных мыслей. И чем нереальнее были мои мысли, тем смешнее мне становилось. Глупый смех над собственной тупостью помогал побороть страх. Я не хотел бояться. Не после всего произошедшего утром и днем. И я не боялся. Ровно до того момента, как воцарившуюся в кухне тишину не прорезал задушенный всхлип.       — Боже… — смех недолго главенствовал в моей голове. Когда Лорел рядом со мной вздрогнул и шумно выдохнул, взывая к несуществующему Богу, поток смехуечков иссяк, а черная волна тревоги поднялась над всеми моими мыслями.       Поджав губы и сжав кулаки, я наблюдал, как его лицо искривилось, а в уголках глаз выступили слезы. Что с ним произошло? Я не знал. Пытаясь понять, я с огромным трудом отвел взгляд от Лорела и снова посмотрел в окно, за которым небесный огонь все никак не унимался.       — Что это такое? — мой голос предательски срывался на гласных. Я чувствовал, как мурашки бежали по моей спине, а холодный пот выступал на лбу. Какого черта это было?!       — Не знаю, Мортем, не знаю… — голос ответившего мне Лорела был полон какого-то скрытого понимания. Он не дрожал, а, наоборот, был спокоен, тих и даже в некоторой мере умиротворен.       И пусть я ничего не понимал, спрашивать все равно не стал. Лорел вздохнул, с трудом покачал головой, а потом замолчал, старательно отводя от меня взгляд. Мы спешно выключили фильм, на середине оборвав историю. Молча. Так же молча приняли общее решение — разойтись, словно бы забыв о происходящем на улице кошмаре. Уровень игнорирования проблем лично у меня достиг максимума. Усталость от чертовщины взяла надо мной верх. Я поднялся и собрался удалиться в свою комнату, но Лорел не сдвинулся с места, наверняка собираясь продолжить сидеть на кухне. Это было его дело, и мешать ему я не собирался.       Но перед тем, как уйти, я обернулся. Возможно, зря, но в тот момент — очень вовремя. Лорел беззвучно плакал, съежившись на стуле и став словно бы меньше на вид. Я видел, как по его пухлым щекам стекали слезы, путаясь в отросшей щетине, а губы дрожали. Но он улыбался. Широко и ярко, так, как будто нашел в Рождество под елкой велосипед. И этот контраст между слезами и радостью окончательно вверг меня в хаос.       — Лорел, все хорошо? — я знал, что должен был вмешаться. Знал, что должен был это спросить и, по возможности, помочь чем смогу. Он столько раз выручал меня, а я… Что сделал для него я?       — Да, Мортем, все хорошо, не беспокойся. Просто я кое-что вспомнил. Не волнуйся. — он шептал, а губы его все дрожали.       Конечно, я не сдержался. Рванул к нему, нуждаясь в тепле поддержки и сам. Крепко-крепко обнял, спешно утыкаясь носом в мягкие темные прядки на макушке, а пальцами стиснул рукав кофты на судорожно вздрагивающем плече. Пальцы плохо меня слушались, а я сам совершенно не знал, что еще могу сделать.       — Я с тобой, Лорел. Не плачь. — что еще я мог сказать ему? У меня не было никаких слов — свет десятка ярких красок в небе выбил их из моей головы.       — Все нормально, Мортем, правда. Иди. — но он не желал моей поддержки. Отстранил меня от себя ненавязчиво, но настойчиво, оттолкнул, не позволяя быть с собой рядом. Даже не посмотрел на меня — взгляд держал только на огнях в небе.       Напирать я не стал. Отступился и отошел, хватая себя за плечи, как маленький мальчик, а затем развернулся и ушел в свою комнату, чуть пошатываясь на непослушных ногах. Разочарование и обида — вот что овладело мной в тот момент. Было невероятно горько от того, что Лорел не дал мне побыть с ним. Я ведь просто хотел поддержать его — любить его, помогать ему, быть с ним рядом. Пусть не как любовник, но как сын! Но он не дал мне даже этого. Он не нуждался во мне? Возможно. Но я нуждался в нем. И разве мог я просто брать, ничего не отдавая взамен единственному взрослому человеку, которому не было на меня насрать? Конечно же, нет! Но Лорел, похоже, считал иначе. Права ответить поддержкой на поддержку он мне, в любом случае, не дал.       И вот, сейчас я просто лежал на кровати и смотрел в потолок. Не знаю, сколько прошло с того момента, как я упал в объятия простыней, но небо перестало взрываться светом, а в коридоре хлопнула дверь комнаты Лорела и погас свет с кухни. Дом затих, и в его тишине я остался один на один с собой и своими безрадостными мыслями.       Я устал. Сегодняшний день был слишком насыщенным — я встретился с посланником Смерти, почти догнал Харона, увидел нашествие пришельцев и получил отказ от Лорела. Честно, у меня не осталось сил. Просто — ни капли. Измученный и обессиленный, я смотрел в растрескавшийся потолок и считал трещинки в нем. Меня слегка потряхивало, но я не мог ни плакать, ни кричать. Все, на что хватало сил — смотреть в потолок и думать о том, что со мной происходит. Сейчас, сегодня, вообще…       Моя жизнь поменялась слишком круто. Прошел уже почти месяц с того момента, как все изменилось, а я все никак не могу свыкнуться с тем, кто я есть и что со мной происходит. Скоро июль — середина лета, все ближе второй год в старшей школе. Впереди новые занятия, новые проблемы, новые нападки неустанно блюдущих родителей. Но волнует меня не это. Мою голову занимает лишь то, что происходит вокруг меня и то, как от этого уйти. Снова и снова по кругу одна и та же правда, от которой не сбежать и не скрыться. Я — ведьмак. Мир многослоен, в нем есть Боги и твари.       Я должен был принять этот новый мир быстро — в сериалах все происходило именно так. Одна серия, и герой уже готов воевать, а непонятные штуки вокруг совсем его не пугают. Но вместо того, чтобы принять действительность такой, какая она есть, я вновь и вновь отказывался от правды и силился убедить себя в том, что все скоро кончится. Сон, увы, никак не подходил к концу. И у меня не оставалось сил бороться с тем, что происходило в нем. Хотя, как бороться… Убегать. Я ведь от всего в своей жизни убегаю, да?       Я так и не позвонил Гейлу. Не было времени. Замотался, забылся, увлекся не тем. Его стоило бы предупредить, как никак, именно он лучше других сдружился с Диггори. Именно ему грозила большая опасность, если Харт действительно был сумасшедшим, как я о нем и подумал. Но сейчас у меня не было сил даже пошевелиться. Перед глазами вновь и вновь вставали неудачи сегодняшнего дня. Упущенный Харон, оттолкнувший меня Лорел.       Если завтра нас всех захватят пришельцы, я позволю им себя застрелить. К черту все и к черту всех.       Сон не закончится. Потому что он — реальность. Суровая, неправильная, искореженная, мне совершенно не нужная. Но в то же время такая добрая, понимающая и любящая меня. Совершенно отличная от всего того, что было со мной пятнадцать лет до нее. Жизнь разделилась на два: привычное старое, в котором меня ждут лишь ненависть и тьма, и пугающее новое, которое всеми силами поддерживает хрупкое подростковое сознание и не менее хрупкое человеческое тело. Что хуже — знакомое, но пустое, или чуждое, но любящее?       Я уже не знаю, хочу ли, чтобы Селина, Ева, Мартина и Сомний уходили. Когда они уйдут, вместе с ними навсегда исчезнет в Примумнатус вкусный чай, смешные подколки и добрые беседы. Когда они уйдут, все, что останется со мной — старая ненависть, новые раны и мерзкая ложь, с которой придется мириться всю оставшуюся жизнь.       И я не могу решить точно, что хочу оставить, а что стереть.

***

      Сразу после пробуждения я залез в телефон с твердым намерением связаться с Гейлом. Но вместо этого наткнулся на сообщение от Селины.       «Ушли в Примумнатус. Будем к обеду. Сегодня сканирования не будет. Отдохни.»       Сообщение было отправлено в девять с лишним — как раз перед тем, как небо разукрасилось всеми цветами радуги. Так что я, кажется, понял, что вызвало все эти всполохи и краски. Да и пришельцы нас, вроде, не захватили… А вообще не насрать ли мне? Чего гадать сейчас, о правильности ответа я судить все равно не могу. Селина вернется, у нее и спрошу.       Вместо ответа своенравной артек, я пишу сообщение Гейлу. Хочу встретиться с ним в его новом доме на нашей старой базе. Возможно, даже продолжить обустройство. Механическая тяжелая работа отлично отвлекает от дурных мыслей. То, что нужно после всех этих проблем и забот, сыплющихся на меня как из рога изобилия.       Ответ себя ждать не заставляет. Уже через пару минут, за которые я успел только через планшет залезть в Фейсбук, телефон оповещает меня о новом сообщении. Гейл не против, но от обустраивания нового дома устал, так что не прочь просто прогуляться. Пригласил меня сам к Галаверскому мосту, но без ребят. Писал, что те сейчас в почти полном составе уползли обратно на озеро и встретиться с нами не смогут до вечера, если не до завтра. А я и не против такого плана. Друзья, конечно, друзья, но я хочу погулять только с Гейлом, а не всей компашкой. Мои мозги не выдержат прогулок в полном составе и лопнут. Они и так перегружены, после вчерашнего-то. Так что мне только в радость. Так я Гейлу и написал.       В последнее время я начал что-то в себе терять. Меня больше не тянуло на кутеж, желание материться через слово себя изжило и начало увядать, усталость стала наваливаться все быстрее. И мне это совсем не нравится. Я любил и люблю себя таким, каким был до всего этого — дерзким, острым на язык мальчишкой с шилом в жопе и детской непосредственностью на перевес. Но теперь… Теперь во мне что-то ломалось, и с каждым днем все быстрее. Это не было похоже на взросление, вот ни капли. Скорее, на кошмарную усталость от жизни и начинающуюся депрессию. И я был на сто процентов уверен, что это напрямую связано с тем, во что я впутался так опрометчиво. Все эти артеки, существа Примумнатус, Потрошитель — как тут не устать? Мои нервы нуждались в отдыхе и долгой терапии, после которой мне будет дан перерыв.       Что ж, Харон засветился в городе. Значит, скоро перерыв будет, и долгий — я бы сказал, вечный. Правда, я уже не знаю, хочу ли его. Вчера с Селиной и Сомнием было очень весело. Они меня раздражали, да, особенно Сомний, но я перестал испытывать к ним злость. Можно даже сказать, я проникся дружбой с этими странными ребятами. Они оказались хорошими, и я наконец увидел это, позволив себе прозреть от пелены ненависти и обиды. Артеки мне друзьями стали, сколько бы я не отрицал их существование. Вот если бы остаться с ними другом, но избавиться от проблем с поиском… Это ведь возможно?       Так, ладно, к черту мысли. Надо собираться и завтракать. Сейчас и так уже почти два часа дня.       Проходя по коридору, я замечаю, что окно открыто. Ветра почти нет, так что шторка качается едва-едва, закрепленная магнитной лентой. За окном поют птицы и живет огромный мир, которому нет дела до моих проблем. Улыбка касается моих губ, когда я по привычке хватаю тонкую ткань и тут же отдергиваю себя. Сегодня Лорел не забыл мой подарок. А окно закрывать и не надо — пусть ветер гуляет по дому, выгоняя затхлость и страх из темных углов. Лету пора зайти в маленькие комнатки, развеяв все наши с Грехемом тяжести. Я шагаю по коридору дальше, а рама открытого окна тихо потрескивает, напоминая о себе этим еле слышным звуком.       Лорела дома не оказалось. Оно и понятно — пятница рабочий день. Зато на плите я нашел завтрак — остывшую кашу и баночку меда. А еще записку, написанную немного неаккуратным, кривоватым подчерком моего соседа. Первым делом я схватился как раз за нее. А прочитав, чуть не расплакался.       «Прости, что вчера расчувствовался. Я не должен был реветь перед тобой, да? Еще раз прости, и спасибо, что пытался меня поддержать. Люблю тебя, Лорел.»       Последняя фраза согрела мое очерствевшее сердечко. «Люблю тебя» от Лорела — лучший подарок, который мне могло преподнести это утро. И, черт возьми… Я не могу обижаться на одного из самых дорогих мне людей за то, что тот не хотел показывать мне свои слезы, особенно после такой милой фразы. В конце концов, у каждого есть право оставаться наедине с собой в тяжелые моменты. И я не вправе отнимать у Лорела это право только из-за своего эгоизма и желания не оставаться в долгу.       Меня опять занесло. Это тоже новая черта — я не могу больше бороться со своими мыслями и они занимают все больше и больше моего реального времени. Надо отучаться зависать. Неровен час, когда эта ошибка будет стоить мне жизни.       Я хватаю тарелку с завтраком, ложку и сажусь за стол. Первая небольшая порция холодной еды… Я расплываюсь в улыбке и зарываюсь пальцами в черные пряди волос. Каша оказывается невероятно вкусной. Еще вкуснее, чем обычно. Лорел явно расстарался, за что ему огромное спасибо. Сытный завтрак после вчерашней чертовщины мне просто необходим. Тишина кухни не давит, когда теплый солнечный свет проникает в помещение, а духи бродят далеко и не отсвечивают. Запах плесени и мокрой штукатурки, обваливающаяся со стен белая крошка — все это создает родной уют и рождает тепло в груди. Именно такое утро я люблю — спокойное, размеренное, полное тишины и запахов маленького дома небогатого могильщика. Теперь оно выпадает так редко… Надо наслаждаться каждым мгновением данного мне перерыва. Может, отменить прогулку с Гейлом и просто насладиться житием-бытием в пределах дома? Нет, пожалуй, все же нет. Мне надо поговорить с другом. Но для начала — доесть уже свой завтрак. Холоднее он, конечно, не станет, но все же.       Я едва успеваю доесть кашу, как Гейл присылает мне фоточку. Ожидая чего-нибудь серьезного, я открываю сообщение. А получаю мини-стриптиз. Гейл стоит, полуголый, в расстегнутых штанах, у лестницы и улыбается в камеру. Съемка ведется с вытянутой вверх руки, так что я могу отлично рассмотреть растрепанные красные волосы и их светлые корни. Позеришко. И как ему не холодно? Мы же там в стенах еще не все дыры заделали! Сквозняк же!       — Вот засранец. — еще и посылает вдогонку сообщение о том, что почти готов. Ну как не умилиться этим засранцем? Как не ответить ему его же монетой?       Быстро сфоткав себя за столом, я отправляю ему сообщение со словами «пошел одеваться. Береги свою задницу от холода!». И только после того, как в ответ мне приходит смайлик-улыбочка, я торопливо убегаю собираться. Запах летнего дня заполняет дом, и душная тяжесть уже развеяна теплым ветерком. Яркие краски возвращаются в мир вместе с неустойчивым, секундным спокойствием, подаренным мне сегодняшним днем.       Надеюсь, мы ни с кем сегодня не встретимся. Пусть это будет самый обычный день обычных мальчиков-подростков. Может, тогда я наконец смогу точно сказать, чего хочу — быть собой и жить человеком или найти себя в мире артеков.

***

      — Гейл! — и снова Гринери, и снова Галаверский мост.       Я налетаю на Гейла со спины, повисая на его шее.       Сван Вейли сегодня непривычно тих. Машины неторопливо проезжают мимо, река спокойно несет свои мутные воды под мостом, крылья серых старых лебедей из мрамора бросают короткие тени, и солнце греет землю своим ласковым светом. Мир ленив и размерен, затих и притаился, ослабив свою хватку на моей шее. Я могу даже притвориться, что все произошедшее ранее сплошь и рядом мои галлюцинации и приходы. Но вместо этого я крепко хватаюсь за шею друга и еще раз вспоминаю все те слова, что должен сказать ему.       — Мортем, блин! Напугал! — друг резко разворачивается. Только потому, что я вовремя отпустил его, моя тушка не слетела с крепкой Гейловой спины на перила.       — Хе-хе, прости уж. Я рад видеть тебя, прыщезадый. — вокруг нас разморенными жарой тенями ходят люди, но мне до них дела нет. Я слишком рад этой встрече. День на пляже отлично показал мне, как важно почаще встречаться с друзьями. — Прости, что задержался.       — Да Бог с тобой, я как раз успел пообедать картошкой. — руки в карманах шорт, на тонких губах улыбка. Легкий ветер треплет потускневшие, но все еще красные волосы, а солнечные лучики заставляют друга жмурить счастливые голубые глаза. Только сейчас я понимаю, как же скучал по Гейлу. — Кстати, не объяснишь, что там вчера с небом было?       — Я-то откуда знаю? — Нейлсон сообразительный, но я не думал, что настолько. Впрочем, для знающего о Примумнатус все действительно понятно сразу.       — Ну, это же твои друзья-Боги что-то натворили, я прав? — он чуть склоняет голову к плечу, выглядя изумленным неправильностью своих догадок.       — Я не знаю. Сегодня мы с ними не встречались. — мне остается только разводить руками, потому что правду я пока действительно не знаю. Хотя очень хочу, ибо такая хрень очень противоречит принципу «не выдаем своего существования, ребята!». — Пойдем уже в убежище, мне надо с тобой пообщаться. Страсть как хочу курить и ныть.       — Ой нытло. Но, так уж и быть, я тебя выслушаю. — ой-ой-ой, нос-то как задрал. А глаза-то все равно теплые. Нет в них ни натянутой насмешки, ни наигранного превосходства. Ох Гейл-Гейл…       — Хей, я буду не только ныть! — мы сходим с места и двигаемся к спуску с моста на платформу. Народу немного, потому идем мы спокойно и медленно, никем не гонимые и ни от чего не бегущие. — Начну прямо сейчас — ты общаешься с Диггори после пляжа?       — Ну да. Мы с ним тогда до вечера сидели. После того, как ты ушел, мы еще покупаться успели. Да и вообще, он оказался неплохим парнем, как я и думал изначально. — он внимательный и далеко не наивный парень. Гейл боится ошибаться в людях, поэтому не верит им полностью и оценок не ставит. Так что же изменилось сейчас?       — Не общайся с ним больше, окей? — я уверен, что не ошибся. Диггори не тот, кем пытается казаться. — Я встретился с ним вчера в магазине. Он больной. На голову отбитый, я бы сказал. Дергается, дрожит, прям при мне чуть крышей напрочь не потек. — я приукрашиваю для пущей убедительности, да. Но он действительно был близок к этому, что бы я там не думал.       — Правда что ли? — Гейл смотрит на меня с удивлением. До лестницы совсем немного, но он встает и пристально вглядывается в каждое мое движение. — Нет, правда?       — Правда, правда. Странный он. Черт знает, что может выкинуть. — конечно, мое дело лишь предупредить. Окончательно решить, общаться с Диггори или нет, может только Гейл. Мне же остается только надеяться, что он не пропустит мой совет мимо ушей.       — У меня нет причин не верить тебе, но… — Гейл морщится и шумно вздыхает. Но кроме этого больше ничего не говорит.       Я не тяну из него слова клешнями. Не должен. Просто потому, что и так уже влез на опасную территорию ограничений лучшего друга в общении. Он не любит, когда за него что-то решают. И никогда не любил. Иначе сейчас мы бы с ним не были друзьями.       В убежище мы заходим в тишине. Я прохожу до пуфика, притащенного Бобом неделю назад, и усаживаюсь в него. Хорошо, что тот стоит рядом с диваном — я могу сидеть полулежа, опираясь локтем на подлокотник. Гейл тут же падает рядом. Под мой удивленный вздох он залезает под диван и шерудит там, поднимая клубы пыли. Мне остается только присвистнуть, когда он вытаскивает из темноты поддиванного небольшую бутылку джин-тоника.       — Ты же не думал, что мы не наделаем в убежище заначек? — ухмыляется, засранец, и легонько покачивает полной бутылочкой. Пыль с нее обваливается снегом, но ни мне, ни Нейлсону дела до этого и нет.       — Конечно не думал. — я своих друзей отлично знаю, они так во всех местах, что мы делали местом встреч, поступали. Привалиться на подлокотник рядом с головой Гейла легко, а вот отказаться от перспективы надраться — не очень. — Ты прости, но я сейчас трезвенник.       — Это еще почему? — изумленно выгибает бровь, почти любовно прижимая к себе бутылек. Выглядит как мать с младенцем, только смешно, неказисто и совершенно аморально.       — Не очень-то по городу побегаешь, когда пьян. Да и Лорела я больше не хочу расстраивать. — ему тогда очень не понравился пьянющий я. Так что — привет трезвенной жизни!       — Ухг, ну вот опять ты сливаешься. Ладно уж, копуша, сам выпью. — не настаивает, очевидно, понимая по моему голосу, что я не настроен сегодня пить. Спасибо ему огромное за это. — Но за это ты со мной серьезно поговоришь.       — Да пожалуйста. — в моем настрое ныть, выть, плакать и вообще всячески пускать сопли. Собственно, я и собирался делиться с другом проблемами, так что то, что он сам у меня этого попросил, только радует.       Гейл хмыкает. Отвинчивает крышечку и тут же присасывается к бутылке, совершая один смачный глоток. От джин-тоника сразу остается половина. Вот пьянчуга. Мне аж самому захотелось. Джин-тоник — мое любимое. Да и не такой уж он и алкогольный, все-таки. Так и подмывает сделать всего один глоточек. Но сегодня нельзя — Лорел и так был вчера расстроен, а если я сегодня приду пьяным… Нет, никаких новых расстройств моему соседушке!       — Так, слушать готов? — надо его поскорее прервать, а то я ведь тоже сорвусь ненароком.       — Угу. Начинай нытье. — улыбается, опуская бутылку, но не закрывая ее. Черт, как же манит. Но я держусь, и довольно неплохо.       — Короче, слушай…       И я пускаюсь в долгие объяснения своих вчерашних злоключений, сопровождающиеся нытьем, размахиванием рук и вскриками то злости, то бесконечного разочарования. Гейл слушает меня внимательно и ни единым движением не мешает рассказу. Он молча принимает каждый мой раздраженный вопль и каждый всхлип отчаяния. И даже на активную и неаккуратную жестикуляцию не ругается, хотя никогда не любил ее в моем исполнении.       — В общем, я совсем не знаю, что мне теперь делать. — в конце монолога мне остается только сложить голову на руки, локтями упертые в колени. — С одной стороны, я слишком глубоко вляпался, да и с артеками этими сдружиться успел. А с другой… Я ведь все еще человек! И все эти чертовы приключения с непонятными существами, которые хоть и дружелюбны со мной, но все равно подозрительны, не радуют от слова совсем. Не подумай, мне прикольно с ними тусоваться, да и против приключений я никогда не был. Я хочу быть с артеками, мне с ними нравится, но так же я хочу остаться человеком! Я… Я напрочь запутался в себе. И мне это не нравится. Во мне словно что-то умирает, а что с этим делать я не в курсе.       — Мортем… — Гейл уже порядком выпил, но оставался трезв, как стеклышко. Взгляд у него серьезный, а руки крепко сжимают бутылку. — Я не могу понять того, что ты сейчас чувствуешь, даже спорить с этим не буду. Но… Слушай, я всегда буду с тобой. И ребята тоже. Что бы ты не выбрал — быть с артеками или остаться человеком — я буду с тобой рядом. Ты останешься собой и будешь нашим другом, что бы не выбрал.       — Гейл, я… — непрошенные слезы скапливаются в уголках глаз. Я слышу каждое его слово, но хор непрошенных мыслей в моей голове слишком силен, чтобы принять изречения Нейлсона спокойно. — Я потерялся. Меня словно по лабиринту водит. Из крайности в крайность кидает!       — Но я с тобой. — его теплая рука касается моего плеча. Ласково и нежно, удерживая на грани между спокойствием и истерикой. — Всегда протяну тебе руку и поддержу, если это понадобится. Хочешь, могу с тобой ходить на приключения. Или… Не знаю, обнимать тебя почаще?       — Ха-ха, да, пожалуй, от последнего не откажусь. — вот так, обними меня покрепче. Раз Лорел отказал, я хочу найти утешение в руках друга. — Я не могу выбрать что-то одно, а ты знаешь, как я в этом категоричен. На два стула не сяду, а если сяду, то провалюсь с обоих. Прямиком в ад, нахуй.       — Ну, значит, я тебя подхвачу и посажу обратно, а еще закреплю получше и рядышком усядусь. — дыхание Гейла близко к моей макушке, а его нос почти утыкается в мои волосы. Жаль, что он не Лорел. Очень, очень жаль. — Будь смелым и сильным, каким ты всегда был. Не сдавайся — найди Харона и постарайся принять этот мир таким, какой он есть. Потому что его не волнует твое нежелание знать о его подноготной.       — Это я и сам знаю. — но услышать от друга еще раз не прочь. Ну, так, для закрепления усвоенного материала.       — Ну и молодец. Уверяю тебя, ты привыкнешь. — он фыркает, наверняка вспоминая что-то. И я даже догадываюсь, что. — Ты же привык к тому, что я, оборванец из Лазе, влезаю в твой чистый уютный мирок Олдена, разрушая его на корню? Ты же привык, что я таскаю у тебя яблоки и ночую под окном?       — Но это совсем другое, Гейл. — тогда мы были маленькими несмышленными детьми. Я не знал другой судьбы, кроме жизни в пределах стен родительского дома. А потом появился Гейл. И все пошло наперекосяк…       Тогда рухнули решетки, мешавшие мне увидеть настоящий мир, незамутненный родительскими словами. Тогда я и весь мой мир изменился. Хах. Зря я сказал не подумав. Похоже ведь.       — Нет, Мортем, это одно и то же, только в разных масштабах. — да, он как всегда прав. Только я сначала говорю, а потом думаю. — Если бы я тогда не влез к вам в сад, ты, небось, и не знал бы, что в Сван Вейли есть такая помойка как Лазе.       — Пожалуй. Пожалуй, не знал бы. — что ж, мои мысли не пришли в порядок полностью, а внутренне я все еще больше мертв, чем жив, но определенные сподвижки пошли. — У тебя, кстати, бутылка перевернулась.       — Ой, бля! — весь джин-тоник оказался на полу. Я мог бы сказать пораньше, но… Хех, нет. Ни себе ни людям, как говорится. — Ну вот, всю пьянку просрал. Ладно, Бог с ней. Тебе-то я хоть помог?       — Еще как! — теперь я могу еще немного подумать над двумя стульями, между которыми завис. Так сказать, еще немного повисеть между ними в надежде на чудесное спасение.       — Ну и отлично, тогда алкоголь не жаль. — но ты все равно отстраняешься от меня. Обнять тебя еще раз не решусь — боюсь, не правильно поймешь мой порыв. — Кстати, ты знал, что уже четыре часа дня?       — Ой, да и хер с ним. Еще час у меня есть. — интересно, сегодня Лорел задержится для выкапывания очередной могилы или вечер мы проведем вместе?       Но, в любом случае — не судьба. Я не успеваю начать новый разговор с Гейлом, как мой телефон исходится на трель. Новая мелодия звонка — любимая композиция любимой группы — вмиг мне разонравилась, когда я увидел имя на экране. Селина. Пожалуйста, только не новые приключения, я вас умоляю…       — Алло? — я ведь только успокоился! Только нашел точку опоры! Не выбивай ее у меня из-под ног, не смей, твою мать!       — Привет, Мортем! Угадай, кто вернулся в город? — голос у Селины крайне воодушевленный. Похоже, пребывание в родном мире пошло ей на пользу.       — Вы, кто же еще? — вздох получается вымученным и тоскливым настолько, что Гейл тут же кладет мне руку на плечо и взволнованно заглядывает в глаза. — Зачем звонишь?       — Да, знаешь, мы тут с Евой пошли тебя искать… Ну и, мы у моста. Ты где-то под нами, да? — блин, совсем забыл, что Ева и Селина могут найти меня.       — Нигде от вас не скрыться, бестии. Дай угадаю, ты хочешь, чтобы я вышел к вам? — Гейл, друг, кажется, тебе прямо сейчас придется приводить в исполнение свои слова о поддержке.       — Именно так, Мортем, именно так. — ну кто бы мог подумать. Уж точно не я. — Поторопись, у нас для тебя много новостей. — и сбрасывает. Ну конечно.       — Что, твоя подружка? — Гейл спрашивает с тревогой, но улыбается. Старается хоть как-то меня поддержать в этот тяжелый час, когда все труды по восстановлению нервной системы катятся к черту на куличики.       — Ага. Хочет, чтобы я с ней встретился. — не волнуйся. Я постараюсь не сдаваться, как ты говорил мне. — Пойдешь со мной?       — Еще бы. Двинули! Хочу своими глазами увидеть красотку, которую ты мне описывал. — хватит играть бровями, мамочка, я же понимаю, почему ты на самом деле пойдешь со мной.       Гейл бросает бутылку на пол и смотрит с тоской на лужу джин-тоника, но тут же поднимает на меня взгляд и хмыкает.       — Завтра пол протру и все будет зашибись. — зная Гела, он сделает это в первую очередь.       Я только легонько киваю и поднимаюсь на ноги. Друг подскакивает тоже и готовится следовать за мной. Знать бы мне еще, куда идти. Ладно, с этим можно определиться и наверху. В любом случае, первостепенная задача — выбраться на платформу и добраться до подъема.       Собственно, это мы и делаем. Выходим и торопливо бредем по скользкой платформе к лестнице, не переговариваясь, но с интересом посматривая наверх. Ни Селины, ни Евы там не видно, так что я начинаю подозревать, что они ждут у лестницы. Ну или свалили куда подальше — тоже вариант, при том еще и более желанный.       Но нет, последнему варианту сбыться не дано. А вот первому — вполне. Стоит нам с Гейлом только подняться по лестнице на набережную, как на меня с объятиями налетает Селина. Девушка притягивает меня к себе, и ее ногти впиваются мне в плечи, причиняя легкую дружескую боль.       — Мортем! Привет-привет, посылатель малолетний. — она одета прилично, но то, что грудь ее упирается мне почти в лицо, это все равно не отменяет.       — Селина, нет, ну, не надо, мы не настолько близки! — я пытаюсь оттолкнуть ее, но руки у артек сильные. — Ева!       — Селина, отпусти его. Думаю, внимание стоит уделить вовсе не Мортему. — Ева тихо хихикает, но я уверен, что взгляд ее направлен только на Гейла.       — Кстати да… Мортем, кто с тобой? — ну, она хотя бы отпускает меня, что уже радует.       — Это Гейл, мой лучший друг. — Нейлсон на удивление молчалив в такой ситуации. Впрочем, одного взгляда на его воодушевленное лицо хватает, чтобы понять, почему. — Но вам париться не стоит, он все знает.       — Ты все рассказал? Мортем! — Селина закатывает глаза и фырчит. — Мартина, ну ты можешь в это поверить?       — Еще как, Сели. — Мартина? А вот слона-то мы и не заметили! — Привет, Мортем.       — Боже, сколько же красивых девушек… — Гейл, держи рот закрытым. Ни одна из них тебе не даст, хотя бы потому, что две из них лесбиянки, а та, что нет, занята.       — Да все не про твою честь, мальчик. — Ева осторожно подходит к Селине, вставая рядом с ней и всем своим видом намекая, что будет с Гейлом, если он попробует пофлиртовать с Селиной.       — Так, никаких споров. — мы здесь не за этим! — Гейл, смотреть, но не флиртовать. Каждая из них может тебе яйца снести одним ударом. - Селина, ты что-то хотела мне рассказать.       — Сделаю вид, что я ничего не слышала. — артек упирает руки в бока и косо посматривает на стоящую рядом с ней Еву. Мартина за их спинами придвигается поближе, улыбаясь во все тридцать два. — Мы к тебе с новостями из дома. В общем, мы с Сомнием рассказали папе о тебе побольше и сказали, что работа твоя не безвозмездна. Папа согласился выдать тебе хорошую награду после того, как мы найдем Харона. А еще — устроить тебе хорошую Загробную жизнь, что бы ты не совершил в этой.       — Прикольно. Рад буду посетить Храм жизни, а не плавать в Ничто. — пусть знает, что я читал ее тетрадь и в курсе про устройство их мира. А вот Гейл за моей спиной, очевидно, ничего не понимает. Но помалкивает. И на том спасибо.       — Ну и хорошо. Кстати, ты ведь видел вчерашний фейерверк? — похоже, ей не терпится похвалиться вчерашними яркими вспышками в небе.       — Еще как. Дай угадаю, это вы натворили? — да тут даже сомневаться не приходится. Гораздо интереснее будет вопрос «почему вы это натворили?».       — Да-да, они. Мы с Евой пытались отговорить их, но, ты сам понимаешь… — Мартина вылезает из-за спины Евы, хитро прищурив глаза.       — Мартина! — но Селина тут же ее пыл остужает. — Да, мы это сделали. Но лишь потому, что нам это было нужно с тактической точки зрения.       — Я слушаю. Мне интересны причины. — не то чтобы я должен их знать, но ведь интересно же. Очень интересно, если признаться честно. И, судя по напряженному дыханию Гейла за моей спиной, ему тоже хочется знать больше.       — Вчера был день рождения Харона. — что? — Мы вполне могли скрыть свой исход, но… В общем, этот фейерверк — способ привлечь внимание Харона, если он еще жив. Это возможность показать ему, что мы ищем его и очень по нему скучаем.       Она говорит, а в моих мозгах тем временем происходит коллапс. Большой взрыв поглощает всю тщательно выстроенную иллюзию нормальности. Здания самообмана и наигранной уверенности складываются и разбиваются. Мой хрупкий разрушаемый мир обдает мелким крошевом, от остроты которого становится вмиг больно.       Неполная картина, разобранная мозаика — все собирается, и отрицать результаты больше не получается. Селина говорит, а мое сердце замирает, а перед глазами проносятся картины — плачущий над фейерверком Лорел, его реакция на кольцо, та встреча с вендиго… Все так чертовски гладко, что все возможности для отрицания оказываются исчерпаны.       Я ошибаюсь, да? Все так очевидно, но я ведь ошибаюсь, да? Я не могу быть прав в этом! Этого не может быть! Я… Не хочу, не могу, отказываюсь верить в эту крамольную мысль! Это все совпадения. Случайные, но очень меткие совпадения. Так ведь? Господи, пожалуйста, пусть так. Этого не может быть, не может быть, не может быть, я не хочу, не верю, отказываюсь это принимать!       — Мортем, ты побледнел. Что с тобой? — голос Селины так похож на голос Лорела. Черная звезда в груди сжимается и взрывается. Устоять на ногах помогает только поддержка Гейла.       — Я знаю… — голос срывается на яростный визг. Этого не может быть! Факты складываются слишком четко, но этого не может быть. Лорел… Лорел не мог врать мне. Я просто заблуждаюсь, гоняясь за совпадениями, которые были и остаются простыми совпадениями. — Я знаю, кто Харон! — вот сейчас я приведу их домой, и все будет ложью и порождением моего одуревшего от счастья покоя сознания. Да, именно так все и будет. Глупый, навыдумывавший невесть чего Мортем, какой же ты идиот!       — Что? Мортем, правда? — пальцы Селины тянутся к моему лицу.       Но Лорел… Он ведь плакал вчера, над фейерверком в честь дня рождения Харона. Почему все так хорошо сходится, если я ошибаюсь?       Я не даю Селине притронуться ко мне. Вырываюсь из рук Гейла, отшатываюсь от прикосновений артек. Я в порядке, я в порядке. Просто заблуждаюсь. Но все равно должен проверить… Я верю Лорелу, да, но все слишком плавно легло, чтобы я и на этот раз отмахнулся от своих догадок.       — Нам нужно идти. И быстро! — чем быстрее я убежусь в том, что ошибаюсь, тем целее будет моя нервная система. Ей и так порядком досталось, не стоит еще больше напрягать и без того изорванные в клочья нервы.       — Мортем, куда ты?! — я срываюсь с места, и крик Гейла летит мне в спину. Но остановить меня он уже не способен.       — Домой! — я должен убедиться! — Девушки, за мной! Гейл, прости, я потом куплю тебе джин-тоник! Встретимся завтра! — я буду неправ, и все будет в порядке.       Я бегу по улицам, запинаясь о выступы на дорожке. Каждый становится преградой, каждый причиняет боль. Селина, Ева, Мартина — они бегут за мной, не спрашивая, доверяя мне. Но я не доверяю себе. Не хочу верить самому себе в том, до чего только что додумался.       Боже, почему я был так глуп? Почему не мог составить все факты в одно? Нет! Я ошибаюсь! Факты лгут, я не прав, Лорел — человек! Но слезы… Но кольцо… Он не мог мне врать! Он не мог!       Горечь и злость разгораются во мне. Наконец открывшиеся глаза жжет от подступающих к ним слез обиды и разочарования. Если мои догадки правдивы…       Мое сердце разобьется вдребезги о ложь любимого человека.