Хаос: Наследник Ведьмы

      Этой ночью я никак не мог уснуть. В голове крутилось два десятка мыслей, одна хуже другой. По потолку блуждали тени, за окнами выли в неистовстве ветер и души, не нашедшие покоя.       Я лежал на кровати много часов, всматриваясь в тающие во мраке силуэты. Сил двигаться не было, однако думать почему-то еще оставались. И я думал — размышлял и размышлял, пока от кипучего коктейля из страха, растерянности и новых попыток примириться с неотступным чувством предательства и внезапными поворотами событий не заболела голова. Морально я измотал себя до крайности этой ночью. В какой-то момент ко мне даже пришло запоздалое сожаление о том, что я так и не выпил с Гейлом, но я тут же отмел эти мысли, вспоминая о важности произошедшей сегодня встречи. Мне довелось увидеть самого Смерть — первородного артека, великого Царя Загробного мира. И вместе с тем мне доверили знание одной из легенд Примумнатус. О безумно влюбленном Хаосе, об убийстве, о слепости и надежде на то, что тьма заберет все, а правда никогда не вскроется.       Но тьма не забрала — выплюнула брошенного в нее раздавленного артека, забрав у того лишь рассудок. И теперь… Теперь ЭТО может быть Диггори. Тем, с кем так близок стал Гейл. Тем, кто сидел с нами на пляже и мило улыбался и смеялся, угощая бедных тощих детишек вкусными сэндвичами. Это казалось невероятным, невозможным, чудовищным. Но с переменной по фамилии Харт все складывалось слишком хорошо, чтобы просто отмести такой вариант.       Я заснул часу в четвертом. Рассвет уже занимался на улице, когда мир снов все же соизволил принять меня. Но и там тревога не отпустила.       В вязкой дымке сновидений я был Хаосом. Блуждал по тьме в поисках выхода, рвался прочь, убегая от боли, страха, горя. Но ноги опутывало что-то тяжелое, а за спиной рокотало страшное. Я чувствовал, что вот-вот все, весь этот чертов темный мир, рухнет и заберет меня с собой, в мрак, из которого не найти пути к свету. И когда понимание этого окончательно укоренилось в моей голове, я побежал. Побежал как в последний раз, захлебываясь собственным плачем и воем. «Спаси меня!» — кричал тот, кем я был не пойми кому.       Но тьма не отзывалась на крик. Чувство опасности вперемешку с ужасом глубоко засели во мне, гоняя по безжизненным пространствам сна.       И только спустя долгие часы изнуряющего бега свет наконец принял меня — тьма осталась позади, рокоча в неистовстве. Я достиг залы — огромной комнаты, чьи очертания терялись в белом тумане, а из интерьера были только стены. И посреди этого света и белых стен стояла фигура. Со своей позиции, несмотря на слишком яркий свет, я видел, что это был мужчина в черном, с черными же волосами. Тощий до ужаса, настолько, что плащ спадал с плеч. Его волосы водопадом стекали по плечам и груди до пола, и стелились даже по нему мягким шелком. Он кутался в них, как в одежду, а фигура его источала непонятную силу. Покой разливался по моему телу в его присутствии. «Он не опасен. Он поможет.» — именно эти мысли родились в моей голове, и сопротивляться им не было сил.       Я рванул к своему спасению. Не знаю и не хочу знать, почему я решил, что этот человек может мне помочь. Просто что-то в глубине меня подсказало. И я поверил — потому что хотел, потому что страстно мечтал о том, чтобы этот кто-то спас меня от прорывающейся в пределы залы тьмы. Я шагнул ему навстречу — сначала медленно, но с каждым шагом все быстрее. Однако стоило мне чуть быстрее опустить ногу на пол, как гулкий стук пронесся по всему помещению. Человек повернулся на шум.       Мой крик растаял в ослепительном свете.       Я проснулся. И последнее, что помнил — безумные глаза ярко-золотистого цвета и оскал, исказивший обагренные кровью губы.       Среди разметанных подушек и одеяла, я лежал, шумно втягивая душный воздух комнаты. Одна нога свесилась с кровати, другая была согнута. Воздух поступает в легкие с сильными вдохами, я хриплю и внутри все ноет. Но я снова я — Мортем Ирвинг, мальчик в маленькой комнатке в доме могильщика-артека. Все позади, все осталось там, во тьме. Но почему тогда меня все еще трясет, а руки так плохо слушаются, когда я пытаюсь коснутся ими горящего лица?       — Да чтоб тебя… — этот кошмар был таким реалистичным. Я все чувствовал так, как если бы и в самом деле оказался в том месте.       Утро было испорчено. Заснуть во второй раз я уже не смог, несмотря на то, что на часах было только семь и спал я всего три часа. Но и подниматься с кровати не было никакого желания. Видеть Лорела сейчас не хотелось от слова совсем. Наверняка он сейчас тоже испуган… Его, смотрящего на меня затравленным виноватым взглядом побитого пса, за вчерашний вечер хватило с лихвой. Не хотелось к страху примешивать еще и горечь борьбы с чувствами, которых не должно быть.       Потому я просто прижал ладони к лицу и шумно выдохнул. Бабушка… Надеюсь, ты видишь, что со мной происходит? Потому что все это — твое наследие. Я не злюсь, просто… За что? Что я такого сделал в прошлой жизни, что в этой на меня, как из рога изобилия, сыпятся неприятности и трудности, от которых голова кружится, а рассудок все ближе к точке невозврата? Надо позвонить Гейлу. И быстро.       Плевать, что сейчас только семь утра — Гейл после пьянок ранняя пташка. Уверен, он уже встал.       С огромным трудом я переворачиваюсь на бок. Тянусь к лежащему на полу телефону. Как в тумане набираю знакомый номер и выхожу из морока только тогда, когда в трубке раздается чуть заспанный знакомый голос друга.       — Алло? Только не говори, что у тебя опять какие-то внезапности. — зевок в конце фразы знакомый до боли. И я снова в мире, снова с ним. Потому что на другом конце невидимой нити — Гейл, а не безумное создание с золотыми глазами.       — И тебя с добрым утром, друг. — голос предательски хрипит. Я никак не могу откашляться от застрявших внутри криков. — Нет, у меня никаких внезапностей. А вот для тебя есть новости…       — Ну-ка, ну-ка… Я весь во внимании. — я представляю, как друг пересаживается поудобнее на диване без одного подлокотника. Наваливается на спинку, откидывает голову назад, расслабляется… Еще чуть больше спокойствия, пожалуйста. — Кстати, прежде чем ты начнешь… Мы с ребятами собирались сегодня на Галаверском мосту встретиться. Не хочешь с нами?       — Нет, не сегодня. — я, может, и хочу, но не думаю, что дела артеков позволят мне отдыхать еще дольше. — А теперь слушай. Вчера к нам приходил посланник Смерти.       Я кратко пересказываю другу историю, которую специально для меня поведал царь Загробного мира. Язык заплетается, я чуть запинаюсь и путаюсь, но Гейл слушает и не торопит меня. Обрывать даже и не пытается. Возможно, вникает в эту невероятную историю, от которой меня теперь мучают кошмары. А может, просто из чувства такта и дружеской солидарности ждет, пока поток бессвязных слов иссякнет.       — Ну и? — он задает первый вопрос только после того, как я замолкаю надолго.       — В общем, мы пока установили одного подозреваемого — Потрошителя. — я шумно вздыхаю. Вот и главная часть нашего разговора. — Но вечером я обдумал кое-что… Знаешь, в один из дней мы с Селиной и Сомнием гнались за артеком… Но это был не Лорел. Он сам сказал, что в тот день не был в городе. А потом я встретил Диггори.       — Хочешь сказать.? — Гейл догадывается быстро. Умничка, помнит мои просьбы прекратить их с Хартом общение.       — Да. Диггори может быть Хаосом. — эта мысль снова и снова ввергает меня в ужас. Харт пусть и странный, но бесспорно добрый… Он слабый, тощий, бледный. И улыбка у него такая теплая, а сэндвичи вкусные, хоть и немного странные… Но вдруг? Вдруг он — безумно влюбленное создание, преследующие свои черт пойми какие цели? — И если это так, он очень опасен. О его способностях обмолвились только вскользь, но сам Смерть говорит, что у его младшего брата был огромный потенциал и протекшая крыша. Так что можешь представить, в какой коктейль это могло смешаться.       — Черт, да быть не может. — Гейл наверняка хмурится. По крайней мере, голос у него суровый. — Я же общался с ним потом! Нормальный парень. Да, немного не в себе, наверняка с приступами агрессии, но не страшный.       — Уж кто бы говорил, друг. Ты же знаешь, как порой бывают крепки маски. — я вновь напоминаю ему о том, кого он освободил из клетки Энджела. Не стремлюсь пробудить чувство ненужной вины, просто хочу напомнить. Ошибаюсь, так нагло манипулируя чувством вины друга, но тот на это ничего не говорит.       — Мортем, я пригласил его пойти с нами. — признается сразу. Таким виноватым голосом, словно бы совершил что-то плохое. Страха, правда, совсем нет. — Может… Может, мы можем задержать его, а вы проверите?       — Нет! Гейл, если он Хаос, — ком встает поперек горла. Я не должен вспоминать проклятый сон. Он в прошлом, все хорошо. Тьма и золотые глаза остались в моем кошмаре, в реальность им не просочиться. — Это очень опасно. Откажи ему во встрече. На крайняк — не лезь в это. Просто погуляй с ним, а потом отпусти — по дружески, никаких операций. Ты меня понял?       — Понять-то понял, но… — он теряется. Представляю, как он хочет помочь. Но заставлять лучшего друга так рисковать я не собираюсь. — Мортем, ты уверен в том, что говоришь?       — В каждом слове. — после того, что случилось с Лорелом, я не собираюсь сомневаться в своих догадках. Урок был понят и усвоен — лучше проверить, чем бездоказательно верить.       — Ладно. Ладно, я все понял. Попробую отвязаться от Диггори. А если нет, то просто притворюсь, что все нормально. — повторяет, чтобы запомнить. Молодец. Никаких опасностей. Не в этом случае. Не с этим существом. — Давай мы встретимся вечером? У меня есть кое-какая информация, которую ты должен знать. О Диггори.       — С радостью! — я должен быть с ними в этой встрече. Но если Диггори — Хаос, мое появление может спровоцировать его. Артек знает, что я догадываюсь, в этом не приходится сомневаться. Иначе не было бы вендиго в нашем доме. И если Хаос и Диггори Харт — одно существо, ставить друзей под угрозу я не стану. — И… прости, что не могу быть рядом на этой встрече. После того, как ты сказал о Диггори, я готов был отказаться от любой встречи с артеками, но…       — Он может знать, да? — догадливый Гейл. Как всегда обрывает мои жалкие оправдания своими насмешливыми, но добрыми фразочками. — Не боись, понимаю все. Уверяю тебя, встреча пройдет без сучка без задоринки. А вечером прогуляемся. Или у меня посидим. Можешь даже с ночевкой остаться — купим пиццы, поболтаем.       — Замечательное предложение. — успокой меня. Уйми волну ужаса в моей душе. И просто будь рядом, как бы глубоко я не утонул.       — Вот и решили. Успокойся. Не волнуйся. Мы через все пройдем. — не хватает только теплой руки на плече.       — Ага. Спасибо, что все еще со мной. — надеюсь, наша дружба останется вечной. Ведь что бы я делал без Гейла?       — А как иначе? — он смеется. Так задорно и весело, что мне тоже хочется засмеяться. — Ладно, давай. Мне пора идти одеваться. А ты возьми себя в руки и собери своих магических друзей для оглашения соображений.       — Как ты догадался, что я им еще не рассказывал?       — Мортем, мы знакомы с тобой много лет. Уж я то знаю, что первым делом ты всегда все рассказываешь мне. — а потом он отключается, лишь повторив свое короткое прощание.       Он прав. Он так чертовски прав. Всегда ему, все ему. Папа побил — к Гейлу. Мама на уши присела — к Гейлу. Моя жизнь встала с ног на голову — привет, друг. Неужели я настолько открытая книга? Усмешка искривляет губы. Гейл-Гейл… Самый лучший друг на свете. Единственный, кто сможет спокойно и с юморком вытерпеть мой непростой нрав и заставить исправить каждую дурную черту.       Но почему внутреннее чувство тревоги не оставляет меня?       Нет… Я знаю ответ на этот вопрос. Слишком ясно он теперь встает перед моими глазами. Сейчас настал тот момент, когда две сферы моей жизни начали сливаться воедино. И с этим надо было что-то делать, пока что-то на что-то не повлияло без шанса на исправление. Но теперь исправлять все становится куда труднее, чем раньше. К миру тайн, загадок и артеков присоединился Лорел, перед любовью к которому я до сих пор готов сдаться. Однако Гейл и ребята все равно остались по другую сторону границы недозволенного!       Что мне выбрать — верных друзей, с которыми мы прошли рука об руку большую половину жизни, или Лорела, одна улыбка которого может заставить меня следовать за ним преданным щеночком? Я не знаю. Не могу решить. Не мог решить до того, как выяснил правду, и не могу теперь.       Вот бы все решилось без моего участия. Вот бы случилось что-то, чтобы я мог четко и ясно сказать — я должен остаться в Новумнатус или Примумнатус. До правды эта мысль в моей голове только оживала, теперь же — укрепилась. Я просто… Просто не могу решить этот вопрос самостоятельно. Слишком трудный выбор для того, кто никогда не умел идти по правильному пути.       Черт, все, хватит! Мне пора перестать жалеть себя. Надо встать и пойти к Лорелу — рассказать ему все. Начать наконец действовать, а не наматывать сопли на кулак! Я и так два долгих дня ныл, ныл и ныл! Как и сказал Гейл, пора было брать себя в руки и делать, а не плакать над горькой судьбой. Я решу этот вопрос — как только новый виток событий подойдет к концу. И мне не нужна помощь вселенной, чтобы самостоятельно принять решение о том, кто дороже и важнее.       Я поднимаюсь на ноги, чтобы пройти к комнате своего соседа. Вопросы и мысли остаются пылью на простынях.

***

      Звонок раздается в обед. Лорел, Селина, Ева — именно они сидели на кухне, когда мой телефон взорвался какофонией звуков. Важный разговор был испорчен. Три взгляда — два неодобрительных и один заинтересованный — обратились на меня. Под их недвижимым вниманием, я достал телефон из кармана. Все возмущения застряли в горле, когда на экране высветилось родное «Гейл».       — Алло? — Селина цокнула языком и махнула рукой, когда я ответил на звонок. Моего оскала ей, впрочем, хватило, чтобы не сказать ни слова.       — Мортем! — но в трубке раздался не голос Гейла.       Крик Томми заставил все внутри меня сжаться. Отчаянный вой, болезненный крик, мольба о помощи — все слилось воедино в детском голоске. Шорох, стук, звон, крики — мурашки побежали по телу, когда я услышал рвущий барабанные перепонки крик Коста.       — Томми, что там у вас? Что случилось? — пальцы на пластике телефона задрожали, но голосу сорваться я не дал.       Три пары глаз обрели взволнованность. Но я не обратил на это внимания — куда больше меня интересовал звонок и плач Томми на другом конце телефонной трубки. Внутри рождалось чувство тревоги, грозящее перерасти в ужас.       — Мортем… Помоги! — Томми плакал так отчаянно и надрывно, что мне стало больно и захотелось в ту же секунду оказаться рядом с ним. Впрочем, секунда братского чувства закончилась дрожью в плечах. — Нет! Не подходи ко мне! Нет!       Крик оборвался на самой высокой ноте — вместе со звонком. Я отнял телефон от уха. Черт возьми, что у них там происходит? Пальцы лихорадочно набирают номер Гейла снова, но вместо ответа — сплошные гудки. Губы дрожат, зубы стучат, дергаю пальцами по столу, не в силах перестать двигаться в предистеричном состоянии. Воспоминания о догадках обжигают сознание, а мысль об опасности — душу. Гудки, гудки — и ничего более. Сброс. Набираю снова. Гудки. Ответь мне. Гудки. Ответь мне. Сброс. Ответь мне!       — Мортем, что происходит? — Харон спрашивает первый. Его пальцы тянутся ко мне, он подходит так близко, что я могу почувствовать запах его одеколона. Этот запах сейчас не успокаивает.       — Гейл. Он… Он позвонил мне. — мысли вязки и липки, они отказываются собираться в слова.       Я звоню и звоню, а пальцы Харона касаются моих плеч осторожно. Охваченный раздражением и паникой, я сбрасываю его теплую ладонь. Новый сброс после десятка гудков — мне начинает казаться, что крик Томми звенит в моих ушах неумолкаемым воем.       — Мне надо на Галаверский мост. Срочно! — я должен узнать, что с ними. И если они не берут трубку, я приду! Приду сейчас же, не звоня ни Косту, ни Ронге, ни кому-либо еще.       — Мортем, успокойся… — не пытайся меня успокоить, Харон! Не тебе это делать!       — Срочно. — я поеду. Я должен. Я побегу, сбивая ноги в кровь. Я просто обязан это сделать.       Но не успеваю я подняться, как телефон снова подает признаки жизни. На этот раз — СМС. Все еще с номера Гейла.       «Привет, мой юный друг. Приезжай к нам, у нас тут весело! Посмотри, что я сделал. Обещаю, будет веселее, чем на Американских горках. Может, тогда до твоей тупой башки наконец дойдет, что не стоит лезть туда, куда тебя не просят.»       Следом за текстом пришло и фото. Серый бетонный пол камеры на Галаверском мосту — бутылки, стаканчики, банки. Все знакомо до боли. Но между стандартным, почти родным мусором расплываются алые капли крови. Вздох замирает внутри меня, все обрывается где-то в груди. Я знаю, от кого это сообщение. Еще не уверен полностью, но догадываюсь с вероятностью в 99.9 процентов.       — Нам надо на Галаверский мост! Пожалуйста! — он не мог ничего с ними сделать! Нет… Нет! Не имел права сделать с ними хоть что-нибудь! — Это связано с Хаосом!       — Мортем, подожди, успокойся немного… — вот и Ева присоединяется к Харону, пытаясь унять мою дрожь. Но ей не удается. И не могло удастся.       — Пожалуйста, Харон, отвези меня туда. — пойми меня. Увидь ту тревогу, что обуяла с ног до головы. Дай мне новый шанс простить тебя через помощь и признательность. Поехали. Поехали!       — Хорошо. — Харон не отказывает мне в мольбе. Я чувствую — он все понимает.       Я даже не иду в комнату переодеться. Все и так нормально — на мне пижамная майка и штаны, но я готов ехать и так, лишь бы оказаться на Галаверском мосту быстрее. У меня нет ни единой лишней секунды поменять дурацкую ничего не значащую одежду!       — Стоп! — Селина наконец влезает в разговор. Может, она и до этого пыталась это сделать, но голос ее был не слышен за хором панических мыслей в моей голове. — Что вообще происходит?       — Мои друзья в опасности. — вот все, что я могу ответить. Голоса не хватает, воздух покидает слишком быстро, и фраза оканчивается позорным полувздохом-полувсхлипом. Но мне все равно! Некогда разглагольствовать, надо спешить!       Телефон в карман, Харон отходит в сторону, давая мне шанс вскочить на ноги. Я бегу в комнату — врываюсь в нее ураганом, хватаю из-под стола сумку с вещами. Банка с последним химическим экспериментом Гейла — супер-сильной кислотой — отягощает. Она настаивалась месяц. Думаю, теперь эта ядреная смесь сможет прожечь что угодно. Даже артека. Что бы не произошло на Галаверском мосту, я не дам моих друзей в обиду. Если он им что-то сделал…       — Поехали! — вылетаю из комнаты в коридор. Рюкзак больно бьет по спине, когда я вбегаю в прихожую, пытаясь на левую ногу натянуть правый ботинок.       — Мортем, подожди. Мне нужно надеть рубашку. — Харон в майке, шрамы не скрыты. Он не выходит на улицу так… Не может, стыдясь своих старых ран. Но у нас так мало времени!       Однако я не говорю соседу ничего. Он уходит — я замечаю, как он торопится, но этого все равно мало. Каждая секунда протекает мимо меня часом. Все мышцы напряжены, я стучу ногами по полу, мои плечи дрожат как у припадочного. Я боюсь, я страшно боюсь за своих друзей. Я хочу помочь им. Почему, почему я не пошел с ними? Я мог бы защитить их! Но я здесь, дома, стою и жду последние секунды перед выходом, а они там, в опасности. Господа нет, я это уже узнал. Богов много, каждый меня не услышит. Но если есть хоть один, кто может исполнить желания… Артек желаний, если ты есть… Пожалуйста, пусть мои друзья буду в порядке. Пусть ОН с ними ничего не сделал.       — Пошли. — Харон выходит ко мне. Его рубашка застегнута кое-как, а манжеты и вовсе расстегнуты. Упоминать об этом нет смысла — я разворачиваюсь, собираясь выходить.       — Без нас ты никуда не поедешь! — но Селина не отстает. Ева торопится за ней, хотя и ничего не говорит, лишь тяжело хмурясь.       — Селина… — Харон хочет что-то сказать своей навязчивой сестрице, но я опережаю его.       — У нас нет времени! Насрать — поехали! — надо торопится. Нам надо спешить!       Я вылетаю из дома первым. Ноги сами несут меня к гаражу за магазином — машина там, терпеливо дожидается нас. Черт! Она так далеко! Харон за мной, спешит и торопится, но все равно не поспевает. Это не раздражает, лишь ввергает в еще большую панику.       — Быстрее, пожалуйста! — я не могу опоздать. Я не должен опоздать! Я не могу оставить их одних.       — Стараюсь. — но Харон физически не может идти быстро, а Ева и Селина катастрофически отстают. Черт бы побрал артек с ее любовью к туфлям!       — Боже… — я судорожно тянусь к телефону в кармане.       Еще один набор — гудки, гудки и больше ничего. Ответа нет. Трубку не поднимает никто. Секунда, две — Харон только открывает гараж. Сброс. Еще набор. Еще одна попытка прорваться сквозь разделяющую нас неизвестность. Гудки, ответа нет, во всем мире только я, мое сорванное дыхание и раздражающий гудок телефона из раза в раз, снова и снова. Ответа снова нет. Сброс.       — Черт! — я понимаю, что паника вновь овладевает мной. Мне казалось, я смог умирить себя и свои эмоции. Мне казалось, ничего хуже правды о Лореле-Хароне и моей почти-смерти не будет. Но… Но мне не отвечает мой самый лучший друг.       Если с ним что-то случилось… Я этого не переживу! Только не моя банда. Только не мои друзья! И ведь это моя вина. Я… Я втянул их в это! И если из-за меня они пострадают… Или еще чего хуже… Нет. Нет-нет-нет! Я не должен об этом думать!       — Мортем! — голос Харона возвращает меня в реальность из водоворота паники.       Он сидит за рулем машины — она уже выведена из гаража. Селина и Ева залезают на заднее сидение. Наконец!       Телефон отправляется в карман, я залезаю в машину, с размаху опускаясь на жесткие сидения.       Впереди много минут пути до города. Я не могу опоздать. Не могу потерять их. У меня нет ничего, кроме старого химического раствора, чтобы защитится, но если потребуется, я изорву этого ублюдка зубами и ногтями. Он не мог, не мог причинить им вреда.       Лорел разворачивает машину на узком пяточке перед магазином. Торопится — я вижу, как он силится не вдавить педаль газа в пол, а брови его хмурятся. Но время все равно идет так медленно. Поворот словно целая жизнь. Каждая секунда, каждый момент — все на счету. А мы тратим их на выезд!       Когда машина наконец двигается в сторону ворот, меня начинает ощутимо потряхивать. Крик Томми отдает в ушах вместе со стуком крови, страх за друзей смешивается в единое целое со злостью на того, кто посмел протянуть в их сторону свои грязные руки. Никогда еще я не испытывал таких чувств. Потому что знал — мои друзья могут постоять за себя. Они сильные ребята, смогут от всего отбиться. Если понадобится, они со всем разберутся без меня.       Но не теперь.       С ЭТИМ существом они не справятся. Взгляд золотых глаз вызывает движение в моем желудке. Тошнота подступает. Я помню, все помню. От этой твари никто не сможет защититься. С ним они не справятся.       Потому я должен поспешить. Отвлечь его на себя, попытаться драться, начать издеваться над ним… Сделать хоть что-нибудь, лишь бы он оставил моих друзей в покое.       Машина едет по шоссе быстро — быстрее, чем обычно. Лорел давит педаль газа в пол, пальцы крепко сжимает на руле. Я снова и снова набираю номера — Кост, Родриге, Ронга, Винс, Алекс, Бобби, Джим, Томми… Снова и снова, в надежде на то, что смогу достучаться хоть до кого-нибудь из дорогих мне людей. Но ниточка связи не налаживается. С их стороны нет ответа, лишь протяжные гудки, от которых в моих висках просыпается тянущая боль, а губы неслышно шепчут заученные молитвы. Хоть раз этот отцовский дар мне пригодится. «Отче наш» снова и снова, до лязга зубов, до боли в горле от вставших там слез воспоминаний. Молитва заученная болью. Пожалуйста, помоги. Помоги мне. Артек желаний, ты есть? Тогда помоги мне! Я готов потратить свое желание, окей? Я принял решение! Мне не нужно, чтобы ты забрал у меня силу. Просто сделай так, чтобы мои друзья не оказались втянуты в эту кошмарную историю.       Я хочу снова пойти с ними на пляж. Я хочу снова сидеть с ними в убежище на Галаверском мосту и пить принесенное Ронгой или Гейлом пойло из горла со всеми. Я хочу снова гонять Закки и его команду под руку с Алексом или Винсом, или кем угодно еще из нашей банды. Я хочу снова обнять Гейла в попытке дотянутся рукой до его макушки… Бог желаний, ты слышишь?       А в ответ — лишь гудки в трубке. Никто мне не отвечает.       Мы влетаем в город. Лорел петляет по улицам, пытаясь найти подъезд к Галаверскому мосту. Селина сзади просит его быть помедленнее, Ева хватается за мои плечи и что-то говорит. Но ее голос не достигает меня, несмотря на то, что пальцы сжимают крепко.       Мы встаем в пробку. Обед — дороги оказываются забиты спешащими домой работягами. Обед и первые часы после работы — единственное время, когда у нас бывают пробки. Они не большие, две минуты — и мы выедем. Но две минуты — слишком долго.       Я смахиваю ладони Евы со своих плеч. Прежде чем кто-то успевает меня остановить, выскакиваю на улицу, прямо на дорогу. Под гудки возмущенных водителей, я убегаю на тротуар. Бегу так быстро, как только позволяют мне ноги и спертые страхом легкие. Почти лечу по серым улицам, пытаясь достичь моста. Люди кричат мне вслед, когда я невольно задеваю их плечами, но всякий раз я игнорирую их крики. Мне наплевать. Куда важнее другое.       Вот и мост — чертовы лебеди смотрят на меня своими мраморными глазами. Сочувствуют моей потери. Подавитесь, ублюдки, они в порядке! Спуск слишком далеко. Придется повторить свои акробатические трюки.       Я залезаю на перила — они обжигают мои ладони жаром и облупленной краской. Ноги соскальзывают с чертовых нижних перекладин. Пальцы так дрожат, что мне не удержаться. Страха уже нет. Мне больше не страшно упасть, не страшно улететь в зеленоватую жижу реки подо мной. Цель так близко…       Прежде чем мой мозг успевает среагировать, я отпускаю перекладины. Короткий полет, ни крика, воздух в легкие набрать и глаза закрыть. Столкновение. Вода принимает меня в свои объятия, тут же заполняя рот, открывшийся от крика. Боль пронзает спину кривым ножом, она расползается по позвоночнику. Но я слишком взвинчен, чтобы почувствовать ее в полной мере. Судорожно барахтаясь в грязной воде, я с трудом выплываю. Жадный вздох, воду сплюнуть. Плыть к платформе, надрываясь, до хрипа и боли.       Забраться на нее оказывается невероятно тяжело. Она все такая же чертовски скользкая, а я сам не менее мокрый. Зацепиться почти не за что, пальцы соскальзывают с нее снова и снова, а под ногами опоры нет, лишь далеко-далеко простираются иловые залежи и мусор. На то, чтобы выбраться, уходят лишние секунды — ногу забросить на платформу, напрячься всем телом, вытягивая себя из воды. Кашель пробивает. Я откашливаюсь от грязной воды, легкие горят от нее. Но ползти не перестаю. Вход так близко… Надо подняться на ноги… Подняться…       Мне это удается — с трудом, с расплывающимся перед глазами миром, но удается. Движения тяжелые, мокрая одежда тянет к земле, черные пряди закрывают глаза. Рядом, так рядом. Я обдираю руки, влезая в узкий проход. Вода тут же заполняет раны, смывая капельки крови, но я не обращаю внимание на жгучую боль с ссадинах.       Я здесь. Я здесь!       — Гейл! — сорванный крик птицей врывается в камеру.       Я — следом за ним.       А новый крик застывает в горле. Алое. Алое. Алое! Крови так много — она заполнила собой все, каждый миллиметр пространства. Бетон стал красным от нее. Очередной мой вздох заполнил легкие запахом металла. Поворот головы. Ни слова не могу вымолвить. Шаг. Что за мешок лежит в том углу? Почему он такой красный? Это ведь не кровь, да? Это не она, просто ребята разлили краску… Они шутят надо мной, да?       Шаги на дрожащих непослушных ногах такие медленные. Я ступаю по алым лужам с чавкающим звуком — краска остается на моих ботинках. Подхожу к мешку. Он красный, весь, но очертаниями похож на манекен. Что это? Боже, какие глупые шутки… Я опускаюсь рядом с манекеном на колени и переворачиваю его. Руки касаются холодного и влажного, но даже так я могу понять, что это кожа.       Не могу кричать. Могу только смотреть в широко распахнутые глаза. Добрые голубые глаза, самые дорогие и родные…       — Гейл… — всхлип. Я задыхаюсь вставшим поперек вздохом.       Это Гейл. Я не спутаю его ни с кем. Красные прядки, голубые глаза, эти скулы…       Боже! Нет! Пожалуйста, нет! Умоляю, не надо! УМОЛЯЮ, НЕТ!       — Гейл! — наконец. Я могу кричать.        Слезы не желают покидать моих ноющих глаз. Я судорожно тормошу своего самого лучшего друга, и руки мои дрожат. Он жив, просто притворяется. Это не кровь, просто краска. Нет, нет, нет… Гейл жив! Все с ним в порядке!       — Очнись! Не играй со мной! — губы дрожат, мысли бессвязны, я трясу и трясу его, но в голубых глазах жизни не появляется. Лишь больше алого стекает по изорванным губам.       Очередной толчок — тяжелый звон и хлюпанье. Мой вой не перекрыть им. Ладонь… Его ладонь! Лежит в осколках, исцарапанная и окровавленная… Я хватаю ее, поднимаю, крепко прижимаю к себе.       — Сейчас, подожди, Гейл, сейчас я все исправлю… — я пытаюсь, я так пытаюсь! Но ладонь обратно не крепится.       Почему? Почему ты не поднимаешься?! Очнись! Пожалуйста, очнись… Ты же обещал мне, что мы всегда будем друзьями! Ты обещал, что вечером мы пойдем гулять! Ты клялся, что не оставишь меня! Гейл… Гейл, пожалуйста.! Пожалуйста, не покидай меня!       Почему слезы не стекают по моим щекам? Почему я не могу заплакать? Почему я снова не могу заплакать, видя отпечаток смерти на лице дорогого мне человека?! В голове кавардак. Прижимаю к себе холодное тело. Он просто играет. Сейчас, я верну его ладонь на место, и он очнется, и посмеется, и скажет, что я дурак, раз повелся на такой развод. А ребята… Ребята. Они ведь шутят, да?!       Я снова поднимаюсь на ноги. Все кружится, я едва могу стоять. Сейчас, я найду их, они такие идиоты, но они мне все расскажут, и мы будем еще долго над этим смеяться. Тороплюсь и запинаюсь, подхожу к проему в стене, лезу в него…       И тут же отшатываюсь обратно, зажимая ладонями рот. Больно ударяюсь коленями о пол. Чай и завтрак покидают мой желудок так спешно, что я едва успеваю убрать руки на живот.       — Нет! Нет, нет, нет! — желчь обжигает рот, я хриплю и сиплю сквозь силу. Мертвы… Они все, все мертвы!       Гейл… Гейл, это ведь глупая шутка?       — Я не так хотел! — я не хотел такого результата выбора! — Нет! Не так! Не так хотел! Пожалуйста, верни их! Нет!       Гейл, Гейл, Гейл… Взгляд блуждает по полу, по стенам… Все красное, все. Крови так много, что она вот-вот зальет и меня тоже. Они все мертвы. Лежат, разорванные в клочья, там, в зале. Не дышат, не живут, не улыбаются… Их нет, их больше нет. Меня трясет, руки не слушаются. Блуждающий взгляд натыкается на что-то на полу. Золотые капельки чего-то густого — совсем рядом с Гейлом. А чуть поодаль… Чуть поодаль остатки кольца. Половинка золотого обруча с россыпью изумрудов.       Я знаю, чье это кольцо. Я, блять, знаю, чье это кольцо.       Паззл окончательно собрался, и сомнений не стало. Слезы превратились в колкий лед. Остался только крик и ненависть, захватившая с головой.       Ублюдок… Ублюдок! Мразь, как ты посмел? Как ты посмел забрать их у меня?! Я найду тебя, кусок дерьма! Уничтожу! Причиню столько боли, сколько ты причинил им! За все сполна отплачу, за все!       Я ведь не этого хотел, когда просил сделать выбор за меня! Они не заслужили этого! Не заслужили боли, страха, смерти. Они не заслужили быть преданными тобой…       Диггори… Ты сам подписал себе смертный приговор! Я это так просто не оставлю! Ты у меня еще поплатишься!       — Мортем! Боже… — крик Евы вторгается в комнату, в которой запах крови повис пеленой плотного тумана.       Я не прощу тебя, Диггори!