***
– Паап... ты помнишь наш парк? Тор с дочерью шли по аллее раскинувшегося посреди района парка. Тор словно заново изучал этот парк, хотя был в нем столько раз, что сосчитать просто нереально. Фрейя вдруг стала серьезной, задавая свой вопрос, что не укрылось от соскучившегося родителя. – Конечно помню, малышка... – И папа Локи помнит... Но ехать туда отказался. – Это далеко для обычной прогулки, малышка, – сел перед дочкой на корточки Тор. – Мы сходим туда, когда ты приедешь погостить у меня. Тор выдал это на одном дыхании, ставя зарубку в памяти поинтересоваться у Локи, почему это им нельзя отправиться куда захотят. – Я хочу домой, пап, – насупилась девочка, крепко обнимая отца. – Уже? – удивился Тор, прижимая ребенка. – Но мы только вышли... Сердце отца замерло от таких слов, все мысли перепутались, уступив страху, что ребенок успел его забыть и дочери уже не интересно с ним. Но твердый голос Фрейи развеял этот страх, хоть и отдался болью: – К нам домой, где парк. К тёте Хеле, – объяснила девочка, отрываясь от ничего не понявшего отца. – Кстати! – поспешил перевести больную тему Тор. – Тебе тётя Хела передала. И он легко вытащил из кармана небольшие резинки для волос с черно-зелёными бантиками. Глаза Фрейи радостно округлились, ротик открылся, и она тут же поднесла к нему маленькие ручки, всем видом выдавая восхищение подарком. – Папа, сделай мне хвостики! – потребовала девочка, беря в ручки резинки. – Пойдём тогда, на скамейку хоть сядем... – усмехнулся Тор, не в силах противиться своему улыбчивому чуду.***
Локи с изогнутой бровью изучал вернувшихся с прогулки. Хвостики Фрейи были кривыми и завязанными хоть и неумело, но с явным старанием, черно-зелёные бантики были ровно на своих местах. – Папа, смали какие класивые! – кинулась к Локи Фрейя, наклоняя головку, хвастаясь прической и ее украшениями. – Тётя Хела подалила! – А, Хела, – понимающе выдохнул Локи, гладя малышку по волосам. – Очень красиво. И хвостики она завязала? – Нет! – тут же замотала головой Фрейя. – Это папа Тор! Правда класиво? – Очень, – не без усмешки ответил Локи, бросая взгляд на стоящего в дверях Тора. – Пусть папа мне их каждый день завязывает! – Детка, – тяжело выдохнул Локи, каждый раз не готовый к этому разговору, – папа Тор не может приезжать каждый день, чтобы завязывать такие прекрасные хвостики, ему нужно работать. Давай я попробую научиться также? – Нет! – упрямо отбежала к Тору девчушка, прижимаясь к ноге. – Только папа Тор может мне их завязать. – Малышка, – подхватил дочку на руки Тор, не давая расплакаться насупившемуся ребенку, – я очень скоро снова приеду и завяжу тебе хвостики. А пока давай тебе папа будет помогать? – Тогда, я не буду завязывать хвостики, – с полной уверенностью заявил ребёнок, рассматривая опешивших родителей. – Ладно, – холодно согласился Локи, лишь бы не дать ребёнку заплакать. – А теперь прощайся с папой, Фрейя, ему уже пора. – Папочка... – прижалась к могучему Тору дочка, обнимая ручонками за шею. – Пока, маленькая, – прижимая хрупкое тельце и гладя по спине, прошептал готовый сам расплакаться Тор. – Я тебя люблю. Тор поставил дочку на ноги, выпрямляясь и глядя прямо в глаза Локи. – Проводишь? Локи кивнул, чувствуя в словах Тора намек. Он старался держаться изо всех сил, вытаскивая наружу все маски, что когда-то имел в запасе, всю выдержку и воспитание. Он не понимает, что чувствует, но и предпринимать ничего не собирается. Скандалы ему совершенно ни к чему, особенно, когда жизнь, казалось, уже наладилась. – Пока, – послал дочке воздушный поцелуй Тор и скрылся за углом. – Сейчас приду. – Последовал за ним Локи. – Что? – бесстрастно спросил он, подойдя к ожидающему у входной двери Тору. – Почему ты не хочешь привезти Фрейю в парк? Он вам запрещает? – Нам никто ничего не запрещает, Тор. Я не хочу туда ехать. – Фрейя сказала обратное. – Фрейя не знает того, что знаю я... – И что же это? – с вызовом поинтересовался Тор. – Как мы любили друг друга там. Эти пять месяцев изменили их обоих. Тор видел, как расцвел Локи в привычной среде, как пропала из его глаз обречённость, уступив место так давно позабытому чувству собственного превосходства и гордости. Тор успел оценить идеально сидящий тонкий зеленый свитер, черные джинсы и тонкий платиновый браслет на запястье. Принц Локи был в своем королевстве и наслаждался этим. Планы Тора полетели к чертям, едва он увидел этот оценивающий взгляд. Казалось, Локи сразу понял, что щетина – это результат полного наплевательства на собственный внешний вид и попытка хоть как-то привести себя в порядок после недель разлуки, с волосами было проще, но о стрижке Тор подумал тогда же, то есть, сегодня утром, когда, наконец, увидел свое отражение. И этот момент, когда Локи дернулся, взглянув на него, выдал Тору их отношения с головой. Желание выбить дверь с ноги и сказать любимому насколько же он дурак, что отпустил, и что любит до безумия, сдалось рациональным мыслям, что Локи действительно лучше без него, там, где он всегда и должен был быть – в роскоши двухэтажного пентхауса на одиннадцатом этаже высотки посреди самого дорогого района Мидгарда. Тор сухо кивает и выходит, так больше и не произнеся ни слова. Локи закрыл дверь и тяжело привалился к белой металлической поверхности. Меньше всего на свете он желал этого разговора и напоминания о тех светлых днях. Фрейя была неумолима, испытывая терпение отца всевозможными вопросами о возвращении и втором папе. Живое напоминание о Торе улыбалось его улыбкой и смотрело на мир его глазами, не позволяя Локи перестать думать о мужчине всей его жизни. Локи слышал, как зазвонил телефон с другой стороны двери, и как твёрдый голос Тора произнёс: «Да, дорогая». Локи показалось, что его ударили под дых, выбив весь воздух. Вот и жестокая правда: он его больше не любит, он любит ту - «дорогую». Больная злость заменила все чувства, он выпрямился, оторвался от опоры и легко достал мобильник, выбрав нужный номер. – Мам, я приду.***
Тор хотел было уже развернуться, снова постучать в резко захлопнувшуюся дверь и забрать своё разряженное сокровище, наплевав на все доводы разума, как телефон напомнил о существовании окружающего мира. – Да, дорогая, – расплылся в улыбке Тор, увидев фото Сиф на экране, и поспешил вниз. – Да ладно-ладно, я просто соскучился, – почти смеялся Тор на недовольный голос в трубке. – Буду как договаривались. Сиф с Огуном ждали его на парковке Мидгардского авторынка. Сыны Асгарда были облачены в привычные цвета, с неизменными жилетами клуба, восседая на железных конях, поблескивающих хромом и кожей. Сиф радостно улыбнулась вышедшему из машины Тору, на ходу надевающему свой жилет на непривычную джинсовую куртку. – Не передать, как соскучился, – обнимая каждого по очереди, широко улыбался Тор. – Нам не хватает нашего предводителя, – целуя названного брата в щеку, выдохнула Сиф в крепких объятиях. – Вы знаете все мои адреса, – обнимаясь с Огуном, заверил Тор. Друзья знали о случившемся, но расспросы Тор оставлял без внимания, лишь однажды попросив о времени и приказав клубу не вмешиваться. – Теперь мы будем видеть тебя чаще? – уточнил Огун, забирая из рук друга вытащенную пачку сигарет. Тор снова курил и бросать пока не собирался, он видел в дыме успокоение, а горечь придавала боли осязание. – Думаю, да. Буду ездить к Фрейе при первой возможности. Особенно, если дело выгорит. – Может тогда для убедительности? – вытащила баллонный ключ Сиф, крепче перехватывая в тонкой ладони. – Мы идём договариваться о поставках деталей, а не выбивать откат, – забрал баллонник Тор, возвращая предмет на место. – Сиф, заканчивай с сериалами, – посоветовал Огун, беря подругу под локоть. – Ты же поговорила с ним? – уточнил Тор, беря девушку под второй. – Конечно, – очаровательно улыбнулась байкерша. – Сынам предоставлена скидка в тридцать процентов на все. Справившись с отчаянием, Тор с головой ушёл в работу, посвящая всё ставшее свободным время автосервису. Он и раньше задумывался над ужасными деталями, что заказывает Нильс, но заняться налаживанием поставок проверенных дилеров было слишком долго, и появляться в Мидгарде совсем не хотелось. Теперь же времени было с избытком, и лишняя возможность вырваться в город была только кстати. Джексон давно зарекомендовал себя на рынке в качестве продавца всевозможных деталей, заручившись такими покупателями как Сыны Асгарда и Стражи Мидгарда. Теперь же Тор предложил парню поставлять товар на заказ в «Хель-Моторс», заключив стандартный договор. Уговаривать парня долго не пришлось, и Сиф, которую «старший брат» послал просто спросить о возможности сотрудничества, не преминула помочь сделке стать более выгодной. Вряд ли кто-то из парней, если бы оказался в тот момент свободным, из-за чего Тору и пришлось просить девушку отправиться по делам, смогли бы провернуть все это так красиво. Разговор Тора с Джексоном был быстрым и легким, парни без проблем обговорили все подробности и ударили по рукам. – Все готово, босс, – отчитался по телефону Тор, стоя на стоянке, после подписания всех бумаг. – Послезавтра буду на месте.***
Назавтра Локи нехотя оставил Фрейю с няней. Его порыв доказать Тору, что он тоже не страдает вовсе, а совсем наоборот, блистает в высшем свете под руку с самым завидным мужчиной их круга, быстро сменился отвращением к собственному лицемерию, но он уже дал согласие матери и отказаться от выхода просто не мог. Что не касалось Малекита, который испортил и без того паршивый план доказательства собственной неотразимости своей вечной работой. От попытки трусливо избежать мероприятия Локи спас лучший друг Тюр, наконец вернувшийся в Мидгард после долгого путешествия по миру. Парень вызвонил друга, едва бросил чемоданы на порог, ведь дорогая Лаувея не могла проигнорировать возвращение столь ценной фигуры на шахматную доску. Но если бы миссис Лафейсон знала, что её, как казалось, пешка, окажется в противоположной команде, выкинула бы все телефоны. Но она этого не знала, как и никто не знал, насколько могут ранить счастливые воспоминания и зависть. Тюр забрал Локи в начале восьмого, когда ночь почти завладела всем городом, а фонари прорезали тьму в жалкой попытке соперничества с неоновыми вывесками. Чёрный мерседес вёз друзей по знакомым улицам, мимо шикарных домов, к до боли знакомому особняку Лафейсонов. Рёв моторов заглушил неспешную беседу и пронёсшиеся мимо автомобиля байки заставили сердце неприятно сжаться. Локи видел все как в замедленной съемке. Видел Фандрала, летящего на немыслимой скорости, словно убегал от преследователей. За ним, разделяя полосу на двоих, смеющиеся Сиф и Тор, никогда не уступающие друг другу из чистого упрямства и нелюбви Сиф к поддавкам. Тяжелый Вольштагг, громко хохоча, несся следом и его смех заглушал мотор. Последним как всегда был Огун, смотрящий за безумной компанией, чтобы в самый последний момент дать газу и поравняться с Фандралом на повороте, чтобы все в очередной раз были поражены опасности его умения. Они пронеслись как молния, сверкнули блеском глушителей и оглушили громом двигателей, но Локи видел каждую черточку лица, чувствовал все захлестнувшие эмоции и эта счастливая улыбка озаряющая лицо с по-детски распахнутыми океанами глаз… – Локи? – тронул его за плечо Тюр. – Локи, все хорошо? – Да, – отмер Локи, перестав пялится на давно опустевшую улицу. – Что ты говорил? – Я вспомнил, как мы тоже познакомились с байкерами, помнишь? – улыбался наивный парень, покинувший Мидгард ради обучения в Нью-Йорке, где его отцу пришлось задержаться ради бизнеса и совершенно не знавший о приключениях друга. – Не могу вспомнить, как они там назывались? – Сыны Асгарда, – благоговейно выдохнул Локи, тут же переводя тему. Лаувея радостно выплыла встречать сына и его лучшего друга. Расцеловав обоих в щеки, хозяйка вечера взяла молодых людей под руки и повела в прекрасно знакомый им особняк, попутно радуясь приезду Тюра и нахваливая пару Локи и Малекита. Лафея в доме также не оказалось. Глава корпорации «Йотунхейм» весь погрузился в работу, не имея возможности знать точное время своего сегодняшнего освобождения. Локи с Тюром оставили Лаувею и хотели занять излюбленные места на диване, когда к ним начали подходить остальные гости. Тюр стал главной новостью вечера. Уехавший из Мидгарда перед самым последним школьным годом вслед за отцом, он окончил школу в Нью-Йорке, там же поступил в университет, на счастье отца прямо по желанной семье специальности экономиста, и, взяв недолгий академический отпуск, отправился смотреть мир. Послужной список юноши вызывал восхищение, и все лишь ахали на его рассказы о лазурных пляжах, альпийских склонах и вечеринках Европы и Америки. Локи сам не понимал, откуда в нем злость на друга. Эта уверенность в себе, бравада и смешные рассказы выводили из себя, заставляя ненавидеть собственные упущенные возможности. Также он начинал медленно закипать от вопросов о местонахождении Малекита. Хотелось повесить табличку, что любимый всеми бизнесмен очень занят, поэтому не смог составить компанию своей паре. От злости на несправедливость мира, Локи начал флиртовать без разбора, улыбаясь хорошеньким девушкам и отвечая на знаки внимания других парней. Совершенно неожиданно перед ним восстала Лаувея, с ледяным взглядом оттаскивая сына в его старую комнату. Локи ещё при первом появлении в родительском доме отметил, что в его комнате ничего не изменилось, это осознание и согрело душу и больно кольнуло укором. – Что ты творишь? – прошипела мать, усадив сына на кровать. – О чем ты? – холодно поинтересовался Локи, удивляясь таким переменам в матери. Её холодность с отстранённостью словно рассыпались, стоило Локи показаться перед очами родителей за руку с Малекитом. Ледяная королева Лаувея привычно вела себя на публике, но не упускала возможности напомнить, что Локи с Малекитом теперь вместе. – Ведёшь себя как шлюха, – стала привычно отстраненной мать, окидывая закованного в чёрное сына взглядом, едва не морща маленький носик. – Я думал, это не новость после всего, – фыркнул Локи, проводя ладонью по мягкому одеялу, некстати вспоминая, сколько раз он представлял себя на этой кровати в объятиях Тора безбожно дроча. – Тебе словно нравится ставить репутацию нашей семьи под удар. Нормальные дети для кайфа балуются кокаином, а тебе лишь бы... – Лаувея запнулась. Её ненависть к Одинсону затмевала все чувства, и сейчас, наконец добившись должной пары для Локи, наконец чувствуя зависть окружающих по отношению ко всей их семье, она наслаждалась этим. И она не позволит своенравному мальчишке снова все разрушить. Малекит идеальная партия для всей их семьи. Лафею – бизнес, Локи – достойная пара, ей – блеск славы двух семей. – Ну же... – попросил Локи, словно желая этой боли, поднимая зеленые глаза на мать. – Договаривай. – Доводить родителей, – нашлась со словами Лаувея, глотая совершенно другую фразу. Она не могла понять сына. Любовь, которую он себе придумал, уже показала своё истинное лицо – боль, нищету и отторжение. Теперь же, получив то, к чему его готовили с рождения, он снова недоволен. Лаувея никогда не знала «любви», ее растили с полным осознанием долга, привязанности, понимания несправедливости жизни и появления привычки. Лафей был выгодной партией, когда пришло время. Они легко договорились о возможностях друг друга, и, хотя сразу исключили измены, брак их с виду казался идеальным, и близость не вызывала отторжения. Однажды Лаувея даже подумала, что смогла влюбиться в мужа, но матушка назвала это привычкой и посоветовала взглянуть на мир трезво, чтобы однажды не было больно. И Лаувея послушалась, полжизни благодаря мать за воспитания и советы. Любить – не для их круга. В глупые сказки должны верить бедняки и уроды, чтобы всю жизнь ждать единственного, что может быть обитает и вовсе на другом конце света. Лаувея, хоть и была Ледяной королевой, но знала, что надежда и вера – страшнейшие из всех чувств. – Подумай наконец, чего тебе действительно не хватает. И Лаувея покинула спальню сына, достаточно громко захлопнув дверь. Локи рухнул спиной на кровать, разглядывая давно забытые стены. Стол в углу сверкал отполированной поверхностью, но вещи словно никогда не покидали своих мест. На доске, прикреплённые кнопками все также висели разные фотографии и брошюры университетов, записки с уже неважной информацией и шпаргалки для подготовки к экзаменам. Локи встал и подошёл к стеллажу с книгами. Тут тоже не нашлось и пылинки, а книги стояли именно в том порядке, в каком оставил их хозяин. Локи сразу потянулся к зеленому с вкраплениями золота переплету, вдыхая запах печатных книг. Книга сразу открылась на нужном месте, и Локи едва раскрыл склеенные страницы, чтобы спрятанные между ними записки скользнули в ладонь. «Пусть исповедаться придёт, скажи ей, К отцу Лоренцо в келью нынче днём. Он исповедает и повенчает» Варварски вырезанный клочок из страницы произведения словно жёгся воспоминаниями. Этой запиской Тор назначил Локи первое свидание, зашифровав послание воспетой всеми влюблёнными поэмой. «Ловлю на слове! Лишь назови меня любимым ты, И, заново тобою окрещён, Уж никогда не буду я Ромео» Всего четыре строчки непревзойденного поэта, а Локи знал, что готов в назначенный срок оказаться в объятиях любимого и, после слёта, куда они должны были отправиться, останется с ним до утра. Ещё послание тонкие пальцы достали из тайника: «О, легкокрылая любовь Меня перенесла через ограду. Не властны даже каменные стены Остановить отважную любовь. И родичей твоих не испугаюсь». Так Тор заверял, что будет ждать в назначенный день встречи, за несколько домов, пока Локи не спустится к нему. И тогда они уезжали к Тору, в крохотную комнатку, где любили друг друга до самого утра, пока не наступала жестокая пора возвращаться. Стук в дверь заставил Локи вздрогнуть и быстро сунуть записки между страниц, резко захлопнуть книгу и второпях, дав разрешение войти, вернуть фолиант на место. – Я тебя потерял. – Вошёл Тюр, легко прыгая на кровать, как любил делать всегда. – Ого, а ничего не изменилось. – Я почти не жил здесь с последнего класса, – пожал плечами Локи, устраиваясь в кресле. – И что же ты делал? – заинтересовался друг, растянувшись на кровати и подперев щеку рукой. – Искал себя, – выпалил Локи, отчего-то резко передумав изливать другу душу. Мать была права – это грязь, и эта светская грязь не должна запятнать его малышку, они не получат его дочь и не заставят его изменить воплощение его любви. Может быть потом, когда они с Малекитом не будут главной новостью всего окружения и эти змеи с акулами приберегут свой яд для других. Локи не хотел показывать Фрейе эту напыщенность и лицемерие, не хотел толкать дочь к жизни в плену чужих представлений о себе, он видел, насколько Фрейя похожа на своего отца и рано или поздно он получит такой же бунт против всех условностей этого прогнившего мира. Это пугало и это завораживало. – А с университетом что? – не понимал этой странной улыбки Тюр. – Калифорнийский, как и мечтал? – Нет. Наш. Так оказалось удобнее, – спокойствие давалось на удивление хорошо. – Зато все свои, – не растерял оптимизма друг. – Тему диплома выбрал? Или тебе ещё год? – Мне ещё четыре, – сознался Локи, не понимая на что злится больше: на то, что вообще пошёл в этот университет, или что так поздно. – Сейчас я понимаю, что тоже надо было сначала мир смотреть. В восемнадцать все казалось веселее и красочней, нежели сейчас, – согласился Тюр, привычно не вдаваясь в подробности. Если его друг захочет – он расскажет всё сам, а зная Локи, у того в голове может быть всё, что угодно, и за словами «искал себя» тоже может скрываться глобальное приключение, возможно даже с трупами и наркотиками. «Хотя с последними двумя я, наверное, погорячился, – глядя на друга, сам себя одернул Тюр. – Но кто знает...» – Все меняется, друг мой, – отвёл глаза от полки с книгами Локи. – Мальчики, время торта, – из-за двери раздался голос матери Тюра. Парни рванули с мест как подростки, только на последних ступенях лестницы вспоминая, что им уже не тринадцать лет. Домой Локи вернулся ближе к пяти утра, отмечая неразобранную постель и отсутствие хоть каких-то признаков появления Малекита дома. Он устало рухнул на кровать, прямо в одежде, надеясь забыться быстрым сном, но в голове, словно заевший плеер крутилась одна фраза: «Или хотя бы поклянись любить - И я не буду больше Капулетти». Малекит появился ближе к полудню, ввалившись в квартиру с целым ящиком малины и охапкой белоснежных лилий, едва удерживаемых одной рукой. Разбудив растянувшегося на постели Локи поцелуями, объявил о, наконец, законченных делах и взятых выходных. Сонный Локи плохо понимал, о чем толком речь и про какие зоопарки и полеты толкует Малекит, но с улыбкой зарывался лицом в нежные белые лепестки. И хотя он ненавидел, когда с ним обращаются как с девушкой, на душе стало легче от этого банального знака внимания.