Повелитель душ

«Клянусь в верности нашему королю!» — торжественно произнёс лорд Лэндон, правитель Южных земель, присягая королю Гарольду. А до него короне присягал его отец, а прежде — дед, и так поколение за поколением. Королевство Галаксия* и Южные земли вот уже несколько веков были союзниками, скреплёнными теплотой дружбы народов. В самую мрачную эпоху, 336 лет назад, корона пришла на выручку Южным землям в войне против Сил Тьмы, чью армию возглавлял демон, питающийся душами. С тех пор Юг был обязан своим выживанием и процветанием Галаксии, все потомки лорда присягали королям и обеспечивали своих покровителей богатством урожая плодородных земель. Отец Рей встретил первые годы своего правления долгой войной, отравленной горечью потерь. Семнадцатилетним юнцом он женился на своей возлюбленной Кэролайн, подарившей ему через полтора безоблачных года брака первенца. Гарольд души не чаял в маленьком Алистере, глядя в чёрные глазки которого, он видел отражение любимой жены. Его счастье было недолгим: вновь забеременев, Кэролайн умерла при болезненном выкидыше, и сердце Гарольда сделалось чёрствым до конца его дней. Полный отчаяния и злобы, король скоропалительно женился во второй раз на дочери одной из знатных фамилий Юга, которая, к счастью королевского совета, оказалась мудрой женщиной и достойной новой королевой. Это был холодный и расчётливый династический брак, шаткий фундамент на пепелище подлинного счастья. И хотя Гарольд и Эрин не любили друг друга, король был яростно ревнив и требователен к новой супруге, в глубине души он ждал от этой жизнерадостной и яркой женщины чинности и кротости Кэролайн, но она была не в силах ему подарить их. Как и король не смог подарить любви новорождённой дочери. Рей было всего семь, когда её мать унесла лихорадка от укуса новых полевых насекомых, что пожирали урожай. Лето стояло знойное, Эрин гуляла в любимых ею платьях с коротким рукавом вблизи полей. Королева чаще всего уходила утром и возвращалась к обеду. Рей почему-то ревновала Эрин к этим прогулкам, будто она убегала от всех них — нелюбимых и невыносимых, размышляла о чём-то своём, сожалела; ей было страшно, что однажды мама уйдёт гулять и не вернётся. Тогда девочку бросало в жар рыданий, до хрипа и прерывистых содроганий плечиков. Но Эрин всегда возвращалась, тихая и задумчивая, с блёклым отпечатком загадочной полуулыбки, с пышным благоухающим букетом полевых цветов: «Похожи на те, что цвели в моём родном крае», — говорила она. Обычно её охватывал приступ нежности после прогулок: она садилась на диван, укладывала с собой дочь и долго гладила её спутанные волосы и худенькую спину. В один из вечеров тех дней её привёз пожилой пастух: почти без сознания, бледную, дрожащую. Она сгорела за два дня в окружении дочери и пасынка. Дети сжимали её ослабевшие пальцы в своих маленьких неистовых ручках, целовали их и прижимали к опухшим от слёз щекам. В спальне Эрин стоял полумрак, плотные шторы скрывали солнечный свет, и Рей мерещился в тёмном углу притаившийся ужас, бестелесный и бесформенный, но готовый в любое мгновение выпрыгнуть из тьмы и поглотить её мать. — Мальчик, — с лаской в голосе бормотала на грани сознания и забвения угасающая королева, — мой милый мальчик… — Я здесь, я вас очень люблю, леди Эрин, — благодарно причитал в ответ Алистер, понимая, что вновь теряет мать и самого светлого человека, которого знало его неокрепшее сердце. — Мамочка, тебе принести водички? — Рей хотелось, чтобы мама звала её, а не Алистера, она со стыдом в груди ощутила короткий и омерзительный укол обиды и ненавидела себя за это чувство. Ей было жутко, что столь мелкие эмоции на мгновение вспыхивали в ней, затмевая горечь печали. — Мой милый мальчик, — с трудом хрипло прошептала Эрин. Алистер припал лицом к влажным простыням, захлёбываясь от слёз. Рей горько сглотнула и, не дождавшись маминого ответа, взяла стакан и наполнила его водой из штофа, что стоял на прикроватном столике. На следующее утро королевы Эрин не стало. Рей вспоминала мать в эту странную ночь. Перед глазами ещё стоял образ леди Мэлоди, гневно выплёскивающей в лицо сына вино. Оттого память о Эрин вливалась в сознание её дочери подобно чистой прохладе родника, журчала меж камней событий и тревог. «Юг — матушкин дом, — со сладостью думала Рей, сгребая в охапку обеими руками подушку и крепче прижимаясь к ней щекой. — Она бродила где-то там, среди виноградников, до заката гуляла в долине… наверное. Будь она сейчас жива, обрадовалась бы, что я снова здесь. Как в старые добрые времена, когда мы с Локи играли в разбойников, воровали с полей недозрелые овощи и мыли их в ручье. Да, ничего не было вкуснее и слаще тех горьких и жёстких плодов! — Рей слабо всхлипнула, улыбнулась и спрятала лицо под одеяло, словно кто-то мог увидеть её слёзы. — Хм, этот Кайло Рен… едва ли он такое уж зло, скорее мелкий пакостник, что не показывает носа из своего старого вонючего склепа. Если он способен подарить мне силу, золото, чтобы нанять армию, или чего ещё, то какая-то моя дурацкая душа ничего не стоит в сравнении с тем, как страдают поданные королевства, как Ал втоптал наше имя в грязь и лишил его чести. Я не боюсь смерти, забвение — вот что страшно. Страшно, что разрушат и забудут всё то, что выковано в веках нашими пращурами. Отвратительнее всего понимать, что Локи прав, и наши люди в самом деле малодушны и слабы: кто смирился, кто нажился. А большинство сутенёров, организаторов турниров и контрабандистов поддерживают молодого короля, ведь при его распутном правлении они возвысились и разбогатели, а то, что владельцы заморских банков превратят здесь всё однажды в пепел им безразлично — после них хоть трава не расти. Сбегут как крысы ещё до военных действий». Рей хотелось не думать об этом, но воспоминания о матери неизбежно влекли за собой череду переживаний о королевстве. Эрин часто перед сном читала или рассказывала дочери истории о Великой эпохе борьбы с Тьмой, потому нынешние чаяния были так важны. Равнодушие оскорбило бы память о королеве. Зажмурившись сильнее и погружаясь в сон, Рей слышала сквозь вязкую тишину голос матери, целующей её в лоб: «Спокойной ночи, кроха, пусть маленький лесной волшебник унесёт в чащу твои тревоги».

***

К концу подходило столетие и вместе с ним Великая эпоха борьбы с Тьмой. Король Сандор, получивший в народе прозвище Разящий демонов, отдал почти всю жизнь этой войне, но пал от руки старости, посеребрившей его волосы ещё в тридцать первый день рождения. Победу в последней битве против зла одержал его сын, что повёл за собой авангард. Весть о кончине короля в его походной палатке пронеслась на заре над полем брани. Никто доподлинно не знал, почему именно эта весть привела в замешательство Кайло Рена, что, с истошным воплем снося головы, умчался прочь на своём грозном чёрном скакуне. Армия, которую вёл демон Тьмы, осталась без своего всесильного командира и потерпела поражение. Никто и не видел, как этот монстр через сутки бешеной езды остановил в полях своего жеребца, спешился и снял с него амуницию. Никто не видел, как он шёл, поднимая пыль, озираясь по сторонам, подобно дикому зверю, которого всю жизнь держали в клетке. На его латах засохла кровь, пот ручьями стекал под тяжёлой бронёй, дыхание сбилось, и Кайло пытался его восстановить. Никому бы и в голову не пришло, что в эту минуту он наконец-то по-настоящему увидел мир, в котором жил. В котором губил. Узрел природу — прекрасную, тихую, величественную, она была сильнее его, лишь она и смогла бы его уничтожить. Ноздри глубже втянули воздух, тяжёлый и густой, наполненный без остатка палитрой запахов: ароматы и вонь боролись в нём за первенство, но каждый из них получил любовь Кайло. За то, что настоящие, обыкновенные, напоённые покоем, лишённые воплей и суеты… Неужели он мог устать от войны? В начале это чудилось бредом, но она умерла, а теперь и король — какой во всём этом ныне смысл? Он даже не отомстил, как она просила, испуская дух на смертном одре: король покинул этот мир прежде, чем получил расплату. Из-под холма показалась крохотная светлая фигурка, она двигалась чуть ковыляя, но бодро и задорно. К Кайло приближалась светловолосая исхудавшая девчушка лет пяти. С малюсеньким букетиком полевых цветов в кулачке, она была похожа на колыхающуюся на ветру былинку. Поравнявшись с Кайло, ребёнок уставился на незнакомца большими голубыми глазами, казавшимися невероятно огромными на грязном тощем лице. Девочка сощурилась и сделала козырёк ладошкой, прикрываясь от настырных солнечных лучей и поднимаемой ветром с земли пыли. Через мгновение она опустила руку и печально улыбнулась, сжала драный подольчик своих лохмотьев и протянула букет из пяти цветков Кайло. Он не ведал, как называлось это необыкновенное чувство, что так было похоже на страх: оно стянуло болезненно внутренности, вышибло клинком отчаяние и заставило оцепенеть. Черты же лица его напротив, разгладились, с хмурого лба сошли морщины, а лихорадочный блеск в чёрном омуте радужки сменился матовым мягким светом. Первозданная чистота. Беспричинная доброта. Абсолютная красота. В носу щекотало и пощипывало, в уголках глаз начинало жечь. Кайло медленно снял с дрогнувшей руки грязную, измазанную кровью и сажей перчатку и неуверенно протянул руку навстречу. Грубые шершавые пальцы бережно коснулись маленькой ручонки, принимая из потной ладошки смятые обескровленные стебли. Он не мог отвести взор от трёх трепещущих на ветру белых головок ромашек с жёлтыми серединками, в которые вкрапились мошки, от лимонного цвета лютика и душистого малинового клевера, меж которыми затесались травинки метлицы. Кайло не мог понять, какие эмоции испытать было бы правильно, какие бы одобрила она. Его поразило внезапное открытие, пришедшие молниеносно на ум — ему наплевать, что сказала бы она. И он испытывал те, что хотел — неправильные, уязвимые, жалкие. Но ему было плевать. Девочка застенчиво хихикнула, покружилась в своём грязном платьице и отправилась дальше по дороге в голодную неизвестность. Кайло поднял голову и уставился вдаль: там, откуда пришла девочка, поднимался едкий желтоватый дым с обгоревших тел и домов.

***

— Мне интереснее всего, что ты думаешь о королевском совете? Слышал Джулиан, этот тощий губастый дедок с мерзкими веснушчатыми руками, неплохо устроился. Нет, он всегда был на выгодном положении, лично прислуживая обеим королевам, но нынче взлетел по карьерной лестнице невообразимо высоко: чуть ли не задницу королю подтирает (ну, или чем они там занимаются за закрытыми дверями кабинета Ала). У него в услужении кучка шпионов разного пошиба, в основном голодные оборванцы из Деревянного переулка и Ржавой набережной. Как я про это узнал? Справедливый вопрос — отправил своих оборванцев разузнать положение дел после визита в столицу! — Локи, весьма довольный собой и солнечным утром, показывал гостье виноградники вблизи садов. Утро наполнилось птичьими трелями и цветочным благоуханием, хозяину замка явно были по душе приветливость погоды и сплетнический характер беседы. Рей не спешила с ним излишне откровенничать. Тревога подогревала чрезмерную бдительность, которую не могли заглушить даже детские чувства и воспоминания: Локи — вассал короля, он весьма доходчиво дал ей это понять в первые минуты встречи, даже несмотря на его пренебрежительное отношение к Алистеру. Рей задумчиво глядела под ноги на ползущего жука с чёрно-фиолетовой спинкой, выдержала паузу перед ответом, и Локи заметил, что подруга осторожна с ним. Он не сознавался себе, но его это ранило. — Я обычно стараюсь не думать об этих лизоблюдах, — хмыкнула Рей и небрежно сорвала на ходу травинку. — В особенности о Джулиане, уж больно он скользкий типок, никогда с точностью не угадаешь что у него на уме. Я не люблю таких — от которых не знаешь чего ожидать. Мне даже больше по душе Моргана, которая меня не выносит: по крайней мере, я уверена, что она меня не выносит и с ней дел не имею. — Джулиан евнух? — Нет. И в том вся беда, потому что с евнухами это хотя бы имеет смысл, ведь им больше нечего предложить, кроме подковёрных игр при дворе. Жена Джулиана погибла ещё до моего рождения, была и дочь, но та умерла от дизентерии почти десять лет назад, насколько я знаю. — Но ты кому-то доверяешь хотя бы частично? — Локи вопросительно изогнул бровь, повернув голову к Рей, но споткнулся о лежащий на пути камень и слегка отшатнулся. Он смутился собственной неуклюжести и с еле скрываемым чувством неловкости рассмеялся. «Этот согревающий смех и простота улыбки… Не хочу испытывать эти чувства! Они притупляют рассудок. Ещё, поди, сболтну лишнего и останусь без козырей на руках, так нельзя. Он лишь и делает, что расспрашивает меня, но о себе ни слова — до чего же я в самом деле не выношу неизвестности собственных ожиданий!» — Рей? — голос его дрогнул. Она чуть опередила его и подошла к виноградному кусту, змеящемуся по деревянной свае, с любопытством приподняла гроздь, затем сжала её с чувством восхищения и сорвала одну налитую солнцем кроваво-синюю ягоду, которую тотчас отправила в рот. — Изобилие, какого может больше не случиться, — тихо проговорила принцесса, опустив ресницы. — Я понял… Не доверяешь мне, лимончик? Не знаешь, чего от меня ожидать, — будто прочёл её мысли. — Уж точно не предательства. И я не о предательстве нашего «доброго короля». — Прости, если моя осторожность оскорбила тебя, но я не леди в платьишке, чтобы рассыпаться в долгих извинениях за свою предусмотрительность и трезвость ума. — Я этого и не жду. Сам бы не стал тогда доверять тому, что и тобой назвать нельзя. — Ты называл меня мелкой балбеской, но ты не думай: я хорошо усвоила некоторые твои уроки. Сам же говорил, что без мозгов и образования я лишь тупое оружие в руках Богов. — Судя по тону, ещё как злишься на отца, что тот отправил тебя на учёбу в Заморскую цитадель! — Злюсь, что он сбагрил меня на целых два года в руки ворчливых жриц учений. Вдали от дома, от… от тебя, — неуверенно запнулась, боясь дать волю сантиментам, — я ощущала себя тоскливо: унылое местечко для старых дев! Целыми днями дышала пылюгой со старых фолиантов, испытывая страх, что мои руки постигнет немощность, мышцы нальются свинцом лени и будут вскоре не в силах держать оружие. — Вот поэтому я и не люблю мечи: с ними совершенно никакой связи. То ли дело кинжалы! — Локи достал из ножен кинжал с тёмно-зелёной рукоятью и с упоением коснулся заточки лезвия. — Их, при желании, можно пронести куда угодно, с ними едва ли надолго расстанешься из-за громоздкости. — Закончив, он слегка подбросил нож вверх, когда тот приземлился рукояткой обратно в руку владельца, Локи метнул оружие, чётко срезав дальнюю гроздь. — Кинжалы? Ты дерёшься как трус! — Рей подкрепила скепсис в голосе искривлённой линией рта и сведёнными к переносице бровями. Но едва она договорила, в манжет рукава её камзола прилетел нож, пригвоздивший Рей к деревянной свае, подле которой она стояла. — Как живой трус, — весело и гордо ответил Локи с усмешкой. — Бой на расстоянии не сделает тебе ни храбрости, ни чести, — Рей оскалилась и бешено сверкнула зрачками в сторону друга. — Жаль, что ближний бой не придаст столько же ума и ловкой хитрости, — он деликатно освободил Рей. — Слава Богам, эта прогулка хотя бы перестала быть столь унылым занятием! Рей проигнорировала его нарочито изящные кривляния и вышла из зарослей виноградника. Вдалеке она увидела картофельное поле, над которыми роились полчища насекомых. Они напоминали ей тех, что уничтожали посевы в её детстве. Крестьяне верили, что эти неизвестные твари — предвестники ненастий. В самом деле, их появление часто выпадало на какие-нибудь невзгоды, но Рей не верила в подобную чепуху, что ходила среди черни. Однако её беспокоили эти насекомые, голод — не абстрактное понятие, он реален и назойлив, как духота. — Урожай нужно собрать, — ровно сказала она, глядя на поля сощурившись. — Рановато ещё… — А иначе будет поздно, — Рей оборвала его. — Уж лучше в зиму хрустеть зеленоватыми корнеплодами, чем слушать урчание голодного живота. — Послушай, лимончик, ты нагнетаешь. И отчаянно. Учёные мужи предсказывают тёплую и короткую зиму, а сейчас лишь середина лета, успеется ещё. Не о чем так рьяно переживать. — Локи, твои оборванцы случайно не доносили тебе, что половиной всего поставляемого в столицу урожая с Юга Алистер расплачивается с кредиторами Заморских банков, м? — Что? — Надо же! А ты и не в курсе! — Рей всплеснула руками. — Уши у него везде, говорит. Показушник! — Ну, за всеми делами при дворе не уследишь, — он попытался оправдаться. — Или не за теми следил. — Возможно, лимончик, — тихо согласился Локи. — У меня на уме были лишь глупости. Хотя вернее было бы сказать, что пушащиеся светлые волосы дочери пекаря, что вьются мелким бесом и спадают ей на лоб. — Чего? Погоди-ка, неужели не шутишь? Ты всё ещё… — Да. Всё ещё. Но это просто смешно. Детская любовь — наивно и не стоит внимания. — Но ведь стоит же в итоге, — Рей вцепилась пальчиками в ткань рукава на локте Локи. Невообразимо. Его новообретённая гаденькая ухмылка и змеиный прищур похотливых глаз уж никак не вязались с воспоминанием о вздыхающем юнце, что влюбился в дочку простолюдина и украл у неё первый поцелуй во время игр в прятки. — Не будем о ней, я зря ляпнул лишнего. Никчёмная болтовня, толку от неё нет. У меня есть интереснее предложение: как насчёт прогулки в лесу? Как в детстве. Ещё не забыла наши тайные места? У меня там теперь много друзей, — загадочно подмигнул и направился в сторону узкой виляющей тропы, уводящей в чащу. — Друзья в лесу? С комарами договорился, чтобы за зад не кусали? — хихикнула в ладошку Рей. — Не смейся, тебе понравится.