Повелитель душ

— Так что же привело тебя в столицу? Ну, помимо «глупостей», — Рей делала вид, что не собирается лезть в душу друга, но её так и подмывало разузнать о чём-нибудь приземлённом в его жизни. — Жалобы южных купцов. Столица всегда была заинтересована в активной торговле с нами. Юг, как ты и сама знаешь, свободно ввозил товар в Галаксию, — Локи в задумчивости размашисто сорвал мягкий кончик с колючей еловой лапы и поднёс к лицу, принюхиваясь к густому пряному аромату смолы и хвои. — Пару лет назад на столичных таможнях ввели якобы временную пошлину в связи с неурожайным годом. В общем-то суммы были почти символические, никто не стал возмущаться. Поначалу. А взносы меж тем росли с нешуточной скоростью, но у торговцев и выбора особо нет: столица — основная площадь сбыта, Заморью наши товары практически не нужны, их интересуют лишь южные предметы роскоши. Вдали, в глубине тёмной чащи, объятой запахами черники и застоявшихся болотистых низин, раздался приглушённый, но пронзительный волчий вой. — Наша торговля ныне развивается на разорительных для южан условиях. Разумеется, королевский совет вовсю начал лизать задницы самым богатым южным купцам, только чтоб те не сворачивали окончательно ввоз провизии и барахла. А сами купцы, в свою очередь, пожаловались мне, что в городе Итилита стали мелькать странные физиономии, вроде как чьи-то соглядатаи, — Локи склонился к Рей и как бы между делом вытащил из её собранных в пучок волос труху. — Я оставил в родовом замке своего кузена и решил лично всё разузнать… Долгая история, она вывела меня в итоге на нашего «старого друга» Джулиана и орду его шпионящих оборванцев, которые узнавали для старикана настроения на Юге. Тогда я не знал, зачем это всё королю и его придворным псам. — И после этого ты ещё говоришь, что Алистер не проблема, — фыркнула Рей и нарочито ускорила шаг. — Алистер не та проблема, из-за которой нужно устраивать дворцовый переворот. Можно решить её деликатнее. — Упёртый баран! Я устала с тобой спорить, Локи: у тебя на все мои доводы готовы успокаивающие ответы. Как только закончу здесь парить тело на солнцепёке, отправлюсь искать иные пути для разрешения своих бед, — Рей осознала со всей полнотой, что теперь уж точно всё для себя решила. Замок Кайло Рена — единственное место, куда должен лежать её путь. Цена высока. Но «всё что нужно» у неё и так с собой. — Обходилась же последние несколько лет без тебя, когда ты перестал мне писать, — юношеские обиды особенно остро укололи её именно теперь. Локи остановился, взял Рей за запястье и пристально посмотрел в её глаза. Воздух вокруг был наполнен почти осенней приторной горечью гнили; внутри зрачков Рей Локи отчётливо разглядел упрёк. — Наши последние письма друг другу были такими... ты и сама помнишь, наверное, — нервно облизнул губы, — никакой теплоты или искренней заинтересованности. Будто что-то истлело, и мы стали чужими. Появились новые друзья и увлечения. Мы отдалились, и я тогда почему-то решил, что докучаю тебе своими бурными и долгими рассказами о переживаниях насчёт Мары, насчёт учёбы и вообще всего, — Локи пытался оправдаться, но вместо этого ощутил лишь стыд. — Знаешь, расстояние и вправду делает людей чужими, но я тогда никому не мог рассказать о том, что мучило меня. Лишь тебе. А чувствовал, словно надоел тебе и веду себя эгоистично, почти не спрашивал, как же поживаешь ты. Вот и прекратил писать. Я, наверное, идиот? — Не знаю, может, и идиот, — Рей сделала длинный выдох, пытаясь не разрыдаться, как в один из тех давних вечеров, когда письма не приходили уже очень долго. — Глупо говорить, что ты один виноват. Но было бы честно хоть объясниться со мной! Ты даже не попытался: просто вышвырнул меня из жизни, и всё. — Я не вышвырнул тебя из своей жизни. Просто не посмел бы. Я ошибся, поступил жестоко, кажется. Но разве ты станешь отрицать, что мы в ту пору не испытывали нужды друг в друге? Разве ты попросила в ответ объяснений моему молчанию? — Локи немного отстранился, голос его зазвучал спокойнее. — Молчишь? Знаешь, что я прав. Я с радостью бы взял вину на себя по детской привычке, но ты понимаешь, что мы оба тогда были импульсивными и упрямыми подростками, не способными переступить гордость и спасти свою дружбу. — Ты и сейчас через многое не можешь переступить, — Рей легонько всхлипнула и ощутила, как слеза проложила мокрую дорожку по её щеке. Она тотчас отвернулась, не желая показывать Локи, как до сих пор уязвима до всего, что касается воспоминаний о нём. — Стало быть, я поступаю подло. Но не считаю, что совершаю ошибку. Прости, лимончик. — Он замолчал, чувство вины зудело под кожей, заставляя его размягчаться всё сильнее. — Если окажусь не прав, буду готов хоть на коленях умолять тебя простить меня. Знаешь, ты даже можешь заставить меня съесть горстку лошадиного дерьма, я не возражаю! Как не возражал в тот наш дурацкий спор, когда мне было одиннадцать, — Локи улыбнулся назло подступившей печали, — в особенности не забуду тех мучительных позывов заблевать всю конюшню... — Надоел уже надсмехаться над всем, что я говорю! — Рей неуклюже толкнула его в грудь обеими руками. — Скотина! — схватившись за живот, она вдруг заливисто рассмеялась. Этот разговор ранил обоих, напоминал, как многое они добровольно отвергли, по глупости или по весомым причинам, уже не важно. Им хотелось снять с себя груз ответственности и вины, продолжить там, где остановились, забыв об условностях и высокопарной чуши. Рей хохотала сквозь слёзы, словно этот смех мог их укрыть от постороннего взгляда. Локи сделал вид, что ничего не заметил. — Согласись, одна из глупейших наших придумок? — Ты забыл упомянуть, как мы обожали хвастать, что у нас обоих аллергия на клубнику! — О да, был повод для гордости. Внезапный шорох листвы заставил Рей тотчас ухватиться за рукоять меча. На мгновение стало тихо, как вдруг из ежевичных кустов выскочил здоровый волк и бросился на Локи. — Не делай резких движений! Я прикончу его! — от леденящего кровь страха и быстро застучавшего сердца, чьё биение отдавалось в ушах, Рей едва узнала собственный прохрипевший голос. — Спокойно, лимончик, всё в порядке! — радостно кричал в ответ Локи. — Это Демон — он мне не враг. Теперь Рей разглядела, что зверь не скалился на её друга и не пытался ему навредить: волк, напротив, благодарно лизал худые щёки своей «жертвы». Рей не могла унять яростную дрожь во всём теле и злилась на непредусмотрительность Локи. — Предупреждать же надо! Я бы убила зверюгу, помедли ты хоть немного. — Когда я говорил про лесных друзей, то имел в виду его. — Локи ласково потрепал оба уха волку. — Тише, мальчик, не пугай лимончика так больше, — он заговорщически приложил к губам указательный палец и шутя оскалился в ответ зверю. — И… Демон? Повезло же ему встретить тебя! — с сарказмом выпалила Рей, убирая меч в ножны. На самом деле ей было по душе выбранное животному имя: волчьи глаза сине-зелёного, ледяного цвета угрожающе светились на морде, покрытой тёмной шерстью с пепельными оттенками. Рей вспомнила, что в юности в одном из писем Локи рассказывал ей, как спас щенка волка от гибели. — Подозреваю, ты писал о нём тогда? Ну, в том письме, где поведал о спасении волчонка. — Ах да! Я же и впрямь писал о нём. Не смог бросить этого красавца, его мать я так и не отыскал, пришлось попробовать выходить его. Тут ведь самым большим риском было не передержать его подле себя и дать возможность научиться выживать здесь, на воле. — Локи легонько отстранил разыгравшегося зверя и поднялся с земли, отряхивая с себя землю и листья. — Я в тот день, когда его исцелил, понял кое-что ещё. Впервые почувствовал это: мощь, просто невероятной силы, она струилась по венам и дурманила. Тогда я дотронулся до полусгнившего дерева, вернув ему былую свежесть и крепость, затем, словно ошалевший, я поднимал раненых птиц, возвращал к жизни цветы. Несколько дней прошатался по лесу, не жалея себя, пока не рухнул в обморок от истощения на сырую почву, — он отрешённо глядел себе под ноги. — Очнулся утром следующего дня с единственной мыслью: чем больше отдаю, тем могущественнее становлюсь. И я проделывал это после не единожды, с каждым разом силы мои всё крепли. — Помню, ты упомянул в письме о тех днях в лесу лишь мельком, без особых подробностей. Говорил с кем-нибудь о случившемся после? В смысле с кем-то из магов. — Говорил. И был разочарован. Я отправился к колдуну из Итилиты — Дункану Синей морде. Кстати, — Локи демонстративно протянул это слово, — это нелепое прозвище он получил не только из-за того, что пьёт пиво бочками, но и потому что на нём частенько срабатывает какое-то спонтанное заклинание, окрашивающее его лицо синим. Так вот, явился я к Дункану в шатёр после очередного его потешного волшебного выступления для зевак на рыночной площади, он как раз только-только снял с себя синие с кружевом портки, чтобы проветрить поросшее мхом сморщенное достоинство, а тут какой-то паренёк, понимаешь ли, забрёл, прервал его ежевечерний обряд! Поскольку я был взволнован и серьёзен, то попытался не хихикать над ним. Разумеется, этот страшила был уже мертвецки пьян и плохо соображал, час был поздний, но он любезно предложил мне эля, видимо, решив, что я старше, чем мне тогда было в действительности, — Локи потрепал шерсть на холке приластившемуся к нему на ходу Демону. Рей улыбнулась, глядя на друга. — Улыбаешься совсем как мать, — проговорил он, оборвав свой рассказ. — Что? — У леди Эрин была такая же нежная и печальная улыбка, как сейчас у тебя. Такое чувство, будто я вернулся в детство, в один из шумных пиров, которые часто закатывал твой отец, когда королева сажала меня на колени и всё время что-нибудь вкусное в руки тут же совала. Самые тёплые воспоминания. Моя матушка никогда не сажала меня к себе на колени… Локи мысленно отругал себя за чрезмерный поток эмоций. Он сейчас, как и несколько лет назад, снова думал, что утомил Рей сантиментами. — Лучше б мне достались мамины зелёные глаза, а не улыбка! Карий — скучный цвет, особенно для темноволосых. Такое чувство, что у меня лицо мышиное, однотонное какое-то, как у отца. — Красивые женщины, твердящие о своих несуществующих недостатках, звучат почти жалко. — Заканчивай умничать. Что там с Дунканом этим в итоге? — Рей неискренне серьёзно насупилась и невольно с любовью коснулась своих каштановых волос, прокручивая в голове это его «красивые женщины». — А что до этого старого пьяницы, то я не получил ничего вразумительного в ответ. Дункан понятия не имел, о чём я ему толкую, он жалкий фокусник и шарлатан по сути: никогда не наблюдал связи между видами своего колдовства и возрастанием мощи при этом. Говорил, что всё как-то само собой случалось, а уж по каким законам природы, ему неведомо. Я всё вспоминаю, как он смешно хрюкнул, когда я сказал ему, что получаешь гораздо больше, когда созидаешь и отдаёшь: «Мальчик, ты глупец! Мы, колдуны, способны повелевать некими загадочными силами, это наша власть над миром, а ты тратишь её на чепуху. Лучше укради у богатого господина тайком денег при помощи магии. Это уж куда полезнее и практичнее, чем тратить мощь на диких тварей, от которых и благодарности не сыскать потом», — Локи вздохнул, объятый тяжестью дум, уставился вдаль и мотнул головой. — Представляешь, лимончик, как же обмельчала магия, какими жалкими стали маги после смерти короля Сандора и окончания Великой войны с Тьмой! Люди с брезгливостью относятся к этим жалким фокусникам-пройдохам, от которых пользы максимум в приготовлении хороших лекарств. А ведь когда-то сам Бог Ветров спускался с небес, чтобы благословить их дар, а Бог Солнца подарил им драконов… Последнего дракона отобрал этот монстр Кайло Рен, — Рей показалось, что она услышала скрежет зубов Локи и хруст костей в сжатом кулаке. — Правда, я читал, что драконы не подчиняются никому, кроме повелителей змей — высших магов — так что в руках Рена он был всего лишь огромным чудовищем, на котором тот полетал в паре битв, чтоб хотя бы выглядеть ещё более устрашающим. — Несправедливо. Судьба всё время с тобой по-свински обходилась! И этот треклятый дар: он так прекрасен и так загадочно отвратителен. — Только не начинай меня жалеть, прошу. — Ох, не переживай об этом! Не дождёшься, — Рей с вызовом прищурилась и легонько толкнула его локтем. — Просто это всё равно что дать обезьяне книжку: она будет сидеть над ней, крутить по всякому и чесать в беспомощности репу, понятия не имея, как с ней обращаться. — Но колдуны не обезьяны с книжкой: мы изначально знали, для чего мы созданы. Понимали, как обращаться со своим даром и как его преумножить. Просто однажды забыли. Потому что стали не нужны. Лучше бы я родился лет триста с лишком назад и был таким же могущественным, как маги древности. Вскоре они вышли на лесную опушку, залитую вечерними лучами. От напившейся за день солнцем древесной коры исходил терпкий запах, в вышине перекрикивались птицы, слетая вниз с ветвей, чтобы укрыться в щели под крышей маленькой лесной хижины, что стояла на краю опушки. Подойдя к окнам домика, Локи сделал пригласительный жест рукой и подмигнул своей спутнице. — Подойди ближе, лимончик, хочу кое-что показать тебе. Демон сел подле входа и уставился на Рей своими холодными, но удивительно добрыми глазами. Рей подошла к Локи и заглянула внутрь хижины. Её рот скривился от увиденного. — Кто эти люди? Почему они так недоверчиво смотрят на нас и шикают? — Как тебе объяснить? В общем — это шпионы Джулиана. Я обнаружил эту хижину пару дней назад, но вовсе не случайно: их месяцами выслеживал Демон, а в одну из моих прогулок по лесу любезно сопроводил меня до укрытия чужаков. Ну и рожи у них были, когда я очутился на их пороге с этим вздыбленным огрызающимся исчадием зла! — Локи сладостно запрокинул голову, подыграв себе кулаком. — Мы мило побеседовали, правда, недолго: у Демона заканчивалось терпение, я побоялся, что он попросту их сожрёт, поэтому перед уходом наложил на хижину заклятие, чтобы мои новые друзья не сбежали отсюда. Я уже и так знал об их происках от своих шпионов, отправленных в столицу, но спасибо моему волку за то, что вынюхал, где эти крысы прячутся. — Надеюсь, ты их вернёшь обратно? — Разумеется, верну, сдались они мне тут! Я, конечно, не прочь наказать их, но они и так жалкие и голодные. Хотя, возможно, есть смысл кормить и одевать их получше, чем Джулиан, чтобы заставить доносить мне? — Локи деловито сложил руки на груди и опустил уголки губ. — Да ты тот ещё стратег! — недовольно отозвалась Рей, закатив глаза. — Это рискованно. Они могут тебя ему сдать, а не наоборот. — Да это я так, прикидывал просто… — Может, достаточно их жизнями играть за кусок хлеба? Я знаю, что ты зол, но это омерзительно. Вышли их домой, напиши Джулиану, что ты знаешь о его грязных происках. Иначе я разочаруюсь в тебе, Локи. Иначе я… — Я сделаю, как ты желаешь, принцесса.

***

«От Мары голова начинает идти кругом... Средоточие нелюбви к себе, а не человек. Зато она так забавно пищит "ой, подожди, подожди!" всякий раз, как я тороплюсь ей что-то объяснить. И опять же, это как бы извинение, она скорее ругает себя за глупость, чем просит дать время. Глядя на мою смешную кудрявую блондиночку, я всё больше понимаю, как люди зависимы от материальных благ, считают их единственным мерилом своего достоинства и ума. Скверные создания! И придуман же я так коварно и нелепо, что жизнь моя зависит от их убогого существования». Кайло Рен в этот день утомил свой разум размышлениями и ощущал крайнюю взволнованность. Давно уже ничего подобного на себе не испытывала его могущественная шкура, потому что забота о других, тревоги о чужом существе были ему не понятны. Более того, он предпочитал не искать на своём пути обстоятельств, приводящих к сильным чувствам. Он читал о подобном в книгах столетия назад, когда закончилась война с королём Сандором. И не видел смысла занимать себя различными переживаниями, потому что волнения о других зачастую не приносили личной выгоды. Новообращённая ведьма не была сослана Реном куда подальше для грязной работёнки, как все прочие в её положении, а почему-то оставлена им подле себя. Неразумно. Уж как есть. Зато в его холодной сырой «развалине» (как он сам любил называть свой замок) стало чуточку веселее от хохота смешливой девчонки в грязном потасканном платье с неприличным декольте, которое стало ещё глубже от разрыва шва каким-то нетерпеливым воняющим потом и вином морячком. Отныне Мара могла выдохнуть и забыть о постылом жалком подобии жизни, которое она влачила в столичном борделе мадам Ручки, куда ей пришлось податься за долги покойного отца. Кайло Рен дал ей свободу распоряжаться своим искалеченным телом, и так ли плохо, что её судьба теперь в его власти? Маре вскоре придётся добывать для своего повелителя источники жизненных сил наравне с другими ведьмами, торгующими приворотами, гаданиями и прочими мелкими магическими пакостями в обмен на части душ, которые ведьмы послушно приносили в замок для подпитки тела Рена. Это было весьма удобно, потому что Кайло надоело исполнять мелкие прихоти людей, зачастивших в его владения. Он занимался ими лично, если договор был о душе целиком, а не о её части. Дело было в деяниях. Чем больше их совершал человек, тем ценнее был. Не всякая душа давала хорошее насыщение: души крестьян и мещан питали далеко не сразу, но их хватало надолго, лучше всех запасали оболочку Кайло мудрецы и учёные мужи. А вот изнеженные лордёныши были в основном пустышками: великие воины давно уж не топтали землю, поэтому души нынешних родовитых богачей были сытными сразу, но быстро вызывали в Кайло неистовый голод. Сделки в некотором роде делали Рену полезное дело, потому что те, кто что-то просил, совершали впоследствии какие-то дела, пусть даже жалкие, но это делало их души более ценными, ими можно было лучше насытиться. Сделка — цивилизованное зло, как он и сам часто любил говорить своим ведьмам. Никому нет дела до того, чем он здесь занимается, пока он полезен этому гнилому миру. Это и надёжный контроль над его яростью, что в былые времена застилала глаза. Кайло не выжил бы без питания душами смертных. Но самый лакомый кусок — маги. Каким же удовольствием было прикончить их десятками в Великой войне с Тьмой! В памяти всё ещё жил увядающий взор поверженного повелителя змей, у которого он отобрал дракона. Чудовище, на удивление, подчинилось Кайло, это был миг его триумфа, ведь маги так гордились верностью этих существ. Конечно, дракон по велению нового господина не исторгал больше пламя, зато с прежним неистовством мог пожирать врагов Рена. И вдвойне приятными были по-детски радостные возгласы Мары, когда в подвалах замка он показал ей прикованного цепями древнего монстра, о котором она прежде слышала лишь от Локи, читающего ей вслух. «Кайло никогда ничего не узнает о Локи», — Мара обещала себе, что не будет говорить о нём со своим новым покровителем. Зато с Кайло было проще во всём, в чём Локи не мог добиться от возлюбленной успеха: когда-то он учил свою любознательную булочницу читать и писать, никогда не смеялся над её неудачами, но Мара сама загоняла себя в угол. Чем старше они оба становились, тем большую неловкость она ощущала от того, как крепок был его ум, как многогранны познания. Мара стала думать, что не достойна Локи, дочери пекаря никогда не быть женою лорда. И в страхе она бросала занятия науками, всплёскивала руками и простодушно восклицала, что ничего не понимает, что слишком глупа для этого. Локи не ругал её за слабости, а бросался с объятиями и, притворяясь простачком, начинал умолять её: «Прочти ещё вот эту строчку, родная! Ты же помнишь, как читается эта буква, я уверен!», — и целовал Мару в губы, в нос, в лоб, в шею, в испачканные мукой руки. Теперь же ей чудилось, что это было в другой жизни. Маре хотелось вернуться в те годы, стереть с себя отпечатки сотни похотливых рук, что тискали её в холодной сырой комнатушке борделя мадам Ручки. Стереть навсегда и оставить лишь эти нежные мальчишеские поцелуи. Кайло же был терпеливым и требовательным учителем. Он размеренно, властно требовал её осилить нужный объём знаний, в противном случае мог тихо и ласково пригрозить, что оставит без ужина. Но угрозы оказались лишней мерой, потому что Маре было спокойно под надзором Кайло, она испытывала к нему безграничную благодарность и проявляла чуть ли не дочернюю покорность и трепет. Сегодняшний день, проведённый с Марой за книгой, порядком измотал Кайло, а долгие прогулки по лесу прочищали голову. Он, к собственному удивлению, обнаружил, что давно сошёл с Яростной тропы — дороги, ведущей к его замку, и брёл куда-то вглубь пущи, вдоль узкой реки. «Такая тишь кругом. Всё живое ненавидит меня: птицы, и те попрятались, а не горланят в кронах сосен». Путь Рену преградил волк, выбежавший к берегу напиться воды. Животное обратило к нему золотистый взгляд и пугливо оскалилось. Сердце Кайло забилось сильнее: «Какое прекрасное создание! Я хочу прикоснуться к его жестковатой шерсти, хочу потрепать его за ухом, как тот крестьянин, что был у меня намедни в компании своего старого ласкового пса». По кустам и вспученной влажной земле скользнул одинокий солнечный луч, невесть каким чудом пробившийся в эту тьму. — Тщ-щ, я не причиню тебе вреда, — напряжённая мышца под глазом Кайло нервно дёрнулась, когда тот медленно вытянул вперёд руку, с которой снял кожаную перчатку. — Красивый зверь, — прошептал он заворожённо. Волк попятился назад, огрызнулся. «Будто презирает меня, презирает осознанно, почти по-человечески». Кайло сделал изящный тихий шаг вперёд, но животное дёрнулось и скрылось в зарослях. Одинокий луч растаял, едва успев взобраться по стволу сосны, что росла на противоположном берегу речушки. Рен с отчаянием сжал в кулак алчущую прикосновения руку и опустил в бессилии веки. Ему захотелось презреть всё своё существо, но он глубоко втянул прозрачный лесной воздух и взглянул ввысь. Самоуничижение не входило в его планы. Никогда. И сегодня не тот день, чтобы начинать. Кайло с нарочитым безразличием пнул лежащий подле камень в реку и двинулся дальше. Он долго шагал по берегу, чуть углубившись в кущу, отринув все размышления, пока не услышал звук лошадиного фырканья. Он с любопытство раздвинул обеими руками сплетённые ветви и увидел на берегу раздевающуюся девушку. Путница шустро спустилась в реку, без долгих раздумий и любования природой, смывала с кожи дорожную пыль. «Худая и неженственная», — умозаключил Кайло, но не шелохнулся, вперив в незнакомку чёрные маслянистые глаза. Пока она гибкими и ловкими движениями орудовала над чистотой своего тела, Кайло не мог угомонить спешащих дум: «Ты хоть раз боязливо оглядишься по сторонам? Вдруг кому-то сдались твои худые ноги и маленькие груди?.. Что, не обернёшься? Совсем? Какая опрометчивая, слепая самоуверенность. Люди обычно так забавны и уязвимы в своей наготе, так дорожат ею. Не разочаровывай меня в собственных убеждениях». Девушка спокойно вышла на берег, отжала каштановую копну волос, а затем с улыбкой подошла к лошади и убрала со лба животного чёлку, которая назойливо лезла в глаза. Кайло с силой встряхнул куст, за которым прятался. Девушка обернулась, без промедления нагнулась к небрежно сброшенной одежде и вытащила меч, грозно подняв его и приняв боевую стойку. Она и не думала прикрыть своей наготы. — А ну, выходи! — с бесстрашием крикнула она в сторону кустов, откуда услышала шорох. Не дождавшись ответа, девушка ринулась в заросли, но никого там не обнаружила. «Животное, наверное. Зря только возню устроила. Пора заканчивать уже водные процедуры, Южный тракт совсем близко. Надеюсь, я ещё помню, где свернуть на него». Кайло, не чувствуя, как омертвелые ветви царапают его руки, нёсся прочь, пытаясь отыскать дорогу к дому. «Я хочу прикоснуться к ней сильнее, чем к шерсти того напуганного волка».