Повелитель душ

Холодные влажные стены спальни вызывали в Рей уныние, простыня и одеяло казались похожими на саван*. Каждое движение тела отныне было отмечено приближающейся смертью, жадной и немыслимой. На сводчатом потолке плясали тени — узоры прошлых лет: вот она ползает в траве, разглядывая жуков, а вот и розовощёкий задыхающийся от счастья Локи на коленях её красивой и нежной матери в разгар праздника осени, рядом вырос прелестной формы образ — стройный и упругий Геб, юный конюх в Заморской цитадели, с которым она потеряла невинность в свои странные и безумные четырнадцать лет. Рей вытянула вверх дрожащую руку, словно пытаясь сорвать с потолка хоть одно мгновение, объять его, прижать как можно крепче и позволить себе рыдать что есть сил. Она теперь не смела мечтать о будущем и оттого желала задержаться в прошлом ещё хотя бы чуть-чуть. Желала вспомнить время, когда отец проявлял к ней теплоту и толику любви. После смерти жены Гарольд пренебрегал маленькой принцессой, и Рей ещё ребёнком познала гнетущее чувство одиночества и ненужности. Это не было чувством, что она лишилась семьи, это было чувство, что её больше не считали семьёй. Рей с удивлением обнаружила, что едва ли испытывает злость к Кайло Рену: он лишь беспристрастный палач, исполняющий приговор, который она сама себе вынесла. Он не причина её боли, всего лишь закономерный итог. Она попыталась представить прежнее благоденствие: хороший урожай, который собирают сытые люди, ломящиеся от товаров торговые ряды в городах, студентов на площади, уткнувшихся любопытными носами в старые фолианты. На сердце стало легче и светлее. «Нет смысла упиваться жалостью к себе. Моя шкура ничего не стоит, но это всё — стоит».

***

— Как это вообще работает? Почему именно секс? — бессонная ночь измотала Рей. Пройдя через новые сомнения, отрицание и смирение, она заставила себя взглянуть на предстоящее без лишних эмоций. — Тёмная магия завязана в основном либо на крови, либо на телесном, у неё нет благословения богов, она из Мира Теней: пространство, о котором я знаю лишь то, что там, помимо скопления энергии, обитает нечто вроде остаточного следа тех, кого лишили души. Доподлинно никто не знает об этом месте, лишь сказания да домыслы. — Очистил апельсин от душистой цедры и отправил в рот сочную дольку. — Например, для белых магов определяющим является созидание и отдача, а насилие опустошает их подчистую. Зато соитие всегда подразумевает обмен энергией. Насколько мне известно, в тёмных ритуалах есть целые эротические церемониалы для призыва сил Теней. Один из подобных зачал и меня. — Тогда у меня вопрос: будь я мужчиной, условия получения метки были бы те же? — разговор начинал казаться ей забавным. — Ха-х, определенно! Хотя мужчины не обращались ко мне с подобными просьбами! — Кайло добродушно рассмеялся, и Рей стало не по себе. — Я не спал с мужчинами и вряд ли знаю точно, понравилось бы мне это или нет. Я, пожалуй, условно для себя решил, что мне по нутру именно женщины. Секс не представляет для меня интереса. Рей в задумчивости прикусила язык: «Неужели он ни с кем?.. Никогда? Говорит об утехах, как о чём-то не имеющем формы и сути. Может быть, я и ошибаюсь, с ним сложно что-то понять наверняка». — Я тоже не спала с женщинами, — влилась в струю этой темы неожиданно для себя, — хотя порой мне кажется, что могла бы, просто из любопытства. Женское тело очень красивое, а мужчины мало что знают о нём. К тому же те, с которыми мне доводилось ложиться в постель, в основном были либо слишком неопытными, либо нетерпеливыми и эгоистичными, ничего не понимали в физиологии. Наука об анатомии, кстати, не запрещает почти всем желающим вкусить свои плоды. — Лихо отхлебнула вина и небрежно утёрла запястьем рот. — Впрочем, в девушку я бы не влюбилась. — Я и сам нередко замечал, что смертные неохотно пользуются этими самыми плодами науки, предпочитают ей суеверия и бредни. Оттого в своё время мне вдвойне было любопытно и радостно прикоснуться к миру книг, доселе я не знал никаких, кроме военных. Мою единственную детскую потрёпанную книжонку, которую я мальчишкой выкрал из одного поместья, у меня забрали, — его глаза-угольки сделались неподвижными, будто Кайло вздумалось предаться грусти. Рей тряхнула головой, убедив себя, что просто выдумала это. Однако любопытство стихийно разыгралось в ней против воли. — Кто забрал у тебя книгу? — словно скрежет точильного камня по лезвию. Кайло с удивлением посмотрел в округлившиеся глаза своей гостьи. «Неужели ей взаправду интересно? Или просто нужно потрепаться для заполнения пустоты? Неужто решила, что спросить меня об этом можно вот так запросто?.. И вот ведь престранно: в ответ на её прямоту тоже хочется открыться. Убогая нужда всего разумного — быть услышанным и понятым! И во мне эта постыдная нужда от десятилетия к десятилетию лишь крепла». — Ладно, я поняла, ты весь из себя загадочный и это меня не касается, — с наигранной отстранённостью махнула рукой. — Книгу забрала моя, — с неуверенностью в голосе облизнул губы, — моя мать. Проиграл эту битву. — Твоя... мать? — даже не смотря на то, что несколько мгновений назад он сказал, что был зачат, Рей было трудно представить, что у Демона Тьмы могла быть мать. Могло быть детство. Совсем как у неё. — Вообрази, я не явился в эту жизнь из ниоткуда, — театрально опустил уголки губ, нижнее веко чуть дрогнуло, — это долгая старинная история. Довольно кровавая, но больше занудная, поэтому не стану утомлять тебя. Рей ухватилась за обрывок того, о чём он сказал ранее, но на чём она не заострила должного внимания. — Так значит, твоя мать призвала силы Тьмы, чтобы породить тебя? И, судя по всему, расти обычным мальчишкой она не позволяла тебе. Так вот оно что. Но ведь была же причина? — Была или нет, это уже не имеет никакого смысла. Всё, что я знал — короля Сандора нужно было убить, а уж причина… Хм, моя мать была сумасбродной и жестокой, но тогда я не осознавал этого, а просто делал что велено. Каковы были её мотивы мне неведомо, да и плевать уже. «Никак не пойму, чем мог так насолить король какой-то ведьме (или кто она была?), что это заставило её развязать безжалостное кровопролитие, длившееся не один десяток лет? Наверняка дело не только в ней, просто так выглядит из скудного рассказа Рена с кучей упущений», — история Повелителя душ всё сильнее увлекала Рей, отчасти ещё и потому, что её сердце вдруг наполнилось пониманием и состраданием к драме между родителем и ребёнком, которую она всецело понимала. Даже отстранённость Кайло не могла спрятать от чуткого уха скользившую между слов надломленность. — Злишься на неё? — спросила осторожно. — С чего бы? — Я бы точно злилась. — Не злилась бы. Ты не знала бы иного, оттого и причин для злости не нашла. — Я вот злюсь на отца. Всё ещё. — Отвернулась, смутилась своего откровения, но не могла остановиться. — Его уже нет, а я так и не наскребла и крупицы прощения. Всё старалась, из кожи вон лезла, чтоб он заметил. Но у меня не было члена между ног да и статуса первенца тоже, так что его драгоценного внимания я не стоила. — Печально усмехнулась. Идеальный слушатель, непредвзятый — то, что надо. Всё равно не детей с ним растить и не плечом к плечу биться, так что какая разница, о чём ему рассказывать: не осудит, не сделает больно насмешкой. — Знаешь, думается мне, ты лукавишь. Особенно теперь, когда не зависишь от неё, ни от кого вообще, познал наконец-то книги и всё на свете: признай, ты хоть чуть-чуть зол, что мать лишила тебя этого. — Ты ничего не знаешь, самоуверенная девчонка! — весело ответил Кайло и чуть подался вперёд. — Судишь лишь по себе. — А ты убедил, что могу. Что любой бы смог, у кого язык есть. И раз уж ты куда живее, чем мне казалось ранее, я осмелилась предположить, что тебе могут быть знакомы подобные чувства. Вообще чувства, — полушёпотом добавила Рей скорее себе. — Не обманывайся насчёт моих чувств, — сложил руки на груди, — быть может, себя пожалеть я и способен, как любая тварь, чьи жилы полны крови, но сострадать не умею. — Мне и не нужно твоё сострадание. Лишь твоя сила. — Всё, за что заплатишь, получишь. — Прекрасно. — С неприязнью ответила Рей и умолкла, крепко приложив ладонь к губам. Но вскоре на смену закипающему гневу пришла растерянность и размягчение. — Могу я взять с тебя одно обещание? — Внимаю, принцесса. — Пообещай, что не будешь… что не будешь со мною груб. Пожалуйста, — заключила ласковым тоном, каким ни разу не говорила с ним до этого. Кайло застыл и несколько секунд просидел неподвижно, словно был смущён. Правая рука медленно и как бы невзначай сжала ткань одежды на груди. — Я обещаю. До заката гостья должна была дать окончательный ответ: она лишь жалкий человечек, могла поддаться сомнениям, а сделка скреплялась кровью. Рен после завтрака отправился к ведьмам за ингредиентами для зелья. В распоряжении Рей оказался целый замок и его окрестности — уцелевшее прошлое, которое сочилось из каждого закутка и которое жаждало, чтобы любопытные глаза на него взглянули и алчущие руки прикоснулись к его загрубевшим и иссохшим останкам. Что ни коридор и комната — унылое и тёмное пространство, лишь свет из узких окон немного разбавлял его. Но одно крыло всё-таки привлекло внимание Рей. Оно имело всего пару этажей и было оснащено галереей, с которой открывался вид на внутренний дворик: посреди него была статуя, поросшая мхом и увитая плющом, по обе её стороны стояли маленькие чаши фонтанов с отколотыми краями, которые давно утратили своё предназначение и напоминали Рей печальных каменных гномов. С арок свисали полупрозрачными полотнами почти невесомые бледно-зелёные растения с крохотными белыми цветами, которые при беглом взгляде можно было и не рассмотреть. Шустро миновав галерею, Рей сняла обувь и спустилась по широкой лестнице вниз во двор. Суховатые, но удивительно мягкие травы ласкали ей щиколотки и стопы. Словно живые, они буквально тянули к ней зелёные пальчики, бережно опутывали упругие ноги. Сердце Рей сжалось от необъяснимой грусти: откуда в замке этого демона такое трогательное чудо? «Это как сон. Как один из фокусов Локи в детстве! Этот замок, это неуклюжее страшилище меня удивляет. И Рен тоже. Всё никак не возьму в толк, какой же он всё-таки. То напускает на себя преисподский вид, отстраняется и не понимает человеческих чувств, то внезапно поражает проблесками человечности. Такое же неуклюжее страшилище. И я всё меньше боюсь его, даже скорее испытываю любопытство... Интересно, так же я буду думать за секунду до того как он вырвет мне сердце? Хм... Если задуматься, он здесь и вовсе не в положении властителя судеб и жизней, всего лишь загнанный в огромную уродливую клетку зверёныш, которому необходимо разрывать глотку любому, кто сюда попадёт, иначе сам погибнет. Даже как-то смешно становится. Джулиан, наверное, назвал бы это равновесием, сотканным богами. И, на удивление, я бы не стала потешаться над ним за пафос, в этом был бы смысл». К раннему вечеру Рей оказалась в крыле, которое, судя по архитектурному замыслу, предназначалось для прислуги. Здесь было тихо и не так серо, как в остальной части замка, чисто, даже с намёком на уют. На одном из поворотов коридора Рей остановилась и принюхалась: рот наполнился слюной, в желудке слегка свело от подступившего голода. Её нос помнил этот ни с чем несравнимый запах домашней выпечки, который у Локи так вообще вызывал помимо прочего ещё и учащённое сердцебиение. Запах из лавки пекаря Жака. Полдень. Толпа. Шутки и пошлый говор работяг. Ласковый свет из маленьких окошек, сочащийся сквозь радугу глиняных горшков с пёстрыми цветами. Холмы и многоэтажные «домики» мягких горячих пирогов на прилавках. Приземистые расшатанные скамьи, облитые яблочным сидром и лимонадом. Исцарапанный кинжалом столик в углу. Их с Локи столик. Столик, за которым можно было услышать всё и всех вокруг, похихикать над бранью пьяных, поиграть в настольную игру, поболтать о том, о чём не говорят дома дети знатных особ. Хлопанье двери с кухни. Бряцанье откидной столешницы. Выплывает маленькая лебёдка в горчичном платье и белом чепце, из-под которого норовят сбежать пушистые мелкие кудри, вся объятая вереницей клубящегося сладкого пара. Хлебное божество. Влажные пальцы умирающего от нежности Локи впиваются ногтями в костяшки Рей с такой силищей, что она испуганно взвизгивает: «Совсем сдурел что ли?! В ляжки ещё свою красу поцелуй, когда мимо пойдёт, медведь тупоголовый!» — отрезвляюще лупит его по рукам. Рей стиснула зубы и двинулась на запах. Он привёл её к кухне, из которой доносился шум посуды и мечтательное пение. «Мара?» — неуверенно спросила себя шёпотом. Хрупкий образ шустрой улыбчивой девочки с подносом, полным свежей выпечки, клином воткнулся в её память. Чуть толкнула дверь и с удивлением уставилась. Это были в самом деле её уверенные изящные жесты, это была та самая народная песенка про розовый клевер у зелёного берега, это были её натруженные руки, испачканные мукой и глазурью. Щёки Рей умылись тихими слезами, она боялась шмыгнуть носом и продолжала зачарованно смотреть на отточенные движения, которые знала почти всю жизнь. Мара зачерпнула деревянной миской муку из стоящего у стола мешка из грубо сотканной ткани, развернулась и испуганно ахнула, увидев в дверной щели лицо принцессы. Миска шлёпнулась к её ногам, обутым в мягкие кремовые туфельки. Рей вдруг стало неприятно, как только она взглянула в лицо Мары, на котором застыло несвойственное ему обычно вороватое выражение. Утёрла слёзы с нарочитым безразличием, медленно подошла и нагнулась, подняв миску, чтобы вложить её обратно в руки хозяйки. В глазах сиял мокрой искоркой вопрос, но Рей молчала, не зная, как вытолкнуть из горла хоть звук. Мара, казалось, была всё та же, но вместе с тем в ней появилось что-то хищное, соблазнительное, даже пушистая светлая копна стала намного длиннее. «Словно волосы ведьмы», — подумала Рей.