— Ученики других школ уже прибыли бы сюда, окажись у министерства больше времени, — вещал Малфой другим слизеринцам за столом. — Но так как все делалось второпях, они приедут только через три недели.
Теперь, когда о Турнире объявили вслух, ему больше не требовалось шептать. Малфой наслаждался тем, что все, даже старшекурсники, слушали его.
Гарри сидел с сердитым видом.
— Разве не окажутся они в невыгодном положении? — спросил один из слизеринцев. — У них же не будет шансов закинуть свое имя в Кубок.
— Они отдадут свои бумаги директорам, а те забросят их в Кубок одной большой пачкой, — пояснил Малфой.
Гарри оцепенел. Зачем вообще беспокоиться, проводить возрастную черту и ставить магические защиты и прочие легко преодолеваемые глупости, когда они могли поступить так же, как другие школы?
В конце концов, возрастную черту легко можно было обойти при помощи длинной палки. Чистокровным могло и не прийти в голову подобное простое маггловское решение, но магглорожденные и часть полукровок определенно додумались бы до него.
Предполагая, что ученик не смог бы просто отлевитировать свои бумаги в кубок, не послал бы совершеннолетнюю сову доставить их или не подкупил бы взрослого ученика. За первые же несколько минут Гарри придумал полдюжины способов обойти возрастную черту... если бы ему дали месяц на планирование, он точно изобрел бы еще несколько.
Все начали покидать Большой зал, возбужденно переговариваясь, а Гарри задержался, надеясь потолковать с профессорами, которые сейчас разговаривали друг с другом.
— Эм... директор, — начал Гарри.
— Да, Гарри? — откликнулся Дамблдор, отворачиваясь от нового преподавателя ЗОТИ.
Гарри стоял с хмурым видом.
— Вы же знаете, что это плохая идея, да? Они найдут способ засунуть мое имя в Кубок и вынудят рисковать своей жизнью.
— Вам еще три года до момента, когда вы начнете удовлетворять требованиям, необходимым для участия в Турнире, — отозвался Дамблдор.
— У меня есть враги среди старших слизеринцев, — сообщил Гарри, пристально глядя на директора. — Шестой и седьмой курсы, которые могут решить, что будет умно с их стороны подкинуть мое имя в Кубок в надежде, что все закончится... плохо.
Теперь его слушали и другие профессора, а также несколько задержавшихся учеников.
— Случись подобное, Кубок выберет сильнейшего кандидата, — ответил Дамблдор и посмотрел на Гарри. — Для кого-то, сражавшегося с многочисленными взрослыми волшебниками и пережившего стычку с ними, Турнир может оказаться не таким уж и трудным.
Гарри уставился на Дамблдора, обливаясь холодным потом. Что именно знал директор? Сириус и Артур Уизли были верны Дамблдору. Неужели они рассказали ему, или директор сам сложил два и два, потому что Гарри воспользовался заклинанием, обычно не применявшемся в бою, но которое сам часто пускал в ход и все об этом знали?
— Возрастную линию легко можно обойти, — продолжил Гарри. — Особенно, если ты магглорожденный.
— Любой ученик, достаточно умный, чтобы обойти защиту Кубка, может оказаться прекрасным кандидатом. Если нет, то Кубок о том узнает.
Гарри вперил взгляд в Дамблдора. Все равно, что разговаривать с камнем.
— Разве не должны все школы применять одинаковые методы для подачи кандидатов? — быстро спросил Гарри. — В других школах ученики отдают свои бумаги директорам, которые проверяют, подходят они или нет. Не следует ли нам поступить точно так же, во имя честности соревнования?
— И испортить предвкушение? — спросил Дамблдор, улыбаясь Гарри в ответ. — Министерство хочет, чтобы мы возродили Турнир во всем его великолепии! Частью возрождения являются ажиотаж и возможность для каждого принять участие.
Он имел в виду, что министерство хотело, чтобы люди сходили с ума по турниру, как до этого по профессиональному квиддичу, и надеялось этим отвлечь всех от своих текущих проблем. Министерство хотело, чтобы ученики писали родителям, и те тоже испытывали азарт, а ну как выберут именно их ребенка, хотя по факту, всех, кроме одного, ждало разочарование.
Все это немного смахивало на лотерею, только вместо приза — смерть.
— Вы не измените своего решения? — спросил Гарри.
Дамблдор потряс головой.
— Все пройдет как пройдет, до самого финала.
Гарри сделал все, что смог, дабы избежать проклятия.
Несмотря на повисшее над Гарри облачко грядущей смерти, учебный год начался нормально. Спраут заставила их выдавливать из бубонтюберов гной, являющийся великолепным средством от прыщей.
Гарри удивило, что потребовалось так мало гноя. Восемьсот подростков, жрущих так, что Дадли бы ими гордился — Гарри ожидал, что потребуются как минимум десятки галлонов каждую неделю.
Хагрид продолжал демонстрировать, что у него плохо с здравомыслием, ведь он вывел странных мутантов, жалящих омаров, которые, по мере роста, начали бы еще и стрелять огнем из задниц. Тот факт, что Хагрид создал пятьсот штук, которым, похоже, предстояло вырасти как минимум до размеров человека, предвещал Хогвартсу проблемы.
Гарри надеялся, что ему не придется раньше времени завершать эксперименты Хагрида с омарами, ведь Рубеус был так безутешен после смерти только что вылупившегося дракончика. Он опять стал бы винить себя.
Невилл взорвал котел на уроке профессора Снейпа. С тех пор, как Невиллу начали помогать Гермиона и, время от времени, сам Гарри, такое, фактически, происходило довольно редко. Но Снейп, похоже, находился в особенно плохом настроении, и это выбило Невилла из колеи.
Гарри гадал, не оказался ли Снейп расстроен тем, что донос на Люпина так и не принес ему желанную должность преподавателя ЗОТИ. Бросалось в глаза то, что Снейп ненавидел преподавать зельеварение, и в дуэлях он демонстрировал такие же навыки, как в зельях.
Возможно, из Снейпа вышел бы вполне компетентный учитель, и тот лучше обращался бы со всеми, стань он счастливее из-за отсутствия необходимости управляться с минным полем в лице сорока учеников, варящих химические смеси, способные взорваться в любую секунду.
Тем не менее, судя по выражениям лиц старших слизеринцев после урока у Грюма, у Снейпа просто не было шансов. Их впечатлил урок, и то, что они демонстрировали эмоции, несмотря на годы тренировок в обратном, впечатляло еще больше.
По мере приближения дня первого урока с Грюмом, в Гарри, помимо его воли, нарастало предвкушение. Никто из других учеников так и не рассказал ему, что же там происходило. Даже Гермиона и Невилл ничем не помогли, так как урок у них прошел незадолго до занятия самого Гарри.
Он пришел заранее, сел рядом с Малфоем и Ноттом.
Когда Грюм, ковыляя, вошел в класс, все затихли с предвкушением, которое отсутствовало на уроках других профессоров.
Грюм вошел в роль учителя и сказал:
— Отложите книги. В этом году мы будем изучать проклятия, предмет, с котором многие из вас знакомы лично, пускай и не из моих уроков.
Гарри нахмурился. Скорее всего, правда, учитывая то, что большая часть класса слизеринцев состояла из чистокровных, изучивших в своих семьях такое, чего никогда не узнать магглорожденным. Но все же слова Грюма прозвучали грубо.
— Уверен, мне не нужно рассказывать о вам, что такое Непростительные, — продолжил Грюм. — Но для безнадежных круглых невежд, поведает ли нам кто-нибудь об этих проклятиях?
— Империо, Круциатус и убивающее проклятие, — быстро сказал Малфой.
— Кто-нибудь знает, почему за них наказывают гораздо суровее, чем за другие проклятия? — спросил Грюм.
Все резко замолкли.
Грюм продемонстрировал паука.
— Империо, — произнес он.
Мгновение спустя он заставил паука танцевать. Затем паук прыгал через обруч и показывал ряд других фокусов. В классе стояла мертвая тишина.
— Ученики Гриффиндора в это время смеялись, — заявил Грюм. — Но не вы. Вы знаете, что все это означает, не так ли? Слишком много семейных историй о людях, вынужденных творить то, чего бы они никогда не сделали... или вынужденных согнуться перед вами. Этим проклятием вы могли бы заставить кого-нибудь сделать что угодно...
Грюм подался вперед.
— Или могли бы однажды проснуться и осознать, что контролировали именно вас.
Гарри содрогнулся. Жизнь его и так была трудна, даже без возможности контроля со стороны. Оказаться запертым где-то, без возможности умереть, пока убивают всех, кто ему дорог, один из величайших ночных кошмаров Гарри.
Грюм взмахнул палочкой и пробормотал:
— Энгоргио.
Паук начал вздуваться, пока не стал больше кулака Гарри.
— Круцио, — изрек Грюм.
Паук снова начал танцевать, но иначе в этот раз. В итоге он прекратил сопротивление и упал, ноги его подергивались в ужасных судорогах. Гарри не сомневался, будь у паука возможность, он кричал бы в голос.
Класс сидел тихо, созерцая бесстрастно, но Гарри подмечал неприметные знаки того, что ученики расстроились: напряжение в плечах, и кое-кто сжимал парту крепче, чем следовало.
Лица их оставались бесстрастны. Все-таки Слизерин прежде всего означал контроль.
— Безжалостны, да? — спросил Грюм. Он уменьшил паука. — Боль... но полагаю, вы также немало знаете и о следующем проклятии. Уверен, у всех у вас есть родственники, кто убивал им или оказался убитым.
Затем Грюм произнес:
— Авада Кедавра.
Вспышка зеленого света, и паук умер мгновение спустя.
Грюм оставил паука на столе, молчаливое свидетельство силы проклятия.
— Ни один щит не остановит Аваду... к ней нет контрзаклятий. Никакого помилования... только один человек выжил после Авады, и сейчас он в этом классе...
Конечно, Гарри не в первый раз видел убивающее проклятие, и даже не в первый раз ощущал на собственном опыте. Он, пожалуй, являлся единственным человеком, который знал, что испытывает убитый Авадой.
Он ощущал на себе взгляды всех остальных учеников, но проигнорировал их.
— Авада требует могущественной магии... и нужно всерьез желать смерти. Сомневаюсь, что Авады даже от целого класса гриффиндорцев смогли бы вызвать у меня кровотечение из носа. В то же время, кое-кто из вас...
Взгляд его остановился на Гарри, который замер.
Неужели и Грюм знал, что совершил Гарри?
Что бы это значило, раз Гарри не испытывал особой вины за убийства, но при этом стыдился того, что о них могли узнать другие люди? Даже по законам министерства он всего лишь защищал себя.
— Что же... я не буду учить вас этим проклятиям. Этот предмет называется Защитой не просто так. Уверен, кое-кто из вас изучит Непростительные самостоятельно, и когда это произойдет, ему придется столкнуться с последствиями.
— Почему они Непростительные? — спросил Гарри. — Почти то же самое можно сделать при помощи других заклинаний.
— Да ну? — спросил Грюм. — Растолкуешь подробнее?
— Ну, вместо применения Авады можно проклясть, чтобы человек блевал слизняками и затем проклятием закрыть ему рот, пока он не захлебнется, — ответил Гарри. — Можно превратить его в мелкое животное и скормить потом сове. Можно даже просто отрезать руку или ногу и понаблюдать, как он умрет от потери крови... и все это выглядит хуже безболезненной смерти от вспышки зеленого света.
Ученики вокруг, включая Драко, слегка позеленели.
— Можно использовать на костях проклятие, ломающее их, одну за другой... в человеческом теле более двухсот тридцати костей. Их довольно легко исцелить, так что можно ломать снова и снова.
— Немало размышляли на эту тему, да, Поттер?
Гарри пожал плечами.
— Я немного нездоров.
Одним из направлений, в котором зачастую устремлялись его мысли, являлись размышления о новых способах принудительной смерти в будущем. Не то чтобы он предвкушал такие смерти с нетерпением, как раз наоборот. Он всегда пытался придумать контрмеры к тому, что навоображал ранее.
— Даже чары щекотки можно применять для пыток, надо лишь вложить в них достаточно силы, — заявил Гарри. — Особенно, если жертва будет не в состоянии пошевелиться.
Грюм внимательно посмотрел на него с непонятным выражением лица. Другие профессора наградили бы его
взглядом... с самого первого года, каждый раз, как он говорил что-то, беспокоящее их, учителя смотрели на него этим взглядом.
— Все это верно, — отозвался Грюм. — И тем не менее, именно Непростительные обеспечат вам пожизненное заключение в Азкабане. Я хочу, чтобы к следующему уроку каждый из вас написал эссе длиной в фут на тему того, почему так.
Класс застонал, а Грюм добавил:
— Эти заклинания не прелестны... они определенно не являются славными. Но может прийти время, когда вы окажетесь не с той стороны палочки, и знание того, как защититься от них, спасет вам жизнь. Если вы хотите выжить, то вам нужна ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ.
* * *
Он проснулся, хватая ртом воздух. Что-то неправильное случилось с его зрением, оно стало искривленным и перекошенным. Не размытое, как если бы он не надел очки, нет, что-то иное.
Дыхание оказалось странно затруднено, и когда он потянулся к низкому потолку, то обнаружил, что рука его выглядит чужой и изуродованной.
— Мой верный слуга, — прошипел он. — Продвигаются ли планы?
Высокий, худой и длинноногий мужчина появился в его поле зрения.
— Продвигаются, Хозяин. Каждый знает свою часть, и все готовы служить вам.
— Так долго... тринадцать долгих лет...
— Вы восстанете во всем блеске своей прошлой славы, Хозяин, нужно только проявить терпение, — мужчина потянулся поправить что-то на шее, и рукав соскользнул вниз.
На руке его сияла темная метка, все еще немного выцветшая, но гораздо более яркая, чем раньше.
Метка восстановится полностью, когда он восстанет, знак для всех верных последователей и тех немногих заблудших, решивших, что его звезда закатилась.
— План выглядит рискованным... Что, если он не так умел, как ожидалось?
Момент нерешительности, которую он не стал бы выказывать перед лицом других последователей, но здесь, рядом с наиболее верным и умелым приспешником, он мог не сдерживаться, даже в его нынешнем состоянии.
— Первые два задания не имеют значения, — напомнил ему мужчина. — Все, что ему нужно — выжить. Успех потребуется только в третьем задании.
— Он выживет... всегда выживает...
Гарри вздрогнул и проснулся, гадая, с чего это ему вдруг приснился странный сон о Волдеморте с телом младенца и разумом взрослого.
Странный сон даже для Гарри, и шрам его болел. Он потрогал шрам рукой и скорчил гримасу.
Проявлять паранойю даже во снах — признак того, что человек стал слишком параноидален. В конце концов, раньше он никогда не проявлял никаких признаков провидца. Иногда сон — это просто сон.
И все же Гарри еще долго не мог заснуть из-за боли в шраме и непреходящих сомнений.
* * *
В течение следующих двух недель возбуждение из-за грядущего прибытия учеников других школ начало просто зашкаливать. Несмотря на пессимизм Гарри, всех остальных лихорадило от мыслей о турнире, даже тех слизеринцев, кто изначально высказывал опасения.
Ходили слухи о том, кто именно бросил свое имя в кубок. Часть слизеринцев, шестого и седьмого годов обучения, обсуждали, поможет ли позиция победителя турнира в их будущей карьере в министерстве, и стоило ли вообще рисковать.
Занятия становились все сложнее. Конечно, часть предметов Гарри изучал заранее, по большей части ЗОТИ, Чары и трансфигурацию, но сколько он ни пытался учиться с опережением, всегда что-то пропускал или упускал.
На уроках по другим предметам он оказывался таким же полным невеждой, как и остальные ученики. Особенно тяжело давалась арифмантика. Травология и астрономия проходили легко. Занятия УЗМС становились все опаснее, так как стреляющие огнем из задниц соплохвосты росли с пугающей скоростью. Когда Гарри увидел их впервые, они были размером с омаров, но сейчас не уступали средним собакам. Гарри не хотелось даже думать, до каких размеров они дорастут в конечном итоге, ему так и виделось, как соплохвосты поджигают Запретный лес целиком, такое не смогли бы проигнорировать даже магглы.
Зельеварение давалось труднее обычного, так как сам Снейп стал требовательнее, чем всегда.
Также Гарри обнаружил, что наслаждается уроками ЗОТИ. Позиция Грюма казалась ему весьма разумной, новый учитель оценивал ситуацию так, как не приходило в голову другим магам. Грюм оказался хорошим преподавателем, пускай и требовательным.
Часть его уроков оказалась тяжелее других.
— Министерство выдало нам специальное разрешение, — сообщил Грюм. — Чтобы вы научились, как сопротивляться Империо.
Гарри заметил, что остальные слизеринцы пришли в возбуждение и зашептались между собой. Мгновение спустя до него тоже дошло... и когда Гарри осознал, то разъярился, как и все остальные.
— Занятие пройдет на глазах у остальных ваших одноклассников, чтобы все видели, что я не отдавал никаких тайных команд и не приказывал ничего неподобающего.
Пускай его слова и успокоили часть учеников, но сам Гарри не слишком-то взбодрился. Пускай часть одноклассников и протянула ему втайне руку дружбы, но он не знал, на кого из них можно положиться, кто стал бы защищать его на самом деле.
Грюм вызывал к себе учеников, одного за другим, и затем просил их о самых странных вещах. Часть он заставил танцевать, другие лаяли, как собаки.
Все уходили прочь с красными лицами, пристыженные, возможно, потому, что каждый думал, что именно он окажется тем, кто сможет противостоять Империо.
Наконец, дошел черед и до Гарри.
— Империо, — произнес Грюм.
Неожиданно самочувствие Гарри резко улучшилось. Вес тревог и страхов резко испарился, оставив лишь смутное ощущение блаженства.
Почему волшебники не занимались подобным постоянно? Заимперить самого себя на хорошее самочувствие, лучше, чем когда-либо.
«На такое можно и подсесть», — подумала часть Гарри, тогда как все остальные части махнули рукой и прекратили сопротивляться.
— Отдай мне свою палочку, — приказал Грюм.
Блаженство немедленно смыло прочь. Гарри пришел в себя, и тревога, покинувшая было его на слишком короткий срок, вернулась в полную силу.
— Отдай мне свою палочку, — повторил Грюм.
Гарри бросил злой взгляд.
— Палочку вы получите, только вырвав ее из моих остывших мертвых рук.
