***
Когда я возвращаюсь к дому, начинает темнеть. Мне хочется верить, что братья уже вернулись и ждут меня там, но в пристройке пусто, и мне не остается ничего другого, как просто ждать. Вначале я пытаюсь сделать запись в дневнике, но эта попытка ничем не заканчивается, я тупо пялюсь на пустую страницу, собираясь с мыслями, а потом сдаюсь, откладываю блокнот и залезаю с ногами на широкий подоконник. Оттуда виден лес, куда ушли Дин с Сэмом. Первый странный хлопок я слышу примерно час спустя. Он повторяется снова, затем еще, и только тогда я понимаю, что это выстрелы. Звуки приближаются к нам, они все ближе. Я плохо оцениваю расстояние на слух, но почти уверен, что здесь речь идет всего о какой-то паре миль. Спрыгиваю с подоконника и до рези в глазах высматриваю хоть что-нибудь на границе леса. Это сложно: солнце давно село, и на деревню опустились темно-серые сумерки. Выстрелы стихают, последний раздается совсем близко от дома. Я распахиваю настежь окно и уговариваю все свои органы чувств работать на максимуме. Чертовы Винчестеры, да вернитесь вы уже! Хруст сухих веток и неровный звук шагов я слышу почти одновременно с тем, как на фоне леса возникают две фигуры. Я уже не могу разобрать лиц, но уверен на все сто, что это братья. Вот только идут они как-то странно. Тот, что выше, Сэм, тащит на одном плече большую сумку, а на другом у него висит едва волочащий ноги Дин. – Помоги! – кричит Сэм, разглядев меня в освещенном окне. Я тут же срываюсь с места, перемахиваю через подоконник, больно приземляясь на оказавшуюся под ним свалку сырых дров, и мчусь вперед, к лесу, туда, где Сэм опускает брата на землю и вскидывает ружье. Я подлетаю к нему, но он делает мне знак рукой отойти и смотрит куда-то между деревьев. Крадущиеся шаги, которые я слышу секунду спустя, заставляют кровь в моих жилах пойти вспять. На нас кто-то охотится. Я отхожу в сторону и опускаюсь на колени рядом с Дином. Он лежит на боку в неуклюжей позе, как мешок старого тряпья, и тяжело дышит. Его глаза закрыты, а все лицо перемазано чем-то темным. Я уже не могу разобрать цвет, здесь слишком мало света, но у меня почему-то не возникает сомнений, что там может быть. Мне знаком этот тревожный металлический запах. Вся куртка Дина мокрая и липкая, я не могу разобрать, откуда у него идет кровь, остается только ждать, пока Сэм поможет мне оттащить его домой. Сам я с этим не справлюсь. Я поворачиваюсь к младшему Винчестеру, чтобы попросить его поторопиться, но мой взгляд упирается в… нечто. Существо на четырех лапах выходит из леса и смотрит на нас огромными желтыми глазами. Оно ростом с взрослого оленя, длинная скатанная шерсть свисает с боков, а в жутком оскале пасти видны клыки длиной в ладонь. Тварь задирает вверх огромную голову и издает пронзительный вой, а затем начинает рывками двигаться к нам, набирая скорость с каждым прыжком могучих лап. Выстрел Сэма попадает существу прямо в грудь буквально в нескольких футах от нас, к тому времени я уже успеваю проститься с жизнью и инстинктивно закрыть лежащего на земле Дина своим телом. – А вот и вожак, – спокойно говорит Сэм, когда отлетевшая в сторону тварь перестает дергаться в предсмертных конвульсиях и замирает. – Все в порядке, Дин. Теперь все в порядке, – произносит он, разряжая ружье. – Дин? – оборачивается Сэм, не дождавшись ответа. – Вот черт, – ругается он, подбегая ближе. – Давай, помоги мне, нужно отнести его в дом. Сэм бросает сумку и кладет на землю ружье, вдвоем мы подхватываем Дина под руки и тащим к пристройке. Его голова безвольно болтается из стороны в сторону, ноги он уже даже машинально не переставляет. Взбудораженные странными звуками, обитатели дома встречают нас на пороге. Мэри, увидев Дина, едва не лишается чувств, а Джозеф тут же куда-то уходит. Мы дотаскиваем старшего Винчестера до кровати, и только тогда у меня появляется возможность впервые его рассмотреть. Первая мысль, которая приходит мне в голову, заключается в том, что если я не хочу грохнуться в обморок прямо сейчас, мне стоит немедленно отвернуться. Я так и делаю: отхожу к умывальнику и смачиваю полотенце водой в три раза дольше, чем следовало бы, пока обморочный туман в моей голове не рассеивается. Как же я ненавижу кровь. Когда я возвращаюсь к кровати, Сэм и Мэри уже заканчивают раздевать Дина, и нашему взору предстает глубокая рана на его правом плече. Теперь понятно, откуда столько крови. Я становлюсь коленями на матрас, подползаю ближе и начинаю вытирать его мокрым полотенцем. Сначала лицо, чтобы убедиться, что оно в порядке, затем грудь. Джозеф стучит тростью позади меня, а потом ставит на большую тумбу у постели корзину с белыми тряпками и десятком склянок. – Я врач, – говорит он Сэму. – Отойди, я помогу. Сэм нехотя подчиняется, но все равно не сводит взгляда со старика, который внимательно исследует рану, а затем начинает втирать в нее резко пахнущие мази. К моему удивлению, кровотечение почти сразу прекращается, но глубокий неровный порез все равно выглядит ужасно. А еще, Дин никак не реагирует на манипуляции, даже когда Джозеф начинает плотно бинтовать ему плечо, что наверняка причиняет боль. И это пугает больше всего. Когда Дин отмыт и тщательно перебинтован, Мэри и Джозеф уходят. Я иду за ними следом, просто чтобы вдохнуть свежего воздуха, не пропитанного запахом крови. – Он выживет? – тихо спрашивает девушка, когда они бредут по дороге к дому, она поддерживает старика под локоть. – Если переживет ночь и следующий день, можно будет о чем-то говорить, – отвечает Джозеф. Мэри произносит что-то еще, но они уже далеко отошли, и мне не слышно. Я возвращаюсь назад.***
Когда темнота за окном становится непроглядной, как бывает только перед рассветом, у Дина начинается горячка. Его жалобный стон будит меня, задремавшего сидя на диване. Я поднимаю глаза и вижу, как Сэм, лежа рядом с ним на кровати, бережно обнимает его одной рукой, а второй протирает покрытый испариной лоб тряпкой, которую смачивает в стоящей под боком крынке с водой. – Сэмми, – стонет Дин, открывая глаза. – Ч-ш-ш, я здесь, все хорошо, с тобой все будет хорошо, – откликается Сэм, откладывает в сторону полотенце и гладит брата по влажным от пота волосам. – Ты здесь, – выдыхает Дин, тут же успокаиваясь. – Ты со мной… Он поворачивается на бок, по всей видимости, так до сих пор и не чувствуя боли, и утыкается носом Сэму в ключицу, втягивает его запах, а потом будто сходит с ума. Дин тесно прижимается к брату своим пылающим в горячке телом и начинает жадно целовать его шею, подбородок и грудь – все, до чего может достать. – Я так испугался за тебя, – шепчет он в перерывах, не отрывая губ от кожи Сэма. – Когда вожак нашел нас в логове и погнался за тобой, я просто не знал, что делать. У меня кончились патроны. Я боялся, что не успею его отвлечь. – Дин обнимает брата изо всех сил и принимается шарить ладонями по его телу, словно не верит, что это все-таки он. Сэм осторожно высвобождает руку, заново мочит полотенце и бережно протирает ему спину, по которой струйкой стекает пот: – Ты спас мне жизнь, Дин, – говорит он. – Останешься со мной? – старший водит носом по чувствительной коже за ухом, а потом прикусывает ее. – Останься, не уходи. Пожалуйста, Сэмми, я не могу больше, я больше не могу. Ну пожалуйста… – его шепот и полный мольбы взгляд, обращенный на Сэма, заставляет меня вскочить и пулей вылететь из комнаты в коридор. Я плотно захлопываю за собой дверь и понимаю, что у меня горят щеки. Такое ощущение, что я случайно увидел нечто настолько интимное, что теперь не смогу смотреть ни одному из Винчестеров в глаза. Какое-то время я стою в полутьме коридора и прислушиваюсь, сгораю от стыда за это, но ничего не могу с собой сделать. Они продолжают говорить, голос Сэма спокоен, а Дин мечется в бреду горячки, его интонации пугают меня, я никогда еще не видел его таким. Я сползаю по бревенчатой стене на пол и стараюсь умоститься там хоть с минимальным комфортом. Разговор постепенно стихает, в компанию к пробивающемуся из-под двери в комнату свету лампы в щелях между бревнами у входа начинают светлеть полосы приближающегося рассвета. Оттуда сквозит, но мне как-то плевать. В комнату я все равно не вернусь. Пусть я все еще могу слышать большую часть того, о чем они говорят, видеть их такими я не имею права. Почему – я не могу объяснить даже себе. Засыпая, я в очередной раз слышу, как Дин просит Сэма не уходить, побыть с ним. Сэм снова это ему обещает. Странно, разве может Дин подумать, что брат бросит его в такую минуту? Или он просит о чем-то другом? Не понимаю…***
Следующие сутки мы проводим в ожидании и постоянном страхе. Дин то снова начинает бредить, то затихает настолько, что его дыхание становится совсем поверхностным. Сэм с надеждой смотрит на Джозефа каждый раз, когда тот подходит к старшему Винчестеру пощупать пульс, но старик не спешит радовать нас хорошими прогнозами, он только таскает все новые и новые мази и настойки и тяжело вздыхает, как будто чувствует себя виноватым. Но еще одну ночь спустя температура Дина немного падает, и он впервые действительно засыпает, а не просто лежит в обморочном бреду, и тогда Джозеф говорит нам, что все будет хорошо. Сэм не отходит от Дина ни на шаг, он или лежит, приобняв брата, на кровати, что-то рассказывая тихим-тихим шепотом, или сидит рядом с ним на стуле. Я бы непременно предложил Сэму дежурить посменно, чтобы он мог хоть немного поспать, если бы не знал наверняка, что буду послан далеко и надолго. Сэм меня к брату не подпустит. Он сейчас сам похож на волка, охраняющего раненного члена своей стаи, и даже к лекарствам Джозефа относится настороженно. Иногда мне кажется, что если бы не мое присутствие, Сэм бы сорвал повязку с плеча Дина зубами и принялся зализывать его рану языком. К моему глубокому удивлению, выходя вечером из пристройки, Джозеф говорит мне, что сейчас братьев лучше не трогать, тогда Дин быстрее восстановится. Вряд ли он догадывается, что я пришел к такому же выводу и сам. Следующие дни я коротаю на свежем воздухе, появляясь в комнате только ближе к ночи. Дин идет на поправку, и моя помощь больше не требуется, поэтому я позволяю себе немного расслабиться. Труп чудовища таинственным образом исчезает, но мне и в голову не приходит спросить, куда и с чьей помощью он делся. Я провожу много времени с Мэри, помогаю ей по хозяйству и даже пару раз хожу с ней в лес за грибами, преодолев страх. Забывшись, я иногда называю ее Матильдой. Она замечает это, смущается, но не поправляет меня. Забавно.***
Горячка спадает на пятый день. Еще сутки Дин слишком слаб, чтобы мы могли задумываться о дороге, но ровно через неделю после нападения того существа, которого я все-таки предпочитаю именовать волком, чтобы не травмировать собственную психику, он уже восстанавливается достаточно и даже идет с нами утром вглубь деревни – туда, где лес редеет, и начинается старый луг. Он морщится при каждом резком движении, а Сэм не отходит от него ни на шаг, все время страхуя. Не думаю, что в этом есть необходимость, Дин уже не похож на человека, который вот-вот свалится от потери сил. Но у Сэма страх за него, похоже, так и не прошел, а брата, что меня особенно удивляет, его забота совершенно не тяготит. Даже этим утром, когда Дин выглядел бодрячком, Сэм лично смазывал края его раны травяной мазью и дул на нее, как малышу на содранную коленку, хотя Дин левой рукой прекрасно доставал до нее сам. Мне все еще кажется, я упускаю что-то, но их забота друг о друге заставляет меня чувствовать грусть посильнее, чем от мысли, что я могу никогда не увидеть маму. Хочу, чтобы кто-то заботился так обо мне. Неужели я не заслуживаю? После обеда мы начинаем собираться. Мэри ходит с красными глазами и старается запихать нам в машину припасов на месяц вперед. Сэм тихо ругается, когда оказывается, что на заднем сидении он теперь может поместиться, только сидя задницей на банке варенья, и начинает потихоньку, пока она не видит, вытаскивать часть еды обратно. Он сгружает ее у задней двери в дом и говорит об этом Джозефу. Тот утробно булькает добродушным смехом и кивает. Все-таки я был прав насчет хоббита. Его халату, трубке и хитрому прищуру недостает только мохнатых ног для полного сходства. Дин раскладывает на капоте машины карту и что-то долго рассматривает: водит по ней пальцем с коротко обстриженным ногтем и машинально закусывает нижнюю губу. Не могу заставить себя перестать на него пялиться. Он похудел за дни горячки, джинсы висят, но даже это не меняет того факта, что, когда он склоняется над картой сильнее, я словно завороженный смотрю на его задницу. Все-таки в отсутствии постоянных клиентов есть свои минусы – убитое рутинной работой либидо начинает просыпаться и завладевать моим разумом. Не к добру это все. Волевым решением я заставляю себя развернуться и пойти на задний двор, чтобы попрощаться со своими демонами. Болото встречает меня тишиной и запахом гниющей тины. Ощущение, что кто-то смотрит на меня со дна сквозь слои тягучей грязи, так испугавшее меня однажды, больше не появлялось, и я рад, что те мои видения так легко списать на симптомы болезни. Монстр с лицом Скотта, тянущий ко мне руку, все еще стоит у меня перед глазами. Пусть бы эта картинка так и осталась здесь, где появилась… Нам пора ехать. Дин долго прощается с Мэри, держит ее за руку и что-то тихо говорит на ухо. Сэм как-то устало или по инерции вздыхает и отворачивается. Джозеф ковыляет за нами до самой машины, пыхтя трубкой по дороге. Он трясет ладонь Сэма, потом мою, а затем подходит к Дину, но тот, вместо того, чтобы протянуть руку на прощание, дает старику сложенный вчетверо листок. – Если мы понадобимся еще, – многозначительно говорит он и улыбается. Джозеф щурит один глаз и смотрит на него с большим интересом. – Как догадался? – спрашивает он. Дин пожимает плечами и не может скрыть самодовольства. – Эти существа не душат кур просто так, ради забавы. А багажник машины не открывается сам по себе. Старик жует губы и отводит взгляд. – У меня не было выбора, – говорит он. – Я уже слишком стар для охоты, а в деревне никто больше не верит в детские сказки. Я должен был защитить свою дочь. Дин понимающе кивает. – Это так заметно? – внезапно спрашивает он. – Что мы… ну… – старший Винчестер с сомнением смотрит на меня. – Что мы можем помочь? – заканчивает он вопрос. Джозеф хмыкает в ответ. – Я вижу своих за милю. Простите за багажник, я должен был убедиться. У меня были сомнения. Этот, – он тычет в меня пальцем, – не один из вас. Я хмурюсь. Да о чем это они? А потом смотрю на Сэма, впервые с начала этого странного разговора. Я надеюсь увидеть у него на лице изумление, непонимание, но он только успокаивающе кивает в ответ на мой взгляд. Он в курсе. – Так и есть, – Дин разводит руками. – Что ж, нам стоит поторопиться, если мы не хотим и эту ночь встретить в лесу. Не забывайте, – кивает он на записку в руках Джозефа, и тот послушно сует ее в карман. Мы молча загружаемся в машину и тут же трогаемся. Я смотрю в зеркало заднего вида на седого старика, который машет нам вслед, и пышногрудую Мэри-Матильду, стирающую бегущие по щекам слезы. На панели лежит мой блокнот. Открытый. Это из него Дин вырвал лист, чтобы записать номер? Засранец. Я беру блокнот и негодующе соплю, косясь на него. Он делает вид, что ничего не замечает. Ну и ладно. Я беру ручку и заношу ее над потертым в углах листом. С чего мне начать свой рассказ, ведь я не писал в дневнике целую неделю? Я мучаюсь этим вопросом не меньше часа, до тех самых пор, пока плавно редеющий лес не иссякает окончательно, мы опять выезжаем на открытую местность. Тогда я понимаю, что ничего не хочу писать. Эта неделя – как отдельная жизнь. И воспоминаниями о ней я не хочу делиться ни с кем. Даже с бумагой.