***
Братьев я нахожу быстро, с первой попытки. Они оба в баре подземного этажа гостиницы, тут гремит музыка и довольно накурено. Даже странно: после недавней встречи с парнишкой-мормоном и общей атмосферы города я ожидал увидеть что-то вроде литературного кафе, где попивают слабоалкогольные коктейли и шепотом обсуждают погоду и политику. Винчестеры делают именно то, что я и предполагал. Пьют. Дин тянет пиво из запотевшей кружки, Сэм греет в руках точно не первую порцию виски, початая бутылка стоит на столике рядом с ним. Это хороший знак, алкоголь частенько помогает решить проблемы и недомолвки, особенно между самыми близкими. Вот только одна деталь заставляет меня тяжело вздохнуть и покачать головой. Братья не просто не разговаривают друг с другом, они сидят за разными столиками четко в противоположных углах зала. И вот это уже плохо. Какое-то время я раздумываю, к кому подойти в первую очередь, но в итоге все-таки выбираю Сэма. Мне почему-то кажется, что ему сейчас хуже. Или он просто быстрее вырубится от виски, и поговорить позже у нас не получится. Насколько я знаю, Сэм вообще-то почти не пьет. – Привет, – я машу рукой, чтобы он меня заметил. Тут слишком шумно. – Можно присесть? – показываю на соседний стул. Он кивает и ловит за подол короткой юбки пробегающую мимо официантку, с хитрой улыбкой воруя у нее с подноса второй стакан. Сэм щедро плещет мне виски и салютует своей рюмкой. Мы выпиваем. Я давно не брал в рот ничего крепче пива, алкоголь раздражает отвыкшие рецепторы. Хочется чем-то закусить, но закуски у Сэма на столе нет. Он не пьет в удовольствие, он напивается. Его губы шевелятся, когда он что-то мне говорит, но из-за громкой музыки я не слышу ни слова. – Что? – кричу я. – Мне не слышно, Сэм, – показываю на уши и качаю головой. Он поджимает губы и передвигает свой стул вплотную к моему. – Я говорю, рассказывай давай, что у тебя там за девчонки в деревне. Найдется для меня какая-нибудь? Сэм уже прилично пьян. Не вусмерть, конечно, да и бутылка на столе почти целая, но язык с непривычки у него заплетается. – Не знаю, – с сожалением отвечаю я. Он смотрит на меня с удивлением, а потом, видимо, вспоминает про амнезию. – А. Извини, – Сэм пожимает плечами и снова тянется за бутылкой, подливая себе и мне. – За девчонок! – произносит младший Винчестер глубокомысленный тост и тут же залпом выпивает. Я искоса поглядываю на дальний столик, за которым сидит Дин. Может, он заметил меня, и ему как-то можно предложить присоединиться? Но Дин изучает рисунок стекающих по кружке капель конденсата и даже не смотрит в нашу сторону. – Не хочешь узнать, что сегодня за бредовый день? – неожиданно спрашивает Сэм. – Бредовый? – уточняю я. – Ну, я все ждал, что ты спросишь, уже заготовил тебе в ответ фразу про стаканы. Знаешь? Стакан или наполовину полон или наполовину пуст, – он смотрит на меня и улыбается. Губами, в его глазах совсем другие эмоции. – Так вот сегодня как со стаканами. У мамы либо день рождения, либо день смерти. Удобная штука, можно под настроение выбирать, праздновать или горевать. Я открываю рот, но слова не идут. Так вот оно что… – Ты пить вообще будешь? – Сэм толкает меня локтем в бок и доливает в мой стакан еще, хотя там и так виски на пару порций. – Давай, с тебя тост. – Слушай, ты бы так не торопился, а то еще немного, и я буду вынужден тащить тебя в номер на себе, – я стараюсь выглядеть беззаботным, но вряд ли у меня это хорошо получается. Хотя Сэм едва ли обращает внимание на мои попытки держать себя в руках. – Ага, – соглашается он. – Не исключено. – Учти, – говорю я, – если вы с Дином понапиваетесь до такого состояния, что мне придется доставлять вас в комнату на своем горбу, я свалю вас рядочком на ближайшей кровати прямо в одежде и даже кроссовки с ног не стащу. Вот так и знай! Я улыбаюсь, давая понять, что шучу. Плохо у меня нынче с чувством юмора, но сил придумывать что-то поумнее просто нет. Сэм в ответ трясет головой. – Не-е-е-ет, на одну кровать нам нельзя, – тянет он. – Во избежание рецидивов, – младший Винчестер назидательно поднимает вверх указательный палец и пьяно хихикает. – Рецидивов? – переспрашиваю я с недоумением. – Да ладно тебе, никогда не поверю, что ты до сих пор не догадался, что нас с Дином связывают далеко не братские отношения, – говорит он. – Ну, связывали раньше, сейчас уже нет, но лучше друг друга не провоцировать. Одна кровать – это уже слишком. – Сэм сгребает со стола бутылку и берет оба стакана одной рукой. – Ты прав, пошли сразу в номер, там удобнее пить и не нужно будет постоянно орать. Какое-то время я сижу на стуле и отупело смотрю, как он пробирается между столиками к выходу, баюкая бутыль виски на локте. Мысли в моей голове стекаются воедино подобно капелькам ртути, и состоящий из сотен фрагментов и намеков паззл, наконец, является передо мной цельной картиной. Я полнейший идиот.***
Пока мы бредем по лестнице в номер, Сэм напевает себе под нос простую мелодию, он оказывается не настолько пьяным, как мне думалось. А я в это время все пытаюсь осмыслить то, что он мне только что сказал. Теперь многое стало понятным, но один вопрос у меня все-таки остался. – Сэм, – зову я, когда мы входим в номер, и он включает тусклую ночную лампу между двумя большими кроватями. – А почему вы перестали… ну… – как же мне подобрать нужную формулировку? Сэм хохочет и с размаху плюхается на кровать, сминая под собой покрывало и все еще прижимая к груди бутылку. – Чувак, ты же хастлер. Неужели так сложно вслух сказать слово «трахаться»? – он вытирает рукой подступившие слезы, ставит на прикроватный столик стаканы и наливает нам обоим по приличной порции. – Нас отец застукал, – говорит Сэм. – И? Я подхожу ближе и сажусь на соседнюю кровать напротив него. – И – сказал, что у него больше нет сыновей, бла-бла-бла… Прямо в самый лучший момент застукал, прикинь? – Сэм горько улыбается и протягивает мне стакан. – Пятью минутами раньше хоть можно было придумать, что Дина укусила змея, и я высасываю яд. Это не все. Он чего-то не договаривает, я же чувствую. – Сэм… – шепчу я. – Скажи мне. Он опускает протянутую руку, почти роняет ее на колено, и виски переливается ему на джинсы. – Отец сказал, если бы мама об этом узнала, она предпочла бы умереть во второй раз, – произносит Сэм, глядя в никуда. – Дин считает, это полная чушь. Мы сто раз об этом потом говорили. Но я просто… Я не могу, Майкл, понимаешь? Вдруг это правда, ведь она носила нас обоих в своем животе и хотела, чтобы мы были нормальными братьями, с драками в детстве и разговорами про девчонок в подростковом возрасте, и мы предали ее любовь к нам, когда перешли эту черту. Может, Дин прав, и нам действительно пора разойтись по разным дорогам? Он заглядывает в мои глаза, словно мне известны все ответы. Как будто ждет, что я могу решить его сомнения и помочь сделать выбор. У меня нет для него слов. Но я знаю, что должен сделать. Понятия не имею, откуда во мне эта решимость сейчас, но она движет мною и заставляет подняться и дернуть плечами, будто расправляя невидимые крылья. – Нам нужен лед, Сэм, – говорю я. – Не люблю пить виски безо льда.***
Я выхожу из номера и иду в бар. Танцевальная музыка бьет по ушам. Какая глупость, делать ее так громко в том месте, где обычно собираются компаниями, чтобы поболтать за рюмкой чего-нибудь. Тут даже танцпола нет. – Привет, – говорю я Дину, наклоняясь к самому уху, и тут же сажусь с ним рядом, пропуская обязательную вежливость. – Угу, – кивает он. – Дин, я могу помочь. Сэм мне о вас рассказал, – выпаливаю я, сразу переходя к сути. – Ну, что у вас были отношения, – уточняю, когда он смотрит на меня с непониманием. Но от этого Дин только еще сильнее хмурится. – А ты разве не знал? Блин, я чувствую себя идиотом. Этот тоже считает, что я должен был догадаться давным-давно. – Были мысли, – уклончиво отвечаю полуправду. Ну, я ж действительно вначале что-то такое подозревал. – Но дело не в этом. Он мне сказал, почему сейчас все иначе. Дин хмыкает и вскидывает бровь. – Поведал ту эпичную историю про отца? – Да, – подтверждаю я. – И что? – спрашивает он. У Дина во взгляде читается такая усталость и безразличие, что я едва удерживаюсь, чтобы не взять его за руку. Пусть бы лучше злился. – Я могу помочь, – повторяю ту фразу, с которой начал наш разговор. – Ну, мне так кажется. – Вряд ли, – отрезает он. – Стоит хоть попробовать, – настойчиво говорю я. – Пожалуйста, Дин. Он разворачивается всем телом и раздраженно поджимает губы. – Ты правда считаешь, что я не пытался? Я поднимаю вверх раскрытые ладони, ссориться с ним в мои планы точно не входит. – Отец сыграл на его комплексах, мы можем сыграть кое на чем другом. У Дина на лице мелькает тень заинтересованности. Ну, наконец-то! – И на чем же? – Зная мою профессию, у тебя все еще есть варианты? – Я улыбаюсь ему искренне и открыто. Он кивает в знак того, что понял, а потом на время замолкает, раздумывая над моими словами. – Тебе не кажется, что может стать еще хуже? – спрашивает Дин. – Хуже, чем сейчас? Это как? – интересуюсь я. Мы оба смеемся, как старые знакомые, сидящие в баре за кружечкой пива. Это приятное ощущение, пусть в нем и очень мало правды. – И что ты собираешься делать? – он серьезнеет. Я пожимаю плечами. У меня правда нет четкого плана. – Посмотрим по ситуации. Ты просто доверься мне, ладно? Дин задумчиво отхлебывает из кружки. – Да уж, тут ты профи, даже не спорю, – он ухмыляется и тут же получает от меня толчок под ребра. – Ладно, пошли. – Дин залпом допивает остатки пива и встает. Мы выходим из бара. – Кстати, я никогда в жизни не платил за секс, вообще ни разу не имел дела с проститутками, веришь? – неожиданно говорит он, когда мы идем через просторный светлый холл к лестнице. Он издевается? – Дин, ты себя в зеркало видел? Тебе бы любая проститутка сама денег за ночь предложила. Он прыскает со смеху. – Думаешь, на меня был бы спрос? – интересуется Дин. – Я подумаю о смене профессии, а то знаешь, охотой сильно не заработаешь. Я смеюсь и показательно оцениваю его взглядом: – Меньше двух сотен за ночь не бери. Он поднимает вверх большой палец: – Супер, Майкл, не хочешь стать моим сутенером? Какой там процент отката? Пока мы доходим до номера, у меня начинает болеть живот от смеха. Я рад тому, что Дин расслабился, и у него улучшилось настроение. Значит, он верит, что у нас все получится. Мне бы его уверенность. Когда я вижу впереди нужную дверь, я чувствую, как у меня начинают дрожать руки. Только бы не натворить бед...***
Мы входим, я запираю дверь изнутри и сую ключ в карман. Так, на всякий случай. – Принес лед? Кидай, я сейчас, – кричит Сэм из ванной. Дин проходит на середину комнаты и застывает, не зная, что ему делать дальше. Он вытирает вспотевшие ладони о джинсы и пихает их в карманы, но уже через секунду высвобождает руки и начинает дергать рубашку. Господи, как же он волнуется. Мне хочется обнять его сейчас и сказать, что все будет хорошо, но подобные действия в мой план не входят, поэтому я иду в свою комнату и отыскиваю пачку спертых еще в Далласе презервативов. К моменту, когда я возвращаюсь, Сэм как раз выходит из ванной с мокрыми волосами и в забрызганной футболке. Наверняка мытье головы отрезвило его еще больше. Прекрасно. Даже детали играют мне на руку, и это придает сил. – Какого черта он тут делает? – увидев Дина, шипит Сэм, предсказуемо сердясь. Я выжидаю паузу в пару секунд и открываю рот, чтобы произнести заготовленный и продуманный ответ, но Дин меня опережает: – Живу я здесь, не поверишь, – говорит он грубо. Черт, Дин, умение вовремя промолчать в список твоих суперспособностей точно не входит. – Отлично, просто прекрасно, – сквозь зубы произносит Сэм и с размаху падает на кровать. Дин трет лоб, вспоминая, видимо, что пришел не для того, чтобы делить территорию. Вовремя, ничего не скажешь. – Может, поговорим? – тихо предлагает он. Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Нет, ребята, наговорились вы уже достаточно. Да и проблемы в отношениях нужно решать хорошим сексом, а не хорошими разговорами, так что давайте приступим. – Вообще-то у нас были другие планы, Дин, ты разве забыл? – произношу я, понизив голос на пару тонов. Я медленно подхожу к нему со спины и кладу обе руки на его плечи. Они напряжены, будто каменные, и я немного массирую их, прежде чем опуститься ниже. Дин коротко выдыхает и подбирается всем телом, но не оборачивается и не пытается меня остановить. Сэм замирает на кровати с занесенной над стаканом ладонью. Я прижимаюсь к Дину плотнее и обнимаю его, скрещивая руки чуть выше талии. «Расслабься, пожалуйста», – мысленно прошу я, наклоняя голову, трусь носом о жесткие короткие волосы у него за ухом и начинаю целовать шею. Пошло и развязно, скользя губами по резко пульсирующим венам, которые столько дней сводили меня с ума, вылизывая по контурам мышц и втягивая кожу с такими звуками, которые бывают только в дешевом порно. Он вообще дышит? Я перехватываю его руками чуть выше и начинаю массировать грудь, чтобы убедиться, что она поднимается и опускается, а потом нехотя отрываюсь от шеи и осторожно целую скулы и подбородок. Давай же, давай… Медленно, словно мы глубоко под водой, и каждое движение дается ему с трудом, Дин поворачивает голову и одновременно поднимает вверх руку, чтобы коснуться меня. Это мало похоже на ласку, скорее, он вцепляется мне в плечо, пока я тянусь к его губам. Мы целуемся. Я вкладываю все наработанные за жизнь навыки в движение языка и стараюсь не раствориться в том, что сейчас происходит. Я не должен потерять ясность рассудка, от меня слишком многое зависит. Дин закрывает глаза, и его тело в моих руках постепенно начинает расслабляться, он наконец-то разжимает плотно стиснутые до этого зубы, и наши языки сплетаются и ласкают друг друга. Я специально прерываю поцелуй несколько раз и неплотно прижимаюсь к Дину губами, чтобы Сэм видел: у нас все по-настоящему. Не просто поцелуй. Прелюдия, анонс того, что будет дальше. И он видит. Очнувшись от ступора, Сэм вскакивает с кровати, задевая прикроватный столик ногой, и мчится, врезаясь по пути во все преграды, к входной двери. Но она заперта. – Открой! – орет он. – Я не буду на это смотреть! У Сэма шок, его трясет от сотни эмоций сразу, сейчас он способен меня убить, я знаю это наверняка, но все равно отрываюсь от Дина и иду к нему. Я подхожу ближе и останавливаюсь на расстоянии вытянутой руки – так, чтобы можно было коснуться или отскочить, если он кинется меня душить. – Не хочешь к нам присоединиться, Сэм? – спрашиваю я и кладу ладонь ему на живот. – Ты хотел бы присоединиться к нам, а? Он застывает без движения, у него во взгляде читается такая паника, что я даже не могу удержаться от короткого хмыка. А потом решительно подхожу ближе, кладу руку ему на затылок, с усилием наклоняю его голову и целую Сэма так же, как только что целовал его брата. Раздвигаю губами губы и заталкиваю язык ему в рот. Он настолько шокирован всем происходящим, что даже не сопротивляется. Такой реакции я и добивался. Давай же, почувствуй, вспомни его вкус, осознай, что это именно он у меня на губах. И Сэм чувствует. Я прижимаюсь к нему всем телом и ощущаю, как он вздрагивает и начинает жадно вылизывать мой рот, собирая крупицы привкуса. Я не двигаюсь, просто позволяю ему делать то, что он хочет, позволяю инстинктам взять верх, и только завожу за спину руку, подавая знак Дину подойти ближе. Мне остается только верить, что он послушается, сделает то, что обещал, поэтому я едва заметно выдыхаю от облегчения, когда его ладонь сжимает мою. Дин здесь, он обнимает меня со спины, и я прерываю поцелуй. Сэм смотрит на меня ошалелым взглядом, а потом переводит его на брата. Я не даю ему опомниться, просто тянусь губами к Дину и наклоняю голову Сэма вниз, заставляя его припасть к моей шее. Они едва не сталкиваются лбами и все еще касаются друг друга в то время, пока я целуюсь со старшим, чтобы уже в следующую секунду передать новую порцию безумия его брату. Сэм больше не позволяет мне перехватывать инициативу, он первый движется навстречу, кусает мои губы и жадно пьет вкус Дина из моего рта. Я много чего повидал, но ни разу еще не был в такой ситуации, когда вожделение двух отчаянно жаждущих друг друга людей пронизывает меня насквозь с двух сторон. Когда я плавно выскальзываю из объятий Сэма и толкаю Дина вперед, занимая его место, Сэм уже так возбужден, что даже не сразу замечает, что произошло. Я снова кладу руки Дину на грудь, как и в самом начале, и целую его в затылок, втягивая запах сигарет и дороги. Расстегиваю его рубашку, распахиваю полы, а затем беру ладони Сэма и начинаю ласкать ими его обнаженный живот, поднимаюсь вверх, крепко удерживая сэмовы запястья, и его пальцы уже сами машинально сжимают и начинают тереть крохотные горошины сосков. Дин коротко стонет и откидывает голову мне на плечо. Я снова целую его в висок, а потом тяну Сэма за руки, заставляя его поневоле прижаться к брату еще сильнее. Ну же, Дин, не тормози. Будто услышав мой мысленный приказ, Дин вскидывает голову, стонет: «Сэм», - и опускает ладонь туда, где тот давно уже твердый и горячий. Сэм шипит от неожиданности, но его рецепторы на пределе, и соображать он больше не в состоянии. Я вижу, как он отчаянно борется с самим собой, как дрожат его губы, уже готовые произнести резкие слова отказа, но Дин вжимается в него бедрами, сопровождая это движение новым стоном. И у Сэма срывает крышу. Он резко хватает Дина за шею и с шумным выдохом сминает его губы своими. В поцелуе нет и капли нежности, только страсть, волнами льющаяся по комнате и затапливающая все до самого потолка. Я медленно пячусь назад и сажусь на подлокотник кресла, не отрывая от них взгляда, ноги меня уже не держат. Я смотрю, как их тела вспоминают друг друга, как ловко и быстро они находят удобные и знакомые прежде позы, в которых поцелуи и резкие, настойчивые ласки приносят максимальное удовольствие, как Сэм уже смело обхватывает Дина поперек спины, а тот обнимает его за плечи. Сэм отрывается от губ Дина и выцеловывает его шею, стягивая рубашку с плеч. Он сжимает ладони на его бедрах и едва заметно рычит от возбуждения. Дин поддается ему, следует за каждым его порывом и тает в знакомых руках. Сэм почти тащит его к кровати и опрокидывает на спину, тут же склоняясь над застежкой диновых джинсов, а потом резко сдергивает их и швыряет, не глядя, за спину. Он падает сверху, вдавливая Дина в матрас, и начинает тереться о его пах короткими толчками. Дин заходится стонами и из последних сил пытается стянуть с Сэма футболку. Тот помогает стащить ее через голову и в следующую же секунду сует руку Дину в трусы, обхватывает его член у основания и начинает ласкать его ладонью по всей длине. Дин задыхается, проглатывая слова, которые рвутся из его горла, и все, на что у него хватает сил, - это вцепиться Сэму в запястье, вынуждая его остановиться. – Стой, иначе я сейчас кончу, – выдыхает он сквозь плотно сжатые зубы. Дин тяжело дышит, его лоб покрывает испарина. Сэм подчиняется и влажно чмокает его в губы, сползая с кровати и стягивая с себя штаны. Когда он забирается обратно, Дин молча переворачивается на живот и слегка разводит ноги в стороны. Сэм теряется на секунду. Он подползает выше, проводит ладонью по спине Дина сверху вниз, от торчащих лопаток и до изгиба поясницы, оглаживает мягкие половинки, а затем скользит ребром ладони между ними, раздвигая их пальцами. – Может, не надо так? Давай просто, а? – шепчет он. – У нас даже смазки нет, Дин. – Сэм целует брата в плечо, но его рука будто живет своей жизнью, и в противовес словам пальцы уже трут плотно сжатое колечко. – Плевать, – отзывается Дин, его голос срывается, а бедра ерзают на простынях, увеличивая амплитуду движений. Больше Сэм ничего не спрашивает. Он перебирается ниже, укладывается между разведенных ног Дина и тянется губами туда, где еще секунду назад орудовали его пальцы. Я вижу, как Дин вздрагивает, его тело напрягается, и он извивается на постели, пока Сэм вылизывает его вход быстрыми движениями языка, смачивает его слюной как можно глубже и дует на влажную чувствительную кожу, растягивая края отверстия кончиками пальцев. – Мать твою, да трахни ты меня уже! – не выдержав, рычит Дин, поворачивая к нему голову. Сэм коротко смеется и осторожно проталкивает в узкую дырочку покрытый слюной палец. Он входит с трудом, и Сэм долго не решается добавить второй. Кажется, им он заполняет Дина до предела, и растянуть его больше просто не получится. Дин дышит ртом и прижимает к себе подушку обеими руками, он поднимается на четвереньки, оттопыривая задницу, и повторяет: – Давай, я готов, просто сделай это, Сэм. Я спохватываюсь и достаю из кармана презерватив. На нем есть хоть какая-то смазка. Не супер, но все-таки лучше, чем слюна, которую Сэм пытается сейчас растереть по своему немаленькому члену. – Сэм, – тихо зову я, подходя ближе. Трогать его я не решаюсь, но даже на оклик он реагирует слишком бурно. Резко разворачивается и смотрит на меня диким взглядом, как волк, готовый разорвать того, кто посмел приблизиться к его логову. Он хоть узнает меня сейчас? – Возьми, – говорю я и протягиваю пухлый темно-синий квадратик. Он медлит, с огромным трудом осмысливая мои слова, но потом все-таки выхватывает презерватив у меня из рук и тут же разрывает упаковку зубами. Я бесшумно удаляюсь назад на свой наблюдательный пост. Мысль о том, чтобы уйти в свою комнату, оставив братьев наедине, посещает меня разве что мельком и тут же исчезает где-то в закоулках моей головы. Я не могу заставить себя перестать ими любоваться. Да и они сейчас не в состоянии заметить моего присутствия. Будь мы хоть посреди центральной площади большого города в субботний полдень, я уверен, братья бы все равно вели себя так, будто в целом мире никого, кроме них, больше нет. Сэм натягивает презерватив и пристраивается к Дину, я вижу, как старший закусывает угол подушки и задерживает дыхание, готовясь к проникновению. Первый толчок причиняет ему боль. Дин вскрикивает, его дыхание становится поверхностным, а пальцы судорожно комкают простыню. Сэм ждет, давая ему возможность привыкнуть, но искушение начать двигаться как можно быстрее столь велико, что он склоняется над братом, целует его в загривок и толкается снова. Потом еще. И еще. Стоны Дина, сперва жалобные и похожие на вскрики, постепенно меняются, становятся глубже и протяжнее, а его упавший было член снова наливается и начинает истекать смазкой. Сэм выходит из него и толкает Дина на спину. Тот переворачивается и прижимает согнутые в коленях ноги к груди. Я вижу, что он уже полностью раскрыт, стенки его отверстия пульсируют, его края сжимаются, когда он вздрагивает от нетерпения и закусывает губу, стоном прося Сэма поторопиться. Сэм резким движением сдергивает с себя презерватив, словно даже эта незначительная преграда кажется ему сейчас лишней, и снова входит в Дина, который теперь уже принимает его без каких-либо усилий. Он придерживает брата за бедра и наращивает амплитуду, вколачиваясь в него все сильнее с каждой секундой, а потом сжимает руку на его члене, и Дину хватает всего пары движений знакомой ладони, чтобы копившееся по крупицам удовольствие, наконец, хлынуло через край. Увидев, как сперма Дина льется ему на живот, Сэм отпускает себя, перестав сдерживаться, и спустя десяток мощных резких толчков он сам выплескивает семя прямо в его жаркое нутро. Я вижу, как они отходят от оргазма, как начинают лениво целоваться и ласкать друг друга, и как эти ласки медленно и верно ведут их на второй круг, и все начинается заново. Завидую ли я им в тот момент? Да, возможно. Хочу ли оказаться третьим в их постели? Нет, ни за что. Я счастлив, что мне удалось так быстро самоустраниться. И хотя мой собственный член едва не рвет джинсы, я чувствую какое-то странное удовлетворение от того, что могу сидеть, никем не замеченный, в своем кресле и смотреть, как дарят друг другу удовольствие люди, созданные Богом для того, чтобы быть вместе.***
Наутро я просыпаюсь в своей кровати, но не могу вспомнить, как и когда в нее забрался. Хотя я так и не лег по-человечески, просто упал, как был, в одежде, сверху на покрывало, а потом, видимо, на автомате завернулся в него, когда замерз. Жаль, что не удалось поспать со всем комфортом, на белоснежных простынях, под легким шерстяным одеялом. Вряд ли мне светит еще хоть раз побывать в таком номере в качестве гостя, а не обслуги. Я встаю и прислушиваюсь к тому, что происходит за стенкой. Вход в ванную находится именно там, но я не хочу беспокоить братьев, если они сейчас заняты друг другом. Но сколько я ни пытаюсь уловить в другой комнате звуки, которые свидетельствовали бы о том, что мне лучше не мешать ее временным хозяевам своим присутствием, все тщетно. А когда в душе начинает шуметь вода, я окончательно понимаю, что ничего необычного в обители Винчестеров не происходит. Я приглаживаю волосы, осторожно стучусь и вхожу. Дин сидит на разоренной кровати, полностью одетый. Сэм, видимо, в ванной. Старший из братьев только кивает мне в знак приветствия и тут же отворачивается. Его молчание меня настораживает, но я не решаюсь нарушить его первым. Сэм выходит из душа в джинсах и рубашке. Они целиком в мокрых пятнах: он натягивал одежду на влажное тело. Мы никуда не спешим, мы еще даже не завтракали, а номер оплачен до полудня, но он предпочел одеться в ванной, а не походить чуток в одном из дорогущих халатов, которые приготовлены специально для нас. Я очень боюсь вывода, который упрямо материализуется в моей голове. Когда Сэм проходит мимо Дина к тумбочке за расческой, тот коротко смотрит на брата и тут же опускает взгляд. Сэм идет к зеркалу, делая вид, что в комнате, кроме него, есть только мебель и фикус на подоконнике. Собственно, вопросов у меня больше нет. Идиоты. Два гребаных идиота. Я зло скриплю зубами – пусть слышат, мне плевать – и иду в душ. Кипяток обжигает мне спину, но я этого не замечаю, тру себя мочалкой что есть силы, вымещая разочарование на собственной коже. Как только желание орать на них, пока не поумнеют, стихает, я прекращаю над собой издеваться и выключаю воду. Когда я возвращаюсь в комнату, они оба уже собраны. Сидят на стульях, как школьники, и смотрят в разные стороны. Внезапно моя злоба стихает окончательно, а ее место занимает усталость. Я сделал для них все, что мог. Дальше пусть разбираются сами. В конце-то концов, у каждого свой путь, и я не вправе диктовать им маршрут только потому, что считаю их выбор верхом глупости или просто большой ошибкой. – Нам пора, – говорю я. – Жду вас возле машины. Это звучит грубо, звучит как приказ, на который у меня вряд ли есть право, если учесть, что это они на халяву катают меня по стране. Но ни один из Винчестеров не осмеливается одернуть меня и указать на мое место. Когда я разворачиваюсь и ухожу, братья молча поднимаются и покидают номер за мной следом.***
~~~ Город залит солнечным светом, его слишком много. Мы проезжаем площади и скверы, в которых то тут, то там собираются группки молодых парней, как две капли похожих на того, с которым у меня состоялся не слишком приятный для нас обоих разговор накануне. Не то чтобы я был ярым противником религии, скорее, терпеть не могу фанатиков. Клара, проститутка из Портленда, отбила во мне любое желание слушать тех, кто говорит о Боге. Она залетела от одного из клиентов, а пасущиеся вокруг клиники для бездомных сектанты, несущие радость всем-всем-всем, затянули ее в свои сети и внушили, что она должна покаяться и заслужить божию благодать, совершив паломничество. По их словам, ей следовало пройти босиком триста миль до городка, в котором была их община, и все грехи ее блудной жизни будут прощены. Это было в конце ноября. Я спросил у Клары, не боится ли она, что ее ребенок умрет в утробе от переохлаждения. Она улыбнулась и посмотрела на меня полными безумия глазами: «Если мой ребенок умрет, значит, Бог хотел его убить. Значит, это та цена, которую я должна заплатить за свои ошибки», – ответила Клара. Больше я ее не видел. Дошла ли она, родила ли – я не знаю. Но когда она ушла, я сказал Скотту, что не хотел бы знать Бога, который может убить ребенка в наказание за грехи его матери, даже если она – дешевая проститутка, раздвигающая ноги за двадцатку. Я сказал, что у нас с Кларой, наверное, разный Бог. И мой никогда бы так не поступил. Скотт смеялся до колик, у него даже выступили слезы. Он подтрунивал надо мной потом не меньше недели: «Что говорит твой Бог, эти бобы еще можно есть?», «Твой Боженька не подскажет, кто из тех двоих даст больше за отсос?». Если бы я мог на него обижаться, я бы обиделся. Но переубедить меня Скотт так и не смог. Я хочу, чтобы мой Бог был другим. И когда я приду к нему в финале своей никчемной жизни, я хочу, чтобы он посадил меня к себе на колени, погладил по голове и сказал, что я ни в чем не виноват. Мы уезжаем из Солт-Лейк-Сити, переезжаем незримую черту города и выруливаем на трассу. Радио Дин не включает, и разговоров на отвлеченные темы мы не ведем. Я чувствую такую усталость и опустошение, каких не знал за всю свою жизнь. Пусть эта дорога уже когда-нибудь закончится. Я просто хочу домой.