Любовь вне дурдома

Содрогнувшись всем телом, Арти проснулся. На этот раз по-настоящему. В первые минуты ещё было совершенно не понятно, где юноша находится, что было до этого, ибо разум пока что не вернулся в реальность окончательно. Явственно лишь ощущалось невероятно быстрое биение сердца, которое отдавалось в ушах. Арти казалось, что он вот-вот оглохнет и сойдёт с ума. Было трудно дышать. Хотелось пить. Осознавая это, Арти понял вдруг, что сжимает в руке не бесчувственный пистолет, а чью-то чужую, тёплую и живую руку. Тогда юноша поскорее обнял эту руку сильнее. Ему было в принципе всё равно, чья это конечность. Он хотел только тепла и жизни. Хотел удостовериться, что всё уже позади. В голове ещё какое-то время крутились моменты из сна. Они водили хоровод, временами расходясь и снова собираясь. Они шумели, вспыхивали и угасали. Необъяснимая паника накатила новой волной, и Арти был готов закричать. — Арти? Арти, как ты?.. — чужой шёпот тяжёлой кувалдой ударил по ушам, из-за чего юноша дёрнулся, невольно ещё крепче зажав плоть, которая, по-видимому, и принадлежала владельцу голоса. — Воу, бро, оказывается ты ударился сильнее, чем я думал… Арти посмотрел в сторону говорящего. В полутьме комнаты было трудно что-то увидеть. Однако чётко узнавались эти таинственные зелёные глаза, прячущие в себе многое. — Свип? — к сожалению, этот вопрос так и не был произнесённым, ибо юноша обнаружил, что не может говорить, словно в действительности кричал всё это время. Во рту было сухо, а горло жгло. Послышался тихий щелчок — и вот на стене зажглась маленькая лампа. На Свипа упал чуть тусклый и блёклый луч жёлтого света. Арти заметил беспокойство и задумчивость на чужом лице. — Эй? Арти? Слышишь меня? — всё так же шёпотом говорил уборщик, пытаясь заглянуть в тревожно прыгающие глаза друга. Юноша еле заметно, прикладывая много усилий, кивнул. Тело практически не слушалось, однако разум уже очнулся и воспринимал происходящее. Арти, как он понял, был в личной комнате Свипа. Хотя комнатой это помещение назвать сложно. Скорее комнатка или даже каморка. Единственное, что здесь помещалось — матрац, который обычно кладут на односпальную кровать. Матрац укрыт обыкновенной, ничем не примечательной простынёй. Подушка под головой не самая мягкая. Зато одеяло лёгкое и как будто воздушное. Оно приятно шуршало при любом движении рукой или ногой. Горло вдруг как будто чем-то резануло, и юноша закашлялся, согнувшись. — Чёрт, вода закончилась… — пробурчал уборщик, осмотрев пустую двухлитровую бутылку, которая обычно стоит в щели, образованной стеной и матрацем. Сквозь позывы Арти почувствовал, как рука друга освобождается от его ослабевшей хватки. Поэтому Арти со всей возможной силой вцепился в Свипа. — Бро, я лишь воды принести. Пожалуйста, отпусти меня. Юноша слёзно взглянул на друга. Совершенно не хотелось его отпускать. Казалось, будто он уйдёт и больше никогда не появится вновь. Исчезнет и забудется. Пока Арти думал, Свип осторожно и мягко отцепил его от себя и вышел из каморки. Когда-то позабытое, давно спрятанное глубоко в сердце чувство одиночества вдруг проклюнулось вновь. Юноша все свои годы игнорировал, не воспринимал всерьёз это чувство и предпочитал блокировать его, «чтобы не отвлекало от более важных забот». Однако сейчас он был не в состоянии контролировать себя. И поэтому всё закопанное начало возрождаться. Вместе с одиночеством пришли и страх, и печаль. Вернулась та невыносимая боль, от которой хочется умереть. По бледной щеке прошлась горячая слеза, оставив след. За ней вторая, потом третья. Арти сел, освободив себя от шуршащего одеяла. Он, вздрогнув от холода, с удивлением обнаружил, что свитер с него сняли. Грустный свет лампы освещал руки, все исписанные шрамами. В этих шрамах память о том, что быть свободным нельзя, что иметь своё мнение нельзя и что мечтать тоже нельзя. «Правила существуют для того, чтобы их соблюдать, мальчик мой…» — сказал когда-то Директор. Арти передёрнуло. Вернулся Свип с полной бутылкой воды. Его не было минут пять, но для юноши прошла целая вечность. Он дрожащими пальцами схватил бутылку и прильнул губами к горлышку. Холодная вода потекла по горлу, возвращая Арти к жизни. С каждым глотком появлялись силы, поэтому он всё пил и пил. Пил с такой жадностью и жаждой, что вода временами перетекала на шею, а по ней на футболку. — Эй, тише, тише. Не так быстро, а то поперхнёшься, бро, — Свип аккуратно остановил друга. Арти молча поблагодарил его и теперь старался восстановить дыхание, вытирая тканью футболки горло и подбородок. В голове становилось яснее и свежее. — С-спасибо… — откашлявшись, сказал хрипло юноша, улыбнувшись. — Ты плакал, — спокойно констатировал Свип. В этих двух словах не было ни упрёка, ни агрессии, ни даже осуждения. Уборщик произнёс это с пониманием и сочувствием, что подтверждал и его добрый взгляд. Арти ощутил, как к горлу подступил ком. Глаза защипало. Он снова начал плакать. Юноша нерешительно потянулся к уборщику и скромно обнял его, не сдерживая себя. Свип положил свои тёплые и широкие ладони на содрогающуюся спину, а голову — на напряжённое маленькое плечо. Арти плакал долго. Временами он начинал выть, потом опять замолкал. Иногда он бормотал что-то совсем тихо и неразборчиво. Однако всё-таки плакал он долго. Уборщик молчал, лишь поглаживал худую спину время от времени. В какой-то момент юноша постепенно начал успокаиваться. Плечи расслабились, голова опустилась на грудь Свипа. Щёки защипало от быстро высыхающих слёз. — Арти, ты как? — Сейчас получше… Арти вдруг стало сонно. Совсем расслабившись, он прильнул всем телом к Свипу, от чего тот легко упал на матрац (с тех пор Свип думает: поддался ли он сам или же от своего глубочайшего удивления потерял на время контроль). Арти слышал, как в чужой грудной клетке размеренно стучит сердце. Как воздух проходит через трахею и как Свип временами сглатывал слюну. Чувство безопасности и спокойствия грели изнутри приятным огнём.