Трефовый лейтенант

      Ветка розового куста выскользнула, и вода с листьев резким дождем окатила Стеллу. Но она не обратила на это внимания, снова вцепившись бледными пальцами в шипастую зеленую плеть. Влажные после ночной непогоды листья мочили платье и волосы дочери, отчего она все время встряхивала головой, стараясь убрать потяжелевшие пряди с лица. Вытащив из прически голубую ленту, Стелла, закусив губу, старалась перевязать сломанную ветку, которая гнулась под весом нескольких пышных белых цветов. Его сострадающее, наивное дитя.       – Стелла, она не прирастет обратно, – Роке ждал дочь, сидя на скамье. Их утренняя прогулка сильно затянулась, впрочем, оба любили гулять, а еще больше – проводить время друг с другом.       – Ты думаешь? Даже если я замотаю? – завязанный узел тут же сполз набок, и ветвь снова прогнулась, обнажая светло-зеленую ранку.       – Она перетерлась, внутри все разорвано, – заметил Роке, – лучше тебе забрать свою ленту назад.       – Жалко... – дочь на мгновение посмурнела, но уже в следующий миг принялась нетерпеливо дергать тесемку, распутывая узелок. Голубая лента полетела в сторону – Стелла даже не удосужилась убрать ее в кармашек или осторожно повесить на куст. Она снова дернула ветку, теперь уже стараясь оторвать.       – Осторожней, ты поранишься шипами, – напомнил Роке, но Стелла не обратила на предупреждение внимания.       – Если эта ветка не прирастет, то я хотя бы возьму цветок, – возразила она. Побег гнулся и мочалился, но до конца сдаваться не спешил.        Стелла всегда была упрямой – Роке давно понял это, еще тогда, когда его милое дитя узнало о существовании брака – любви и союза мужчины и женщины.       – Я буду твоей женой! – заявила она тогда. Шестилетний белокурый ангел, которая еще не знал ни о супружеском долге, ни о других обязательствах. И за двенадцать лет ничего не изменилось – Стелла все так же упорно стояла на своем – ее не смущала ни живая венчанная жена Роке, ни все его возражения.        Ветка все же поддалась, и дочь чуть не упала, потеряв равновесие. Белые мокрые лепестки градом посыпались на землю. Стелла тут же вскочила, не обращая внимания на грязные пальцы, вставила цветок в волосы и принялась кружиться, будто на балу, пачкая руками белый подол. Иногда Роке казалось, что дочери не восемнадцать, а восемь – до того она бывала непосредственна и ребячлива. Впрочем, она редко показывала эти качества на людях – разве только при самом Роке, да при миссис Блад.       – Не правда ли, я хороша? – Стелла подбежала к скамейке и склонилась перед отцом в изысканном поклоне. Ее лицо дышало прелестной свежестью и здоровым румянцем, словно сама Геба, богиня юности, спустилась с небес, чтобы отметить это милое создание.       – Красивей всех, – Роке поправил запутавшуюся в светлых волосах дочери розу.        В глубине души что-то сжалось, ожидая вспышки: «красивей твоей первой жены?», «почему я не привлекаю тебя, если я красивей всех?», но ее не последовало – Стелла была в хорошем настроении и не стала терзать цыгана каверзными вопросами.        Она засмеялась и кинулась ему в объятия, окончательно растрепав прическу и смяв плотную ткань платья. Его прелестное живое дитя – его любовь и отрада.        Когда-то у Роке был другой ребенок – смуглый и черноволосый, с огромными восточными глазами. Сам цыган тогда был молод, ему только исполнилось два десятка, а он уже держал на руках своего сына – спокойного, почти никогда не кричащего ребенка. А потом Розаулин сбежала, прихватив малыша Лино – вернулась к дону Хуану, который навсегда запер двери своего дома для Роке, и цыган вновь увидел своего сына лишь спустя четырнадцать лет.        Они встретились на празднике в особняке мистера Блада – подчиненный дельца – цыганенок Роке, и будущий зять Блада – Лино Бланко, которого некоторые шепотом называли Карателем за то, что он жестоко наказывал тех, кто осмеливался задолжать дону Хуану.       – Лино, мистер... – милая хорошенькая миссис Блад запнулась, мгновенно покраснев. Она представляла гостей друг другу, но не ожидала столь нелепой встречи сына с отцом. Роке приехал внезапно, и добрая хозяйка никак не могла успеть спрятать кого-то из них.        Лино понял, кто перед ним – понял сразу, еще до того, как мистер Блад подоспел на помощь смутившейся жене. Было ли вокруг так мало цыган, что юноша догадался? Или он мог иногда, как и сам Роке, видеть и знать то, что скрыто или еще не произошло?        Лино медленно кивнул – ни единый мускул не дрогнул на красивом смуглом лице. В темных, не то бездонных, не то словно запертых, как шкатулка, глазах не отразилось ни единой эмоции. Даже длинные черные ресницы не шелохнулись, словно юноша, одетый в дорогой строгий камзол, был куклой.       – Доброго вечера... мистер Роке.        А вот сам цыган не мог вымолвить и слова. Конечно, он знал, что сейчас крохе Лино не может быть меньше шестнадцати! Конечно, помнил все это время, что его растил дон Хуан! Но, отчего-то, если Роке думал о сыне, то представлял мальчишку, а не Карателя. И этот жуткий, разбивший иллюзорный образ контраст был столь велик, что Роке будто онемел. Испытывал ли он какую-либо отцовскую любовь, но некие теплые, болезненные чувства-воспоминания все еще тлели внутри. Воспоминания о мальчике, который давно вырос, любовь к воображаемому человеку, который оказался совсем другим.        И теперь Лино, носящий фамилию Бланко, прожигал его жутким немигающим взглядом. Вопрошая? Испепеляя? Под белым кружевным воротником юноши чернели набитые буквы, но Роке не мог разобрать всю надпись, лишь одно слово отчетливо двоилось перед глазами.        Долг.       – Доброго вечера, – ответил цыган, так же кивая.        Вопросы про Розаулин и Хуана застряли в горле, Роке замолчал, продолжая рассматривать юношу.        Это не Лино. Это просто какой-то молодой цыган. Воображаемый Лино корчился в агонии где-то на самом дне мира Роке, ломая все вокруг.       – Лино, что ты застыл? Эрми ждет тебя, чтобы потанцевать немного, – мистер Блад подошел из-за спины, гостеприимно улыбаясь – старый лис был слишком хитер и слишком умен, чтобы смутиться. Он почти оттер будущего зятя от Роке.       – Хорошо, – юноша еще раз кивнул, словно отмечая настоящего отца у себя в голове, и удалился.       – Мрачноватый парень, – улыбнулся мистер Блад, краем глаза наблюдая за уже успокоившейся женой. Он говорил ровно, будто о незнакомом Роке человеке, хотя точно знал об их связи. Рейнард Блад пережил достаточно, чтобы держать лицо в столь пустячной ситуации.        Тогда цыгану все же удалось принять то, что виденный им на празднике человек и есть его давно отнятый ребенок, хоть и какое-то гадкое чувство неправильности начинало саднить, стоило Роке подумать о Лино.        К счастью, миссис Блад затянула его в хлопоты о приданом Стеллы – не только денежном, которое она собиралась ей выделить, но и тканом, и шитом, и драгоценном. Стелла ни единого вопроса не могла решить без Роке и то радовалась новым нарядам, то сердилась на то, что, несмотря на изысканные платья, выглядит совсем девочкой. А может быть, дочь заметила, что отец стал чаще уходить в себя, и без конца дергала его, за что он был ей благодарен. Мрачный образ Лино, за которым появлялись тени его матери и Хуана, поблек в памяти, словно отступив перед ярким и болезненно-нежным образом Стеллы.        Пугало ли ее возможное замужество и расставание с отцом на более долгое, чем обычно, время, но капризы утроились, как и ее желание все время проводить с Роке.        «Ты любишь меня?», «ты будешь меня навещать, если я выйду замуж?» – эти вопросы, бесконечные объятия и поцелуи... Стелла напоминала дитя, которое готовится уехать из дома, расставшись с любящими родителями.        Она была не против замужества с Кухулином, предложенного мистером Бладом. Роке ожидал криков и возражений, требований к нему взять в ее жены, но ничего этого не последовало – Стелла лишь пожала плечами и побежала к миссис Блад примерять новые платья.        Роке предполагал, что дочь может отказаться, увидев самого Кухулина – мало ли чем мужчина ей не понравится – но к мистеру Руэри Стелла отнеслась столь равнодушно, что цыган окончательно отчаялся ее понять. Ей словно было все равно за кого выходить, если это был не Роке.        И сейчас, обнимая дочь, мужчина чувствовал, как крепко она сжимает пальцы, цепляясь за его камзол, сминая плотную бархатистую ткань. Чувствовал нежный запах распущенных золотистых волос. Солнце, сменяющее утреннее тепло дневной жарой, подсвечивало некоторые пряди, делая их слепяще-белыми.        Когда-то он и правда думал, что Стелла сумеет вытеснить из его сердца образ Розаулин, но между этими двумя женщинами не было ничего общего, кроме белокурых локонов. Не желающая делить отца ни с кем, жадная до внимания, Стелла скорей напоминала дона Хуана. Рыданиями и просьбами, бурными истериками она отвадила от Роке всех женщин, с кем он имел хоть какую-то более тесную, чем мимолетное знакомство, связь. Стелла не желала никого видеть у своего трона.        Его ревнивый ребенок, вспыльчивое дитя.       – Ты видел, как полковник Руэри делает мне комплименты? – она чуть ослабила объятия и присела рядом на скамью, заглядывая Роке в лицо. Какой реакции она ждала?       – Полковник очень любезен, хоть иногда его забота кажется выходящей за рамки приличия, – ответил цыган, приглаживая дочери растрепавшиеся волосы. Сейчас она выглядела так, словно весь день бродила в саду, цепляясь за ветки.       – Вдруг я нравлюсь ему? Вдруг он считает меня красивой... и...        Стелла не договорила, но Роке понял ее мысль.       – Вполне возможно, что он даже немного завидует своему племяннику, чьей женой ты можешь стать, и неудивительно – ты действительно очень красива.        А еще в доме гостит очень привлекательная мисс Линтон, но по какой-то причине полковник окружает заботой именно Стеллу. Будоражат ли его невинность и молодость? Или Руэри просто нравится любоваться ее нежной светлой красотой?        На лице дочери промелькнула странная эмоция – раздражение? удивление? Она закусила губу и снова прижалась к Роке, словно прячась.        Все-таки она боялась – замужества, незнакомого дома, ухаживаний полковника. Бедное, пугливое дитя!        Они оба услышали шорох шагов одновременно – Стелла резко выпрямилась, сразу же запустив руки в волосы, стараясь убрать их хоть в какое-то подобие прически, а Роке оправил ее испачканное платье, всматриваясь в поворот дорожки. Он уже знал, кто появится из-за розовых кустов, будто видел его прямо сейчас, рассматривая черный камзол, темные глаза и старинные серебряные перстни.       – Доброго утра, мисс Блад, мистер Роке, – учтиво поклонился Кухулин, обогнув розу и остановившись около скамьи.       – Доброго утра, – пробормотала Стелла, сжавшись. Наверное, огромный рост Кухулина и его мрачный вид пугали ее. А может, она опасалась неулыбчивого незнакомца.        Роке молча кивнул, не в силах оторвать взгляда от массивных украшений собеседника. Перстни сильно напоминали любимое оружие мелких уличных разбойников – четыре железных кольца, слитых в одно. Такими легко было раскрошить челюсть или сломать руку в кулачном бою. Старинные кольца Кухулина при ударе, скорей всего, тоже могли принести недюжинный вред, не говоря уж о том, что при росте мужчины его кулак и без того мог считаться грозным оружием.       – Фланн и капитан Бланко направили меня в сад, чтобы я мог вас найти, – спокойно сказал Кухулин, переводя взгляд то на Роке, то на небрежную прическу Стеллы и ее раскрасневшееся лицо, – я хотел позвать вас к завтраку.       – Благодарю вас, – ответил Роке, – пойдем, Стелла, ты наверняка проголодалась.        Дочь не ответила и не шелохнулась, даже когда цыган дотронулся до ее локтя. Она рассматривала Кухулина снизу вверх, не обращая внимания на Роке. Только поймав ответный взгляд, она покраснела и опустила голову.       – Мистер Руэри... – еле слышно пробормотала она, – ...эта отметина... – Стелла осторожно коснулась своего рта там, где губу Кухулина пересекал короткий, еле заметный шрам, – ...кто-то ранил вас?       – Нет, мисс Блад, неудачный случай на конной охоте, ветка ударила в лицо. Мне повезло, что я не лишился глаза, – ответил он, наблюдая, как еще больше смущается Стелла.       – Простите, – прошептала она, отворачиваясь и хватая Роке за руку.        Цыган чувствовал, как сжимаются на его ладони пальчики Стеллы, как болезненно впиваются ее ногти в кожу, отчего в стиснутой руке начинают чувствоваться ритмичные удары сердца. И в то же время он видел ложь Кухулина, словно вспоминая забытый сон, разглядывая видение внутренним взором сквозь изысканный черный силуэт мужчины. И как во сне многое было нелепо искажено: Роке не слышал звуков и слов, не знал ни имен, ни людей.        Это была девушка – худенькая и маленькая, затянутая в розовое платье. Множество розовых лент, вплетенных в ее русые волосы, развязались и теперь волнами ложились на плечи, запутываясь в пышных кружевах. Ее хорошенькое лицо было искажено гневом, она явно кричала, замахиваясь длинным гибким прутом на скромно одетую женщину, но отчего-то только раздавала ей пощечины свободной рукой.        Роке не мог сосредоточиться, отчего видение, как почти забытое воспоминание, так и норовило исчезнуть, только на краю сознания, в самом темном его уголке, цыган чувствовал присутствие мальчика. Он закрыл глаза.        У мальчика еще не было ни старинных перстней, ни элегантного черного камзола – лишь миндалевидные глаза и немного сглаженные, но узнаваемые черты позволили Роке понять, кто перед ним. Наверное, Кухулину тогда было не больше двенадцати, и, несмотря на высокий рост, он выглядел совсем ребенком.        Кажется, он что-то сказал, скорей всего, попытался вступиться за женщину, чем обратил на себя внимание девушки в розовом.        Полные губки исказились в нелепой гримасе, бледные щеки, лишь тронутые румянцем, покраснели еще сильнее. Да, его ранили веткой, тут Кухулин не соврал – тонкая, очищенная от листьев розга, которой рассерженная девушка попыталась располосовать мальчишке лицо.       – Идемте скорей завтракать, – Роке открыл глаза, ласково разжимая стиснутые пальцы Стеллы, и беря руку дочери в свою, – не то все остынет.        Они поднялись со скамьи и направились к дому, сопровождаемые Кухулином.        Цыган давно отчаялся отыскать пользу в том, что он может видеть скрытое. Чужие секреты, открытые перед кем-то дороги... Роке иногда даже мог предсказать болезнь или предупредить об опасности. Но что толку, если на своей тропе он не мог даже помыслить далее одного шага? Он словно был слеп и зряч одновременно, не в силах гадать не только себе, но и близким – страх возможной потери сжимал горло, путая тонкие нити судьбы и мешая Роке рассмотреть размытые лица.        Цыган давно научился не обращать внимания на видения – смаргивать их, как застывшие поутру в глазах слезы, которые смывают холодной водой или стирают ладонями. Может быть, он мог бы сосредоточиться и услышать голос девушки в розовом, почувствовать липкость и тепло крови, капающей с губ маленького Кухулина, но он не желал. Кое-что гораздо сильнее тревожило его, чем мелкие недоговорки мистера Руэри.        Перед самым уездом Роке и своей маленькой подопечной миссис Блад пригласила цыгана на чай, чтобы поговорить о Стелле.       – Тебя ведь тревожит то, что Рейнард желает выдать ее замуж? – милая добросердечная госпожа Дрэйк была преисполнена сочувствия ко всем на свете – помогала бедным сиротам, кормила с рук бездомных животных, утешала униженных и оскорбленных. Наверное, она видела смысл жизни в помощи, которой могла одарить других, и этот разительный контраст с ее мужем – решительным, хитрым и алчным человеком всегда поражал и восхищал Роке.        Он невольно любовался ее красотой – русыми, чуть вьющимися волосами, подвязанными невесомым кружевом, ярким румянцем на бледной коже, белой грудью, затянутой в дорогое, но неброское платье. Цыган любовался миссис Блад, но любовался не как женщиной, а как ангелом. Даже Стелла не находила в его восхищении ничего кощунственного, сама беспрестанно ластясь к госпоже Дрэйк и осыпая ее поцелуями.       – Стелла еще совсем дитя, – Роке опустил тихо звякнувшую чашку на блюдце, опасаясь разбить. Фарфор настолько тонкий, будто его ткали из паутины и лунного света – мистер Блад ни в чем себе не отказывал.       – Мы с Рейнардом говорили об этом, – кивнула госпожа Дрэйк, – мне кажется, ты... не совсем понимаешь ее... в чем-то она ребячлива, но в чем-то совсем взросла. Она примеряет платья, желая выглядеть, – миссис Блад слегка покраснела, – привлекательней. Она сама упоминала, что желает, чтобы ею любовались. Она выбирает глубокие вырезы и открытые плечи, прекрасно понимая, что будет выглядеть старше, как... как невеста.       – Даже маленькие девочки так делают, и Стелла не исключение... – Роке не знал, что и думать. Он никогда не понимал женщин, и еще менее понимал девушек. – В детстве она часто говорила, что уже хочет замуж...       – Я думаю, – миссис Блад сложила тонкие руки на коленях, немного смущенно комкая подол, – теперь она понимает, что это значит... понимает до конца.       – Я не знаю... – признался Роке, – Стелла часто ведет себя совсем как ребенок! Если у нее будет муж, что не поймет этого, он испугает ее, думая, что говорит со взрослой!       – Ты не думал, что она останется такой навсегда? – бархатистый голос подошедшего сзади мистера Блада заставил цыгана вздрогнуть. – Капризный ребенок и капризная женщина. Милая девочка и прелестная жена, – супруги посмотрели друг на друга, и в темных глазах Блада промелькнула искорка, отразившись теплом и смущением в зрачках его жены. Может быть, Рейнард Блад был самым несчастным и печальным из всех подопечных сирот госпожи Дрэйк? А может быть, Роке просто отчаянно завидовал их счастью? Чужая радость разрушала его так же, как ветер крошит древнюю стену, и Стелла была тем немногим, что возвращало его к жизни.       – Я не говорю, что ты должен выдать свою дочь замуж сегодня, – отодвинул стул мистер Блад, присоединяясь к чаепитию, – но вполне может быть, что ты, ожидая того, как она вырастет, обнаружишь ее в чужой кровати под каким-нибудь твоим матросом.       – Не говори так, Рейнард, – мягко возразила госпожа Дрэйк, осторожно кладя ладонь на локоть мужа, – Стелла чувствительная девушка, но она вовсе не глупа или жестока, чтобы так расстроить Роке.       – Но она упряма и порывиста, – возразил мистер Блад, отодвигая от себя блюдце с десертом, – думаю, что спокойный рассудительный человек, присматривающий за ней, только помог бы мисс Стелле жить в довольстве и покое.        Отчего-то слова Блада прозвучали упреком – «ты не спокоен и не рассудителен. Это ты избаловал ее, превратив милого ребенка в капризную, взбаламошную особу.» Роке не мог ничего возразить и только молча кивнул.       – Не тревожься так, – госпожа Дрэйк почти невесомо дотронулась до его пальцев, – вы просто едете посмотреть на возможного жениха, немного развеяться в новом для вас обществе...       – Там будет Дези, – перебил утешающую тираду жены мистер Блад, косясь на Роке и словно ожидая его возражений.       – Дези... наверное... – цыган запнулся.        «...сильно изменился» – он не смог произнести этого, догадываясь... (или зная?) что это не так. Наверное, смешливый, надменный канонир стал еще больше похож на Хуана.       – ...любопытно будет посмотреть на него, – закончил Роке.        Блады не поверили – встревоженный взгляд госпожи Дрэйк и скептически поднятые брови ее мужа выдавали их мысли, да, впрочем, супруги и не пытались их скрыть.        Наверное, лучше бы было оставить Стеллу с миссис Блад, чтобы та своим примером и своей добротой подсказала, как себя вести. Но Роке не мог расстаться с дочерью даже на несколько недель, да и сама она тут же начала бы тосковать, а потом, после встречи, изводить цыгана своими ревнивыми подозрениями.        И сейчас Стелла так сильно вцепилась в рукав Роке, что ткань почти затрещала. Тонкие пальчики сминали воздушные кружева манжет, комкая переплетения белых нитей. Дочь опустила голову, и волосы легкими волнами закрыли лицо, но Роке все же мог видеть, как она покраснела.       – Мистер Руэри! – ее голос задрожал. Она не любила общаться с незнакомцами, всегда сильно стесняясь.       – Мисс Блад? – Кухулин замедлил шаг, поворачиваясь к Стелле.       – Скажите... – алые пятна медленно вспыхивали на ее лице – сначала на щеках, потом на спинке носа и мочках ушей, – это правда, что... что мистер Ларк – ваш сын? – Стелла закусила губу, еще сильнее сжимая руку отца.       – Да, правда, – совершенно спокойно ответил Кухулин на бестактный вопрос. В этот момент он напомнил Роке колдуна из сказок – в черных одеждах, с черными волосами и темными, совершенно непроницаемыми глазами, он словно готов был превратиться в ворона или змея.        Стелла задрожала, опустив голову.       – Простите, пожалуйста...       – Ничего страшного, я не скрываю этого и не держу обид, мисс Блад, – ответил Кухулин, внимательно рассматривая ее.        Дочь молча кивнула.       – Идемте, – снова поторопил спутников Роке, желая прервать нелепый разговор, завязанный любопытством Стеллы. Цыган немного опасался того, что она спросит еще что-нибудь, но она только хваталась за него, почти отрывая манжеты. За весь оставшийся до дома путь она не произнесла ни слова.        ***        Солнце нещадно било в глаза, и Кэтрин даже пересела, спасаясь от немилосердных, слепящих лучей. Залитый светом кабинет полковника Руэри казался райским чертогом – впечатление усугубляли и обитая белым бархатом мебель, и дорогой ясеневый стол, по древесине которого шли еле видные, похожие на вены прожилки. Наверное, сам полковник тоже напоминал бы ангела, если бы был лет на сорок моложе – сейчас же, несмотря на светлые, кое-где уже слепящие сединой волосы, он, из-за темных усов и резких морщин в углах рта, все же казался совершенно прозаичным и земным. Сваленные в кучу письма, одно из которых Кэтрин рассматривала уже почти час, отвлекаясь при каждой паузе в разговоре, явно раздражали мужчину – он все время отодвигал их все дальше и дальше от локтя.        Два корабля, тоннажем...        Дом в Ньюэлле...        Жемчуг, на сумму...       Кэтрин никак не могла разглядеть остальных слов, хоть по перечисленному и догадывалась о прочем. Либо предложение что-либо купить или продать, либо приданое, и, скорей всего, приданое мисс Стеллы. Если последнее верно, то известная своим добросердечием миссис Блад и правда не поскупилась на дары своей подопечной.       – Мисс Линтон, я рад, что мы понимаем друг друга, но, в конце концов, я буду столь огорчен, если вы уедете от меня так быстро! Пока же нам представляется шанс обсудить все еще раз, – полковник в очередной раз отодвинул письма и с нежностью посмотрел на Кэтрин.        Глава семьи Руэри, видимо, просто пытался ее заговорить! Не хотел идти навстречу интересам адмирала Ларка, соглашаясь с некоторыми пунктами сделки, но наотрез отказываясь соблюдать другие. Видимо, полковник решил приправить свои возражения изысканным соусом вежливости с ноткой ухаживаний, но такая глупая тактика не подействовала бы даже на куда более неопытную, чем Кэтрин, леди.       – Простите, полковник, но я всего лишь экономка вице-адмирала Ларка, боюсь, я вовсе не могу принимать решения без его на то согласия. Он велел мне слезно умолять вас о принятии к себе Колина Крофта, юноша давно мечтал о службе под вашим началом, и адмирал Ларк решил помочь ему. Но ведь его власть не безгранична, как и любая в этом мире. Помощь – вот что необходимо любому, даже очень могущественному человеку.        Конечно, полковник не нуждался в столь длинной и не слишком оригинальной тираде, но мисс Линтон все же позволила себе маленькую месть – попытаться заговорить Руэри в ответ. К тому же, она часто изображала послушание и преданность, приличествующие как экономке, так и старой деве. Некоторые клевали на этот глупый крючок, но Кэтрин не сомневалась в разуме полковника, и он себя оправдал:       – Мисс Линтон, конечно, вы всего лишь следуете указаниям Ларка, но он ведь достаточно доверяет вам, чтобы позволять вести его дела. Я понимаю, что адмирал ждет от вас точного выполнения приказа, но я уже сказал... – полковник вздохнул, – ...я не могу принять на службу лейтенанта Крофта, хотя бы из-за слухов, которые ходят вокруг него.        «И из-за того, что вокруг и так полным-полно ларковских крыс» – конечно, этого мужчина не сказал, но Кэтрин поняла, как и то, что полковник выбрал сильную отговорку.        Вокруг Колина Крофта действительно роились слухи – о том, что он ни разу не был с женщиной, о том, что он мужеложец и о том, что он успел вкусить сладостной неги с каждой леди, встретившейся ему на пути.        Похожий на чувствительного поэта, выглядящий младше своего возраста, лейтенант Крофт действительно имел связь с множеством женщин, отчего не раз сражался с оскорбленными мужьями. Терри ехидно называл его «девственник под юбкой», но самым главным в этом противоречивом мужчине Кэтрин считала преданность. Крофт готов был умереть, выполняя приказы Линдро Ларка, но каждый раз все же оставался жить, видимо, чтобы потом приударить за очередной красавицей.        Кэтрин тяжело вздохнула.       – Что спорить, лейтенант Крофт не идеален, как и любой из нас... – мисс Линтон решила не напирать, дав полковнику время привыкнуть к мысли об очередной «Ларковской крысе», чтобы потом продолжить уговоры, – ...я не смею настаивать.       – Простите, если огорчил вас, – мужчина даже привстал, прикладывая руку к груди и кланяясь собеседнице, – думаю, с утра мы достаточно поговорили о делах, не лучше ли нам пойти завтракать?       – Весьма разумно, – мягко улыбнулась Кэтрин, – думаю, вы правы, я и правда немного проголодалась.        Полковник улыбнулся – почти так же ласково и добродушно, как и мисс Линтон. Ему удалось полностью растопить холод и настороженность во взгляде, и теперь он выглядел этаким снисходительным отцом, посматривая на Кэтрин так же мягко, как и на мисс Стеллу.       – Идемте же скорей завтракать, – предложил он, выходя из-за стола и подавая ей руку.       – Благодарю, полковник, но я пройдусь навстречу Терниону – он как раз должен уже идти с верфи, спеша насладиться вашим гостеприимством.       – Мистер... мм... Ларк с самого рассвета ушел на верфь? – удивился Руэри.       – Он не ложился спать, – уточнила Кэтрин, – сегодня утром он и его наставник должны были смотреть, как спускают на воду корабль. Они собирались работать всю ночь.       – Восхитительная преданность своему делу! – улыбнулся полковник, открывая перед Кэтрин дверь. – Мистер Ларк удивительно трудолюбив для своих лет...        «...почти как Кухулин» – Руэри не сказал этого, но Кэтрин догадалась по тому, как резко полковник замолчал и потеребил ус. Мисс Линтон достаточно знала его племянника, чтобы судить об усидчивости Кухулина, граничащей с монашеским смирением. Но трудолюбие Терри было совсем иного толка – он горел на работе, и мог так гореть сколь угодно долго – пока хватало «дров» – еды, питья и сна.       – С нетерпением жду к трапезе вас, мисс Линтон, и мистера Ларка, – на этот раз Руэри не запнулся на фамилии Терри, – наверняка он захочет перекусить после ночи на верфи.       – Благодарю, полковник, – Кэтрин присела в легком поклоне, – надеюсь, мы придем не позже мистера Роке и мисс Блад.        Оставив хозяина искать оставшихся членов семьи и раздавать указания слугам, мисс Линтон вышла из дома, медленно направившись к выходу из сада. Тяжелые капли еще падали на землю, медленно стекая с клонящихся листьев и увлажняя дерево скамей, но солнце уже брало свое, наполняя воздух духотой и зноем.        Тернион не заставил себя ждать – Кэтрин издалека услышала его быстрые шаги, но появившийся из-за поворота юноша выглядел даже хуже, чем она ожидала. Ссутуленные плечи, тени под глазами и посеревшее лицо делали Терри старше лет на десять, отчего молодой Ларк казался опустившимся на дно из-за пьянства вельможей – дорогой, но запыленный камзол лишь подчеркивал впечатление.       – Может быть, тебе все же следует пойти поспать? – вместо приветствия спросила мисс Линтон.        Терри ощерился – усталый, он гораздо хуже контролировал себя и свое поведение, даже при Кэтрин.       – Я зверски голоден, – буркнул он, беря мисс Линтон под руку и замедляя шаг.       – Как ваши работы? Корабль... – начала она.       – Корабль на воде, – пробормотал Тернион, совершенно остановившимся взглядом глядя куда-то себе под ноги, – давай присядем ненадолго, – заметил скамейку он и потащил к ней спутницу.        Терри даже не опустился – он упал, выпустив локоть мисс Линтон, и начал отчаянно тереть лицо, отчего его щеки болезненно заалели.       – Майк поранил ногу, мы работали без него. Пришлось взять на себя его обязанности, – пояснил он, встряхивая головой. Черные, блестящие, словно вымазанные смолой пряди упали на лицо, еще больше превращая Терри в потасканного жизнью изгоя.        Тернион с самого их знакомства произвел на Кэтрин странное впечатление – хорошо одетый и причесанный домашний мальчик, из глаз которого, словно из самой глубины души, глядел сирота. Что-то сиротское было в его речи – почти всегда злобной и перемежаемой ругательствами, в настороженности и недоверии к людям, в стремлении к независимости, которую нечасто встретишь у детей пяти лет. Кэтрин не стала бы ручаться, но ей показалось, что добрые супруги, которые заботились о нем, вздохнули с некоторым облегчением, отдав мальчишку Линдро Ларку.        Терри был неуправляем – но не так, как бывают неуправляемы избалованные дети. Он не боялся ни порки, ни лишения обеда, если знал или думал, что прав. За десять лет он выжил из дому около тридцати учителей, которые не могли переупрямить вздорного ребенка – и в восемнадцать Терри едва умел танцевать, писал ужасно неразборчиво и не знал с какой стороны подходят к клавикорду.        «Мне это не нужно» – заявил он Линдро еще в детстве, и прошедшие года ничуть не поколебали его уверенности.        Зато Тернион сам пожелал выучиться счету и чтению, знал названия всех снастей и всех кораблей на службе Его Величества. А еще он любил и умел что-либо делать руками – будь то вырезание из дерева диковинных птиц или полировка старинного трюмо. Мисс Линтон, любопытствуя, искала что-то в ирландских сказках и старых книгах, но, ничего не найдя, все же предпочитала думать, что второе имя Терри – Эурин – того же корня, что и римское «аурум». По крайней мере, его руки и вправду были золотыми.        Также ужасное упрямство помешало Терри принять Сьюзен Ларк, как и помешало Сьюзен Ларк принять Терри – мачеха возненавидела «склочное, громкое, буйное отродье» с самого первого дня. Может быть, отнесись женщина к мальчишке с добротой или хотя бы с равнодушием, все бы пошло иначе. Но ненавидящая детей Сьюзен восприняла появление ребенка в штыки, точно так же, как Терри воспринял ее несдержанный и вспыльчивый нрав.        Линдро убеждал. Линдро уговаривал. Но миссис Ларк все равно без конца шпыняла Терниона, а Тернион подгаживал ей в ответ. И Линдро сдался – он просто растащил их – по разным комнатам, по разным крыльям дома, по разному времени, что он мог проводить с приемным сыном и женой.       – Чертовы ублюдки, я мог многое улучшить, а они торопились спустить «Мари» на воду! – щеки Терри снова заалели – на этот раз от гнева. Худое лицо исказилось дикой злобной гримасой.       – Теперь это не стоит твоих переживаний, – Кэтрин положила руку ему на плечо, отчего Тернион тут же затих, словно затаившись.        Темные глаза настороженно сверкали из-под черных бровей.        «Я могу ударить тебя, заподозрив неладное» – опять этот дикий сиротский взгляд, как у озлобленного щенка. Кэтрин в свое время даже не заметила, как буйный мальчишка вытянулся, как сломался его визгливый голос, как из «Терри» он превратился в «мистера Ларка». Это словно было и плавно, и резко одновременно, как и движения его золотых рук, когда он заставлял появляться из дерева легкие крылья или изящные женские ножки.       – Как тебе ублюдок Кухулин, как, по-твоему, он изменился? – перевел тему он, отворачиваясь. Скрещенные на груди руки и ссутуленные плечи – ревность? недоверие? гнев?       – Не слишком сильно, впрочем, я мало знаю его теперешнего, – постаралась как можно спокойнее ответить Кэтрин.       – И не горишь узнать, надеюсь? – ревность рванулась в голосе каким-то звериным скулежом.       – Я веду дела с полковником Руэри, а не с его племянником, – мисс Линтон ласково коснулась локтя Терри, – в общем и целом, я не интересуюсь Кухулином.        Он не поверил – Кэтрин видела это по сердитому побледневшему лицу и сжатым кулакам. Странный сирота внутри Терри вообще мало кому верил, разве что Линдро Ларку.       – Идем завтракать, я голодна, и ты сам сказал, что тоже, – напомнила мисс Линтон, отчаявшись переупрямить его в надуманных глупостях.        Терри не ответил, он продолжал молча смотреть на Кэтрин, прожигая ее взглядом.        Влюбленность, мальчишеский пыл, желание вкусить удовольствий, неуверенность – все это отражалось на лице Терниона так же явно, как если бы мисс Линтон читала об этом в книге. Но он молчал. Это было совершенно не в его натуре – скорый на язык младший Ларк за словом в карман не лез, метко и злобно высмеивая тех, кто смел с ним спорить. Он всегда ясно говорил, чего хочет, и что ему для этого нужно. Единственным, о чем мог смолчать Терри, были его планы. И это сильно насторожило Кэтрин – непредсказуемый и пылкий Тернион мог выкинуть ровным счетом что угодно.       – Да, сейчас пойдем, – он наконец перестал пожирать мисс Линтон взглядом и откинулся на спинку скамейки, засунув руки в карманы и прикрыв глаза.        Длинные ресницы словно углубили тени под веками, четче обозначив усталость.        Линдро Ларк не просто так стал вице-адмиралом, и Тернион был всего лишь еще одним тому подтверждением. Как, как мог Линдро усыновить ребенка, словно зная, каким тот вырастет!? Этот мизерный шанс, мимолетная удача, но адмирал выхватил ее – если бы у Ларка был настоящий родной сын, то он ничуть не отличался бы от Терниона Эурина. Может быть, в юноше текла иная кровь, но душа точно была частью души Линдро. Может быть, именно поэтому эти двое так понимали друг друга? Понимали больше, чем понимали их Кэтрин и Сьюзен, больше, чем обычные отцы и сыновья понимают друг друга.        Мисс Линтон мягко коснулась бледной, гладко выбритой щеки Терри. Его ноздри чуть заметно двигались в такт к ровно вздымающейся груди. Кэтрин не стала тревожить этот вырванный у утомления сон, решив подождать еще немного. Сейчас усталый юноша не щерился, не сгорал в лихорадке работы и влюбленности, и этот настороженный сирота внутри него, видимо, тоже засыпал. В такие моменты Терри как никогда напоминал ребенка.