Трефовый лейтенант

      Это мучило Кухулина все сильнее – он не мог идти против себя. Серебряные перстни сжимали пальцы, строгие камзолы железными корсетами давили на грудь, а необходимость держать лицо... она терзала сильнее всего – иногда Кухулину казалось, что он вот-вот сломается. Тяготило и присутствие Кэтрин – единственная зрелая женщина в компании, не являющаяся его родственницей, будоражила воображение, несмотря на обстоятельства, при которых они расстались. В конце концов, мисс Линтон всегда была привлекательна, а мысль о том, что когда-то она могла погубить его, выворачивала Кухулина наизнанку.        Он долго бегал от себя самого, но убежать так и не смог. В тринадцать он убежал от прелестной Лотти Руэри, убедив дядю отправить его в Ирландию в колледж, но образ молодой тетушки еще долго преследовал его. Лотти ударила по больному – она невольно превратила его фантазии в реальность. Тогда Кухулин впервые понял, каковы на вкус его мечты – одновременно медовые и солено-вязкие, с ароматом розовой воды и распущенных русых волос. Тетушка долго не замечала взглядов юноши, а заметив то, что он избегает ее, списала все на обиду. Она ждала Анабеллу и не слишком следила за племянником, не спрашивала, что терзает его, не интересовалась его мечтами.        Кухулин молчал – молчал уже тридцать лет, осознавая, что ни дядя, ни кто-либо из друзей не порадуется его склонностям. Разве что азартно-безумный Фланн мог бы понять кузена, но Кухулин не желал обсуждать с ним свои слабости.        Призрак тетушки Лотти давно отступил – он научился представлять на ее месте других женщин. Диковатую Исабелиту, заманившую Кухулина в свои сети, а затем бросившую младенца Терниона на произвол судьбы. Двуличную Кэтрин, которую он когда-то считал милой, а теперь опасался ее спокойствия и актерских талантов. Множество других, с которыми он был знаком... Иногда в его фантазиях женщина не имела лица, Кухулин не мог ее рассмотреть, да и не пытался. У прекрасного плода его воображения были длинные волосы и искривленные в насмешливой улыбке губы.        Кухулин замечал, что начинает чаще дышать, мечтая об этом. Его щеки пылали, а плоть горела и ныла так сладостно, что у него не было больше сил играть против себя. Он ходил в дома разврата, ходил в самые дальние, называясь чужими именами или не называясь вовсе. Он отчаянно стыдился и одновременно желал почувствовать это снова – карамельно-соленое безумие, расползающееся от одной точки и слюной капающее с припухших от поцелуев губ. Сердце, сжимающееся от удовольствия, и судороги, бьющие как удар молнии.        Тогда Кухулин снимал массивные кольца, сбрасывал строгие плотные камзолы, срывал свою маску совершенной невозмутимости. Он был еще хуже Фланна – кузен хотя бы не скрывал страсти к игре и не отдавался ей с таким пылом. Как осторожен был лейтенант, когда Дези предложил игру в «Вильгельма Телля»! Как опрометчиво бросился в этот омут Кухулин ради того, чтобы испытать лишь мгновение липкого, медом стекающего по горлу страха.        Бежать было некуда – ни от Кэтрин, которую он давно не любил, но все же желал, ни от глупого, отвратительного себя. Лучше бы он был мужеложцем, чем предавался этой постыдной страсти.        Кухулин закрывал лицо руками, желая почувствовать хотя бы холодный металл перстней на пылающих щеках, но ощущал лишь биение сердца в болезненно восставшей плоти. Он желал. Желал так сильно, будто от этого зависела его жизнь. Закушенная губа заныла, и он облизнул ее, почувствовав короткий шрам. Тетушка Лотти многое оставила ему на память, в том числе этот след – клеймо позора и напоминание о глупости.        Он должен был держаться – взять себя в руки. Сохранить лицо. Обуздать свою сущность и это дурнотное безумие, ворочающееся внутри. Кухулин ощущал себя пьяницей, от которого отняли бутылку. Он должен был как-то отвлечься, как-то прервать порочный круг, по которому бегали его мысли.        Боль. Боль убивает размышления, сосредотачивая все ощущения в одной точке – там, где болит.        Кухулин встал с кровати и подошел к шкафу, распахнув резные дверцы и по очереди вышвыривая мешающую одежду – белоснежные рубашки, кружева манжет, чулки.        Шкатулка была задвинута вглубь полки – он давно ее не доставал. Кухулин некоторое время вовсе не надевал украшений, кроме колец, хоть в молодости и любил принарядиться.        Он откинул и серебряный браслет, и несколько золотых перстней, достав скромные медные серьги-кольца – самые простые, без камней и жемчужин. Медь всегда причиняла боль и зуд, отчего Кухулин отчаянно желал снять серьги, но вместо этого только без конца дергал за мочки ушей, притупляя ее. Это отвлекало и давало оправиться.        Кухулин погладил гладкий матовый металл и криво, вымученно улыбнулся. Ему не становилось легче, такая несущественная, лишь раздражающая боль уже не гасила порочного пламени – это просто была отсрочка, в которую он верил.       

***

       Рассвет золотил верхушки пальм, а лучи солнца, словно невесомые желтые пальцы ощупывали дом, скользя сверху вниз. Почти прохладно, почти светло.        Фланн отошел от дома как можно дальше, в самый укромный уголок сада, откуда, заглянув за каменную ограду, можно было увидеть плантации и синеющие вдали вершины холмов. Он желал развеяться и остудить голову, которая со вчерашнего вечера пылала как огненный котел. Он набрал целую корзину апельсинов – мелких, зеленых, совсем незрелых. Твердые плоды даже не начали желтеть, но уже пахли кисловато-терпко, и этот запах въедался в руки Фланна, перебивая ароматы пороха и табака.        Он хотел покурить, но вместо этого только грыз трубку, забывая затягиваться – дым дразнил ноздри, но не приносил расслабления, и Фланн пошел в сад, прихватив с собой корзину фруктов и пистолет.        Дези играл в «Вильгельма Телля» с Кухулином, а кузен нелепо и рискованно поддался на провокацию. Фланн не признавал игр, где кто-то мог покалечиться, поэтому не любил ни драк, ни дуэлей. Азарт – чувство внутри, а не способ переломать кому-то кости.        Первый апельсин, положенный на высокую ограду, разлетелся в клочья, оставив жалкие остатки кожуры, перемазанные соком, стекать с белых камней.        Фланн подкинул еще один фрукт, снова засыпал порох в пистолет и на полку[1], сдвинул курок.        Следующий выстрел громким хлопком заложил уши, гарью ударив в нос. Дым на несколько мгновений отгородил его от второго развороченного цитруса. Фланн удовлетворенно фыркнул и достал из корзинки третий.        Стрелять его научил Морриган, давным-давно, когда он только появился на его корабле. Тогда Фланн считал себя неплохим стрелком, а все осечки списывал на несовершенство оружия.       – Кто тебе так поставил руку? – немного ворчливо спросил капитан, закуривая и выпуская носом густые клочья дыма. Фланн решил пострелять и присутствию кого-то постороннего отнюдь не обрадовался – он не любил, когда за ним наблюдают.       – Я сам учился, когда отец брал меня на охоту, – фраза, что должна была прозвучать гордо, даже немного хвастливо, отчего-то вышла совсем жалкой.       – Тебе так сильнее бьет в плечо, а когда-нибудь вывернет пальцы, – Морриган затянулся и отложил трубку, – дай сюда, я тебе покажу.        Капитан бывал вспыльчив и резок, скор на расправу и иногда даже беспощаден – но никогда не отказывался что-то объяснить еще раз. В такие мгновения он даже не повышал голос. «Легче десять раз повторить человеку непонятное, чем десять лет делать за него» – говаривал он. Фланн до сих пор помнил и эту фразу, и этот день – еще тогда он пообещал себе стать таким же наставником, ежели у него будут подчиненные.       – Не прячься за пистолетом и не отшатывайся от него во время выстрела – это твое оружие, а не щит и не змея, – Морриган вложил рукоять в руку Фланна, – ты не собака, чтобы пугаться громких звуков, это всего лишь хлопок.       – Хорошо, то есть... да, капитан, – Фланн снова прицелился, метя в изрешеченную пулями доску-мишень.       – Старик Руэри заявил, что ты отирался в армии, да еще и не здесь... – Морриган снова раскурил трубку, слегка причмокивая.       – Да, – Фланн не хотел об этом говорить, но не знал, как переменить тему.       – И под чьим началом? Если ублюдка Уиллоби, то я не удивлен тем, что ты так девственно наивен, – капитан криво усмехнулся, отчего его суровое загорелое лицо стало почти жутким.       – Да, – эхом отозвался Фланн, сосредотачиваясь на выстреле, – под началом полковника Уиллоби,        «Вы знаете его?» – такой глупый и очевидный вопрос – конечно Морриган знал, вряд ли он стал бы так пренебрежительно отзываться о незнакомце.       – Ясно, – капитан прикрыл глаза, глубоко затягиваясь, – Уиллоби всегда учил методом «не утонул, значит научился плавать», слишком уж быстро он подзабыл тяготы своего собственного образования. Впрочем, у него всегда была недолгая память.        Фланн не желал показаться досужим сплетником, гораздым обсуждать людей только за их спиной, и промолчал.       – Ты лучше стреляешь, когда думаешь о другом, а не прячешься за пистолетом, – заметил Морриган, – не дергайся.        Третий апельсин с еле слышным за грохотом выстрела чвяком упал с ограды. Фланн мог бы сыграть в «Вильгельма Телля» с Дези, если бы хоть на мгновение готов был рискнуть шкурой друга. Стал бы Дези так опасаться за него или с радостью поставил фрукт ему на голову?        Он снова засыпал порох, полной грудью вдыхая терпкий, заставляющий кашлять запах гари. Четвертый выстрел прозвучал продолжением предыдущего – Фланн перестал задумываться о пулях и спусковом крючке, и руки начали действовать сами. Четвертый апельсин – совсем мелкий и незрелый – разлетелся на части, как твердое зеленое яблоко.        Фланн услышал шаги, но не обернулся. Десять выстрелов без осечки – он успел поставить себе цель. В конце концов, если у него и была какая-то сильная сторона, то этой стороной была ответственность.        «Руэри умрет, но сделает, ежели взялся» – так говорил Морриган, и ради одного только этого мнения, Фланн действительно готов был умереть, не то что уж просто завершить начатую работу.       – Фанни, – пятый выстрел заглушил голос Кухулина, а сок очередного фрукта брызнул во все стороны, и лейтенант успел порадоваться, что стоит так далеко, и едкая жидкость не попадет ему в глаза.       – Здравствуй, Кухулин, – он, не оборачиваясь, кивнул, и закинул на ограду следующий апельсин.        Кузен всегда любил рано вставать, при этом засыпая довольно поздно – Фланн всегда поражался такой трудоспособности – он сам под настроение любил понежиться в кровати.       – Ты злишься на меня или Дези? – Кухулин присел на замшелый валун, Фланн краем глаза видел его черный силуэт.       – Да, на обоих, – шестой выстрел заставил прищурить глаза от вонючего едкого дыма, – я слишком дорожу вами, чтобы спокойно смотреть на такие игры.        Фланн злился и не намеревался этого скрывать. «Не ври самому себе» – это наставление Морригана особенно любил Дези.       – Не хочу оправдываться – я и правда необдуманно сильно рисковал, но с другой стороны: разве капитан Бланко покалечил бы меня специально? – кузен задумчиво подергал мочку уха и поморщился.       – Он мог промахнуться или ранить тебя случайно, я уже говорил об этом, – седьмой апельсин, снесенный пулей, упал за ограду.       – Понимаю. Но думаю, могу если не обещать, то постараться больше не играть с капитаном... Дези в подобные игры, – потер подбородок Кухулин.        Фланн кивнул, не зная, что ответить. С одной стороны, все обошлось, да и кузен согласился с его мнением, но мысль о Дези все равно будила внутри противное колющее раздражение. Он даже не заметил, как выстрелил в восьмой апельсин – фрукт просто исчез вместе с очередной пулей.       – Ты плохо спал? У тебя неважный вид, – спросил Фланн кузена, протирая нагревшийся ствол пистолета. Кухулин и правда выглядел немного осунувшимся и усталым. Простые, даже не драгоценного металла серьги, подходящие скорей какому-нибудь озорному морячку, контрастировали со строгим камзолом и напряженно сдвинутыми бровями, делая его лицо старше.       – Да, поздно уснул вчера, – ответил Кухулин, вглядываясь в свои сцепленные в замок ладони, – а встал как обычно. Я хочу сегодня поговорить с мисс Стеллой, уведя ее от Роке, – перевел тему он, – но сам не знаю, что хочу от нее узнать. Ее происхождение? Ее мечты? Ее прошлое? Мы с ней как лошади на торгу – все присматриваются к нам, а мы друг к другу – немного нелепо, – он потеребил перстни.       – Может быть, тебе лучше выспросить Роке о его дочери? – Фланн сжал еще один апельсин, чувствуя вмятинки на кожуре подушечками пальцев. – Сама девушка может не захотеть тебе рассказывать, а цыган похож на...        «...честного человека» – он не закончил мысль, вспомнив слова Дези об украденной девочке.       – ... хотя не знаю, спроси и его, и ее, – Фланн кинул фрукт на ограду и потер ладонью лицо, вдыхая дразнящий апельсиновый запах.       – Скорее всего, так и сделаю, – отозвался кузен.        Кухулин выглядел подавленным. Он старался это скрыть, отговорившись недосыпом, но Фланн все же заметил. Тревожил ли его будущий брак с мисс Стеллой, ее сомнительное происхождение или категоричное желание отца «продать» его за дружбу с Бладами?        Фланн насыпал еще немного пороха и с глухим щелчком взвел курок – отчего-то этот простой привычный звук одновременно вносил в душу покой и будоражил кровь, подобно близости с женщиной. Вызывал удовлетворение, словно бы говоря: ты на своем месте.        Девятый апельсин разлетелся клочьями кожуры, заставив Кухулина вздрогнуть.       – Ты сейчас похож на дядю, наверное, в молодости он был именно таков, – заметил кузен, наклоняя голову вбок и снова дергая себя за мочку.       – Может быть, – Фланн двумя пальцами потрогал нагревшееся дуло пистолета, – но мне кажется, если судить по лицу, Ирвин более на него походит, да и имя то же.       – Я скорей об общем образе, – Кухулин опустил руки и начал по очереди переворачивать перстни камнями вниз.        Фланн пожал плечами.       – Все знакомые говорили, что мы больше похожи на маму, – десятый апельсин аккуратно лег в ладонь.       Он не слишком часто думал об этом, но иногда вспоминал: даже после пятых родов она сохранила чудесное нежное лицо и противоестественно тонкую талию. Вряд ли кто-то из детей полковника Руэри мог похвастаться столь приятным обликом – даже миловидные Мария и Анабелла выглядели лишь грубым подобием материнской красоты.       – Мне трудно сравнивать облик мужчины и женщины, тем более, я не очень четко помню миссис Руэри, но ты скорей походишь на отца, – Кухулин пожал плечами, – впрочем, вряд ли это важно.       – Наверное, не важно, – Фланн подбросил и снова поймал апельсин. Он медлил, чувствуя, как затапливает сердце азарт – попадет ли он в последний фрукт? Будет ли удача идти с ним до самого конца? Фланн волновался, будто от этого зависела его жизнь.       – Сюда кто-то идет, по-моему, это Дези, – Кухулин прищурился, стараясь рассмотреть капитана сквозь стволы пальм и ветви кустов.        Фланн забросил апельсин на ограду.       – Доброго и счастливого утречка вам! – звонкий голос друга заглушил щелчок курка.       – Привет, Дези, – не оборачиваясь, поздоровался Фланн. Он до сих пор не любил, когда за ним наблюдали, как за бродячим музыкантом на площади. Хоть он и знал и Кухулина, и Дези много лет, их присутствие сейчас только тяготило.       – Решил пострелять? – друг подошел со спины, прищурив правый глаз и словно оценивая, правильно ли Фланн держит пистолет.       – Отойди, пожалуйста, неприятно, когда смотрят под руку, – попросил лейтенант.       – Прости, – Дези действительно шагнул назад, но Фланн все равно чувствовал присутствие друга, для этого ему даже не нужно было оглядываться.        Дым хлопком вырвался наружу, и пуля со свистом вылетела. Он громко чихнул от едкого запаха пороха и посмотрел наверх – нетронутый зеленовато-желтый фрукт будто издевался над ним, показывая гладкий округлый бочок. От обиды защипало в носу – такая досадная осечка на последнем апельсине!       – Дай, я попробую, – Дези потянулся за пистолетом, – а ты можешь взять апельсин в руку...       – Не трогай, – раздраженно отдернул оружие Фланн, – я не закончил.        Он снова засыпал порох и зарядил пистолет. Десятый апельсин, разорванный пулей, слетел с ограды. Нечестно. Не взаправду. Он смог это сделать только со второго раза.       – Теперь можешь пострелять, тут еще половина корзинки, – Фланн сунул пистолет в руку Дези.       – А ты куда? Вообще-то я пришел предложить вам скрасить время до завтрака за игрой, – друг сунул оружие в карман дулом вверх, и теперь посеребренный конец ствола будто выглядывал наружу, угрожая им.        Фланн дернул плечом.       – Что за игра?        – Да я еще сам не знаю, но думаю мы можем что-нибудь придумать. Не правда ли, мистер Руэри? Роке сказал мне, куда вы направились – он знает то, что неведомо другим – полезная способность, верно? – Дези явно проснулся в отличном настроении и теперь являл с мрачным задумчивым Кухулином разительный контраст.       – Почему бы и не сыграть... – протянул тот, поднимаясь с валуна и оправляя камзол.        Фланн ногой перевернул корзину, вытряхивая апельсины на землю. Ему внезапно захотелось растоптать все фрукты, вместо того, чтобы состязаться с Дези, но он только молча кивнул и направился следом за другом.       – Идемте в малую гостиную, там сейчас светло и никого нет, – войдя в дом, предложил Кухулин, – может быть, выберем какую-нибудь карточную игру?       – У меня есть идеи, что поставить, а игру можете выбрать вы, – Дези толкнул дверь.       – Надеюсь, это не опасные ставки? – проворчал Фланн, падая в кресло и бросая рядом пустую корзинку. Свет лился в широкие окна, ровными полосами падая на пол и мебель, отчего неосвещенные углы комнаты казались кромешно темными. Стол для игры в шары одиноко тонул в полумраке – мужчины собрались вокруг другого – круглого, массивного, из резного дуба. Отец когда-то приобрел его, смеясь, что сей предмет мебели напоминает ему легенду о короле Артуре и его рыцарях. Конечно, сотня воинов не поместились бы за столом на восемь персон, но темные ветвящиеся прожилки на гладком дереве и вправду завораживали подобно чарам Мерлина. Фланн невольно провел по одной пальцем, скользя ногтем по запутанному узору.       – Так что за ставки, Дези? – переспросил он друга, что отвлекся, доставая из шкафа с книгами колоду.       – Я просто подумал... в детстве и отрочестве все, наверное, играли на секреты. Смешные детские секреты... целовался ли ты с девочкой? А может быть, отец или дядюшка даже водили тебя к продажным женщинам? – Дези достал колоду и с шелестом провел по ней пальцем, приподнимая уголки карт. – Но мы давно не дети, а секреты остались...       – Ты хочешь поставить это? – Фланн оторвался от задумчивого поглаживания столешницы. – Чтобы проигравший рассказывал... секрет?       – Отвечал на вопрос, – уточнил друг, бросая на стол колоду – карты волной рассыпались, слившись затейливым узором рубашек.       – Капитан Бланко играет все опасней, – заметил Кухулин, пододвигая стул, – вы помните, Дези, что, даже узнав нечто о нас, вы не можете рассказать это кому-либо, это ведь может навредить семье...       – Мистер Руэри, я все прекрасно помню, – Дези оперся на стол, – и уж, конечно, я не буду болтать, о чем бы я не услышал. Я просто любопытен, что бы ни говорили люди о том, что этим качеством обладают лишь женщины.        Они смотрели друг на друга – взгляд Кухулина – спокойный и недоверчивый одновременно словно боролся с алчущим и насмешливым взглядом Дези.        Кузен постучал пальцами по столу и повернулся к Фланну.        «Стоит ли верить капитану Бланко? Стоит ли так рисковать? Он человек чести?» – будто спрашивал Кухулин.        Дези и правда никогда не обманывал друга, всегда помогал. Фланн верил ему, как самому себе, но ведь раньше тот не пытался вызнать что-то о семье Руэри, чтобы сдать их Ларку.       – Можно попробовать, – пожал плечами Фланн, сгребая карты в стопку, – один проигрыш – один ответ. Но я хочу добавить условие: нельзя спрашивать о других, вряд ли это справедливо – разбалтывать чужие тайны. Только те вопросы, которые касаются нас самих и наших отношений с другими людьми.        «Насколько честно вы будете играть?»       – То есть спрашивать, например: «Пил ли ты ром с Джонсом?» я могу, а спрашивать «Сколько раз в неделю напивается Джонс?» уже нет, верно? – уточнил Кухулин.       – Да, все так, – кивнул Фланн, – Дези, ты за?       – Да, меня все устраивает, – друг ногой пододвинул стул и сел, подперев подбородок руками.       – Итак, во что будем играть? – Фланн постучал колодой по столу, выравнивая кромки.       – Я бы предпочел что-нибудь простое, чтобы не затягивать коны до бесконечности, – Дези фыркнул на непослушную прядь, – например простая «старшая карта» или «две карты»...        – «Две карты»? Что это за игра, никогда не слышал, – спросил Кухулин.       – Просто всем раздается пара карт, если тебе пришли две одинаковые, например, два вальта, то ты выиграл. Остальные в порядке старшинства, например, если у меня шестерка и тройка, а у тебя король и дама, то победил ты. Простая игра, почти как в кости, единственное – ты можешь «сдаться» – сбросить карты до того, как откроются другие игроки, тогда ты не считаешься проигравшим, но и ничего не выигрываешь, – пояснил Фланн, – обычно эту игру ведут на деньги.        Кухулин подергал колечко серьги.       – То есть, если я увидел, что у меня плохие карты, то могу сразу сдаться – право задать вопрос у меня пропадет, но и спросить меня не смогут?       – Да, именно так, – Дези попробовал качнуться на стуле, но массивная мебель не поддалась, и он только проскрипел резными ножками по полу, – вопрос задает тот, у кого самые лучшие карты, тому, у кого самые плохие. Сдаем по очереди. Достаточно честно, верно?        Кухулин кивнул.       – Пока все понятно и прозрачно. Кто начнет?       – Карты в руках у Фанни, пусть он и сдает, – пожал плечами Дези.        Фланн перемешал колоду – у него были вопросы и к Кухулину, и к Дези, но о чем они могли бы спросить его? У него не было особых секретов, кроме карточных долгов, оплаченных другом. Но, может быть, он просто плохо подумал?        Он тщательно перемешал карты, стараясь даже нижнюю, которую могли увидеть, повернуть к столу, и раздал – по одной, сделав два круга.       – Надеюсь, что мы не раскроем свои комбинации вот так – сразу? – потянулся к своей паре Дези. – Иначе игра станет совсем быстрой... Помнится мне, мистер Руэри возражал против игр, в которых не надо думать – эта как раз из таких.       – Я играю, чтобы убить время до завтрака, – Кухулин посмотрел в свои карты, – тем более, в этой игре есть выбор: сдаться или рискнуть – все не так уж и просто. Есть целых четыре варианта: ты выигрываешь и задаешь вопрос, ты проигрываешь, и вопрос задают тебе, ты третий – тот, кто не выиграл, но и не проиграл – просто участник, и ты сбрасываешь – и рискуешь не оказаться победителем.        – По-настоящему от тебя зависят только два варианта: ты либо сдаешься, либо полагаешься на удачу, – возразил Фланн, приподнимая карты.        Валет и тройка. Неплохо, если ни у кого нет карт старше или двух одинаковых. Игроков всего трое, но удача капризна и непостоянна. Даже пара тузов[2] запросто разобьют его расклад. И в то же время слишком хорошо, чтобы сдаться и скинуть карты – Фланн часто попадал в такие ситуации – двусмысленные, усложняющие выбор. Валет равнодушно взирал куда-то за край карты, придерживая расписанную сердцами алебарду.       – Кто-нибудь уже придумал вопрос? – улыбнулся Дези. – У меня вот уже есть парочка.       – Видимо, вас не тревожат размышления о том, сдаваться или нет. Удачный расклад? – Кухулин положил ладонь на свои карты, будто кто-то мог увидеть знаки сквозь рубашку с рисунком в арабском стиле. Вычурный серебряный перстень с черным камнем будто продолжал этот запутанный узор, поблескивая в холодном отражении других колец. Четыре драгоценных изделия по количеству пальцев, и пятое – скромный ободок на фаланге большого.       – Может быть, и удачный, – пожал плечами Дези, – по вашему лицу, мистер Руэри, не понять, что пришло вам, а вот Фанни сомневается.        «Фанни всегда сомневается» – проскрипел ехидный внутренний голос.       – Ну так что, кто-нибудь желает сдаться? – друг хлопнул ладонью по столу. – Или первый кон все желают прочувствовать до конца?        Грудь сдавило, и сердце будто замедлило свой стук, чтобы в следующий момент понестись вскачь.       – Я играю, – ответил Фланн.       – Я тоже, – кивнул Кухулин.       – Ну что ж, тогда показываем карты! – Дези первый открыл свои, ловко и немного напоказ подцепив одну другой.        Второй валет так же равнодушно взирал на происходящее, как и первый, разнились лишь узоры на алебардах – алмазы[3] почти впивались в черные линии острыми красными углами. Но в отличие от расклада Фланна, его поддерживала не тройка, а четверка.       – Что ж, немного жаль, – улыбнулся Кухулин, перевернув свои карты – десятку и девятку, – я рассчитывал на иное.        Кольца взблеснули – кузен скинул изрисованные прямоугольники к общей колоде.       – Фанни был очень близок, – Дези сгреб карты друга, зачем-то посмотрев червового вальта на просвет, – но увы. Так, дайте мне немного времени... не хочу ставить мистера Руэри в неудобное положение первым же вопросом.        Фланн тихо фыркнул – «не хотел ставить в неудобное положение» означало то же самое, что и «играл, как кошка с мышкой» – тянул время, будто наматывая напряжение на палец.       – Итак... – Дези расслабленно откинулся на стуле, глядя на Кухулина, – ...почему вы всегда носите эти перстни, мистер Руэри? Вы просто считаете это изысканным или когда-либо использовали их, как оружие в кулачном бою?        Взгляд кузена почти потеплел – наверное, он опасался какого-то иного вопроса.       – Всего лишь закрываю то, что вызывает излишнее любопытство к моей персоне, и то, что многие считают... некрасивым, – Кухулин по очереди стянул кольца, с тихим звяканьем сложив их на стол. Глубокие, идущие поперек пальцев шрамы, словно несколько раз для лучшей четкости, прорисованные на обеих руках старательным художником.       – Будет нечестным сейчас спросить, откуда они, или мне подождать следующего вопроса? – Дези почти пожирал кузена взглядом, будто желая испепелить. Его ангельская улыбка жутковато контрастировала с хитро прищуренными глазами.        Кухулин пожал плечами.       – Право, это не стоит даже самого короткого и неинтересного кона – детей часто секут за провинности, особенно шаловливых. А по рукам часто попадает тем, кто любит хватать чужое – вбивают заповедь «не укради». Мои же воспитатели вообще не славились мягкостью...       – Не похоже, что вы были шаловливы... – засмеялся Дези, – слишком уж серьезны теперь!       – Из неслухов и мечтателей почти всегда вырастают самые ответственные и мрачные взрослые, – хмыкнул Кухулин, – по крайней мере, я часто слышал эту фразу от учителей.        «Неправда» – Фланн едва не произнес это вслух, его губы даже дрогнули. Все детство Кухулина ставили ему в пример – поведением, начитанностью, умом. Он никогда не был проказником – отец бы знал об этом. Может быть, кузен просто решил уйти от нечестного – лишнего, заданного сверх игры, вопроса?       – Искренне надеюсь, что вас сек не полковник Руэри! – громко и бестактно воскликнул Дези.        Невежливое и нелепое замечание, что было бы попросту отвратительно жестоким, если бы было хоть капельку правдивым.       – Отец никогда никого не сек, даже Ирвина! – резко заявил Фланн.       – Что, даже в армии? – протянул друг, неторопливо перемешивая карты.       – Отец не сторонник телесных наказаний, не знаю точно, что было у него на службе, но он никогда не порол, и даже не пугал этим кого-то из нас или Кухулина. Один единственный раз надавал пощечин Ирвину, и то – он тогда провинился гораздо сильнее, зло разыграв нашу тетушку! – Фланн поймал себя на том, что разгорячился как глупый юнец.       – Фанни... – Кухулин положил руку кузену на плечо, – да, Дези, это правда – дядя всегда был добр ко мне – с того самого дня, как я остался сиротой, и до настоящего времени. Меня секли в колледже, где я горазд был похулиганить.       – Прошу прощения, я просто сказал не подумав, – наклонил голову Дези, но в его тоне Фланну почудилась неискренность. Чего друг добивался? Проверял самообладание Кухулина?        Дези раздал карты – нетерпеливо, кидая сразу по две.        Фланн заглянул в свои – очередной валет, на этот раз пиковый, серьезно и настороженно смотрел в сторону, как будто разглядывая червовую десятку.        Дези улыбнулся – так же самодовольно, как и обычно – укоризненные замечания совсем не смутили его.       – Что, хорошая карта? – не рассчитывая на ответ, спросил Фланн.       – Чуть меньше, чем пара королей, но все же недурная. Сдашься? Или будешь пытаться угадать по лицу мистера Руэри, что пришло ему? – усмехнулся друг.        Кухулин надевал перстни обратно, не спеша заглядывать в свои карты. Только скрыв старые шрамы, кузен наконец-то уделил раскладу немного внимания – но, видимо, картам не удалось ни впечатлить его, ни разочаровать – невозмутимое лицо Кухулина не изменилось.       – Ну что, сдаетесь, Дези, Фанни? – совершенно равнодушно спросил он, и Фланну только позавидовал его самообладанию.       – Пожалуй, нет, – улыбнулся Дези, – карта не так плоха.        Фланн покусал губу – Дези горазд был рисковать, что в игре, что в жизни, но Кухулин... не считая той игры в «Вильгельма Телля» кузен всегда был осторожен и расчетлив. Даже в самых простых и дурацких играх. В прошлый раз он не сдался, имея на руках десятку – весьма крупную карту. В этот же...       – Я не буду играть этот кон, – Фланн, не раскрывая, сбросил свои карты в колоду, и тут же тщательно перемешал ее. Если он облажается, сдавшись, то краснеть за это не придется.       – Так-так, что ж, мистер Руэри, – Дези с любопытством посмотрел на колоду в руках Фланна, – вы сдаетесь или открываем карты?        Кухулин постучал пальцами.       – Нет, открывайте, Дези.        Перевернутые дама и двойка полетели в центр стола.       – Недурно, но у меня два короля, – кузен перевернул свои карты, – золотая раздача.        Дези усмехнулся, коротко и резко фыркнув. Ожидал ли он череды удач?        – Действительно недурно, мистер Руэри, – улыбка друга стала почти кровожадной, – что ж, ваш вопрос?        Кухулин сцепил пальцы в замок и, глядя на Дези, медленно, словно взвешивая каждое слово, произнес:       – Какого рода знакомство было у вас с мистером Роке? Был ли он вашим другом или у вас были натянутые отношения?        Губы Дези презрительно скривились.       – Это даже не секрет... Роке ходил на корабле дона Хуана, моего отца, и был одним из его любимчиков, что всегда казалось мне незаслуженным. Он раздражал меня своей... мм... плаксивостью, чувствительностью и нелепой, отвратительной привязчивостью, – друг словно вбивал каждое слово в воздух.       – Вы, видимо, и сейчас не слишком ему благоволите, – заметил Кухулин.       – Сейчас... – Дези наклонил голову, словно стремясь скрыть лицо волосами, – сейчас он все тот же, только его капитаном стала мисс Стелла. Он поклоняется другому идолу, потому что не может жить вовсе без него, – отчеканил он, – я даже не побоюсь сказать это ему в лицо, не думайте, что я горазд только трепать языком за чужой спиной. И вряд ли он сам будет говорить, что это несправедливо.        Повисла неловкая пауза. Дези больше не улыбался, но кузен выглядел столь же спокойным.       – Мой черед раздавать, – сказал он и сгреб колоду.        Фланн отвернулся, не желая смотреть на друга. Дези все же выдавил из себя улыбку – такую же нагловатую и хищную, как и обычно, но лейтенант знал друга слишком хорошо, чтобы поверить в нее. Дези просто хотел выглядеть спокойным – но то, как дергано и резко он наматывал на палец золотистый локон, то, как пытался качнуться на массивном стуле, вместо этого только пиная его каблуком – все говорило о раздражении. Злопамятный Дези, который так и не смог простить Роке ни присутствия рядом с отцом, ни бегства с матерью.        Кухулин аккуратно раздал карты, складывая их одну на другую, будто от совпадения их кромок зависела чья-то жизнь. Обычно Фланн не замечал за ним какого-то сверхъестественного стремления к порядку, но, наверное, он тоже чувствовал напряжение игры и всю неловкость задаваемых вопросов. А ведь они сыграли только два кона...       – Мм, занятно, – Дези посмотрел в розданные карты и тут же сбросил их обратно в колоду, словно пренебрегая усилиями Кухулина.        Фланн заглянул в свои – густо замалеванный черным король выглядел суровым и свирепым надсмотрщиком, зато червовая дама чем-то напоминала мисс Стеллу – контраст отчего-то показался отвратительным. В детстве у него было живое воображение, и он любил разглядывать карты, придумывая дикие королевства и необычные истории – дама червей всегда была очаровательной принцессой, а король пик – злодеем.       – Сдаешься, Фанни? – ровно спросил Кухулин, едва кинув взгляд на свою раздачу.       – Нет, а ты?       – Тем более, у меня пара двоек, – кузен перевернул карты, демонстрируя их Фланну.       – Король пик похож на мистера Руэри, – скучающе заметил Дези и уставился на друга, ожидая, как тот будет выкручиваться, отвечая на вопрос.       – Фанни... – Кухулин помедлил, аккуратно складывая свои две карты обратно в колоду, – ...кто оплатил твой долг? Прошлым летом ты проиграл крупную сумму, но не обращался за помощью ни к отцу, ни ко мне, а у тебя самого не было таких денег... Неужели капитан Морриган покрыл твои долги?        Фланн покраснел – он скорей продал бы себя в рабство, чем обратился за помощью к Морригану. Стыд перед капитаном никогда не позволил бы ему этого сделать.       – Дези оплатил мой долг, – коротко ответил он, ожидая смешков друга, но тот молчал, продолжая рассматривать короля пик. Удивительная чуткость, обычно ему несвойственная.       – Понятно, – Кухулин прикрыл глаза, словно что-то отмечая у себя в голове, но пояснять ничего не стал.        Фланн постучал кромками карт по столу, выравнивая колоду. Легко отделался – не желая поднимать этот вопрос, он все же не считал его секретом...        Дези усмехнулся, заглянув в розданные другом карты – судя по всему, расклад его удовлетворил – он повеселел и снова стал смотреть на других игроков так, будто желал их сожрать.       – Я сдаюсь, – быстро вернул Фланн в колоду две мелкие непарные карты.       – Мистер Руэри? – любезно оскалился Дези.       – Играю, раздача хороша, – Кухулин еле заметно улыбнулся.       – Что ж, – друг выдержал паузу, внимательно наблюдая за противником, – у меня дама и восьмерка.       – Жаль, – кузен чуть приподнял бровь, но никаких других признаков сожаления не выразил, – у меня меньшие карты.        Дези прикрыл глаза, словно наслаждаясь моментом. Он, казалось, хотел вдохнуть этот триумф и нырнуть в эту нелепую, совсем ничего не стоящую победу. Светлые ресницы дрогнули.       – Раз уж мы поиграли немного, можно начать ставить действительно очень интересные вопросы... – медленно, почти облизываясь, произнес он, – мистер Руэри... – Дези открыл глаза, – при каких обстоятельствах вы познакомились с мисс Линтон? Вы ведь были знакомы до встречи в этом гостеприимном доме – так непринужденно и мило вы общались в день вашего приезда...        Ни единый мускул, ни единый взгляд или жест не выдали Кухулина – он казался столь же спокойным, как любой предмет мебели в этой комнате. Но Фланну показалось, что вопрос поставил его в неприятное положение.        «Я уже имел знакомство с мисс Линтон ранее, и знакомство такого толка, что вряд ли я пожелаю вступить с ней в любовные отношения» – он вспомнил сказанные Кухулином слова, но не знал, что конкретно тот имел в виду.       – Я просто-напросто спал с ней до того, как она решила сдать меня и мои... прегрешения молодости тогда еще лейтенанту Ларку, – кузен немного помолчал, рассматривая свои руки, и поднял взгляд на Дези, – это было лет двадцать назад, когда я имел отношение к контрабанде – вот и вся история.        Друг хмыкнул.       – Я не слишком-то удивлен, но все же я полагал, что когда-то мисс Линтон была не так расчетлива и холодна, как сейчас... Но, видимо, вы, мистер Руэри, этого не увидели... интересно, кто-нибудь видел? – задумчиво протянул он, потеребив светлый локон.        На лице Кухулина промелькнула странная эмоция – тень гнева? Отблеск тех давних чувств? Фланн представил, что чувствовал бы на месте кузена, и покачал головой.       – Из соображений чести не хочу говорить о мисс Линтон и нашем общем прошлом, – сказал Кухулин, – я ответил на вопрос, остальное же, полагаю, касается лишь ее самой. Могу лишь просветить, что она всегда была так же спокойна и умна, как и сейчас. Мы все не так уж и меняемся с возрастом, не так ли?       – Вероятно, – глаза Дези потеплели, будто он выпил вина в холодную ночь, – я раздаю?        Карты снова полетели на стол, сплетаясь узором рубашек. Пара десяток.        Фланн еле удержался, чтобы не усмехнуться. Но в глазах Дези плескалось все то же умиротворенное тепло – или он все еще наслаждался тем, что Кухулин показал хоть какие-то эмоции, или уже радовался хорошему раскладу.       – Кто-нибудь сдается? – кузен оглядел игроков.       – Нет, мистер Руэри, – проворковал Дези и, подперев голову рукой, расслабленно облокотился на стол, путая пальцами золото кудрей, – ежели и вы с Фанни не сдаетесь, то открываем карты.        Серебряные перстни снова взблеснули, когда Кухулин потянулся к своей паре. Дама и валет крестей яростно воззрились друг на друга. У нарисованной женщины было злобное, почти искаженное гневом лицо, а мужчина с алебардой жег ее взглядом в ответ.       – Неплохо, но у меня две дамы, – Дези перевернул свои карты, – и раз Фанни повезло, я снова мучаю вас, мистер Руэри... – друг замолчал, снова упиваясь напряжением момента, – ... откуда взялся Тернион? Кто его мать? Неужели вы бросили какую-то бедняжку со столь диким созданием на руках?        Кухулин не дрогнул, но от него явно потянуло холодом. Кузен сердился, а Дези бил по больному, делая игру жестче и интересней.       – Я догадывался, что рано или поздно вы спросите, – спокойно ответил он, – если быть кратким... Я по молодости имел связь с дочерью одного дельца – Исабелитой Фернандес. Сейчас она, наверное, уже носит другую фамилию... Обладая живым нравом и яркой внешностью (ее бабка была краснокожей) Исабелита легко заманила меня в сети. Она желала выйти за меня замуж, хоть и знала, что мы не ровня ни по рождению, ни по состоянию... Исабелита понесла дитя, а когда поняла, что я хоть и готов содержать и ее, и ребенка, но не поведу ее к алтарю, то тут же избавилась от Терниона, отдав его каким-то дальним знакомым. Она переехала вместе с отцом, и, насколько мне известно, сейчас... – Кухулин пожал плечами, – ... вышла замуж и неплохо устроилась. Терниона же, несмотря на данное матерью в пику мне имя, удалось найти только спустя приличный срок.       – Я думал, его назвали вы! – хохотнул Дези, сверкнув глазами.        Кухулин покачал головой.       – Я как-то упомянул при ней, что мое имя в детстве доставило мне множество неприятностей, и она, смеясь, сказала, что назовет ребенка так же, если он будет «маленьким противным отродьем», – кузен прикрыл глаза.       – Может быть, она, наоборот, хотела, чтобы ты его нашел? – негромко заметил Фланн. – Такое редкое имя...       – Если бы она хотела, чтобы я его нашел, то могла бы просто отдать мне, – отрезал Кухулин чуть более раздраженно.       – Да, я не подумал, прости... – Фланн, не задумываясь, сгреб карты и начал их перемешивать. Стыд жаром прилил к щекам, словно стремясь унизить его еще сильнее. Дези явно насмехался и над Кухулином, стремясь вывести его из себя, и над ним, даже сейчас из-под светлых ресниц пристально разглядывая покрасневшее лицо Фланна.       – Сейчас должен раздавать мистер Руэри, – капитан наконец оторвался от созерцания друга и кивнул в сторону Кухулина.        – Прости, – Фланн передал колоду кузену.        Узор рубашек замелькал перед глазами, сливаясь с темнотой и блеском перстней. Фланн потер лоб, стараясь сосредоточится – те азарт и гнев, что направляли его руку утром, почти испарились – эту игру вел Дези, и у Фланна не было ни единого шанса противостоять ему.        Но он хотел попытаться.       – Кто-нибудь сдается?       – Нет, – почти хором ответили кузен и Дези. Оба напряглись, словно участвовали в сражении, а не присели поиграть перед завтраком.       – Король и пятерка, – первым открылся Фланн.       – О, Фанни, тебе повезло, у меня дама и валет, – улыбнулся друг.       – Увы вам, капитан Бланко, у меня снова два короля, – ловко перевернул карты Кухулин, – мне удивительно везет сегодня.       – Опять будете спрашивать о Роке и его белокуром ангеле? – Дези оскалился, изображая любезную улыбку. – Что ж, давайте, я расскажу все без утайки.        Кухулин медленно кивнул, не отрывая взгляда от капитана, словно опасаясь, что он бросится на него.       – Капитан Бланко... – кузен невольно перешел на привычное обращение, – ...почему вы называете отца «дон Хуан»?        Фланн хотел пнуть Кухулина под столом, но не успел. «Замолчи!» – крик погас в голове, не успев вырваться.        Дези продолжал улыбаться, но его глаза потемнели, словно в них отражалось предштормовое небо. Темно-серое, еще не беснующееся, но уже изредка вспыхивающее искрами молний – Фланн боялся штормов, но невольно восхищался ими – страх и красота сливающихся в грохоте волн рождала влюбленное безумие в его душе.        А потом с лица друга сползла и улыбка, и он перестал быть похожим на ангела и любимца женщин. Дези тридцать один год, а он уже капитан «Сент-Джеймса», жестокий и решительный, взявший самое лучшее от своего печально известного дурным нравом наставника – Адама Морригана.       – Мой отец не желал говорить мне о моем происхождении... глупо, верно? – сквозь зубы процедил Дези, испепеляя Кухулина взглядом. – Тернион ведь не единственный нежеланный ребенок на этом свете... Хоть я и жил с ним и с... матерью, я считал себя лишь воспитанником дона Хуана. Он не желал делать из меня избалованного любимчика, вот в чем дело. А потом, уже будучи взрослым, я узнал о его отцовстве. Именно тогда я ушел во флот, хотя мог бы ходить на его кораблях. Естественно, я уже привык называть его «дон Хуан».       – Понятно... простите, я не хотел обидеть вас, поднимая эту тему, – Кухулин постучал кромками карт по столу, выравнивая колоду и передавая ее Фланну.       – Ничего, мистер Руэри, игра есть игра, – у друга нашлись силы улыбнуться – немного натянуто и неискренне. Фланн давно знал – несмотря на то, что Дези давно примирился с отцом и с радостью встречался с ним, он так и не смог просить ему важной недоговорки. Друг вообще не любил обсуждать свою семью, даже Марию, ставшую его супругой совсем недавно. Его родственники словно жили в другом – запретном для посторонних – мире.        Фланн перемешал карты – игра уже не доставляла ему удовольствия, скатившись к тому же, что и предыдущая – теперь соперники просто старались посильнее уязвить друг друга, как следует покопавшись в том, что причиняет боль. Не по-мужски, не по чести, и совершенно недостойно ни их званий, ни их положения. Игра, обрывающая крылья, вместо того, чтобы их дать.       – Два короля, – быстро, заметив, что никто не сдается, выбросил на стол карты Дези, – у вас ведь нет двух королей? Вот и славно...        Фланн только и успел поглядеть на картинки в руках Кухулина и понять, что проиграл, а друг уже задавал вопрос:       – Фанни, как бы спросить... твоя мать... мм... обижала тебя? Я слышал, она была несдержанна и скора на язык...        Друг говорил тихо, но Фланн чувствовал, что Дези еще злится – злится на Кухулина за неприятный вопрос. И теперь он решил одной пулей выстрелить в две цели – отыграться на Фланне, сорвав раздражение, и узнать те сведения, что не разболтала тетушка Анна. Сильный ход – меткий и неожиданный.        Мать и правда была несдержана – часто ругалась и кричала, стоило чему-то или кому-то вывести ее из себя. Раздавала пощечины нерасторопным слугам и шумным детям, быстро перестала заниматься с Мартой клавесином после того, как довела дочь до слез, выбешенная ее тугодумием. Несколько раз доходило и до порки, когда Фланн делал какую-нибудь глупость. Тогда еще он не знал, что она была больна, и внутренние терзания страдающего тела подтачивали ее дух.       – Почему у меня не может быть хороших сообразительных детей, как у всех других женщин!? Тупые, несносные, невнимательные отродья Ирвина! Убирайтесь! – Фланн хорошо запомнил и фразу, и хрипловатый от рыданий голос, и красивое лицо с опухшими от слез красными глазами. Она ненавидела их. Она желала отослать их всех в Ирландию, и часто вспоминала об этом, когда ругалась.       – Лотти больна, – так говорил ему потом отец, закуривая и тут же гася трубку, – у нее больной желудок, и часто бывают приступы – оттого она так раздражительна. Постарайся поменьше тревожить ее.        «Избегай» – Фланн никогда не был сообразительным, но тогда понял приказ сразу.        «Ненавидела она меня или просто говорила в сердцах?», «мечтала избавиться или просто сердилась на тугодумие?»        Он не знал, что ответить. Он помнил ее прекрасное, искаженное злобой лицо.        В глазах защипало, и Фланн постарался сморгнуть слезы, опустив голову.        «Это бесполезно, Кухулин и Дези смотрят прямо на тебя, они все равно заметят!» – внутренний голос уже не был ехидным, панически вереща где-то на краю сознания.        Он встал, со скрипом отодвинув стул, и вышел из комнаты. Если бы друзья окликнули его, он бы все равно ничего не смог сказать, горло скрутило – мучительно, будто желая его удушить, тупая, судорожная боль расползалась от груди к стиснутым зубам. Дверь тихо хлопнула, отделив Фланна от оставшихся в комнате.        В просторном холле солнце играло на роскошных занавесях, щедро рассыпая блики по полу. Фланн распахнул окно, подставляя пылающее лицо ветру и теплым лучам, и отчаянно желая прикоснуться к прохладной мраморной отделке подоконника.        Он давил в себе крик, молясь о том, чтобы никто не вышел за ним. Он не сможет сдержаться, если Дези или Кухулин начнут расспрашивать его или жалеть. Или насмехаться.       Почему-то этот вопрос вонзился в горло, точно отлетевшая во время пушечного залпа щепка. Почти физическая боль – Фланн чувствовал, как сдавливает грудь. Он не мог говорить о матери, не мог уже очень давно – может быть, с тех пор, как она умерла, а, может быть, еще раньше. Почему? Он не знал – просто почти каждый раз, вспоминая ее, чувствовал эту боль – странную, почти настоящую – смесь тоски и безумия, страха и скорби.        Фланн наклонился, прикладываясь горящей щекой к холодному светлому камню.        Шелест пальм и шум ветра высушивали мокрые ресницы. Как тихо и хорошо, как спокойно – к чему глупые игры? К чему эти раздражение и стыд?        «Тупое, несносное отродье!»        Фланн почувствовал, как сжимается сердце.