***
Кухулин почти не спал всю ночь, и лишь под утро он смог отогнать от себя все мысли и унять полыхающее внутри безумие. Тогда в опустевшее сознание и хлынул сон – хлынул пенными бирюзовыми барашками морских волн, затапливая все вокруг. Он не тонул, нет, он просто находился внутри моря, моря, которое захлестнуло его, просочившись в нос, залив легкие, и преодолев последнюю преграду полуоткрытых губ. Кухулину не было больно, наоборот, он чувствовал себя усталым путником, прилегшим на мягкие перины – сладость и умиротворение синей воды охватило его невероятной истомой. Тем труднее было ему проснуться – утром он встал совершенно разбитый, и, так и не сумев снова задремать, пошел на прогулку, где встретил Фланна. Фланна, который теперь ушел, почти убежал от них, избегая вопроса Дези. Для кузена прелестная Лотти всегда была любящей, но строгой матерью, он ведь никогда не мечтал о ней так, как Кухулин. Он поднялся, желая поговорить с Фланном, несмотря на то, что слова не лезли в горло. «Забудь, это было так давно»? – мерзко и весьма глупо – Кухулин знал, что Лотти Руэри и спустя сотню лет после своей смерти будет для Фланна такой же матерью, как и при жизни. – Стой, – прошипел Дези, схватив за рукав. Он отбросил все вежливые обращения и «мистера», приказывая Кухулину, как члену своей команды, – куда ты? Оставь его. Гнев и злость отравляющими флюидами стекали с лица капитана. Вряд ли он был рассержен из-за внезапного окончания интересной игры, и вряд ли настолько заинтригован очевидным ответом Фланна, что бесился из-за его отсутствия. Кухулин снова сел на стул. – Может быть, лучше его утешить? – все же спросил он. – Чтобы он считал себя размазней и дальше? – процедил Дези, явно с трудом сдерживаясь. Наверное, он не желал тревожить Фланна, иначе бы закричал. – Чтобы ты унизил его еще сильнее? Не трогай его, я поговорю с ним. Сам. Капитан, прикрыв глаза, откинулся на стуле и расстегнул верхние пуговицы камзола, словно стремясь дать волю распирающему его гневу. – Мерзкие твари, – прошипел он тихо, будто вознося молитву, но в словах Дези было слишком мало благочестия, – если я играю с кем-то, я хочу видеть достойного противника. Я знаю, что Фанни достойнейший из достойных, но вы... чертовы Руэри! Вы растоптали его, вы загнали его... – он резко поднялся, почти вцепившись ногтями в столешницу, – ...когда я представляю, что полковник или его жена бьют маленького Фланна, я хочу располосовать им лицо, или избить так, что кровь изо рта будет идти месяц! Шарлотте Руэри повезло, что она мертва! Кухулин еле удержался, чтобы не вздрогнуть – такая ненависть и отвращение исходили от Дези. «Фланн всегда был слишком тихим», «тетушка Лотти редко поднимала на него руку», «всех детей порют рано или поздно» – он промолчал, в глубине души понимая чувства капитана. Дези желал защитить друга. Его бесила несправедливость и то, что он уже ничего не сможет исправить. Кухулин не был уверен, что верно истолковал мотивы и эмоции молодого Бланко – слишком уж тот казался эгоистичным и склонным к жестокости, но другого объяснения его словам не было. Некоторое время мужчины молчали, пока Дези, скривившись, не проворчал: – Скорей всего, Фанни уже ушел в сад, чтобы не столкнуться с кем-то из домашних, – он поднялся, отряхнув и без того чистый камзол, – пойду тоже проветрюсь. Кухулин молча кивнул, стараясь сосредоточиться на чем-то одном, но мысли продолжали метаться от переживаний кузена до личных забот, связанных с невестой. Он еще с утра хотел найти мисс Блад, чтобы пригласить на прогулку или предложить иное невинное развлечение, вроде листания альбомов или наблюдения за рыбами в отделанном камнем пруду. Кухулин положил колоду обратно в шкаф к книгам и вышел из комнаты, стараясь сконцентрировать свои мысли на невесте, и оставить Фланна на Дези. Они общаются с ранней юности, наверняка капитан знает, как утешить своего друга, и наверняка он сделает это лучше Кухулина, который так и не понял кузена до конца. Долго искать мисс Стеллу не пришлось – едва выйдя на террасу, он тут же услышал ее тоненький голосок. Пение явно не значилось в числе талантов девушки, но, видимо, вдохновленная игрой отца, она продолжала упражняться. Кухулин быстро понял, что мисс Блад повторяет один и тот же отрывок. Как зазубривающий стих ребенок, она не могла сыграть сразу весь, и начало мелодии выходило уверенней, чем робкое и спотыкающееся окончание. Кухулин тихо вздохнул – слушать дальше этот концерт он не собирался и решил тут же прервать его своим «неожиданным» приходом. – Мисс Блад, – шагнул в гостиную он, – простите, что помешал вам... Она вздрогнула, но, узнав мужчину, более-менее дружелюбно кивнула. Сейчас она не прятала лица и не отводила глаз, с интересом рассматривая вошедшего. – Вы разучивали новую арию или просто играли для удовольствия? – Кухулин плохо представлял, как вести разговор с такой странноватой особой, поэтому говорил первое, что приходило на ум. – Я обещала Роке к вечеру выучить урок... – негромко ответила она, и, будто не зная, куда деть руки, схватила с пюпитра ноты. Кухулин с трудом сдержался, чтобы не приподнять бровь или как-то иначе не выразить свои сомнения. Цыган как никто должен был понимать – для того, чтобы сделать из мисс Стеллы хорошую певицу понадобится минимум две сотни лет. Зачем же он терзает свою дочь бесполезными уроками? – Может быть, вы желаете прогуляться перед завтраком? – Кухулин не стал подходить к девушке, встав у выхода на террасу и издалека наблюдая за тем, как дергано она листает ноты. – Ну... я... – щеки мисс Стеллы окрасились легким румянцем. – Я могу показать вам пруд с рыбами или садовый лабиринт, – Кухулин отметил, что невольно начал заманивать ее, как ребенка. Наверняка у Бладов были диковинки поинтересней лабиринта или весьма унылого пруда с толстыми рыбинами. – Ну... тогда хорошо, но... мы же вернемся к завтраку? – мисс Стелла положила ноты на колени, немного исподлобья рассматривая собеседника. – Конечно, мисс Блад. Перед трапезой лучше нагулять аппетит, а не сидеть в одиночестве. Вы, несомненно, сможете продолжить занятия после завтрака. Она молча кивнула и, отложив тетрадь, подошла к Кухулину, словно ожидая его указаний. Мистер Руэри отметил, что, несмотря на высокий рост, мисс Стелла из-за своего поведения кажется совсем юной. Она доставала ему почти до ключиц, но перетаптывание с ноги на ногу, комканье подола и быстрые смущенные взгляды выдавали ее неуверенность. Мисс Блад была подобна девочке, которую заперли в облике почти зрелой женщины и обрядили в красивое, но чересчур уж взрослое платье с квадратным вырезом, приоткрывающим белую грудь. – Идемте, мисс Стелла, – Кухулин невольно обратился к ней по имени, как делал дядя. Фамилия «Блад» упорно ассоциировалась лишь с мало ему знакомым, но хорошо известным плантатором, мистером Рейнардом, что собирался ссудить воспитаннице серьезную сумму. «Знаешь ли ты своих настоящих родителей?», «Очень ли сильно ты дорога миссис Блад?», «Роке рассказывал тебе о твоем происхождении?» – вопросы крутились в голове, и Кухулин языком прижимал их к нёбу, не давая вырваться. Если он произнесет нечто подобное, то и без того странноватое начало знакомства окончательно разладится. Мисс Стелла, конечно, весьма бестактно спрашивала его о Тернионе, но то, что позволено краснеющей девице, отнюдь не всегда пристало сорокалетнему мужчине. – Вы любите заниматься музыкой? – спросил Кухулин, чтобы спросить хоть что-то, а не брести мимо цветущих кустов в полном молчании. Мисс Блад как-то странно дернула плечом. – Нет, но умение играть и петь считается очень... важным, – честно ответила она, хоть и запнулась в конце, видимо, осознав детское простодушие своего высказывания. – Я в свое время тоже не любил упражняться в музыке, – решил поддержать спутницу Кухулин, чтобы сделать ее немного посмелее. «Не то, чтобы от меня этого ждали. Дядя всегда видел во мне будущую опору – делового человека, а не музыканта. А отец сошел с ума слишком давно, чтобы вообще помнить о существовании сына». – Я предпочитаю слушать, как играет кто-то другой, – мисс Стелла, не останавливаясь, оборвала сиреневый цветок рододендрона и принялась вместо подола комкать его, сминая и разрывая нежные лепестки, – Роке... отец играет так чудесно! И мисс Линтон так удивительно точна и спокойна... я вот... иногда путаю ноты. «У мисс Линтон кусок мрамора вместо сердца, оттого она так спокойна» – немного злобно подумал Кухулин, отмечая, что в первый раз за их знакомство мисс Стелла произносит такую длинную фразу. – Вы очень недурно поете, когда вам аккомпанирует мистер Роке. Видно, что вы часто упражнялись вместе, – сказал он, стараясь выискать такую похвалу, при которой не пришлось бы сильно кривить душой. Тема, в которой и он, и мисс Стелла понимали столь мало, начала надоедать. – Спасибо, мистер Руэри, – на ее лице появилась слабая улыбка, но она тут же отвернулась, видимо, не желая, чтобы Кухулин смотрел на ее смущение. – Вот и лабиринт, мисс Блад, – спасительная живая изгородь загадочно зеленела за поворотом, приглашая войти. Жаль, ореол тайны, распростертый вокруг стриженых кустарников, для Кухулина давно погас – он успел вырасти, возмужать и даже увидеть взрослым своего сына, а лабиринт все не менялся. Любой член семьи Руэри мог на ощупь войти и выйти из него, и лишь исполняя волю тети Лотти, дядя не сносил садовую изгородь. Кухулин ожидал насмешек и скуки, но мисс Блад даже поспешила вперед, подойдя к зеленой стене вплотную и коснувшись ее кончиками пальцев. Маленькие листья покорно зашуршали, поддаваясь ей – она с каким-то совершенно детским любопытством старалась запустить руку как можно глубже внутрь переплетенных ветвей, не обращая внимания на то, как щекочут торчащие прутики ее нежное лицо. Она словно забыла о Кухулине, трогая живую изгородь, изучая ее. Если бы у лабиринта было сердце, мисс Стелла уже держала бы его в руках. Наконец она вытащила запястье из густого переплетения ветвей и отступила на шаг, словно ожидая от стены ответа, а затем подошла к резной арке входа и заглянула внутрь. – Мистер Руэри, лабиринт такой чудесный! – мисс Стелла обернулась, ее щеки пылали. – Я рад, что он вам нравится, – немного удивленный такой бурной реакцией Кухулин не сразу нашелся, что ответить, – желаете зайти в него? – Я хотела бы заблудиться в нем! – восторженно воскликнула она. – Идемте, – Кухулин осторожно взял спутницу под руку, чтобы дать ей опору. К тому же он опасался, что мисс Стелла и правда убежит вперед и потеряется. Конечно, даже самая гуща кустарников не была теми терниями, что росли вокруг неприступных замков в сказках, да и выход находился не так далеко, но Кухулин не мог допустить, чтобы гостья испугалась или оцарапалась ветвями. Это прикосновение отрезвило ее, словно он не дотронулся до плотной ткани рукава, а схватил за запястье. Мисс Стелла тут же замолчала и сжалась, опустив глаза и перестав восхищенно рассматривать лабиринт. Кухулин видел следы времени на кованой арке входа, криво выстриженные проплешины в кустарнике, дурно убранные дорожки. Но его спутница, даже перестав улыбаться и замолчав, все равно впитывала зелень глазами, и та черненым блеском отражалась в зрачках. Наверное, она видела сказку – подняв голову, мисс Стелла с необъяснимой радостью рассматривала переплетения веток. – Тут так красиво... и... сумрачно, – пролепетала она. – Покойная миссис Руэри очень любила эту часть сада, поэтому, несмотря на то, что эти кусты устарели, дядя не стал их убирать, – пояснил Кухулин. Губы мисс Стеллы дрогнули. – Надеюсь, полковник не передумает... мне так нравится здесь, – она слабо улыбнулась, поправляя волосы. На ее нежных пальцах алели короткие ссадины – она, видимо, сама не заметила, как оцарапалась ветвями, запуская руки в толщу зеленых стен. – Думаю, даже если он передумает, вы сможете убедить его в обратном, – ответил Кухулин, – идемте, я хочу показать вам самое необычное место лабиринта, – он уверенно свернул, даже не задумываясь над направлением. Иногда дядя устраивал праздники в саду, и в центре лабиринта размещался стол с напитками. Но сейчас Кухулин повел девушку отнюдь не в центр. Они несколько раз повернули и вышли на извивающуюся между двумя зелеными стенами дорожку. Мисс Стелла то едва касалась его локтя кончиками пальцев, то цеплялась за рукав, не поспевая за широким шагом спутника. Кухулин подгадал – или вспомнил? – весьма точно – как раз в это время дня солнце светило с востока. Еще не успевшие набраться беспощадности и жара лучи заливали круглый пруд, раскидистые деревья и выход из лабиринта. Было ли это задумкой архитектора или просто случайностью? Кухулин не знал. И теперь, выйдя на прямую, как острие шпаги, высвеченную солнцем дорожку, спутники смотрели прямо на светило, немилосердно слепящее играющими на воде бликами. Вторая резная арка казалась новее и волшебнее первой, хоть Кухулин и знал, что на самом деле они одинаковы. – Мистер Руэри! – сдавленно воскликнула девушка, сжимая пальцы на плотной ткани его камзола. – Красиво, не правда ли? – не зная, что ответить, спросил Кухулин. – Очень! – на ее ресницах взблеснули слезы. – Только на солнце так больно смотреть! – Лучше не делать этого слишком долго, идемте, я отведу вас в тенистое место. Уверяю, оно ничуть не хуже этого, – он потянул спутницу прочь. Мисс Стелла покорно кивнула. На самом деле тенистое место не могло сравниться с так поразившим ее лабиринтом и солнечным выходом из него – то был самый обычный уголок сада – без рыб, арок и завезенных из старого света деревьев. Пальмы привычно шуршали над головой, напоминая о повседневных делах и заботах. – Присаживайтесь, мисс Стелла, – снова сбился на фамильярное обращение Кухулин, помогая ей устроиться на скамье, – отдохнем немного. Некоторое время они молчали – возбуждение и радость, охватившие мисс Блад в лабиринте, уже угасли, вернув ей обычные робость и смущение – она то сцепляла пальцы в замок, то дергала розовый бант, нашитый на платье. Кухулин же ни на мгновение не приблизился к ответам на свои вопросы и снова думал, как получше их задать. – Мистер Руэри, вы рады... что женитесь на мне? – мисс Стелла опустила голову, и он с трудом расслышал произнесенный полушепотом вопрос. – Пока мне трудно судить, мисс Блад... – постарался неопределенно-вежливо ответить Кухулин, – ...но мне очень приятно, что я познакомился с вами, уверен, как только мы узнаем друг друга получше, мы сполна осознаем всю радость. Кажется, она хихикнула, но из-за водопада золотистых волос он не мог увидеть ее лица. – Вы говорите совсем как Роке! – мисс Стелла резко выпрямилась, подняв голову – она действительно улыбалась. – Ничего определенного! «Несомненно, любые приятные знакомства становятся лучше, стоит им перерасти в дружеские. Уверен, вы с мистером Руэри привяжетесь друг к другу, если будете благоразумны» – вот как он говорит. Речь, которая подойдет кому угодно, и смысл ее – «я не знаю». Кухулин невольно приподнял бровь – мисс Стелла метко и ехидно высмеяла их с Роке, при этом сохраняя вид невинного искреннего ребенка. «Устами младенца глаголет истина». Но мисс Блад была отнюдь не младенцем, и уж, наверное, понимала, что говорит. – А вы рады, что выйдете за меня замуж? – спросил Кухулин, уже заинтригованный, как ответит она. – Я не знаю, мистер Руэри, – как-то грустно улыбнулась девушка, – госпожа Дрэйк говорит, что это очень хорошо – быть женой достойного мужчины. Должно быть, это правда – тогда я рада. Кухулин прикрыл глаза – какие-то совершенно детские, но при этом вполне логичные суждения выбивали его из колеи. – Миссис Блад много рассказывала вам о браке? – спросил он, наблюдая, как мисс Стелла дергает бант, то пытаясь его оторвать, то разглаживая и выравнивая ленты. – Да, она часто говорила об этом... и не только об этом, – она снова наклонила голову, – и я сама наблюдала за разными людьми. Госпожа Дрэйк говорит, что муж и жена должны заботиться друг о друге, поддерживать. Она всегда переживает, что чай мистера Рейнарда остынет, а вино подадут слишком теплым, только мистеру Рейнарду на это наплевать, он сам больше беспокоиться о госпоже Дрэйк – один раз поссорился с мистером Уайтом из-за того, что последний подшучивал над ней. – Мистером Уайтом? – фамилия показалась Кухулину знакомой. Мисс Стелла поправила бант и подняла голову, рассматривая облака. – Мистер Уайт – помощник мистера Блада, он направляет и спрашивает и с Роке, и с Калидаса. Он очень вспыльчивый и бывает злющим, но никого не бьет, кроме Калидаса. «Эта обезьяна заслуживает девятихвостки» – так он говорит. Калидас ходит с мистером Уайтом на корабле, он индиец и выглядит немного необычно. – Необычно? – Кухулин немного запутался в малознакомых именах, но был рад, что мисс Стелла разговорилась. – Он носит очень дорогие серьги с камнями, совсем непохожие на ваши, мистер Руэри, – она удостоила его коротким взглядом, а потом снова отвернулась к облакам с мечтательным выражением лица, – и ходит босиком, почти всегда. И он всегда спокоен, ужасно спокоен – один раз я видела, как мистер Уайт избивал его плеткой, но Калидас не издал ни единого звука, даже не шелохнулся, будто ничего не чувствовал. Странно, правда, мистер Руэри? – мисс Стелла вопросительно посмотрела на Кухулина, словно тот мог знать ответ. – Да, странно. Но вероятно... Калидас – я правильно назвал? – очень гордый и не хочет, чтобы кто-то видел его чувства. Мисс Блад пожала плечами и снова схватилась за бант, потянув за кончик ленты и развязав красивый узел. – Наверное... а может быть, ему не так больно, как мне кажется? Впрочем, я не знаю...я хотела спросить госпожу Дрэйк или самого Калидаса, но она не любит таких тем, а его я немного побаиваюсь. Они снова замолчали. – Мистер Руэри... – мисс Стелла попыталась завязать бант, но не смогла и бросила концы лент, схватившись за подол, –... вы хотите... гладить меня? Кухулин еле удержался, чтобы не хмыкнуть. Мисс Стелла была такой странной, будто росла не у Бладов и не при Роке, а в диком лесу. – Если вам это доставит удовольствие, я с радостью вас поглажу, – он протянул руку, и еле касаясь, провел по золотистым волосам. Кухулин не совсем понял вопрос, но догадывался о настоящем смысле – «ты желаешь меня?» Мисс Блад вздрогнула, но не стала ни возмущаться, ни смеяться. – Скажите... можно гладить только волосы? – она покраснела. – Я... просто не знаю. Вы можете мне сказать или это невежливо? Кухулин покусал губу. – Я ведь ваш жених, думаю, в этом нет ничего дурного, если вы спросите меня. Но разве миссис Блад или Роке не рассказывали вам? Еще совсем ребенок – такая искренняя и наивная. Цыган мог хотя бы объяснить ей, что спрашивать о таком кого попало не только неприлично, но и опасно. – Миссис Блад сказала, что муж может целовать и гладить жену... – негромко произнесла она, – ...а ночью лечь рядом и обнять. Ни отец, ни брат, ни другой так делать не должны – так говорит Роке. Кухулину невольно стало смешно, хоть невежество мисс Блад и умолчания ее воспитателей казались страшно нелепыми. – Гладить можно где угодно, например, по руке или щеке, – он побоялся сразу же пугать собеседницу более развратными подробностями, – как больше нравится супругам. Цыган поступил с ним попросту жестоко! Знает ли она хоть отличие мужчины от женщины? Или думает, что отсутствие груди и наличие брюк и делает из человека мужа? – Мистер Руэри... – мисс Стелла оторвалась от комканья подола и запутывания лент и посмотрела на него, – ...а я могу... погладить вас? – румянец окрасил ее щеки неровными пятнами. – Конечно, мисс Блад, – ответ вырвался быстрее, чем Кухулин успел его осознать. Она подняла руку, осторожно коснувшись его щеки – так легко, что будь он спящим, это невесомое касание не разбудило бы его. Однако по спине успел пробежать холодок мурашек. Тонкие женские пальцы всегда быстро находили путь к его чувствам. – Так вам нравится? – зрачки мисс Стеллы подрагивали, а от волнения и страха ее голос казался выше. – Да, мисс Блад, – чуть покривил он душой. Прикосновение было слишком слабым и слишком наивным. – А... я могу... вас поцеловать? – она закусила чуть пухлую розовую губу, и Кухулин не смог отказаться. – Вы же моя невеста, конечно можете. «Она кажется почти ребенком, но на самом деле ей уже не шестнадцать, и даже не семнадцать – она скоро выйдет замуж. Я просто помогаю и рассказываю ей» – он убеждал себя, в глубине души все равно осознавая, что просто тешит плоть. Ему нравились прикосновения красивой девушки, несмотря на ее наивность и краткость их знакомства. Мисс Блад приподнялась и коснулась губами его щеки, так невесомо и легко, будто желала его подразнить, оставив на коже влажный след и обдав жарким дыханием. – Можно так, – Кухулин наклонился, прикасаясь губами к ее губам – легкий поцелуй, самое начало флирта. Он не хотел пугать ее, открывая ей рот и играя языком, хоть, не будь она столь наивной, обязательно сделал бы это. Кэтрин было столько же, когда она спала с ним из-за сведений, а потом сдала его Ларку. Кэтрин своими губами и руками вытворяла чудеса, а мисс Блад едва знала о поцелуях. Все это казалось совершенно диким. Она не отпрянула, но и не ответила на поцелуй, просто сидела, как статуя, пока Кухулин не отстранился. – Так делают только муж и жена? – спросила она, когда он выпрямился и откинулся на спинку скамьи. – Если жених и невеста поцелуют или погладят друг друга, то в этом тоже не будет ничего дурного, – Кухулин не сомневался в своих словах, но отчего-то почувствовал себя ужасно мерзко, будто развращал ребенка, а не говорил о флирте с будущей женой. Мисс Стелла молча кивнула. Румянец сошел с ее лица, и она больше не улыбалась, задумчиво рассматривая свои руки. Наверное, он все же испугал ее столь непривычными действиями и словами. – Мистер Руэри... вы... так целовали... мать мистера Ларка? – мисс Блад сжалась, видимо, понимая, что спрашивает весьма нагло. Ожидала ли она его гнева? Мистер Ларк. Кухулин даже не сразу понял, что она говорит о Тернионе, просто называя того по фамилии. Он слабо улыбнулся. Исабелита была подобна костру, в который подкинули чересчур много дров. Она пылала – пылала ее кожа, которую целовал Кухулин, обжигало частое дыхание, влажными прикосновениями будоражившее струны его души. Вся она – от горячих губ до жаркого лона была пламенем, в которое мужчина кидал свои чувства и деньги, ослепленный искрами, таящимися в глубине глаз. Это была не близость – это было безумие. Пылающее, потное безумие, нарисованное в глубине его сознания черной краской смоляных волос и смуглых высоких скул. Они с Исабелитой не целовались – они вгрызались друг в друга. Не ласкали, а только срывали одежду. Не касались, а царапали, словно желая избавиться от нестерпимого жара. – Немного иначе, мисс Блад, – ответил Кухулин, – но в общем да, примерно так. «Я всему научу вас» – он придержал обещание, не желая бросаться глупыми и очевидными фразами. Она подняла голову и обернулась к нему, как-то умоляюще заглядывая в глаза, почти как не выучившая урок ученица, просящая о снисхождении. – Можно я... еще раз поцелую вас? – спросила мисс Стелла. Кухулин снова ощутил это – странное, не имеющее названия чувство, что-то между похотью и влюбленностью, когда ты еще не любишь, но разносящийся с током крови жар уже бьется не только в мужской плоти, но и теснит грудь. Оно всегда приходило рядом с женщиной. С Исабелитой, с Кэтрин, с многими другими. Оно всегда сжимало ему сердце, делая все внутри мягким, как воск, и сладким, как мед. Оно покалывало в кончиках пальцев, заставляя все тело трепетать. Он наклонился к мисс Блад, снова прижимаясь к ее губам своими, на этот раз все же чуть приоткрывая ей рот и вдыхая нежный запах женщины. Сладковато-терпкий аромат будоражил почти так же сильно, как ее влажно-прохладные, чуть припухлые уста. Она не делала ничего – просто сидела, прикрыв глаза, и позволяла Кухулину целовать ее. Нравилось ли ей? Наверное, раз она не отталкивала его. Он давил в себе желание прижать мисс Блад к груди, посадить на колени, попросить хотя бы дотронуться до него. Мисс Стелла знатно раздразнила его, но кто-то из них ведь должен был сохранить хоть какое-то благоразумие? И Кухулин одергивал себя, лишь немного раздвигая губы девушки языком, но не позволяя себе большего. «Она моя невеста. Она вполне зрелая девица, несмотря на свое незнание. Она сама попросила меня» – он убеждал себя, что не делает ничего предосудительного, но совесть отчего-то противно царапалась в груди, делая медово-нежное удовольствие почти колючим. Кухулин отстранился. Он сознавал, что в любом случае сумеет сдержаться, но чем дольше он целует мисс Блад, тем труднее ему будет остановиться на этом. Ему всего лишь четыре десятка лет и он еще достаточно молод, чтобы ощущать сполна всю притягательность женской красоты. Мисс Стелла вздрогнула и с недоумением уставилась на спутника – подрагивающие ресницы, алеющие щеки, огромные блестящие зрачки – теперь Кухулин готов был ручаться – она чувствовала то же, или нечто похожее, что и он. Теперь она знала ласки, желание и похоть. Он сглотнул. – Думаю, нам лучше вернуться домой, мисс Блад, иначе мы опоздаем на завтрак, – взять себя в руки стоило немалых усилий, – ваш отец начнет волноваться. – Да, мистер Руэри... – она убрала со лба несколько прилипших волосинок, – лучше... поспешить. Кухулин оправил камзол, хоть тот и не был помят – ему казалось, что лицо пылает, и ни дядя, ни братья, ни знающая его Кэтрин просто не смогут этого не заметить! Весь путь до дома они проделали в молчании – мисс Блад, видимо, переживала все навалившиеся на нее впечатления, и Кухулин не желал ее тревожить. Лишь перед самым крыльцом девушка, подняв голову, с надеждой посмотрела на жениха: – Вы же еще... погуляете со мной? Или это... неприлично? – она покраснела и отвернулась. – Я еще кое-что хотела спросить... – Конечно, мисс Блад, – Кухулин поклонился и поцеловал ей руку, – я думаю, нам будет очень полезно узнать друг друга получше. Она улыбнулась, и, лишь коротко кивнув, убежала, оставив его наедине с похотью и легким сладковатым ароматом, что впитался в его ноздри и легкие, продолжая будоражить.***
Роке пытался сыграть, но клавикорд звучал тускло и фальшиво, как больной. Цыган знал, что дочь не могла убежать далеко, и, скорей всего, увлекшись какой-то диковинной бабочкой или птицей, пошла за ней в сад. У Бладов Стелла часто пропадала вот так, потом приходя вся грязная и исцарапанная ветвями – она любила заросли и дикие уголки. Она любила все необычное, то, с чем можно играть, и порой, особенно в раннем детстве, ее игры бывали жестокими. Она рассматривала птиц в клетках и ловила лягушек в шкатулки, только потому что ей было любопытно. Роке стоило большого труда объяснить дочери, что всему живому может быть страшно и больно. Стелла поняла, да и ласковое тепло миссис Блад повлияло на ее воззрения. Теперь дочь кормила бездомных котов и оставляла крошки птицам. Единственная истина, которая так и не дошла до души девочки – та, что ему, Роке, тоже может быть страшно и больно. Он боялся за нее, боялся потерять ее, как когда-то Лино, опасался за ее благополучие. Ему было больно оттого, что каждый раз она мучила разговорами о грешной связи, на которую цыган не мог пойти. Но в своем стремлении к отцу Стелла была беспощадна. И теперь, тревожась за пропавшую дочь, которой не было ни в доме, ни в оранжерее, Роке не мог сыграть самой простой мелодии, ужасаясь и кривясь от скрипучих нот клавикорда. – Роке! – она окликнула его, быстро взбежав по ступеням – раскрасневшаяся, растрепанная, с развязанными лентами банта на платье. – Стелла, где ты была? Ты могла бы оставить записку! – с печальным укором поднялся навстречу Роке, позволяя дочери упасть в его объятия и привычно ощущая ее тонкие пальчики, сжимающие камзол. Глаза девочки сияли – наверняка она снова нашла какую-то дивную бабочку или особо тенистый уголок. Это не стоило волнений, но все же... – Мистер Руэри поцеловал меня! Это так... – Стелла тихо рассмеялась, уткнувшись лицом в грудь отцу, – ...так забавно! В первое мгновение Роке захотелось вцепиться Кухулину в горло, но цыган только печально прикрыл глаза. Это должно было рано или поздно произойти – никто не остается ребенком вечно, кроме тех, кого уносят фейри. – Он не испугал тебя? Не обидел? – Роке уже знал ответ, видел его в сияющих глазах, слышал в тихом смехе, звенящим как колокольчики. – Нет, он был очень вежливым, – Стелла обняла отца еще крепче. «Она не ребенок. А ты не должен бояться или ревновать» – убеждал себя Роке, но душа плакала подобно самой тонкой струне, поддетой когтем чудовища.