Завтрак прошел в не слишком дружественной обстановке – Фланн задумчиво ковырял вилкой маленький кусочек мяса, иногда, впрочем, вспоминая, о том, что он не один и вклиниваясь в разговор. Мисс Линтон вежливо отвечала полковнику, поддерживая светскую беседу, но теперь, зная ее актерские таланты, Кухулин готов был биться об заклад, что ее мысли не менее далеко, чем мысли Фланна. Даже Дези не стремился ни подшучивать над кем-то, ни яро спорить насчет какой-либо темы, он лишь спросил Фанни о ремонте на корабле и молча отвернулся к своей тарелке. Заменять собой радость общения Кухулин не стремился и вел весьма вялую беседу с Мартой, изредка перебрасываясь парой фраз с дядей и Кэтрин.
Только мисс Стелла и Роке выглядели достаточно веселыми – девушка подробно, все время перебивая себя бессвязными возгласами, рассказывала о лабиринте. Ее отец согласно кивал, порой задавая вопросы, но отчего-то Кухулину казалось, что цыган не так уж и склонен радоваться. К тому же Роке иногда бросал на будущего зятя не слишком дружелюбные взгляды – неужто мисс Стелла уже поспешила поделиться с отцом своими любовными успехами?
Все это не слишком располагало к приятному общению, поэтому сразу после трапезы Кухулин поспешил в город к старым знакомым и провел весь день среди друзей, вернувшись лишь к вечеру.
Солнце еще не зашло, хоть уже и висело над самым горизонтом, спеша напоследок нагреть спину всаднику, едущему на восток. И, оставив коня и зайдя в дом, Кухулин с облегчением сбросил верхнее платье, оставшись в скромном темном камзоле.
– Бумага совсем дурная... – немного капризный голосок мисс Стеллы, донесшийся из малой гостиной, отвлек его от размышлений о торговой прибыли и процентах, которые он не считал со вчерашнего дня.
– Ты всего лишь делаешь наброски, незачем тратить хорошую, – тон Роке, как и всегда, звучал спокойно и ровно.
– Ну да... – шорох сминаемой бумаги заглушил тихий скрип дверных петель.
– Приятного вечера, мистер Роке, мисс Блад, – не успел Кухулин войти в гостиную, как цыган вперил в него недоверчивый взгляд. Это длилось не более мгновения – Роке прикрыл глаза и расслабленно обмяк в кресле.
– Благодарю, мистер Руэри. Скоротаете с нами время до ужина?
Кухулин с большим удовольствием скоротал бы время с одной лишь мисс Стеллой, избегая испепеляющих взглядов цыгана, но понимал, что общаться с будущим тестем придется все равно – желает он этого или нет.
– С радостью, мистер Роке. Вы с мисс Блад рисуете?
Он и так знал ответ, рассматривая девушку, не обратившую на его приход внимания. Золотистые волосы рассыпались по спине, скрывая ее до самой талии, но даже сквозь эту драгоценную завесу он видел, что мисс Стелла что-то густо заштриховывает углем, уже порядком измазав черным тонкие пальцы.
– Стелла рисует, я же просто читаю, – Роке словно в доказательство приподнял лежащую на коленях книгу.
Кухулин подошел к девушке, заглядывая из-за спины. Он знал, что некоторые художники терпеть этого не могут, но сдержать своего любопытства не мог – очень уж заинтриговали его те части рисунка, что он увидел издали.
Мисс Блад рисовала почти дурно – неаккуратные линии, ненужные мазки, странная композиция, но отчего-то нелепое изломанное сочетание форм завораживало, как завораживали и лица людей на картине – видимо, она умела рисовать только их.
Идеально красивые, кажущиеся еще белее из-за черноты угля, насыщенные чувствами – они были ужасны в своем безумии. Кухулин долго рассматривал рисунок, пытаясь понять, что на нем изображено, но в итоге все равно остановился на прекрасном лице женщины в центре. Четырехрукая, черноглазая, с развевающимися смоляными волосами, она попирала босыми ногами всех остальных, а они роняли черные угольные слезы на густо замалеванную черным землю.
– Это богиня Кали, – мисс Стелла подняла голову, словно ожидая реакции Кухулина, – богиня, создающая порядок из хаоса, темное начало. Так говорит Калидас.
– Слуга-индиец? – бездумно задал вопрос Кухулин, не в силах оторвать взгляд от черноокой красавицы.
– Да, его имя значит «слуга Кали». На самом деле у богини синяя кожа и ожерелье из костей, но я решила нарисовать ее такой.
– Она завораживает, – искренне заметил Кухулин.
– Хотите, я подарю рисунок вам? – мисс Стелла, видимо, уже не так стеснялась жениха, откровенно заглядывая в лицо. Кухулин только сейчас заметил, что у нее почти синие глаза, и в одном, как насмешка неаккуратных ангелов, виднеется золотисто-коричневый неровный треугольник.
– Я почту за честь, – он снова посмотрел на картину. Богиня злорадно кривила губы, словно насмехаясь над ним.
– Ты могла бы нарисовать мистеру Руэри что-нибудь более мирное и веселое, – подал голос Роке, все также держа книгу на коленях. Перевернул ли цыган хоть одну страницу? Мисс Стелла надула губки, как капризный ребенок.
– Но мистеру Руэри нравится эта, я закончу ее и подарю ему!
– Я буду рад обладать столь чудесной и необычной картиной с индийским мотивом. Тем более, если ее подарит мне прелестная леди, – обычная галантность, кажется, не вызвала в Роке особой радости – цыган нахмурил брови, снова обратив взгляд на книгу.
– Подождите немного, мистер Руэри, я скоро закончу, – мисс Стелла, наоборот, вся просияла, тут же схватив отложенный уголь.
Она не слишком хорошо умела рисовать руки, изящно проводя изгиб локтя, но неуклюже очерчивая пальцы. В одной ладони богиня держала кубок, в другой меч, в третьей мисс Стелла быстрыми штрихами набросала нитку бус, начав выводить какую-то рукоятку в четвертой. Длинная, извивающаяся линия поползла от сжатых пальцев богини вниз, закончившись рядом с ее коленями. Вторая линия отражением первой извернулась рядом.
Мисс Блад закусила пухлую губу, полностью сосредотачиваясь на картине. Третья линия.
На четвертой Кухулин понял, что она рисует. Наверняка Дези или Фланн догадались бы сразу, несмотря на некоторую неаккуратность линий. Кошка с девятью хвостами – самое простое средство наведения дисциплины во флоте, широко используемое капитанами для восстановления пошатнувшегося порядка. Кажется, мисс Стелла говорила о том, что кто-то из подчиненных Карагана порет Калидаса за малейшее неповиновение.
– Готово, мистер Руэри, больше я ничего не буду дорисовывать, – она подняла голову, счастливо улыбаясь.
Девять хвостов – девять нелепо извивающихся линий, красивое лицо, горящие глаза жестокой богини и люди, которых она попирала ногами. Жутко. И почти прекрасно.
– Я благодарю вас, мисс Блад, – Кухулин осторожно взял картину, опасаясь помять бумагу или смазать уголь.
– Сейчас почти темно... – взгляд мисс Стеллы метнулся к окну, будто она уже забыла про картину, – ... каков лабиринт сейчас?
«Всего лишь кучка кустов в темноте, где можно испачкаться или порвать платье» – она явно ожидала другого ответа, и Кухулин готов был соврать.
– В нем есть нечто волшебное ночью, мисс Блад, – ответил он, – дом для фейри, чудесный лабиринт.
Он готов был пропеть любые песни, чтобы скорей оказаться в прелестных объятиях белокурой девушки, которая смотрела бы на него так же, как утром – пьяняще, жаждуще, возбужденно...
Мисс Стелла всплеснула руками и тут же вскочила, зацепив пышным подолом бумагу и уронив кусочки угля на пол. Мгновение – и она уже была у ног Роке, обнимала его колени и щекой ластилась к его смуглой руке.
– Роке, пусти меня с мистером Руэри погулять! Я хочу посмотреть на лабиринт в темноте! Пожалуйста, Роке!
Кухулин видел, как колеблется цыган, опасаясь за благополучие своей дочери. Он то смотрел на нее, то отводил взгляд, но, видимо, огромные умоляющие глаза мисс Стеллы разъедали его осторожность изнутри.
– Хорошо, но, пожалуйста, вернитесь к ужину, – наконец сдался Роке.
– Спасибо! Спасибо! – девушка кинулась на отца, обнимая и осыпая его встревоженное лицо поцелуями.
– Стелла!
Она только засмеялась, отпрянув от Роке и направившись к выходу. Черные кусочки угля так и остались лежать на полу – ребячливая и непостоянная, мисс Блад уже забыла о них.
– Хотя бы оденься, сейчас дует ветер, а ты в легком платье! – цыган даже привстал, наблюдая за дочерью.
– Хорошо! Сейчас накину манто! – она выбежала из комнаты, и Кухулин невольно начал вслушиваться в дробный цокот ее каблучков.
– Мистер Руэри, – Роке внимательно посмотрел на собеседника, оставшегося стоять с рисунком в руке, – вы же понимаете... – цыган сделал паузу, его выразительные глаза потемнели, – ...Стелла так юна и наивна, она совсем ребенок... и немного побаивается... брака и всего, что с ним связано...
Цыган словно читал мысли Кухулина. Или просто догадывался о том, что может думать мужчина, когда его целует такое юное и страстное создание, как мисс Стелла.
– Я постараюсь быть как можно осторожнее и вежливее с мисс Блад, – честно ответил Кухулин, положив картину на стол, – не волнуйтесь, мистер Роке.
Он все равно будет волноваться и не без оснований. Но ведь Руэри и не собирался развращать девушку, особенно учитывая то, что скоро она и без того станет его женой.
– Я готова! – она стремительно ворвалась в комнату, так резко, что вызванный хлопнувшей дверью сквозняк холодом мазнул по лицу Кухулина. Мех опушки манто щекотал ей шею, отчего она все время приглаживала его руками.
– Не забудь вернуться к ужину! – напутствовал вслед Роке.
Мисс Стелла первой выбежала в холл, а потом и на террасу. Лишь сбежав по мраморным ступеням, она обернулась к спутнику.
– Осторожней, вы можете запнуться в темноте, – Кухулин взял мисс Блад под локоть, борясь с искушением наклониться к ее волосам и вдохнуть их сладковатый запах, привязавшийся к нему еще с утра. Она немного притихла, схватившись за локоть спутника и едва ли не вися на нем. Высокая, она совсем не была пушинкой, несмотря на свою стройность и изящество.
Они шли молча – Кухулин хотел завести какой-то разговор или хотя бы вспомнить о тех терзающих его вопросах о происхождении и прошлом мисс Блад, но не смог. Сладкое, ворочающееся внутри чувство, не имеющее названия, сжимало горло. Поэты называли это любовью, но Кухулин был не согласен. Любовь – это доверие, близость и готовность помогать. Женщины называли это желанием. Но желание – это жажда прикосновений и потребность ощутить жар нежного горячего лона на своей плоти.
Нет, это не было ни тем, ни другим – чувство, замешанное на аромате девичьих волос и созерцании влажных, чуть пухлых губ, приходящее всегда, стоило Кухулину поцеловать женщину.
– Вот он! – мисс Стелла освободила руки и бросилась вперед, не обращая внимания на темноту и кустарники, тянущие к ней зеленые лапы. Лабиринт переплетенной стеной высился за поворотом аллеи, нависая, заманивая в себя.
Мисс Стелла побежала вдоль зеленой стены, легко касаясь ее рукой, здороваясь с запутанными тонкими ветвями. Издалека, из-за светлого манто, она казалась мотыльком, который то приближается, то отлетает от окна, желая не то выбраться на волю, не то еще проползти по стеклу.
– Чудесный, чудесный! – устав, мисс Стелла оперлась на железную арку входа, стараясь отдышаться и ожидая спутника. Ее восторженный взгляд блуждал по ветвям лабиринта, иногда ловя отсветы от стремительно отгорающего заката.
– Желаете дойти до центра, мисс Блад? – Кухулин снова взял ее под руку, опасаясь, что она убежит.
– Да! Идемте скорей, мистер Руэри! – она потянула его за рукав.
Она вела, не принимая его помощь, желая самостоятельно разгадать загадку – найти самое сердце лабиринта. Из-за этого они все время блуждали – в мыслях мисс Стеллы не было никакой логики, она лихорадочно металась из стороны в сторону, восторженно или испуганно восклицая, и только чудом они вышли к центру. Кухулин все же немного сжульничал, потянув в противоположную сторону и вызвав в девушке дух противоречия.
– Какое дерево! – мисс Стелла подбежала к огромной раскидистой иве, что долго – по словам дяди – не желала приживаться в жарком климате. Теперь же тонкие листья с легко серебрящимися прожилками спускались чуть ли не до самой земли, образуя шатер. Мисс Блад снова выпустила руку Кухулина и, скользнув под сень ветвей, подбежала к самому стволу и взобралась на огибающую его деревянную скамью.
Сумерки окончательно сгустились в ночь, и он еле видел, что делает мисс Стелла. Кажется, она гладила шершавую кору. Она касалась самого сердца лабиринта, и лабиринт отвечал ей шепотом тысяч узких серебристых листьев.
– Чудесно, мистер Руэри! – мисс Блад оторвалась от коры и села на скамью, кутаясь в подбитое мехом белое манто. – Я хочу посмотреть на это место жарким днем и при свете заката, наверное, тут не менее красиво...
– Думаю да, мы обязательно сходим сюда и в другое время, – Кухулин сел рядом со спутницей. Он давно перестал видеть магию и романтику в зеленых кустарниках, но общество мисс Стеллы приятно волновало его, и он был не прочь наслаждаться им и дальше.
– Почему у вас такие простые серьги? – неожиданно спросила она, перестав улыбаться и вглядываясь в его лицо. Даже в темноте ее глаза блестели, будто подсвеченные невидимой луной.
Кухулин пожал плечами.
– Они просто пришлись мне по вкусу, мисс Блад.
«Они вызывают зуд и боль, но и эти ощущения не могут подавить дурных наклонностей».
– У мистера Уайта, я о нем рассказывала, это подчиненный мистера Блада, жемчужные серьги, очень красивые... – мисс Стелла обхватила себя руками, погружая ладони в короткий мех опушки, – ...белые жемчужины, похожие на капли. Говорят, такие стоят дешевле круглых, но мне они нравятся больше.
– У мистера Уайта королевский вкус, – полушутливо ответил Кухулин, любуясь губками мисс Блад и размышляя, когда будет прилично их поцеловать.
– Да, он очень надменный и у него дурной нрав, – улыбнулась она, – так все говорят... он бил Калидаса плеткой... – улыбка исчезла, мисс Стелла вздрогнула.
«Это тебя так поразило, что ты даже нарисовала эту плетку в руках богини Кали?»
– Может быть, его нрав со временем исправится, – Кухулин никогда не верил в такие вещи, но хотел развеять внезапную задумчивость мисс Блад.
– Может быть... – ее блуждающий взгляд уперся в носки тряпичных туфелек, выглядывающие из под подола, – мистер Руэри... вы можете рассказать мне о... поцелуях? Что еще делают... супруги? жених и невеста? – она потупилась, рассматривая свои пальцы. Воистину, настроения мисс Стеллы и темы для разговора менялись с ужасающей быстротой.
– Ну... – Кухулин облизнул губы, языком почувствовав короткий шрам, – можно целовать шею, плечи, ключицы... можно трогать...
Кажется, она покраснела, но в темноте Кухулин не мог ручаться.
– Можно гладить, да?
– Можно, конечно, это дивные любовные ласки, что обычно очень нравятся супругам, – разговоры о близости будоражили.
– А можно... укусить?
Вопрос застал врасплох – Кухулин не ожидал его услышать от этого милого ребенка.
Исабелита любила кусать его – кусать, вгрызаясь в плечи, расцарапывая ногтями спину – болезненно, до судорог. Наверное, ей нравилось то, как он вздрагивал от каждого укуса, и то, как потом смотрел на оставшиеся неровные кровоподтеки.
«Можно, если не сильно, а нежно» – Кухулин не мог этого выговорить, не мог так нагло соврать. Каждый укус пробуждал безумие не только во всем теле, но и в твердой плоти. Наверное, один из них и подарил миру Терниона.
– Почему вы молчите, мистер Руэри? Так нельзя, да? Я... просто подумала... Бриджеш – это тигр миссис Блад, иногда прикусывает во время игры, он так играет... выражает свою приязнь, – мисс Блад переплела пальцы.
– Кусать можно, но... не всем это нравится, – наконец выдавил из себя Кухулин.
– Как это узнать...? – задумчиво протянула девушка. – Спросить? Просто спросить, да?
– Да, – Сердце уже забилось быстрее, путая мысли.
– Мистер Руэри... вы любите, когда вас кусают? Вы когда-нибудь... кусали мать мистера Ларка? – мисс Стелла заколебалась, но все же задала вопрос: – вы мечтали кого-то укусить?
Наивная, не знающая что прилично, а что нет, она била без промаха, как какой-то солдат. Жестокие вопросы проходили сквозь него, как стрелы, мешая воспоминания, желания и пронзая все тело мурашками.
– Да, мать Терниона... иногда кусала меня, – Кухулин понял, что хрипит и прочистил горло, – порой это было весьма приятно... Мечтал ли я... наверное, бывало. А вы, мисс Блад?
Почему она спросила именно это? Неужели был кто-то...?
Мисс Стелла рассмеялась – как-то дергано и нервно, почти истерически. Она подтянула колени к груди, зашуршав плотным подолом, и стараясь поплотней закутаться в белое манто, спрятать наверняка пылающие щеки в темном мягком меху.
– Это, наверное, покажется вам таким странным и глупым... – она снова истерически прыснула, склонив голову, – ... таким странным... но я иногда думала, что могла бы укусить госпожу Дрэйк...
Кухулин почти вздрогнул – сладкое чувство внутри превратилось в водоворот, а разгоряченная кровь забилась в голове. Безумие растеклось по венам и хлынуло вниз, взбудоражив плоть.
Мисс Стелла желала укусить миссис Блад. Не от ненависти, не от гнева, она желала этого, как возлюбленные желают целовать друг друга.
– Можно я укушу вас? – она обернулась к нему, заглядывая в глаза. Темнота и лунные блики блестели в ее зрачках, окончательно плавя все внутри Кухулина в мед.
– Да, – хриплый голос сорвался. Темнота подыгрывала Кухулину, смазывая и путая просьбы Роке и правила приличия.
Мисс Стелла потянулась к его шее, сначала легко коснувшись ее губами и зубами, а потом, стоило ему вздрогнуть от влажности ее языка, укусив. По-настоящему. Болезненно, почти остро.
Кухулин выдохнул, прикрывая глаза. Кровь билась в мужской плоти, возвращая его к его диким фантазиям.
«Искусай меня».
– Вам не больно? – голос мисс Стеллы дрожал.
– Немного, мисс Блад, но это... приятно.
– Можно еще раз... так сделать?
Она решила его убить. Превратить его в бессмысленное, обезумевшее от желания животное. Он не сдержится, она провоцирует его.
– Да.
Именно это всегда губило Кухулина – женщина. Рядом с женщиной он становился беспомощней и глупее агнца, разбалтывал секреты, стелился, шел на поводу. Кэтрин, Исабелита – их путь к его сердцу был таким же коротким, как путь к его мужскому органу. А ведь они даже не знали его поганых тайн...
Мисс Стелла снова коснулась его. Облизнула, на мгновение отстранившись, чтобы приподняться поудобнее, и укусила. Боль пронзила судорогой удовольствия, такая резкая, такая приятная, заставляющая захлебываться сладостью, как водой.
Кухулин снова резко выдохнул.
– Это так странно, мистер Руэри, – голос девушки подрагивал и в нем еще слышались те безумные нотки истерического смеха, – так странно... так правда делают супруги? И это... так... приятно, – последнее слово прозвучало выстрелом, она сказала его совсем по-другому. Почти прошептала. Почти пропела.
«Искусай меня. Исцарапай меня!» – Кухулин только дергано кивнул. Если она еще раз укусит его, он не сдержится.
Мисс Стелла отстранилась – она уже не куталась, просто нервно теребила накидку. Тишина заползала в сознание, но даже она не могла как-то облегчить его возбуждение.
– Вам, наверное, больно было прокалывать уши, мистер Руэри? – взгляд мисс Блад блуждал по лицу Кухулина, будто изучая.
– Немного. Терпимая боль.
– Она... такая боль... нравилась вам, как укусы, или нет?
Удар под дых.
– Хм... нет. Меня привлекают ваши укусы, мисс Блад...
В молодости он еще пытался. Пытался заглушить
это в себе – он прокалывал уши в нескольких местах, пробивал даже хрящ, как делают некоторые индийцы. Боль была сильной, но даже она не могла изгнать те сны, в которых прелестная Лотти била его розгами.
Мисс Стелла поерзала, снова поднимая руки и комкая плотное теплое манто. Она то бросала на него вопросительные взгляды, то, потупясь, разглядывала носки своих туфель.
Расплавленный горячий мед медленно струился по венам Кухулина, затекая в голову, будоража мысли. Он мог бы неистово целовать ее, мог бы усадить ее себе на колени, мог бы...
– Мистер Руэри... – почти шепот, он с трудом услышал его, – ...можно... еще раз?
Да.
Просьбы Роке забылись, настала ли пора возвращаться? Кухулин сам наклонился к девушке, подставляя шею.
На этот раз она не стала щадить его, вгрызаясь в него, как сказочный кровопийца, сжимая зубы и слегка проводя по разгоряченной коже языком. Специально ли она так дико дразнила его или просто била наугад?
Мисс Стелла отстранилась, облизывая пухлые губки, и Кухулин не сдержался, приник к ней, прижимая к древесному стволу и целуя. Он уже не боялся испугать ее, проникая языком в рот и чувствуя, как она льнет к нему в ответ. Тонкие пальчики вцепились в полы камзола, будто мисс Блад желала не то притянуть мужчину к себе, не то сорвать с него одежду. Теплое манто мешалось, но не могло скрыть от Кухулина тонкость талии и нежность плеч девушки. Соблазн прижать бедра мисс Стеллы к своим, когтями драл сознание на тонкие рваные полосы: жаркую полосу ее сбитого дыхания, будоражащую воображение полосу скрытой манто груди, полосу ее тихих глухих всхлипов.
– Мистер Руэри! – только болезненный, резкий возглас заставил Кухулина немного отстраниться.
– Мисс Блад, простите... я...
– Мои волосы зацепились за вашу серьгу, и вы резко повернули голову... – немного капризно протянула она, подтягивая колени к груди и обхватывая их руками.
Кухулин потер лицо.
– Простите, мисс Блад.
Он не дотерпит до свадьбы, эта девица залезет на него раньше, желая узнать, можно ли супругам кусаться.
– Роке будет ругаться, да? Если мы опоздаем? – теперь мисс Стелла снова прятала лицо в коротком черном меху, как и подобало стыдливой девице. Только вот глаза ее поблескивали совсем не стыдливо, напоминая горящие очи четырехрукой богини.
– Не стоит его тревожить, идемте, мисс Блад, – Кухулин прокашлялся, стараясь перестать хрипеть, но голос не слушался. Он встал, оправляя камзол и отчаянно жалея, что не может так же оправить лицо.
Она засмеялась – истерически, почти жутко.
– Мистер Руэри! Мистер Руэри! – мисс Стелла резко вскочила со скамьи и подбежала к нему, хватая за рукав и будто желая закружить его в танце. – Мистер Руэри, как же весело и радостно целовать вас! – воскликнула она, отпуская одежду и заключая его в неловкие объятия. Так она всегда обнимала Роке, видимо, и теперь не до конца понимая разницу между отцом и будущим мужем. Мисс Блад дышала куда-то ему в грудь, посмеиваясь и пряча лицо.
– Так весело, весело! Вы хотели бы, чтобы я гладила вас? Или кусала вас? – теперь ее смех напоминал клекот какой-то птицы. – Мистер Руэри, кажется ваши руки дрожат, вам дурно? – мисс Стелла вцепилась в его пальцы, сжимая ладонь и впиваясь в нее ногтями.
По линии хребта прошла судорога – быстрая, холодящая, оставившая легкий след мурашек.
Под кожу будто одновременно вонзили тысячи игл.
– Идемте, мисс Блад, иначе ваш отец будет переживать, – Кухулин сглотнул, – мне тоже очень приятно целовать вас... и ваши укусы тоже приятны...
"Еще одна такая встреча, и я не смогу больше беречь твою невинность".
Мисс Блад снова засмеялась и, зашуршав листьями, выбежала из-под старой ивы.
– Догоняйте, мистер Руэри, я теперь почти знаю, где выход! – ее голос быстро стих, сожранный вечерней тишиной.
Кухулин снова потер лицо. Она смеялась где-то рядом, он, преследуя девушку, слышал хруст и шорох песка под ее каблучками, но догнать сумел только у самого входа.
Мисс Стелла выпустила кованое железо арки и, пару раз, танцуя, обернулась вокруг себя.
– Идемте же скорее, мистер Руэри!
Наверное, именно так феи и заманивали глупых путников в болота, по крайней мере, так говорили в Ирландии. В новом же свете Кухулин редко слышал о волшебном народце, но теперь с легкостью мог вообразить, что Роке украл ребенка именно у фейри.
Жар уже отлил от лица, изгнанный прохладным ночным воздухом, но возбуждение никуда не делось, наоборот, каждое слово мисс Стеллы, отзвуки ее смеха делали его все сильнее.
Она быстро бежала к дому, словно опасаясь того, что, догнав невесту, Кухулин овладеет ей. Только у крыльца мисс Стелла остановилась, почти так же, как утром, но сейчас темнота – подруга всех фейри – делала ее смелее. Она бросилась в объятия подошедшего Кухулина и, обвив его шею руками, заставила склониться к ней, жарко шепча на ухо:
– Мистер Руэри, мистер Руэри! – горячее дыхание щекотало шею. – У меня появилась такая забавная мысль, мистер Руэри! – мисс Стелла зашептала громче, словно вливая магию своего голоса ему в голову. – Мистер Уайт жестоко избивает Калидаса плеткой, но всем, ровным счетом всем, известно, как Калидас уважает мистера Уайта. Любит его, боготворит! Вдруг, если я буду жестоко кусать вас, вы тоже полюбите меня? Укусы такие славные, такие забавные! – она зацепила его серьгу языком, чтобы в следующий миг вцепиться в мочку зубами. Боль вспыхнула и погасла, сладким теплом разливаясь по телу, сводя пальцы и сбивая дыхание.
– Мисс Блад...
Она разжала руки, выпуская его. Странная улыбка словно судорогой свела ее пухлые зацелованные губы. Теперь мисс Стелла явно напоминала ему богиню с картины, бессмертную Кали, что была до сотворения мира и будет после него.
– Я так и думала, мистер Руэри... – негромко произнесла она, снова хватая опушку манто и теребя тонкие волоски меха бледными пальцами. Свет из окна золотил ее затылок, делая тень на лице почти черной.
– Я мало что знаю, но у меня ведь есть глаза, как и у всякого другого человека... вам нравится боль, да, мистер Руэри? Иначе вы бы оттолкнули меня... наверное, и Калидасу тоже она по вкусу... такое ведь может быть, да, мистер Руэри? – она прикрыла глаза. Странная девушка, не знающая приличий, но не ребенок, совсем не ребенок. Дети не остаются детьми вечно, тем более, если в их головах бродит желание кого-то
укусить.
Кухулин не знал, что ответить, даже не знал, ждет ли она ответа.
«Искусай меня. Искусай меня. Искусай...»
– Идемте, мисс Блад, – с трудом выдавил он.
Наверное, стоило попросить ее молчать о своих догадках, но как только он открыл рот, она, подхватив подол, уже взбежала по мраморным ступеням. Шорох подола, стук ударившейся о косяк двери, мелькнувший и погасший в окне наверху огонек свечи.
Раздразнила, распалила его и убежала, оставив наедине с ноющими следами от укусов. Сейчас, наверное, даже краснота уже сошла, но Кухулин все равно чувствовал их на шее, будто мисс Блад своими пухлыми губками заклеймила его.
***
Роке скомкал светлое девичье платье и бросил на стул – Стелла и Кухулин явно не спешили домой. Занятые друг другом? Увлеченные беседой?
А ведь Караган предупреждал цыгана – «ожидая, что она вырастет, обнаружишь ее под каким-нибудь матросом». Он будто знал, хоть и не обладал предвидением.
Стелла была такой оживленной с утра, такой веселой – все время щебетала о лабиринте и дальнем пруду, где плещутся рыбы. Закрыв глаза, Роке мог увидеть и стареющие зеленые стены, и залитое солнцем коричневое око пруда в обрамлении изумрудной травы, но цыган готов был ручаться, что такой счастливой дочь сделали отнюдь не они, а поцелуи мистера Руэри. Стелла ведь всегда была любопытна: таинство брака для нее – приоткрытая дверь, Кухулин Руэри – диковинное животное, которое будет ластиться к ее руке.
Полковник еще не велел звать к ужину, а Роке уже ходил по комнате Стеллы, тревожился, перекладывая ленты туда-сюда и не в силах ни на чем сосредоточиться.
Она ворвалась в комнату, как вихрь – растрепанная, с алеющими щеками, и цыган еле успел подхватить дочь, которой взбрело в голову с разбегу упасть в его объятия.
– Стелла, почему так долго!
Дочь разжала руки и обмякла, медленно сползая на пол, как учащийся ходить и все время виснущий на родителе ребенок.
– Мы гуляли с мистером Руэри в лабиринте! О, это было так весело! Так темно и волшебно, а еще мы целовались, и я укусила его! – Стелла все время наклоняла голову и смеялась, отчего Роке не мог понять половины слов.
– Укусила? Стелла!
– Укусила! Укусила! Так смешно! У него было такое забавное лицо! – дочь неловко обхватила колени цыгана.
– Стелла, поднимись, – Роке потянул ее за шиворот, уговаривая встать, – идем, сядем хотя бы на кровать...
Дочь поддалась – скорей перевалившись на ложе, чем перейдя туда. Она подтянула ноги, пачкая грязными туфлями белоснежные простыни, и положила голову на колени севшему рядом цыгану. Она часто так делала в детстве, иногда залезая на колени, иногда забираясь под бок – распущенные светлые волосы путались, превращаясь в золотую кудель, а Стелла норовила покрепче обнять отца, не желая отпускать его ни в плавание, ни в гости, ни к другим женщинам.
– Ты вправду укусила мистера Руэри? – Роке наклонился к дочери, убирая с ее разгоряченного лба медовые пряди и вглядываясь в разноцветные глаза.
– Да! Да! – она пыталась отдышаться, все время хрипя и глотая звуки. – Прямо в шею! Забавно... у него было забавное лицо... Он обнял меня и так сильно поцеловал!
– Он сам тебя попросил? – Цыган погладил дочь по голове, стараясь успокоить, но она все равно металась у него на коленях, как лихорадочная.
– Нет, это я... я спросила его... делают ли так супруги? И он сказал, что да!
Роке прикрыл глаза, осмысливая слова дочери. У тебя дурные наклонности, Кухулин Руэри, если ты рассказываешь подобные вещи столь неопытным девушкам.
– Тебе... понравилось? – задал довольно глупый вопрос цыган. Он догадывался об ответе еще очень давно, когда Стелла ловила лягушек и сажала их в шкатулки и бочонки, наблюдая за отчаянными попытками выбраться, когда провожала Калидаса задумчивым взглядом, рассматривая алые полосы на его смуглой спине. Было ли это в ней всегда или это он, Роке, сделал ее такой?
– Да, ужасно забавно, – Стелла прищурила глаза, как сытый ластящийся котенок.
Цыган снова коснулся ее волос, желая одновременно запутать пальцы в золотой копне и пригладить чуть вьющиеся пряди.
– Ты понимаешь, что мистер Руэри... – Роке запнулся, – ...желает тебя?
Страшное подозрение ледяным током пробежалось по горлу и застыло под грудью, комком свернувшись в животе.
– Миссис Блад... – цыган приготовился к худшему, – ...рассказывала тебе об этом?
– Супруги обнимают и гладят друг друга, – Стелла ответила сразу, как хорошо заученный урок.
– Иногда они делают большее, – Роке и так откладывал этот разговор слишком давно, в конце концов свалив тяжкую тему на миссис Блад, – спят, становятся близки, делят ложе...
Цыган замолчал, не в силах подобрать нужные слова. Он не мог вспомнить всех своих женщин, они смешивались в его сознании в единственный безумный образ. Он почти забыл, как когда-то делил ложе с Розаулин, зато почему-то прекрасно помнил, как его трахал Хуан. Было ли это правильно? Знал ли он вообще, что правильно, а что нет?
– Я знаю, – дочь потерла ладонями разгоряченное лицо, – так делают только супруги. Спят вместе, – она уже почти успокоилась и в голосе слышалось равнодушие.
«Что мне до совместного сна, если я могу укусить мистера Руэри и получить от этого удовольствие?» – будто бы говорила она.
– Супруги касаются друг друга – груди, губ, бедер, ложатся друг на друга, – Роке начал сердиться на себя и на Стеллу, что совершенно не желала понимать, – ты знаешь, чем мужчина отличается от женщины?
– Знаю! – обиженно надула губки она, словно уловив настроение отца.
– Кухулин... мистер Руэри будет ложиться на тебя и проникать в тебя своим мужским органом, это гораздо сильнее поцелуев и даже укусов!
Стелла не поверила – лишь слабо дернула плечом, отворачиваясь от отца и блуждая взглядом по комнате.
– Мистер Блад тоже так делает с госпожой Дрэйк, да? – только и спросила она.
– Да, – Роке склонил голову, не обращая внимания на застившие лицо черные пряди.
Стелла снова пожала плечами.
«Все что делает госпожа Дрэйк – пример для подражания» – в этом он сам когда-то убедил дочь. И теперь она, глядя на наставницу, не видела ничего дурного в супружеской жизни.
– Стелла... – Роке не мог подобрать слова, – ...ты должна быть благоразумней... чтобы мистер Руэри невзначай не напугал тебя, не обидел... чтобы не пострадало твое доброе имя, чтобы ты не понесла ребенка раньше времени!
Его увещевания пропали зря – дочь едва ли вняла хоть единому слову – так вначале показалось цыгану, пока в скучающем взгляде Стеллы не появилась ярость. Она повернула лицо к Роке, сдвинув светлые брови и кривя губы в раздраженной гримасе.
– Ты просто ревнуешь,
папа, – ехидно произнесла она, – ведь это ты мог бы обнимать меня, целовать, чувствовать мои укусы! – на щеках дочери вспыхнул гневный румянец. – Но ты отказался, так что теперь молчи! Мой жених – мистер Руэри, мне нашел его мистер Блад, и я буду вести себя с ним так, как мне вздумается!
Горло свело судорогой. Такая – похожая на ведьму – дочь пугала его, словно она переставала быть его маленькой Стеллой, превращаясь в злобное, алчное создание. У этого существа был другой голос, лишь похожий на голос его девочки, другое лицо – лишь напоминающее лицо его белокурого ангела, другие слова – слишком меткие, слишком болезненные, слишком злые.
– Стелла!
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, словно борясь взглядами. Дочь сдалась первая, отвернувшись от отца, уткнувшись лицом в его колени и громко зарыдав.
– Стелла! – теперь голос Роке звучал почти жалобно, ему стало стыдно за то, что он так жестоко отчитал дочь за флирт с будущим мужем. Ее плечи вздрагивали, а каждый ее всхлип отдавался в сердце цыгана протяжной мучительной болью.
– Стелла, перестань, я прошу тебя! Я просто переживаю, волнуюсь... – внутри ворочался стыд за желание оттолкнуть злобное существо, которым на мгновение стала его девочка.
Дочь всхлипнула и затихла, прижимаясь к ногам цыгана. Растрепанная, беззащитная, Стелла льнула к нему, будто желая спрятаться.
Она всегда была такой – если и было гадкое ревнивое создание, что жило внутри нее, то оно было там всегда. У создания были волосы цвета слепящих солнечных лучей и кожа оттенка слоновой кости, сотня белых платьев и две сотни розовых лент, но сердце у создания было дона Хуана Испанского – алчное, привязчивое, горячее. Безумие жило внутри дочери Роке, иногда пугая его. Безумие тянуло к цыгану щупальца, проникая в его душу этими слезами, жуткими истериками и сценами ревности, и каждый раз Роке поддавался, пытаясь перетерпеть.
Он хотел видеть Стеллу второй Розаулин, но она стала лишь иным Хуаном, напоминая когда ангела, а когда Дези Бланко. Того Дези, что когда-то ходил на корабле вместе с Хуаном. Тогда наглого, неуправляемого юнца терпеть не могла почти вся команда, и лишь сам дон потакал любимчику, даже до того, как ушел Роке. А теперь любимчик отрастил когти-слова и клыки-подчиненных, теперь капитан Дизайр Бланко приказывал лейтенанту Руэри и еще сотне человек, что если не уважали, то опасались его. Стелла же порой остро напоминала детскую тень Дези – капризную, ревнивую, злую. Если бы Роке не был уверен в ее происхождении, принял бы за младшую дочь Хуана.
– Не плачь, Стелла... – Роке склонился, обнимая ее, – ...пойдем, я умою тебя и причешу. Ты же наверняка хочешь быть за ужином самой красивой?
– Пойдем... – дочь хлюпнула носом и принялась остервенело тереть лицо.
– Давай, подымись, – цыган помог Стелле сесть и оправить уже совершенно измятое платье, – давай я переодену тебя.
– Давай... – снова эхом отозвалась она.
После истерик дочь всегда становилась тиха и покорна, как послушная кукла выполняя указания отца. В такие моменты она как никогда напоминала ребенка, того маленького ангела, которого он когда-то увидел в окне.
– Ты завяжешь мне бант на волосах? – Стелла снова хлюпнула носом, но на ее устах уже блуждала улыбка. – Завяжешь?
– Конечно, какую ленту ты хочешь? – Роке потянулся за шкатулкой, стараясь забыть всю эту отвратительную перепалку. В конце концов, разве дурно невесте испытывать симпатию к своему жениху?
«Это не симпатия, это желание сожрать» – внутренний голос не нуждался в видениях, чтобы знать наверняка.
– Я хочу белую, правда, она красивая? – Стелла снова стала его милой девочкой, и цыган задавил внутренний голос.
***
Она сидела в гостиной, где еще лежал неубранный альбом мисс Стеллы, и играла на клавикорде. Кухулин некоторое время наблюдал за ней, и осколки странных фантазий болезненно впивались в его сознание: он то пытался вообразить острые ледяные шипы, возникающие на клавишах под пальцами мисс Линтон, то представлял, как наклонившись, целует ее в шею.
Жестокая девчонка – мисс Блад – слишком распалила его, чтоб теперь он мог вот так просто успокоиться.
«Кэтрин» – имя застыло на языке, словно опасаясь женщины, слишком красивой даже через семнадцать лет.
– Мисс Линтон, доброго вечера, – Кухулину легче было пройти мимо, в свои комнаты, но он не желал оставаться в одиночестве, терзаемый мечтами об острых зубках мисс Стеллы и ее влажном язычке.
– Мистер Руэри, – она кивнула, не прерывая игры.
– Не думал, что вы любите музицировать, – Кухулин подошел к столу и открыл альбом, – скорей... представил бы в вас интерес к чтению или архитектуре, – постарался сгладить нелепый вопрос он, избегая трактования «не знал, что ты еще и играть умеешь».
Несколько несшитых листов с рисунками мисс Блад упали на пол.
– Я интересуюсь многим, музыка же помогает мне отдохнуть от дневных забот, – вежливо улыбнулась мисс Линтон.
– Кто-то из французов? – кивнул в сторону клавикорда Кухулин, только потом сообразив, что женщина сидит к нему спиной.
– На тетради написано «Итальянские мелодии», – она все же поняла, о чем речь.
Он бездумно пролистал несколько рисунков с похожими сюжетами – нарисованный углем Роке, черные волосы которого смазанными тенями отпечатывались на бумаге, попытки нарисовать тигра и извивающиеся обнаженные женщины. Одна из них, со змеиным хвостом, была подписана – «Мелюзина».
Полуженщина–полузмея, фея, что одарила своего супруга богатствами и властью. Кухулин невольно усмехнулся – у всех женщин, к которым он что-то испытывал, был свой змеиный хвост – тайна, скрытая от него.
– Вы видели лейтенанта Руэри с утра? – отвлекла его от размышлений мисс Линтон. – Он выглядел немного усталым. Надеюсь, он хорошо себя чувствует?
– Он дурно переносит жару, если она застает его не в море, – приврал Кухулин, – думаю, к вечеру ему станет легче.
Кэтрин отняла руки от клавиш, и клавикорд замолчал, даже не издав жалостливого тренькающего стона, так свойственного инструментам. Мисс Линтон будто заткнула его невидимый рот тряпкой.
– Без лейтенанта наше и без того немногочисленное общество оскудело бы, – она повернулась к собеседнику, – скоро полковник Руэри позовет всех к ужину... хотелось бы, чтобы наша компания была полной, тогда удовольствие от общения радостно вдвойне.
– Рад, что вам нравится здесь, – вежливо ответил Кухулин на ничего не значащую тираду Кэтрин и перевернул еще одну страницу альбома.
Нарисованный резкими штрихами молодой мужчина с лицом злобным, порочным и будто бы болезненным. Округлые жемчужины его серег подчеркивали жесткую линию челюсти, которую не могли сгладить даже распущенные и завитые светлые волосы. Мистер Уайт. Последнее время Кухулин много слышал о нем – как о «хозяине Калидаса, что приказывает и Роке» и как о правой руке мистера Блада.
– Мисс Блад умеет подмечать выразительные черты, – Кэтрин спокойно следила глазами за собеседником, словно тот был рыбой, в которую она метила острогой, – я заглянула в ее альбом, пока тут никого не было. Миссис Дези Бланко удивительно хороша... любопытно было бы познакомиться с ней вживую.
Кухулин приподнял брови.
– Мисс Стелла рисовала Марию? – он перевернул сразу две страницы, желая увидеть знакомое лицо и сравнить с оригиналом. Блады ведь действительно живут совсем рядом с Бланко, и, в отличие от Дези, что редко появляется дома, его молодая жена находится в Ньюэлле постоянно.
Все-таки мисс Стелла рисовала почти дурно – нежное лицо Марии узнавалось и не узнавалось одновременно – нос вышел совершенно иной формы, да и щеки оставляли желать большего сходства, но густо замалеванный черным глаз с белым бликом прожигал насквозь. Второй был прикрыт цветком, который девушка почему-то закрасила розовой краской. Кухулин захлопнул альбом, желая поскорей забыть рисунки мисс Блад – такими жуткими они иногда казались, будто белокурая девица рисовала исключительно ядовитых змей, принявших форму женщин. Он положил лист с богиней Кали поверх и аккуратно вернул сшитые нитками картины на стол.
– Необычные работы, не правда ли, мистер Руэри? – мисс Линтон легко поддерживала беседу ни о чем, и общество бывшего любовника, казалось, совсем не тяготило ее. Если бы Кухулин не стоял напротив нее, с трудом поверил бы в подобное самообладание.
Неискренняя, натужная радость или злобное равнодушие – так обычно встречают женщины тех, кто был им когда-то близок. Но Кэтрин ни чуточки не переигрывала – на ее аккуратном лице не было следов раздражения или лживой приветливости, и это даже немного тревожило Кухулина. Не приснились ли ему те встречи в доме разврата? Не приснился ли тот разговор по приезде?
Нелепая сцена бродячих артистов «мы – незнакомцы» опротивела – он не мог тягаться в актерских талантах с мисс Линтон и не желал тянуть игру, где заранее был не в выигрыше.
– Кэтрин... – задумчиво протянул он, наблюдая за реакцией собеседницы.
– Да, Кухулин? – вежливый, располагающий тон не изменился, но все же «Кухулин» звучало гораздо теплее, чем «мистер Руэри».
– Теперь ты гораздо больше Кэтрин, чем Катарина, – бессмысленно ответил он, – холодная английская леди. Наедине можно не делать вид, что мы незнакомы.
Она пожала плечами.
– Если тебе так спокойней, я не буду настаивать, – Кэтрин снова пробежалась по собеседнику взглядом, словно он был письмом или книгой, суть которой можно понять, мельком просмотрев.
– Не люблю лгать, когда это не имеет особого смысла, – Кухулин пожал плечами.
– Я тоже, да и вряд ли вообще в мире так много людей, что любят врать ради вранья, – Кэтрин улыбнулась, – обычно все лгут, чтобы не тревожить близких своими бедами, чтобы прихвастнуть перед знакомыми и произвести впечатление, чтобы обмануть кого-то и нажиться на этом, ради вежливости, в конце концов...
Он вспомнил злобный, настороженный взгляд Терниона, искривленные в раздраженной гримасе губы – юноша, в отличие от разыгрывающих незнакомцев Кэтрин и Кухулина, не старался сделать вид, что первый раз видит настоящего отца.
– Ты наверняка подумал о Тернионе, – она слабо улыбнулась, но смех все равно прятался в уголках пухлых губ, – не спрашивай, как я угадала. Очень уж многие подмечают его искренность, порой переходящую в бестактность.
– Ларк так дурно воспитывал его? – Кухулин усмехнулся и задумчиво постучал ладонью по столу, вслушиваясь в тихое лязгание перстней по дереву. Противное чувство, похожее на задушенный стыд, шевельнулось внутри – воспитывать Терниона должен был он, а не Линдро Ларк.
Но Кэтрин была тактична – она словно не заметила этой нелепой претензии.
– Боюсь, Тернион не из тех, кого можно воспитывать, – спокойно ответила она, – он брал пример с Линдро, равнялся на своих наставников с верфей, но воспитание в привычном смысле... нет, Терри слишком дик для этого, и он никогда не видел особого смысла в вежливости.
Кухулин задумчиво посмотрел на свои пальцы. Все-таки удивительно, как необычно унаследовал его сын черты родителей – характер бешеной, своенравной матери и внешность высокого, белокожего отца. Ни следа легкой смуглости, ни тени той необычной красоты, что так восхитила Кухулина когда-то...
– Мне кажется, ты нравишься ему, – он понимал, что лезет не в свое дело, но тем не менее сказал это. Кэтрин когда-то втерлась к нему в доверие, сделав ступенькой в своем пути к Ларку – разве не было теперь у него права втираться точно так же?
Мисс Линтон пожала плечами, все так же улыбаясь.
– Может быть... юношам в его возрасте часто нравятся женщины, находящиеся рядом.
Кухулин задумчиво посмотрел на потолок. Тернион не показался ему тем, кто влюбится в первую попавшуюся даму, только из-за того, что она крутится вокруг него. Наверняка спокойный нрав Кэтрин, ее нежное лицо, тонкая талия и округлая грудь пленили юнца так же, как когда-то и Кухулина.
Он сделал неопределенный жест рукой, не желая ни трактовать мысли Терри, ни переубеждать мисс Линтон.
Кэтрин закрыла крышку клавикорда и облокотилась на инструмент.
– Я могу ошибаться, но раз уж зашел такой разговор... мне кажется, ты пришелся по вкусу мисс Блад – большая удача, если жених и невеста не выбирали друг друга. Могу я тебя поздравить? Мисс Стелла слывет красавицей, и, увидев ее, я поняла, что молва не врет.
Кухулин вспомнил слова Фланна о том, что разлад брака между ним и мисс Блад будет на руку Ларку, и почувствовал себя неуютно, словно кругом вокруг были ловушки – ловушка располагающего голоса мисс Линтон, ловушка ее откровенности, наверняка лживой, капкан его собственных воспоминаний, в которых доверчивая и нежная Кэтрин отдавалась ему.
– Красота мисс Стеллы бесспорна... – как-то по-книжному ответил Кухулин, будто цитируя сонет – ...и, конечно, я рад, что она не испытывает ко мне неприязни.
– К тебе сложно испытывать неприязнь, ты достаточно спокоен и вежлив, – Кэтрин задумчиво посмотрела на пламя стоящих на столе свечей, – мисс Блад почти взросла, чтобы понимать – мистеру Бладу мог бы быть выгоден ее брак с кем-то вздорным, мелочным и пожилым. Неудивительно, что она симпатизирует тебе, оказавшемуся совсем не таким.
Кухулин пообещал себе не верить словам мисс Линтон, но тепло от столь приятного мнения сладостно шевельнулось в сердце. Разумом он понимал, что мисс Линтон может просто льстить, но комплимент достиг цели – он уже не мог испытывать к бывшей любовнице резкой неприязни.
– Прости, наверное, тебе неприятно, что я так нагло обсуждаю твои личные дела, – Кэтрин немного поменяла позу, положив ногу на ногу, и теперь носок шитой серебром туфли выглядывал из-под скромного серого подола, словно держа мужчину под прицелом.
– Лучше обсуждать их со мной, чем за моей спиной, – Кухулину надоело стоять, и он сел в кресло, расслабленно положив ладони на резные ручки.
– Если говорить откровенно... – Кэтрин на мгновение запнулась, – ...я думала – ты женишься раньше. Ты из тех мужчин, что становятся опорой. Из тех, кому по рыцарскому складу натуры нужна прекрасная дама, которую надо было бы защищать. О таких раньше складывали баллады...
Кухулин прикрыл глаза. Мужчина-рыцарь, мужчина-слуга. Рыцарь преклоняет колени перед сюзереном и перед дамой, целует руку в знак верности. Рыцарь не ровня тому, кому служит.
– Я хотел защищать одну даму, хотел помочь ей, стать ей опорой... О, какими романтическим наивным бредом были мои мечты когда-то! – Кухулин улыбнулся, отрезая от себя слова, которые хотел сказать много лет назад. – Я хотел увидеть в ее глазах благодарность ко мне, такому доброму, такому благородному! Я бы презрел наше неравенство, толки родственников и друзей за ее спасение! Так я мечтал когда-то, но та дама сама себя спасла, правда, Катарина?
Он не смог сдержать ехидства – слишком жестоко она тогда растоптала его добрые порывы, слишком надолго вселила в него злость на самого себя.
– Ты правда хотел помочь мне? – Кэтрин опустила голову, сложив руки на коленях.
– Я хотел жениться на тебе, – Кухулин запрокинул голову, бездумно скользя взглядом по старомодной лепнине, – мужчины всегда чувствуют себя благодетелями и рыцарями, когда хотят предложить замужество по любви. «Я предложу ей свою руку и сердце, и она радостная упадет в мои объятия» – примерно так. Тому наивному юноше, которым я когда-то был, оказалось трудно смириться – я витал в облаках, и потом – раз! И Линдро Ларк с Фемидой за плечами!
Кухулин усмехнулся, осознав, что очень уж разгорячился – день оказался очень уж богат на женщин, жаждущих его внимания и тянущих это внимание адскими раскаленными щипцами.
– Я желала выбраться любым способом, думаю, ты понимаешь, – Кэтрин подняла голову, рассматривая собеседника, – я ведь не знала о твоих мыслях... Может быть, знай я, все сложилось бы по-другому...
Странное выражение лица – что-то между умиротворением и скрытым гневом – пламя свечей плясало под токами воздуха и искажало черты мисс Линтон дрожащими тенями. Вся ее поза – нога, закинутая на ногу, сложенные на колене и сцепленные в замок руки, строгое серое платье – платье-броня, платье-доспех – все казалось Кухулину удивительным. Кэтрин была подобна античной статуе, застывшей в мраморе. Когда-то он думал, что понимал ее, а теперь просто любовался этим совершенным созданием – дивной смесью Афины и Афродиты.
Нет, он не смог бы жить с ней – теперь Кухулин понимал это со всей ясностью. Все время гадать, что у женушки на уме, чувствовать себя на шаг позади, знать, что ты – лишь способ выбраться, лишь ступенька к чему-то большему. Фантазии и жизнь – совсем не одно и то же.
– Надеюсь, мы станем добрыми приятелями, – покривил душой он, все еще опасаясь удара в спину, – мне хватает Терниона, норовящего плюнуть мне в спину. Хочу верить, что мы теперь относимся друг к другу как...
– ...старые добрые знакомцы, – Кэтрин снова улыбнулась, – ...и я хочу в это верить, Кухулин. Я уже говорила, что сделала то, что сделала не из неприязни к тебе.
Кухулин проглотил ложь. А может быть, это была и не ложь – с мисс Линтон он ни в чем не был уверен. Кэтрин не носила маски, или маска и была ее лицом – ни разу за все их знакомство он не почувствовал неискренности, слишком хороша была ее игра. В нее хотелось верить.
– Пойду отдохну перед ужином, – Кухулин взял листок с рисунком мисс Блад – богиня насмешливо взирала с него, угрожая плетью.
– Скоро увидимся, – в глазах Кэтрин плясали искорки теплой радости, и он уже не знал во что верить.
Он кивнул ей и вышел из гостиной, взбежал наверх, толкнул дверь своей комнаты – он почти никогда не запирал ее – и увидел огни свечей. Одно мгновение, в течение которого внутри успела вспыхнуть и погаснуть мысль о том, что посторонний в его комнате – это мисс Стелла. Но иной силуэт, строгий камзол и начищенные до блеска остроносые сапоги быстро разбили эту иллюзию – капитан Бланко равнодушно листал оставленную на столе книгу.
– Капитан... Дези. Доброго вечера, – Кухулин прикрыл дверь, рассматривая гостя. То ли пламя трех свечек не могло осветить лицо моряка, искажая тени и делая его волосы почти медными, то ли он просто устал – но теперь, когда капитан не улыбался, он выглядел гораздо старше, даже немного напоминал Линдро Ларка – надменным и злобным выражением красивого, порочного лица.
– Доброго вечера, мистер Руэри. Я хотел извиниться, что утром, после игры, немного резко говорил с вами...
В тоне Дези не было сожаления, расслабленная поза, и то, что он весьма нагло, без приглашения вошел в чужую комнату и развалился на стуле – все говорило о том, что он не чувствовал угрызений совести, и вряд ли пришел извиняться.
– Ничего страшного, я не держу обиды, – Кухулин положил лист с рисунком мисс Блад на стол, подальше от резного серебряного подсвечника.
– Я очень рад, – Дези криво улыбнулся – скорей, даже приподнял уголок рта, обозначая улыбку, – я хотел спросить вас... Фанни... он мой друг, и я хочу знать – отчего он так расстроился? Я поговорил с ним, но расспрашивать побоялся. Что миссис Руэри делала с ним? Я хотел узнать у Марии, но она плохо помнит такое ранее детство. Вы – один из самых близких к Фанни людей, можете вы ответить мне?
Капитан сложил руки на столе, ожидая ответа.
«Не могли бы вы рассказать?» – говорили его слова. «Рассказывай немедленно!» – читалось во взгляде. Дези злился, и, насколько мог судить Кухулин, это была не та резкая, но быстро гаснущая злость фейерверка, которую капитан склонен был проявлять. Это было медленно расползающееся, тлетворное пламя.
– Хорошо, но я могу рассказать лишь пару случаев... я уехал отсюда, когда мне было двенадцать, а Фланн только начал ходить, и вернулся только через восемь лет.
«Многое дядя скрывает, многого я и правда не знаю. Что не навредит семье?»
– Я буду благодарен вам, мистер Руэри, – Дези опустил взгляд, рассматривая нарисованную четырехрукую богиню, – очень благодарен.
