Родная кровь

      Беллатриса вернулась с госпиталя совершенно разбитая. Альбус не приходил в себя уже целую неделю, за которую она успела тысячу раз проклясть свою слепую упрямость и неудержимое раздражение, что всплывало каждый раз, когда ей что-то не нравилось. Дома ее прямо с порога встретила встревоженная Джинни, которая, лишь раз взглянув на хмурое лицо дочери, молча отвела ее на кухню и вручила плитку горького шоколада, чтобы хоть как-то приободрить. Кроме Трис, Ала навещал его верный друг, Северус, и изредка Джеймс, который чувствовал себя не менее виноватым перед братом. Джинни попросту не могла видеть тощего юношу, чьи резервы ушли на восстановление хоть какой-то жалкой капли рассудка и магии, с застывшим лицом и нервно трепещущими веками.       — Какие прогнозы дает мистер Малфой? — устало выдохнула женщина через некоторое время и стала нервно накручивать на палец рыжий локон. Ясные голубые глаза были полны тоски и боли, голос то и дело подрагивал. Казалось, руки Джинни Поттер жили отдельной жизнью — одергивали строгую красную блузу, расправляли несуществующие складки на скатерти, в хаотичном порядке переставляли посуду по столу и неловко теребили крупные серьги в ушах. В какой-то мере, волшебница выглядела жалко.       — Пока что никаких, — печально изрекла Беллатриса и снова замолкла, словно бы пристыженно. Она задумчиво покрутила в руках небольшой кусочек шоколада, смерила его неожиданно жестким взглядом, словно это именно он был виноват во всех бедах, которые свалились на голову девушки, а затем все же отложила его обратно, в обертку. Она не хотела говорить об Альбусе, но прекрасно понимала, — матери запретили посещать его из-за нервного срыва, который случился чуть позднее постановки диагноза. Джинни нужно было немного отдохнуть и набраться моральных сил. Оставлять ее в неведении в таком состоянии, было бы непростительно.       — Вот как… Лили хотела сходить с тобой в Косой переулок, кажется, чтобы выбрать платья на церемонию. Она ждет тебя у семейного гобелена, — подсказала женщина и вышла из-за стола, должно быть, чтобы не видеть растерянного взгляда Трис и скрыть свое собственное замешательство.       — То есть как? Джеймс и Северус решили не переносить свадьбу?! Несмотря на то, что произошло?! — свирепо прорычала девушка и резко соскочила с места. Ножки стула угрожающе рыкнули по полу, как будто подражая разгневанной волшебнице. Длинные черные ногти на автомате впились в деревянный край, а лицо застыло восковой маской, что означало крайнюю степень негодования и бешенства. Губы сами по себе сжались в тонкую темную полоску, а палочка, прикрепленная наголо к бедру больно обожгла кожу, но едва ли волшебница обратила на эту короткую вспышку внимание.       — Все не совсем так, каким кажется, Триша, — почти строго одернула Джинни. Ее глаза на мгновение приобрели уже привычную жесткость, а лицо родительскую суровость, такую, какая обычно появлялась на омраченном лице отца, когда он сердился на своих детей. — Джей и Северус хотели перенести свадьбу на месяц, однако я отговорила их. Мальчишки и так слишком долго ждали этого события, в первый раз перенесли на год из-за смерти бабушки, потом, потому что у отца была важная коммандировка в Германию, и он никак не мог присутствовать. Переносить свадьбу в третий раз, — это слишком жестоко по отношению к ним, пойми меня, милая. Им тоже безумно тяжело, каждому. Альбус все-таки ваш брат и лучший друг Северуса, они переживают за его состояние не меньше нашего. Тем более в связи с постоянными беспорядками в системе министерства, получить разрешение на брак в четвертый раз будет очень проблематично.       Так что… Если будешь злиться, то только на меня, — невесело усмехнулась Джинни. А Беллатриса чуть обиженно поджала губы, — конечно, миссис Поттер была права. — Ну? Скажи что-нибудь, пожалуйста, только не молчи, — выдержав определенную паузу, настороженно попросила Джинни, словно робкая сиротская девочка, водящая носком туфли по песку.       Мысли ускользали от девушки, словно через дырявое решето, — хотелось прямо на месте упасть лицом в мягкую, испачканную черными разводами от стрелок и туши подушку, и спать, пока весь этот чертов кошмар не кончится. «Нет, ты сильная, Трис! Ты Поттер — лучшая ученица Ровенкло, дочь героя магической Британии и по совместительству главного аврора, реинкарнация самой упрямой и сильной пожирательницы смерти! Ты справишься! Всегда справлялась!» — в который раз упрямо напомнила самой себе та самая реинкарнация жестокой надсмотрщицы и, мысленно досчитав до десяти, взяла себя в руки. На мать она посмотрела трезво и спокойно, без всякой злости или раздражения.       — Лили давно меня ждет? — Беллатриса дождалась отрицательного кивка и как-то облегченно выдохнула. — А ты не хочешь сходить с нами? Развеяться?       — Я бы с огромным удовольствием, дорогая, — с блестящими то ли от слез, то ли от счастья (Трис так и не смогла понять) глазами сказала женщина, — но я работаю. Мой обеденный перерыв заканчивается через полчаса, так что, боюсь, что надену какой-нибудь старый костюм из гардероба. Развлекитесь там, как следует.       — Спасибо, мама, — последнее слово Беллатриса выдохнула очень осторожно, словно пробуя его на вкус, с потаенными нежностью и трепетом. Если честно, она успела сильно привязаться к этой милой, отзывчивой, но решительной и сильной женщине. Совсем не похожая на Джинни Поттер-Уизли, которая уже не первый год лежала в крыле для душевнобольных, лишенная магии, но все еще скованная ремнями, смерительной рубашкой для буйных пациентов, воспоминаниями о войне и ужасом перерождения ключевых фигур вражеского фронта, что и свел ее ума, Джинни этого мира производила только положительное впечатление.       Беллатриса коротко клюнула женщину в щеку, чувствуя себя неожиданно счастливой и полной сил, а затем легко выпорхнула из кухни в коридор под удивленный взгляд волшебницы. Гостиная была погружена в легкий полумрак, который безумно любил Том, порой засиживаясь до самого поздна над книгой. Девушка чуть слышно хмыкнула себе под нос. Однажды встав ночью за водой, она застала младшего брата, уснувшего прямо на полу, у закрытого от перемещений камина, уткнувшегося носом в одну из страниц книги, и отца, который осторожно накрывал свое чадо тонким одеялом. Заприметив в слабо освещенном коридорчике дочь, Гарри только каверзно улыбнулся, приложил указательный палец к губам, а потом, как фокусник, извлек из кармана два черных маркера. Белла до сих пор помнила, как старательно держала лицо, недоуменно хлопал удивительными зелеными глазами отец, словно это вовсе не он напакостил, как маленький мальчишка, и сокрушался Джеймс, что не принял участие в этой шалости. Циничная, перекошенная от гнева физиономия Тома не внушала привычного напряжения — густые закрученные усы, красноречивый фингал под глазом, модная родинка над верхней губой и соболиные брови никак не способствовали запугиванию хитрых родственников. Тоска по близким уже стала опасно высовываться из-за угла коварной дамочкой, которая была готова в любой момент кинуться на Беллатрису с поцелуями и крепкими объятиями, когда она наконец заприметила у семейного гобелена Лили. Девушка стояла к ней спиной и внимательно изучала надписи, совсем как она в первый день своего неожиданного перемещения. Беллатриса застыла каменным истуканом у самого входа, жадно и, в то же время, воровато разглядывала чужой хрупкий силуэт, боясь, что кто-нибудь особо проницательный это заметит.       Больше всех она скучала по своей сестре, ласковой и податливой Лили, с ее мягкими волосами и сладкими губами, вкус которых оседал на языке ненавязчивой терпкостью крыжовника. Трис порывисто вздохнула и наконец, после минуты оцепенения шагнула в гостиную. Лили, должно быть, услышала ее испуганное шуршание за спиной и резко развернулась. Казалось, девушке тут же с силой ударили поддых и выбили разом весь воздух — хотелось прижать маленькое тельце к себе, сжать в руках, почти до невропатического зуда, а затем жадно вдыхать, поцеловать порывисто и коротко, со всей той неудержимой страстью, на которую она только способна. У Лили прямые огненно-рыжие волосы, рассыпавшиеся по покатым плечам медными нитями, совсем не такие, как у ее матери. Беллатриса почти в трансе видела, как ноги сами несут ее к сестре, а руки путаются в чужих прядях, танцуют с ними, как с языками диких костров. Как ее губы впиваются в чужие, а темная сливовая помада смешивается с блестящей терракотовой, размазываясь по подбородкам. Ледяные ладони скользят под цветастое шелковое платье, длинные ногти шаловливо пробегаются по внутренней стороне бедер, играючи оттягивают лямку трусиков, а вторая рука до боли и синяков сжимают мягкую невысокую грудь, легко умещающуюся в ладони.       На деле же Беллатриса не делала ничего. Просто стояла в тупом исступлении и диком возбуждении, которое бешено пульсировало под кожей, циркулировало по венам вместе с кровью и безуспешно пыталась успокоиться. В горле внезапно пересохло от глупого волнения, а в груди гортанно зарычала ненависть и ревность. Она не могла и не должна была прикасаться к Лили в этом мире; иначе неизбежно причинит ей боль. Лили никогда не была одержима манящей нежностью к ней, жестокой и расчетливой Беллатрисе, она выбрала милого и доброго Тедди. Но, даже несмотря на это осознание, в животе девушки свернулся тугой узел, а руки мелко подрагивали.       — О! Беллз! — радостная улыбка озарила лицо Лили, когда она наконец угадала в полумраке фигуру сестры. — Как дела у Ала? — такая безмятежная, веселая, словно бы ничего и не случилось… Белла едва слышно скрипнула зубами, — нет, это не ее Лили. Просто незнакомая девочка в ее оболочке, такая же красивая и притягательная, но, увы, безучастная и пустая.       — Я не хочу об этом говорить, — вышло резче, чем она хотела, судя по тому, как нервно вздрогнула и повела плечами Лилз, как будто пытаясь закрыться от глухого отчаяния волшебницы. — Навести его как-нибудь сама. Он порадуется, когда узнает об этом, — горько хмыкнула она. Пожалуй, теперь она понимала, почему семья Поттеров разваливалась. Большинство из них просто прогнило изнутри, тщательно скрывал эту мерзость, но иногда она все равно упрямо выползала наружу, прорастала через кожу черными зловонными лилиями. У этих Поттеров не было точки опоры, вернее, была, в лице Джинни, однако ей и самой не помешала бы хорошая поддержка, не было целей, не было той искренности, которая всегда царила в их доме на Гриммо.       Белла видела, как испуганно сжалась Лили, и только спустя бесконечно долгую минуту поняла, почему. Ее рука застыла всего в каких-то жалких миллиметрах от чужого лица. Она и сама не знала, что хотела сделать, — то ли придушить фальшивку, то ли подарить крохотную частичку любви, предназначенную другой. В конечном итоге Беллатриса криво улыбнулась и, поддавшись неуместному детскому порыву, заправила мешающий рыжий локон за ухо. Ее прикосновения, аккуратные и мягкие, одними лишь кончиками пальцев, были куда интимнее, чем все то, что произошло около месяца назад в кабинете секретарши главного аврора. Хотя, пожалуй, она была бы не против встретится с Кромешницей еще раз. Эта мысль пришла к ней внезапно и не показалась такой уж плохой.       — Подожди меня на выходе, пожалуйста, — наконец через силу выдавила из себя Трис и неловко отступила на пару шагов назад. — Я переоденусь. У меня вся одежда пропахла госпиталем.       Она виновато улыбнулась и проскользнула в другой коридор. До комнаты Поттер добралась за какие-то считанные секунды, на ходу скидывая фиолетовую водолазку и расстегивая молнию на классических серых брюках. Вещи смятым кулем полетели на кровать, а следом за ними и высокие каблуки. Если они будут гулять по Косому переулку, то несчастные ноги Беллы просто отвалятся от усталости. Она натянула полосатые чулки, джинсовые шорты, а следом за ними удобные кроссовки, черный топ и накинула на плечи свободную белую мантию. В любой темной было бы слишком жарко. Уходя, она набросила на дверь несколько защитных заклинаний, активировала все ловушки, которые установила после той злосчастной истории с Альбусом, и судорожно сбежала вниз. На лестнице, правда, она чуть не сбила растерянного Тома, но едва ли обратила на это внимание, — тот мальчишка ничего ей не сделает, ведь, по сути, он не ее брат.       До Косой аллеи девушки добрались через единственный открытый в доме камин. Магический Лондон, как обычно, был весьма оживлен. Разношерстная публика рябила перед глазами, спешила по своим делам двумя плотными потоками, иногда наталкиваясь друг на друга плечами. Веселый гам ввинчивался в мозг ржавым шурупом, над головами волшебников приветливо сияли вывески, настойчиво шелестели ожившие воздушные змеи, искрились разными цветами волшебные фонарики и, как заведенные, носились совы и филины. Мимо них пару раз проскакивали шумные стайки одногруппников, коротко здороваясь или вовсе кивая головами, но никто не останавливался надолго. Все лица внезапно встреченных магов казались Беллатрисе незнакомыми. Словно таких людей вовсе не существовало в ее мире. Хотя, вполне вероятно, что именно так оно и было. Лили разглядывала все прилавки с живым участием и азартом, Трис — с непередаваемой отчужденностью и скукой. Ей хотелось как можно скорее покончить с этим нелепым занятием, вернуться домой и снова засесть за «Военные хроники». Однако ее мечты рухнули в одночасье, когда сестра с настойчивостью бывалого аврора затащила ее в огромный магазин с платьями. Волшебница была согласна на любое, лишь бы поскорее уйти, но Лили была непреклонна в своем упрямстве. Они померили с десяток разных нарядов, но в итоге ни один не понравился ее спутнице. В редких перерывах между поисками девушки забегали в магазин с мороженым, «Сладкое королевство» и даже лавку Олливандера, просто поглазеть. В общей сложности они потратили чуть больше пяти часов, пока наконец глаза Лили не зажглись восхищенным блеском, когда Беллатриса вышла к ней в очередном платье.       «Хвала основателям, я выжила», — вымученно простонала Беллатриса, когда Лили из щедрости расплатилась за ее покупку. Сестра только посмеялась над ее убитым лицом и торжественно вручила огромный пакет, словно это был, как минимум, международный кубок по Квиддичу.       — В следующий раз, напомни мне, пожалуйста, чтобы я отказалась, когда ты позовешь меня сходить с тобой по магазинам, — притворно-страдальчески вздохнула Беллатриса, а затем недовольно покосилась на совершенно невозмутимую волшебницу. Пакет раздражающе оттягивал руку, поэтому, недолго думая, она просто позвала Кричера. Домой эльф бурчал противной старухой, его голос, противный и ломкий, как скрип старых петель, сочился ядом, когда он забирал огромные баулы Поттеров и ставил им в пример неизменную госпожу Вальпургу.       — Трис, если ты не против, я отлучусь по своим личным делам ненадолго? Если вдруг задержусь, возвращайся без меня, хорошо?       — А… Свидание с Теддом, да? — почти разочарованно протянула девушка. Ее взгляд, полный туманной боли не сразу уловил изменения, которые исказили черты Лилз. Все бахвальство и излишняя уверенность тут же сдулись на глазах, как воздушный шарик, губы слабо дрожали, а в зрачках разлился густой испуг. — Успокойся, Лили. Я никому не скажу, — поправила Беллатриса прежде, чем визави успела открыть рот и выдавать из себя хоть слово. — Счастливо погулять.       Белла не стала дожидаться, когда Лили окончательно придет в себя, коротко махнула рукой в знак прощания и свернула в совершенно другую сторону, к почтовой службе. Услуги рядовой совы стоили гроши, но, несмотря на это, Поттер выбрала вещественную аппарацию письма. Так была хоть какая-то гарантия, что она сразу же получит ответ. Первое письмо она отправила отцу, а затем взяла другой пергамент. На некоторое время ее рука неуверенно застыла над чистым листом, а затем вывела емкое: «Наглая девчонка будет ждать тебя через час в «Белой виверне».

***

      …Беллатриса порывисто вздохнула и стальной хваткой вцепилась в чужие черные волосы, с силой оттягивая. Поцелуй вышел грубым и напористым, с открытыми глазами и постоянным перехватом власти. Девушка из чистой вредности кусала темные губы, пока на языке не оставался приятный металлический привкус крови. Но, судя по хитрым смешинкам, которые пробегались в раскосых глазах, Кромешница совсем не возражала против этого безумного напора. Ее руки по-хозяйски гладили крепкие бедра, дразняще медленно стягивали чулки, а затем едва-едва коснулись чуть влажной ткани трусиков, аккуратно огладили и чуть надавили.       — Я не хрустальная, — Белла хотела, чтобы это прозвучало зло и грозно, но голос предательски подвел ее. Томный, с интимными придыханиями, он только раззадорил Кромешницу. Ее усмешка обожгла любовницу колючей ненавистью, но неожиданно нежный, почти влюбленный поцелуй смягчил гнев Поттер.       — Неужели тебя никто не научил нежности, малышка? — возбуждающий шипящий шепот женщины заставил Беллатрису задрожать. От того, что творили ее пальцы между ног, кружилась и тяжелела голова, а пальчики на ногах поджимались от удовольствия. — Давай, я покажу как надо.       Кромешница легко толкнула Беллатрису в плечо, почти невесомо, но ей показалось в этом жесте столько подчиняющей власти, что она безропотно откинулась назад, на мягкие подушки и прикрыла глаза. Парадоксальное доверие к этой, едва знакомой женщине было пугающим, но таким чертовски правильным, что она не думала ни секунды, чтобы полностью ей раскрыться.       — Вот и умница, — лукаво промурлыкала женщина, нежно огладив костлявые ребра и плоский живот. Беллатриса лежала перед ней в одном нижнем белье, темно-синем и кружевном. Таком, какое хотелось либо с остервенением разорвать, либо лениво стянуть зубами, покрывая мелкими поцелуями-бабочками бледную кожу. И Кромешница, вопреки крайним ожиданиям любовницы, выбрала последний вариант.       Легко скинула с себя тонкое коричневое платье, а затем мучительно медленно, как заправская стриптизерша, и эротично стянула сначала лиф, а затем и трусики. Стройная, большегрудая и грациозная, она вызвала у Беллатрисы еще больший прилив вожделения. Затуманенный рассудок, казалось, впал в глубокий транс; Трис чуть приподнялась на локтях, внимательно осмотрела любовницу. Пробежалась голодным взглядом по точеной шее, задержалась на высокой груди и выступающим от возбуждения темным ореолам сосков, аккуратным завиткам на лобке и длинным ногам. Ей было приятно осознавать, что Кромешница точно также сходит с ума при виде нее.       — Иди ко мне, — хриплым шепотом позвала девушка и призывно вытянула руки. Кромешница чуть усмехнулась себе под нос, лениво двинулась вперед, соблазнительно покачивая округлыми бедрами. Чужие ноги она развела с неподдельной нежностью, но весьма цепкой хваткой. На мгновение Белле делается неприятно и больно, поэтому она шипит на парселтанге всевозможные проклятия, но, столкнувшись с иронической улыбкой Кромешницы, послушно замолкает. И руки не скидывает, пусть и хотелось. Беллатриса просто терпеливо ждала обещанной нежности, примерно такой, какую могла подарить ей Лилз. Впрочем, образ сестры, как и чувство вины, быстро вылетели из ее головы, стоило только Кромешнице запустить руку под ткань и огладить половые губы. Ее вторая рука мягко высвободила налитую возбуждением грудь из бюстгальтера, чуть сдавила.       Вереница влажных поцелуев с едва ощутимыми, почти шутливыми укусами медленно спускалась от лица к шее, а затем еще ниже, к розоватым соскам. Беллатриса послушно приподнялась, когда Кромешница временно прекратила терзать ее грудь и запустила руку под спину — расстегнуть лиф и наконец избавить ее от этой ненужной детали гардероба. Стянула трусики и откинула куда-то в сторону. Ее грудь, мягкая и приятная на ощупь, скользила по телу, прижималась к собственной груди девушки, и она невольно задыхалась от это опьяняющей близости, от приятной сладости на губах, от легких, почти невесомых прикосновений к ягодицам, ладоням и плечам. Они целовались мучительно долго, сплетая языки в ленивом, но чувственном танце, и это, пожалуй, даже было немного похоже на любовь. Белла рассеянно гладила Кромешницу по длинным волосам, пропускала пряди сквозь пальцы и откровенно наслаждалась. Когда поцелуи стали жарче, а прикосновения резче и откровеннее, Беллатриса неожиданно жестко улыбнулась в чужие губы, проглотив тихий стон, а затем резко перевернулась, оказавшись сверху. Она гладила Кромешницу, игралась с сосками, чуть посасывала, слегка прикусывая, а затем тут же дула на влажный участок. По чужому телу постепенно распускались бордово-лиловые пионы, хотя Беллатриса очень старалась быть мягкой. Наверное, это просто не в ее природе… Кромешница слабо вскрикивает каждый раз, а Белле дурманил голову запах белладонны в ее черных волосах. Женщина резко перехватила ее ладонь, а затем повела ей по телу, — щеке, груди, животу, а затем еще ниже, к паху. Улыбка у нее вышла колючей и вызывающей, но Белле, пожалуй даже нравится столь откровенный вызов.       Поцелуи тут же становятся легче и аккуратнее, Беллатриса решительно спускается к тазовым косточкам, рассеянно отметив милую родинку у внутренней стороны бедра, а затем разводит чужие ноги в стороны. А потом мир для них обеих перестает существовать. Белла целовала с мягким напором, слушая приятные слуху стоны. Низкие, гортанные, полные слепого удовольствия. Казалось, Кромешница задыхалась. Девушка не спеша провела языком по всему периметру, потерла клитор и тут же опалила его своим горячим дыханием, коротко лизнув. Затем спустилась еще ниже, толкнулась горячим языком внутрь, и сама получая от этого странное извращенное удовольствие. У Кромешницы был терпкий, чуть сладковатый вкус, и Беллатриса тщательно вылизывала ее, толкалась чаще, заставляя срывать голос от удовольствия. Одна ее рука удерживала за ногу женщину, а вторая находилась между собственных ног.       — Еще, — в одном из полу-выдохов уловила Трис и почти зарылась носом в лобковые волосы. Ей нравилось доставлять Кромешнице такое наслаждение, это было что-то новое, трогательное и трепетное, что-то, заставляющее ее сердце сжиматься в порывах иррациональной теплоты. Такую ласку можно было подарить и Лили, но позже, тогда, когда мир перестанет существовать только вокруг такой потрясающе чувственной и обаятельной Кромешницы.       Самый громкий и протяжный стон оповестил девушку о пике чужого блаженства, у нее самой резко свело ноги, а затем наступила приятная нега, которая стремительно разливалась по телу. Беллатриса устало рухнула прямо на Кромешницу и принялась вяло вырисовывать на чужой груди невидимые узоры. Кромешница с ленцой водила по ее спине, а затем коротко клюнула в губы. Какое-то время любовницы лежали молча.       Беллатриса не знала, о чем говорить с Кромешницей, кроме как о ее работе и собственном отце, но устраивать допрос с пристрастием именно сейчас, не было никакого желания. В конце концов она скатилась с женщины и подтянулась на подушках, выдохшаяся, но совершенно отдохнувшая от проклятых переживаний. Кромешница тихонько рассмеялась, напоследок растрепала и без того неряшливую копну волос Трис, а затем на удивление ловко встала с кровати. Уже на выходе, когда Кромешница полностью привела себя в порядок, Беллатриса окликнула ее, пожалуй, с излишним рвением и каким-то мрачным весельем:       — Так как, говоришь, тебя зовут?       — Наглая девчонка, — совсем беззлобно рассмеялась Кромешница, задумчиво поджала губы и поправила прическу. — Я не против как-нибудь повторить еще раз, малышка-Поттер, — женщина послала кокетливый воздушный поцелуй, а затем кинула что-то на близ стоящий прикроватный столик. Когда дверь за ней закрылась, Беллатриса сползла с кровати, собрала по всему номеру свои вещи и надела нижнее белье, прежде чем любопытство пересилило ее.       На столе лежало столько галеонов, сколько она потратила на два скоростных письма, и небольшая записка, на которой было выведено такое долгожданное имя: «До встречи, малышка. В следующий раз пиши на имя Нагайны Дарк».