«Ибо я восстаю, чтобы бросить вызов мудрости мира; подвергнуть испытанию законы Человека и "Бога"!» Anton Szandor LaVey
►Chris Vrenna — Late to the Jabberwocky Открыв глаза, Мойра не смогла разглядеть толком ничего. Снова белая стена, тело бросает то в холод, то в жар. Головная боль прошла, оставив после себя только еле заметные отголоски. Казалось, словно её охватила испарина — она прикоснулась ко лбу, но тот был сухой. Скорее всего из-за потери крови резко упало давление, отсюда и плохое самочувствие. Где-то на задворках сознания до сих пор слышался голос сестры. Это было странно, ведь она не вспоминала об этом уже лет пять. А тут, стоило только ступить на эту чёртову землю, воспоминания нахлынули с головой, словно местность была пропитана её эмоциями, как вода пропитывает землю при дожде. Уоррен тщетно пыталась подавить в себе эти мысли, но всё было без толку. Как только она закрывала глаза — образ мёртвой сестры вставал перед ней. Мойра и Дебра Уоррен были близнецами. Могли чувствовать другу друга, понимать, поддерживать. Словно на двоих была одна душа, разделённая двумя одинаковыми телами. Выросшие в католическом детском доме Финикса, который спонсировала местная церковь, они всегда держались друг за друга. На всех фотографиях они — державшиеся за руки одинаковые девочки в чёрных платьях с крестами наружу. В их тандеме Дебра всегда была главной. Старше всего на несколько минут, она была для Мойры единственным человеком в жизни. Превозмогая приписанную другим воспитанникам любовь к Богу, Дебби выросла атеисткой, яро считая, что если бы там наверху кто-то был, то он бы не позволил родителям оставить их. Они закончили университет, нашли работу. Разную, потому что работодатели не хотели видеть двух одинаковых девушек на рабочем месте. Они действительно были слишком одинаковы. Мойра приняла убеждения сестры касательно Бога тогда, когда Дебру Уоррен убили. Сейчас, приходя в себя в этом проклятом месте, она тщетно старалась выкинуть воспоминания из головы. Получалось из рук вон плохо. Приподнявшись, она поняла, что находится в какой-то пещере. Очень маленькой, словно каменная комнатка. На обломок скалы, на котором она лежала, был постелен матрац, да такой старый, что совсем не держал форму, растекаясь по камню словно желе. В углу валялось одеяло, тоже достаточно старое. О подушке и речи не шло. Всё это пахло, на удивление, всего-навсего затхлой старостью, как пахнет в деревенском доме. В противоположном углу к деревянной палке была привязана бутылка, кусок тряпки из которой горел на манер импровизированной лампы. Плюс один за украшение из зелёных листьев. Больше в пещере ничего не было, кроме выхода с кромешной тьмой. Принять сидячее положение у Мойры получилось только с третьей попытки — бок нещадно саднил от раны, которая, к слову, была умело промыта и перевязана. Ссадины на руках заклеены пластырем — её пластырем, — цветным и детским, потому что в аптеке другого не было. Так вот, значит, куда пропадали припасы. Теперь на один вопрос меньше: обворовывали её еретики. Живот громко заурчал, и с голодом пришло чувство дикой сухости во рту. Мойра поняла, что её жилет и наколенники куда-то пропали, так что осталась она совсем незащищённой только лишь в одной футболке и джинсах. С трудом встав на ноги, она ощутила резкий укол боли в районе ребёр, но всё равно смогла пройти несколько метров до заветного выхода. Там действительно царила кромешная тьма, а ни камеры, ни фонарика её рядом не оказалось. Горящая лампа не была пригодна для роли факела, поэтому несколько секунд Уоррен просто стояла и всматривалась во тьму, ожидая, пока глаза привыкнут. Она настолько была поглощена своими мыслями, что не сразу почувствовала слабое дыхание совсем рядом с собой, поначалу приняв его за возможное дуновение ветра. В следующую минуту она отшатнулась назад с громким вскриком, потому что из тьмы на неё смотрело лицо, обмазанное в грязи. Человек не двигался, а просто стоял и смотрел стеклянными глазами на Мойру, отползающую назад. Наспех приделанные веточки сваливались с лица вместе с ошмётками грязи, но еретик и не думал поправлять их. — Женщина очнулась, — сам себе сказал он и, развернувшись, скрылся во тьме, к которой глаза Уоррен так и не смогли привыкнуть. От испуга сердце колотилось как бешеное, и Мойра не решилась больше лезть туда, где она не может ориентироваться. Отползя к противоположной выходу стене, девушка прижала к груди колени и уткнулась в них лицом. Ей было страшно на бессознательном уровне из-за этих странных людей, которых называли еретиками. Слово это не использовалось настолько давно, что в современном мире почти полностью забылось. Она знала, что где-то недалеко находится деревня, но по её поискам Интернет выдавал только ту информацию, в которой говорилось, что место заброшено. Она не рассчитывала встретить здесь людей. И вообще не рассчитывала, что окажется тут в заточении. Страх за свою жизнь пересиливал желание лезть на рожон, но с момента её пробуждения они не испытывали ненависти к ней, если судить по обработанной ране. Она им зачем-то нужна, иначе они не стали бы ухаживать за ней. На задворках сознания мелькала мысль о том, что, возможно, она виновата в смерти Лукаса, что скажи она нечто совсем иное — и его бы пощадили. Однако в тот момент, несмотря на животный страх, Мойра понимала, что либо умрёт он один, либо их убьют обоих. Ответ напрашивался сам собой. Единственное, что она сейчас хотела узнать больше, чем найти выход отсюда, — почему Лукас привёл её сюда. На кого же он всё-таки работал? Наверняка она смогла бы найти ответ, порывшись в его вещах, которые вряд ли сожгли вместе с ним. У него было достаточно припасов и огромный походный рюкзак, чтобы просто так его выбросить. Еретики не особо-то шли на контакт, судя по их бессвязным речам. Единственный, кто хоть немного сохранил зёрна разума, был тот мужчина в рясе священника. И судя по тому, как люди расступались перед ним и как благоговейно молчали, он — главарь. Возможно, Мойре удастся хоть как-то с ним договориться. — Ты очнулась. Не вопрос — констатация факта. Низкий голос с хрипотцой заставил Мойру поднять голову и ещё сильнее вжаться в стену. Она даже не услышала, как в комнатку проник тот самый мужчина. Либо она настолько сильно погрузилась в свои мысли, либо он ходил чертовски тихо. Он стоял над ней, смотря на девушку сверху вниз, до костей пробирая взглядом голубых глаз. Она ни с чем не могла сравнить это внезапное чувство покорности перед ним; такого Уоррен ещё не испытывала. — Д-да. Спасибо за то, что перевязали рану. Вы?.. — Моё имя Вэл. — Я... — Мойра. Судьба, участь... но какая из трёх? Будешь ли ты перерезать нити жизни или просто определять судьбу? Уоррен поняла, что они, скорее всего, нашли её документы в рюкзаке. Осведомлённость Вэла о значении её имени девушку совсем не удивила. Головная боль снова появилась. — Зачем я здесь? — Женщина. Мать. Тебя предрекали нам, те, что управляют вспышками. И явится она с именем смерти. Во сне ты говорила важные слова. Ни перед одним из твоих печальных идолов я не склоняюсь в смирении и, тот, кто изрек «ты должен», есть мой смертный враг! Мойра впала в ступор. Это были слова её сестры, которые она часто говорила ей при жизни. Цитировала Библию, но не Божью. Атеизм Дебры заключался в том, что она не верила в загробную жизнь. Она не отрицала яро существование кого-то там на небесах, но и не верила, что Бог есть. Сатанинская вера была ей больше по душе. И даже сейчас, после смерти, сестра каким-то образом умудрялась спасать Мойре жизнь, возникая в видениях, слова из которых Уоррен бормотала во сне. — Так вы все и вправду... еретики? — Так нас называют. Те, кто живёт в деревне. Праведные христиане, слепо идущие за Отцом Нотом. — Ничего не понимаю... ничего, — девушка снова уткнулась лицом в колени, когда Вэл опустился перед ней. — Бог тебя не любит, Мойра. Поэтому ты здесь. Не то, что я... Мужчина поднял двумя руками её голову, заставляя смотреть прямо в голубые глаза, и придвинулся ещё ближе, так, что она ощущала горячее дыхание на шее. Мойра впала в ступор, не имея возможности пошевелиться. Ей было страшно давать повод для его злости. Страх за свою жизнь был настолько сильным, что она была готова вытерпеть всё, что сделает с ней Вэл, лишь бы остаться в живых. Она закрыла глаза и ощутила горячий, влажный язык на своей шее, затем подбородке и щеке. Несмотря на всю трагичность ситуации, тело отреагировало должным образом. Мойра слегка задрожала, ощутив покалывание внизу живота, что явно не укрылось от внимания Вэла. Усмехнувшись, он резко отодвинулся от неё и встал. — Тебе принесут еды. Жди. Тон его голоса был спокойный, приятный. Однако даже это не давало Мойре повода забывать о побеге. Пока рана не заживёт и пока сама девушка не сможет освоиться в шахтах, ей нет смысла бежать. Это равносильно суициду.***
Мойре трудно было сказать, сколько дней она провела в пещерах. Рана затягивалась на глазах, но это вообще не давало никакого ощущения времени. Сперва она пыталась делать какие-то отметки о прошедших днях, выкладывая по камешку на очерченный на песке квадрат, но потом сбилась где-то на пятом или шестом камне и бросила эту затею. Какой смысл считать дни в заточении, если шансов выбраться у неё ничтожно мало? Единственное, что хоть как-то грело душу девушки — это осознание того, что её знакомая всё же обратится в полицию, потому что вернуться Мойра должна была несколько дней назад. Но нельзя забывать о словах Лукаса о том, что он здесь оказался не по своей воле. Если его заставили зачем-то привезти сюда Мойру, то, скорее всего, они позаботятся о том, чтоб о её пропаже никто не узнал. Лёгкий холодок волнения прошёлся по спине Уоррен. Во что же она вляпалась? Единственное, о чём она думала постоянно — надо найти вещи Лукаса и посмотреть, есть ли там хоть какая-то информация. Вэл читал проповеди. Постоянно. Мойра слышала завывания еретиков, слышала, как мужчины и женщины громко сношаются, бегают по шахте, размахивая факелами, делают всё, что хотят. И хоть она не видела выражения их лиц, она могла поклясться, что их голоса выражают благоговейный трепет, неподдельную радость. Они по-настоящему свободны. Наслаждаются тем, что делают и не делают. Обмазывая себя грязью, они стирают свой облик, потому что так дают вырваться своей настоящей душе. Вэл говорил, что Бог оставил их, что вера их была обманута и осквернена. Они — те, кто познали предательство и выбрали отшельничество убийствам Отца Нота, извращённого в своей вере. «Сотворим человека по образу нашему и по подобию нашему» — говорится на первых страницах Библии. Бог не любит их, поэтому еретики стирают грязью и глиной своё подобие с ним, выпуская наружу своего мистера Хайда. Пробегая по пещерам, они очень часто останавливались рядом с отверстием в комнатку Мойры, смотрели на неё, что-то говорили, но никогда не пересекали порог, словно там была невидимая стена, не пускающая их. Стена из запретного слова Вэла. Мойре каждый день приносили еду, оставляя тарелки и чашки с водой рядом с проёмом. В основном это было мясо — оленина, говядина или птица. За редкими исключениями были варёные овощи. Судя по разнообразию еды, еретики неоднократно поднимались на поверхность, а значит из шахт действительно существовал ещё один выход, который Мойра так старалась найти. Поначалу она шугалась почти каждого звука. Затем привыкла, как привыкают к чему-то, что происходит каждый день, каждый час, каждую минуту. Неимоверными усилиями удалось привыкнуть и к еретикам. Пока она была в своей пещере — её не трогали. Сперва проповеди Вэла она слышала издалека, вместе с завываниями. Затем он стал приходить к ней, и со временем Мойра начала чувствовать эту атмосферу, находить какие-то верные слова в этом. Она стала больше понимать его. Возможно, так действовало закрытое помещение, возможно то, что еретики, вопреки всем ожиданиям, повели себя с ней по-человечески. Она стала ловить себя на мысли, что каждый день ждёт, когда придёт Вэл. Но это совершенно не отбило желания предпринять ещё одну попытку к спасению.***
Ещё через пару дней, когда рана перестала доставлять боль, Уоррен решила выбираться отсюда. Её часто выводили в туалет — что-то вроде туалета в соседнем помещении, — так что она имела примерное представление, как и куда надо двигаться. Почти везде по шахте были оставлены старые каски и груды инструментов, и в один из своих кратких выходов девушке удалось найти фонарик, который работал, но довольно слабо. Этого бы хватило на первое время. По пещерам всегда кто-то ходил. Если она правильно смогла ориентироваться по количеству голосов, то днём еретиков было больше, чем ночью. Когда количество звуков из пещер заметно уменьшилось, она, стараясь издавать как можно меньше шума, вышла из своей части пещеры, свернув налево. Поначалу опираясь на стены, она поняла, что глаза постепенно привыкают к темноте. Мойре удалось пройти тихо и незаметно около двадцати минут в полной темноте, когда она увидела вдалеке что-то светлое. Не поверив своим глазам и разуму, она стала разбирать проблески... дневного света? Этого быть не может. Ускорив шаг, она, наконец, подошла к повороту, из-за которого ясно видела тот самый свет. Фонарик ей пока не понадобился, но оно и к лучшему. Прислушавшись и поняв, что путь свободен, она резко свернула и закрыла ладонью рот, чтобы подавить крик. На песчаном полу освещённой пещеры лежал изуродованный труп Дебби. Вернувшись на шаг назад, Уоррен прижалась спиной к стене и сползла по ней вниз, содрогаясь от беззвучных рыданий. Труп лежал в той же позе, в какой его нашли полицейские. Она ясно помнила снимки, показанные ей копами. Шея свёрнута, лицо изуродовано так, что черты лица почти не видны, а всё тело изрублено так, словно его пытались пропустить через мясорубку. Мойра попыталась восстановить дыхание и провела ладонями по лицу, чтобы длинные пряди не лезли в глаза. Этого просто не может быть. Осторожно выглянув из-за угла, она увидела пустую пещеру. — Какого чёрта тут творится? — шёпотом проговорила она самой себе. После видения снова появилась головная боль. Уоррен встала и продолжила путь. То, что она приняла за дневной свет, было всего-навсего фосфором. Эта часть шахты была пуста — не было обугленных трупов, сухих веток и следов крови. Только вода, тихо бегущая по левую сторону. Из-за фосфора пещера казалась, в какой-то мере, красивой, и Мойра бы с удовольствием задержалась тут подольше при других обстоятельствах. Пробираться дальше пришлось с трудом. Как и ранее, девушке приходилось карабкаться вверх и подтягиваться на крохотные выступы, чтобы попасть в следующую часть шахты. В кармане её штанов ещё осталась старая зажигалка, кажется, с тех времён, когда Мойра курила. Воспользовавшись ею, она примерно определила в какую сторону надо двигаться по колыхающемуся пламени. Следующая пещера оказалась ей знакома. Там до сих пор горели факелы на стенах, а труп Лукаса начал распространять тошнотворный запах. Именно здесь он умер, и Мойра поняла, что двигается в нужную сторону. Зажав нос рукой, она начала осматривать место и вскоре заметила в углу брошенный рюкзак Лукаса. Опустившись перед ним на колени, девушка стала рыться в нём. Он был почти пустой, всё самое необходимое еретики забрали, а вот ворох бумаг оставили. Бегло просмотрев их, она поняла, что они бесполезны. Уже успев расстроиться, она заметила молнию во внутренний карман. Потянув за собачку, она обнаружила там несколько сложенных листов. «Возможно, мне стоит перестраховаться. Подпись ниже можно будет идентифицировать. Меня зовут Лукас Марч, и с недавнего времени я работаю частным журналистом на корпорацию «Меркоф». Они платят — я пишу статьи. Меня нанял Джереми Блэр — нынешний глава Маунт-Мэссив. Мне всё равно, что они там делают. Вы сами всё сможете узнать, хотя бы посетив эту больницу. Но я видел этих грёбаных психов. Видел, что они там творят. И я, чёрт возьми, не хочу их участи. Блэр сказал, что надо организовать одно дело. В Аризоне. Надо подкинуть новую подопытную, и тогда они меня отпустят. Её блядская сестра работала на них в лечебнице, пока не полезла туда, куда не стоило. Как и я. Не хочу, чтобы меня изрубили в куски и выкинули. Семейное дело, ха-ха. Отправить вторую сестру в их новый парк развлечений. Ёбаный Меркофф с их исследованиями, ёбаные близнецы. Вернусь домой и напьюсь». — Чёртов Лукас! — Мойра разорвала листы и бросила их рядом с рюкзаком. Теперь всё встало на свои места. Она не знала, что Дебра работала в психлечебнице. Сестра говорила, что на её новой работе хорошо платят, но связь с родными поддерживать нельзя. Пропала на два грёбаных месяца. А потом — труп. Мойра слышала о том, что компанию закрывали примерно в семидесятые годы, но не так давно она вновь стала работать под видом благотворительной организации. Что они там творили — не знал никто. А её просто решили выкинуть в зону опытов ради чёртового эксперимента. Мойра поднялась с колен и шумно вздохнула несмотря на вонь, которая, почему-то, стала не так сильно ощущаться. Решение одной проблемы привело к другой. Да, она узнала, кто и зачем её сюда притащил, но стало ли легче от этого? Отнюдь. Теперь выбраться отсюда будет вдвойне сложнее, потому что вряд ли компания, проводящая подобные эксперименты, позволит хоть кому-то сбежать из зоны. Однако один шанс на миллион Мойра не хотела упускать. Её жизнь итак висит на нитке, так что лучше уж умереть на пути к свободе, чем в чёртовых шахтах под землёй. Проверив фонарик, она стала двигаться дальше, но тут услышала голоса в соседнем коридоре, как раз там, куда она направлялась. Каменные своды создавали прекрасное эхо. — Бог не любит тебя, Мойра... Сдавленно ахнув, девушка резко развернулась назад и быстро добежала до щели под потолком, из которой она попала в эту часть шахты. Подтянувшись, она не смогла удержаться наверху из-за резкой вспышки боли в голове. Сердце стучало как бешеное, голова разрывалась, а в ушах глухими ударами билась кровь. Голоса приближались, и Уоррен снова попыталась забраться наверх. В этот раз ей это удалось, и Мойра быстро поползла по обратной дороге. Спрыгнув с другой стороны, она включила фонарик и помчалась не разбирая дороги. Паника захлестнула её разум, от страха снова появились галлюцинации. В мелькавших мимо проходах она видела операционные столы и врачей в белых халатах. Видения были молчаливы, но этого только более зловещи. Гул голосов сзади приближался. Головная боль почти отступила, но паника никуда не делась. Ей стало казаться, что шахта сужается. Протискиваясь между камнями, что мешали бежать, она услышала где-то наверху грохот. Стены задрожали, сверху посыпались мелкие камни и пыль. Ей было трудно. Не в физическом, а моральном плане. Паника и страх помогали отогнать мысли, которые давили на сознание. В краткой записке она узнала тайну сестры, узнала, во что вляпалась и совершенно не понимала, как со всем этим справиться. Нужно время чтобы всё обдумать. Время, которого у неё не было. Еретики почти дышали ей в спину, а грохот каменных сводов не прекращался. Стены сужались, и Мойра не могла понять, галлюцинация это или нет. Паника нарастала с каждой секундой; Уоррен ощущала себя дичью, за которой гонятся охотники с оружием. Она не сразу заметила, как по щекам градом начали катиться слёзы, застилая обзор. Она же не чёртова Лара Крофт, которая способна выбраться даже из задницы дьявола. Мойре казалось, что испугаться сильнее она уже не сможет, но тут прямо перед ней с ужасным грохотом обвалилась стена и часть потолка, только чудом не придавив девушку. Она резко затормозила, когда правая нога соскочила в расщелину между камней, и упала на спину. Вскрикнув от новой вспышки боли, Уоррен не успела отползти назад, как с другой стороны произошёл ещё один обвал, отрезая ей обратный путь. Закрыв голову руками и выронив фонарик, она сжалась в комок, чтобы хоть как-то защититься, и почувствовала, что сверху её придавливают ещё камни. От неминуемой смерти её спасло только удачное расположение: падающие сверху обломки остановились из-за двух предыдущих обвалов, образовав что-то вроде каменной коробки. Несколько минут гул не стихал, а когда улеглась пыль, Мойра смогла убрать руки от головы. Места было мало; девушка лежала на боку, правая лодыжка горела от боли. Работающий фонарик светил прямо ей в лицо, заставляя прищуриваться. Дрожащими руками она потянулась к нему и попыталась осмотреться. Сквозь небольшую щель чуть выше её головы пробивался свет от факелов и тихие голоса еретиков по ту сторону завала. Превозмогая боль, Уоррен смогла дотянуться до щели и просунуть туда руку. Места хватало, чтобы наблюдать за тем, что происходит вне каменной тюрьмы. — Мойра. Она вздрогнула, когда её руку обхватили холодные ладони Вэла. — Вэл! Вэл, пожалуйста, вытащи меня отсюда... — воздуха было очень мало, как и пространства. Паника никуда не ушла, а каменные стены давили со всех сторон, заставляя страх нарастать с новой силой. Мужчина ничего не ответил, только что-то прошептал еретикам за его спиной. Свет факелов начал удаляться, а он отпустил руку Уоррен. Что было лучше — остаться умирать под завалом или молить о помощи тех, кто только что гнался за ней? Ответ был очевиден, но затуманенный страхом и паникой разум Мойры выбрал меньшее из двух зол. — Нет, не уходи, Вэл! Не оставляй меня здесь! Последнее, что запомнила Уоррен, это удаляющийся силуэт Вэла.