К слову о посмертном

      Его пнули пяткой в копчик. Опять. Иккинг, будучи юрким и мстительным, засопел и в отместку ударил обидчика маленькой ладошкой, за что получил ответный пинок: на этот раз ему заехали по голове. Былая сердитость мгновенно затухла, дымясь еле сдерживаемыми рыданиями.       Услышав глухое сопение и хлюпанье носом, Сморкала раздраженно замычал и снова пнул его. Ноет, ноет, ноет, совсем спать не дает! Мелкий засранец.       Иккинг переполз куда-то к концу кровати и с грохотом свалился на пол, потянув за собой одеяло. Его игрушка осталась лежать на кровати, и Сморкала с небывалым раздражением сжал ее в кулаке и кинул на пол вслед за обладателям. Иккинг обиженно засопел.       — Вот и спи на полу!       Засопел громче.       — Это, вообще-то, моя комната, – заявил он. – И ты тут гость, а меня выгоняешь, это нечестно!       В темноте не было видно, как Иккинг куксился, но, вслушиваясь в тон, становилось ясно, что его лицо раскраснелось, а щеки обиженно надулись. Сморкала решил проигнорировать его слова и молча ударился лицом о жесткую подушку.       «Пусть обижается, сколько хочет», – подумал он. – «Только хныкать и может, сопляк».       Сморкала с раздражением поерзал, всем своим видом показывая Иккингу, что он очень зол, но тот продолжал лежать вне поля зрения, поэтому вся показушность рассыпалась в прах. Когда шорох стих, комнату окутала холодная тишина, перебиваемая детским дыханием. Сон не шел, злость плавилась. Некоторое мгновение спустя, Сморкала начал осознавать, что в темной комнате Иккинга слишком темно и прохладно. Какое-то странное чувство вклинилось в голову, и от этого невольно затряслись ноги.       Одеяло как будто стало тяжелее, подушка – мягче, сама кровать точно куда-то накренилась, вот только Сморкала не скатывался, так как его продолжало давить. Он метнул взгляд в глубь комнаты, в самую ее темноту, будучи уверенным, что взгляд сейчас упирался в пустую стену, а где-то там, рядом с кроватью, распластался обиженный Иккинг. Было бы неплохо, если бы он сейчас издал какой-нибудь звук, шевельнулся, пробормотал какую-нибудь чепуху о том, что это его комната, что он хочет спать на кровати, что все это нечестно, что-нибудь, скажи ты уже хоть что-нибудь!       Иккинг чихнул – Сморкала вскочил.       — Давай зажжем факел, – невнятно произнес последний, игнорируя удивленный взгляд направленный в свою сторону. – Сходи вниз.       Раздался шорох, а потом стук: Иккинг, собираясь подняться, запутался в полах своей ночной рубашки и грохнулся обратно. Сморкала продолжал стоять неподвижно, даже не дернувшись, чтобы помочь кузену.       — Тебе надо, ты и зажигай!       И заполз на освободившуюся кровать.       — Эй, даже не думай!       Сморкала выдернул одеяло из слабой хватки Иккинга, и начал спихивать его с нагретого места. Иккинг не сдавался, дрыгал ногами, кусался, бил кулачками по лицу – больно бил! – и по итогу ударился головой о стену. Протяжное мычание послужило сигналом к тому, что сейчас своим ревом Иккинг перебудит весь дом, и им обоим не поздоровится. Сморкала замер и обиженно сел на краю кровати.       Иккинг хныкал: глаза щипало от слез, сопли текли к губам, и он небрежно вытирал их длинным рукавом. Затылок болел так, будто всю голову охватывала тугая веревка, все движения отдавались пульсацией. Он все хлюпал и хлюпал носом, сжимая в руках свою игрушку.       Сморкала продолжал хмуриться и дуться, прислушиваясь к тишине внизу. Кажется, их никто не услышал.       — Тебе страшно спать в темноте? – чисто, без всякого издевательства, произнес Иккинг.       — Разумеется, нет! – слишком звонко откликнулся Йоргенсон, гордо выпрямляя спину и мысленно ругая себя за шум. А вообще это все не его вина.       Поднявшись с кровати, которую уже успел захватить Иккинг, закутавшись в одеяло точно в кокон, он с неоправданной поспешностью двинулся в сторону выхода из комнаты. От холода покалывало ступни.       — Не упади с лестницы!       — Отвали!       Опасения Иккинга не сбылись, и Сморкала без приключений и заноз спустился вниз и приблизился к единственному источнику света внизу, к теплому очагу, и почти сразу же закашлялся от дыма. Огонь постепенно гаснул, и Сморкала поспешил сесть рядом с горячими камнями и вытянул вперед руки. Теплый воздух медленно обхватил его ладони, точно надевая рукавицы, и чувство тихого, текучего спокойствия мгновенно рассеялось по некогда страшному темному дому. Свет наваливался на ставни окон, на сундуки, выставленные у стен, на тряпье, лежавшее поодаль от входной двери, и чувство видимости и осознания того, что кроется вокруг тебя, ощутимо успокаивало.       На первом этаже было гораздо уютнее, чем в почти бесхозной комнате наверху, и Сморкала мысленно пожаловался на дурацкого Иккинга, который боялся оставаться дома один. Стоик планировал покинуть дом ближе к рассвету, и эта новость заставила его сына-трусишку чуть ли не разрыдаться. Ну что за мямля! А страдать теперь приходится ему, сидеть тут, слушать, как трещит костер, слышать, как наверху ворочается Иккинг, и прокручивать в голове все гадости, которые Сморкала о нем думал. Это самый ужасный день в его жизни. Мало того, что ему не по себе в чужом доме, так еще какой-то безудержный страх овладевал им каждый раз, стоило только метнуть взгляд в темноту. А в темноте было пусто, нехорошо. Как будто там кто-то сидел и ждал, а Сморкала не мог ничего увидеть, ничего понять, как бы не пытался. Если и есть какие-то существа вокруг него, то пусть они лучше нападут на Иккинга, чем на него. Да, именно так пусть и будет.       Огонь в очаге постепенно стыл, и холод снова обдал все тело. Небо за окном было черное-черное, и Сморкала, пока в доме не стало слишком темно, спотыкаясь, поспешил обратно в комнату. Стоик убьет его, если увидит.       Иккинг все это время молча глядел куда-то в пустоту над собой. Его нога торчала из-под одеяла, и иногда приходилось дергаться в попытках вернуть ее в тепло, но сон медленно накатывал на сознание, глаза наливались дымкой, и его аккуратно уводило в мир мечтаний и сновидений. Сморкале придется спать в ногах, но ничего страшного, ведь хозяин в этой комнате он, не так ли?       Мысли в голове незаметно становились громче, голоса звучали все ярче, и вот-вот Иккинг окончательно погрузился в сон, как вдруг кто-то у прохода в комнату споткнулся, заставив его вздрогнуть и чуть ли не подскочить на месте. Сморкала быстрыми шагами приблизился к кровати и сел рядом на краешек одеяла, заставив Иккинга недовольно забурчать.       — Я сплю у изголовья, – заявил он, накуксившись из-за сбитого сна. Одеяло теперь тянуло куда-то в сторону.       В глаза точно песок попал, и Иккинг отчаянно зевнул куда-то в плечо, пытаясь развернуться, но Сморкала и не думал слезать с его части кровати. Барахтаясь в одеяле, он недовольно мурлыкал себе что-то под нос, иногда бросая взгляд куда-то в сторону, утыкаясь в темноту.       В комнате воцарился тишина, и липкий холод прошелся по спине. Может ли быть так, что отец уже ушел? И поэтому Сморкала прибежал обратно? Иккинг был уверен, что Стоик сможет защитить его от подкроватных существ, но смогут ли они вдвоем спастись от них? А что если нападут драконы? При мысли о последнем маленькие пальцы невольно крепче обвились вокруг мягкой игрушки, прижимая ее к груди. Сморкала, возможно, посмеялся бы над ним из-за этого, но в комнате было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то. Слишком темно и слишком тихо. Иккинг не совсем понимал, какой шум он хотел услышать, но какое-то странное стойкое ощущение неправильности вклинивалось в его голову, включая на весь оборот панику. Стало страшно.       Иккинг уткнулся носом в подушку и нахмурил брови, всеми силами напрягая уши, чтобы понять, что ему так необходимо услышать. Может быть, ветер за окном? Щелчки пламени внизу? Шаги отца? Собственное сердцебиение?       Резко затряслись руки.       Иккинг тяжело выдохнул и попытался развернуться к Сморкале, чтобы наконец столкнуть его со своей половины и спросить о странных ощущениях (возможно, в другом порядке, но не в этом суть), как вдруг на лестнице послышались шаги и удар от падения…       — Да я так и знал! – долетел до него недовольный шепот Сморкалы.       Конечности точно прилипли к месту, и Иккинга зазнобило. Ощущение чужого присутствия рядом с собой, ощущение слегка прогнувшейся под чужим весом кровати начало едва ли не душить. Глаза широко распахнулись, руки сжали в руках игрушку, точно она могла защитить от всего, уши заложило. Нет, это явно был не его отец. Нет, это точно теперь был не Сморкала.       Иккинг рвано выдохнул и затрясся, медленно прячась под одеяло, когда чужой вес рядом исчез, а шаги Сморкали отчетливо приблизились к кровати.       — Не говори мне, что ты уснул на моем месте!       Иккинг и не думал говорить.

***

      Воспоминание нахлынуло мгновенно, и, придя в себя, Иккинг даже не понял, где стоит. Комната. Должно быть, его. Странно, он даже не помнил, как дошел до нее. Весь день в голове представлялся мутной кашей, что утренние события, что происходящее минутной давности. Ощущая себя безвольной тряпичной куклой, он завалился на кровать и закрыл глаза. Ударился головой о изголовье. Больно.       За окном продолжал шипеть дождь, что заставило встрепенуться: его одежда была сухой. Значит, он и переодеться успел? Как странно, Иккинг совсем этого не помнил. Да и, кажется, в этом же он был в зале, но тогда получается, что он так долго простоял посреди комнаты, что и одежда, и волосы высохнуть успели? Странно, да.       Иккинг лениво перевернулся на бок и, наконец, открыл глаза, невидяще уставившись перед собой. Подогнув руку под голову, он начал перебирать в голове последние события, которые тяжелом грузом продолжали давить на него. Кто-то к ним стучал ночью. Хорошо, но Стоик тогда все уладил, разве нет? Разумеется, нет, ведь он даже не попробовал ничего объяснить своему сыну! Конечно, проще ведь просто смотреть, чем говорить.       Хорошо. Кто-то постучал в зал, когда все спокойно – исключая драконов – ели. Что он сделал? Он пошел к выходу, хотел открыть двери, а в следующее мгновение он уже стоял посреди комнаты, вспоминая события десятилетней давности. И с чего бы это вдруг? Та ночь как-то быстро выветрилась из его памяти, на утро он был на удивление бодрым и выспавшимся, насколько мог припомнить. Ночь была страшная, но потом же ничего не произошло?       Иккинг вновь перевернулся на спину. А вдруг ему послышалось? Никто другой больше не слышал никаких стуков, ведь к дверям пошел он один. Да, двинулся к дверям и провалился в какую-то воронку, внезапно очутившись дома. Что за ерунда! На дворе, судя по свету, стоял день. Значит, с того момента прошло не так много времени, и, пока никто ничего не забыл, стоило вернуться обратно и поспрашивать народ о каких-то непонятных стуках, которые слышит он один. Да его за дурачка примут.       «Не впервой», – с этой мыслью Иккинг тяжело выдохнул и рывком поднялся с кровати, чуть пошатнувшись.       Ноги понесли его через комнату, вниз, прямиком к выходу. Дверь поддалась с трудом, но ему удалось выйти из плена дома прямиком под ужасный ливень. Сразу как будто к земле начало клонить от такой мощной стены воды. Дикое шуршание забивало слух, и Иккинг кое-как мог разглядеть дорогу, двигаясь чуть ли не на инстинктах. Давно на Олух не нападала такая погода. Обычно всегда шел град или снег, но чтобы такой дождь… Иккинг совсем такого не помнил.       Еле перебирая ногами, он остановился посреди очевидно пустой улицы и попытался понять, где же, в конце концов, находился. Жаль, что дома вокруг были как один, и если при хорошей погоде Иккинг легко мог понять, какой дом кому принадлежит, то сейчас все фигуры размывались, сливались друг с другом, а какие-то неочевидные записи разобрать было просто невозможно. Простонав от безысходности, Иккинг двинулся еще немного вперед. Вода заливала глаза и было дико неудобно, а еще подобная невидимость невероятно раздражала. Иккинг все брел и брел, но куда? К обрыву? К реке? К спуску?       Тряхнув головой, он вяло огляделся по сторонам, натыкаясь все на те же дома. Одежда впитала дождевую воду насквозь, неприятно прилипая к телу, волосы сосульками повисли вниз, и Иккинг раздраженно взлохматил их и вновь уставился вперед. Громкое шипение дождя становилось громче, на улице – все мрачнее.       Не до конца понимая, куда его вели ноги, Иккинг приблизился к первому попавшемуся дому и застучал ладонью по двери. На стенах не было никаких знаков, никаких слов, и предугадать, чей конкретно это дом, было просто невозможно. Да и открывать ему никто не торопился, из-за чего пришлось стучаться еще раз. А затем еще. И еще. Стоило лишь вновь занести руку, потеряв всякую надежду на то, что в доме кто-то есть, как вдруг кто-то резко вдарил по двери с обратной стороны. Иккинг вздрогнул, но в сторону не шарахнулся, так и оставшись стоять с занесенной рукой. Не совсем понимая, почему ему никто не открывал, если в доме есть люди, Иккинг несколько недоуменно снова постучался, уже ослабив удары. Ему один раз постучали в ответ.       — Это игра какая-то? – невнятно пробормотал он, но его слова растаяли в шуме дождя, что Иккинг и сам их не услышал.       Пытаться стучать вновь он не стал, но вот сделать недовольное лицо был обязан. Возможно, в доме остался кто-то из детей, и, разумеется, они открывать ему не будут, но стало даже обидно.       Развернувшись, Иккинг чуть ли не бегом направился к другому дому, затормаживаясь из-за грязи под ногами. Постучавшись в неузнаваемую дверь, он молча подождал, вслушиваясь в тишину по другую сторону. Тут просто никого не было. Что ж, не беда, домов здесь много.       Иккинг не помнил, сколько еще ходил вокруг да около, пока окончательно не осознал, что все люди все еще находятся в Большом зале, прячась от гнева погоды. Осознал и тут же почувствовал нахлынувшую усталость, заставившую ноги подогнуться. Присев на крыльцо еще одного дома, Иккинг тяжело задышал и уткнулся локтями в колени.       В деревне ни единой души: ни человеческой, ни драконьей. Хотя, казалось, в ясную погоду тут не протолкнуться. Все куда-то бегут, куда-то спешат, особо умные пролетают над головами. А теперь можно было подумать, что деревня заброшена. Никого вокруг. Ничего не слышно. А еще хотелось спать. Поесть тоже было бы неплохо.       Иккинг протер глаза и уставился вперед, вглядываясь в дома, так похожие друг на друга в это мгновение. Все пошарпанные, грязные, некрасивые, что даже тоскливо стало. У них все такое одинаковое и такое пустое. «Пустое в наипрямейшем смысле», – недовольно отметил про себя Иккинг, будучи выставленным на улице. Хотя, он сам ушел из своего теплого дома, верно? А мог бы сейчас продолжать лежать на кровати, спать или делать что-нибудь полезное. Вариантов много, но вместо этого он предпочел мокнуть на улице. Браво, Иккинг.       Бах!       Иккинг вздрогнул и выругался вслух (его все равно никто не услышит). Вытянув шею в сторону громкого звука, пробившегося даже сквозь дождевую стену, он опустил взгляд к с треском покатившемуся к его ногам ведру. Не в первый раз такое происходит. Иккинг, не понимая зачем, поднял его, поднялся сам и двинулся в сторону резко затихшего шума, куда-то за дом. В узком проеме между постройками не было ничего, кроме еще двух ведер, и Иккинг сильнее сжал в руках ручку. Кто-нибудь из детей пнул его? Или бесстрашный дракончик?       В сырой земле вырисовывался неглубокий ровный круг – точно то место, где раньше стояло ведро, и Иккинг, осторожно приблизившись, воткнул его обратно. Капли забились в пустое дно, и все точно вновь встало на свои места. Легкий испуг улетучился, тая под тяжестью дождя, и больше ничто не могло нарушить покой.       Иккинг выпрямился и огляделся: все так же пусто и тихо. Ничего не изменилось, за исключением, пожалуй, одного: на противоположной стороне кто-то отчаянно махал ему рукой. Узнать фигуру было крайне сложно, как бы он не щурился, и, не найдя лучшего действия, помахал в ответ. На всякий случай обернулся, чтобы убедиться, что позади никого не было: так и есть, сзади пусто. Вот только, когда Иккинг вновь посмотрел вперед, то пусто стало и там. Руки с разочарованием опустились, но он почти сразу же сорвался с места и побежал вперед. Бежал медленно-медленно, как будто сзади что-то тормозило. Конечно, это все грязь под ногами, а что же еще? Дыхание сбилось почти сразу же, в боку болезненно закололо, но чувство неизвестности продолжало подгонять уставшие ноги. Чем больше он приближался к тому самому месту, где недавно видел какого-то человека, тем сильнее на него наваливалась тоска. Снова.       «Бежать, бежать, бежать», – говорил он себе, задыхаясь. Еще немного, и… и что?       Иккинг резко остановился, прильнув плечом к какой-то двери и попытался отдышаться. Странное чувство, он как будто вечность бежал, а по сути почти не отдалился от тех несчастных ведер. Откашлявшись, он попытался отстраниться, упираясь ладонью о стену, как вдруг его пальцы коснулись какой-то выпирающей холодной поверхности. Иккинг вскинул голову, бездумно глядя на знак «С» у двери, и усмехнулся.       Конечно, чей же еще этот дом?