In my head

— Бон Аппетит, — произнёс Намджун, снимая с соска лежащего на столе парня кусочек нори. Юнги сглотнул, осматривая усыпанное закусками тело юноши, и остановил взгляд на приоткрытых влажных губах главного блюда их с Намджуном деловой встречи. Юнги обычно на таких мероприятиях ел неохотно, но, наблюдая за тем, как тело парня медленно освобождалось от съедобных оков, в нём разыгрывался аппетит. Мозг требовал заполнить чрево и открыть взору чужую нежную оголённую кожу. Желудок наполнялся, но иной голод только разрастался. По рёбрам «тарелки» стекал соевый соус, заполняя прохладой пупок, отражая в себе приглушённый свет ламп и звериный взгляд Юнги. Тёплое саке сушило глотку, язык и желание так и тянулись вперёд, но на повестке дня была крупная сделка на круглую сумму, и это означало, что Юнги пока перебьётся. Намджун явно знал, куда приглашать деловых партнёров, чтобы те расслабились и стали более сговорчивыми. Ким вообще был весьма сообразительным в плане ведения переговоров; мог отыскивать слабые места у людей и давить на них без зазрения совести. Болевую точку Юнги было найти трудно, но Намджун не был бы любимчиком президента компании, если бы не умел справляться с невыполнимыми задачами. Суши одна за одной исчезали в улыбающемся от чужих шуток рту Кима, а взгляд его не сходил с бледного, опьянённого желанием лица Юнги. Веки «тарелки» были спокойно прикрыты, губы блестели от слюны, грудь вздымалась от размеренного дыхания. Парень был спокоен, практически недвижим, как кукла, но лёгкий румянец выдавал его человеческую сущность. Мелкая россыпь мурашек задевала рис, и Юнги, казалось, языком замечал солёность чужой кожи. Мин был готов облизывать блюдо, каждый изгиб и впадину; он вполуха слушал пьяные речи коллег — заострял всё внимание на белых выглядывающих зубах юноши, что покусывал губы, когда холодные пальцы Юнги случайно (!) касались кожи. Парень видел всё из-под полуоткрытых век, чувствовал и слушал, и впервые хотел остаться. Это стало походить на игру, правила которой знали только эти двое. Мин поправлял палочками съезжающие суши, водил ими по бортикам-бёдрам и не сводил глаз с каёмки приоткрытых карих глаз. Парень стал дышать тяжелее, словно вся еда весила тонну; живот прогибался под грузом сырой рыбы и риса, пальцы ног непроизвольно поджимались, а руки сминали листья салата, что хрустом разносились по помещению, но заглушались говором деловитых мужчин. — Господин Мин, Вы в деле? — по-лисьи произнёс Намджун, тянясь палочками к низу живота парня. Юнги как-то зло покосился на Кима и сказал: — Ешьте, пожалуйста, со своего края, а это оставьте мне. Я ещё не решил, что мне делать… Намджун покорно кивнул и, улыбаясь, выпрямился. Пьяные коллеги клевали носом кто в стол, кто в «тарелку». Одни вышли покурить, другие же увлеклись изучением остального сервиза другого пола. Юнги подпирал щёку кулаком, покусывал солёные губы и, отложив палочки, протянул руку к бедру юноши. Холод пальцев пустил рябь по «бархатному фарфору», а с уст сорвался тяжёлый вздох. В комнате остались эти двое и пара тел почти без сознания. Юнги ходил по лезвию сам, а ногтями бороздил вдоль оголившихся бёдер. Он очерчивал чашечку колена, пробегался по сахарной косточке. Парень вдыхал спёршийся, пропитанный алкогольными парами воздух и мелко дрожал от чужих, но столь приятных касаний. Градус кожи поднимался, подогревая полуразвалившиеся куски риса, пропитывая их выступающим солёным потом и неуловимым ароматом вожделения. Юнги взял в руку почти пустой графин с выпивкой и лениво, дразня и издеваясь начал выливать остатки на впалый живот. Саке лилось меж кубиков, скользило в пупок, смешиваясь с соей; стекало по рёбрам, пропитывая зелень и кусочки рыбы. Юнги привстал, не сводя взгляда с подрагивающих век юноши, и склонился, замирая в нескольких сантиметрах от «донышка блюда». Дыхание рябью прошлось по алкоголю, мурашки проявились, как подводные камни. Мин уткнулся носом в солнечное сплетение и прильнул к коже искусанными губами. Язык щекотало, когда он слизывал горечь вперемежку с солью. Узловатые пальцы вцепились в упругие «бортики», сверху послышался глубокий вздох. Юнги покосился на встрепенувшегося во сне коллегу, а потом перевёл взгляд на лицо юноши. Подбородок того был вздёрнут к потолку, открывая вид на адамово яблоко. Мин вылизывал самую вкусную на свете тарелку, утробно рыча от каждой ответной реакции. Он упивался горячим саке и этими тихими постанываниями, скидывал кусочки риса и рыбы на стол, открывая взгляду все края и углы, все ранее скрытые под едой участки. Он осознанно бродил выше талии, не спускаясь вниз и распаляя и без того горячую кожу. Юнги прислушивался к окружению, к сбитому дыханию, к собственным мыслям, которые не пестрили чем-то романтичным или вообще адекватным. Руки парня дёрнулись и вцепились в доселе идеально уложенные волосы Мина. Пальцы путались, марая светлые пряди алкоголем, соусом и маслом; зубы Юнги вгрызались в выглядывающие рёбра юноши, губы тут же сцеловывали приятную боль. Портить инвентарь ресторана было нельзя, но у Юнги предостаточно денег, чтобы заплатить за одну, в скором времени, вдребезги разбитую тарелку. Голоса перекуривших коллег раздавались за дверью, сопение пьяных было размеренным, но тихие всхлипы юноши отражались от стен и решетили и без того потрёпанное сознание Юнги. Поднимаясь выше, он вёл носом по бокам, вдыхая шумно аромат сырой рыбы, саке и тонкого мускуса чужого тела. Пальцы незнакомца продолжали зарываться в волосах Мина, когда сами руки Юнги обшаривали кожу на чужой спине, подушечки поскрипывали от попавшего на них пота, а с пухлых губ в момент, когда Мин нажал на ямочку на пояснице, сорвалось тихое: «О, Юнги-щи...» — Ты запомнил моё имя? — с напускным удивлением прошептал Юнги в самое ухо парня и зацепил поалевшую мочку. — И как оно на вкус? Моё имя? — Сам узнай, — раздалось в ответ, и Юнги, склонившись над лицом незнакомца, заглянул в его глаза, молочный шоколад которых затопил зрачок, окрасив в горький. Мин покосился на спящего коллегу совсем рядом с головой и, пренебрежительно фыркнув, когда убедился, что тот в отключке, скользнул ладонью по румяной щеке парня, сжал нижнюю челюсть и с силой, грубо оттянул. Парень не успел и вскрикнуть от неожиданности, как Мин прильнул к губам страстно, с напором, не желая терять ни секунды. Незнакомец тянулся навстречу, остатки еды валились на стол и тут же сминались под весом его тела. Юнги кусал эти губы, стонал в рот громко, открыто, не стесняясь; слизывал чужие всхлипы, когда его руки проходились по особо чувствительным местам. — Чудесный вкус, — шепнул Мин, когда тени коллег замаячили за дверью, а голоса стали слышны отчетливей. Он упал на свой стул как раз в тот момент, когда створки распахнулись и стадо развесёлых мужчин ввалилось в комнату. Юнги непринуждённо изображал скуку, перебирая палочками кусочки еды, руки юноши лежали вдоль бёдер и чуть подрагивали. На рёбрах зияли следы от укусов, и Намджун, заприметив их, сдержал улыбку. — Господин Мин, — начал он, протягивая полную чашечку саке, — Вы решили? Юнги принял алкоголь из рук Кима и мельком взглянул на сжатые губы юноши. — Пожалуй, сотрудничество с Вашей компанией весьма целесообразно, только… Один вопрос. Намджун расцвёл, но решил оставить радость на потом. Он наклонился ближе к Мину, готовый внимать и впитывать. — Какой же? Юнги взглянул ещё раз на приоткрытые веки юноши и, заметив лёгкую улыбку на его пухлых губах, спросил: — В этом ресторане есть доставка на дом? Намджун улыбнулся и кивнул, победно салютовав до краёв наполненной чашкой.